— А ты против? Я — Аджарский.
— Не Аджарский, допустим, а бастард.
— Неважно! Я — брат её мужа. Кровь от крови. Для его величества будет достойным аргументом, что леди за меня замуж вышла, чтобы графство защитить. От тех же нагшасов.
— А саму леди, ты, как я понимаю, спросить не хочешь?
— Леди во многом можно обвинить. Но вот только она не дура. И, когда перебесится, поймёт, что брак со мной — единственный для неё выход.
Больше слушать я не стала. Осторожно переползла через волосяной аркан и поползла прочь. Судя отдаляющимся звукам довольно увлечённой беседы моего исчезновения не заметили.
Куда я направлялась?
На этот вопрос у меня пока был пока один ответ, он же единственный — однозначно, подальше отсюда. Оно, конечно, во всех отношениях опрометчиво и неосмотрительно… но оставаться рядом с потенциальным насильником (хорошо ещё, если в единственном числе) — так себе идея.
Ждать, пока мне попытаются «заделать ребетёнка» и «уговорить выйти замуж»? Нет уж, увольте. И хоть с «ребетёнком» у них что-то вряд ли выйдет — ведь я не Катлин, соответственно и силу не теряла, мой анам того, должен сработать. Но вот «попыток» допускать не имею желания. Вон, лорд Нагшаса попробовал, и будет с него…
Посчитав, что отползла на достаточное от лагеря расстояние и пора бы уже перейти на бег, я торопливо поднялась и…
— Далеко собрались, госпожа? — отвратительно осклабился Веслан. И это его «госпожа» издевательски прозвучало. — Значит, всё слышала. А раз бежать вздумала — я был прав, и свою ведьмовскую силу потеряла…
— А ты проверь, — процедила я, принимая боевую стойку и поманила его пальцами. — Давай! Ну же?
Мужчина лишь ухмыльнулся. И кивнул.
В тот же миг на голову набросили какую-то тряпку, под колени ударили. Не сильно, но на ногах устоять не удалось. Перекатившись, мешок с головы сорвала, а вот дальше… Дальше, после короткой и неравной схватки оказалась в позе «морской звезды». Руки и ноги прижимали к земле сидящие на них мужчины, а Веслан с отвратительной ухмылкой взгромоздился сверху!
Дёргаясь всем телом, но увы, недостаточно для того, чтобы вырваться, я закричала. Пронзительно, срывая голос!
Это был самый страшный, самый жуткий момент в моей жизни…
Вдруг сверху раздался рёв. Душераздирающий, леденящий кровь!
Где-то позади истошно заржали грагхи.
Какая-то сила сорвала с меня Веслана, отбросив этого гада назад. Он врезался в дерево с тошнотворным хрустом, глухо осел на землю.
Я, не в силах поверить во внезапное спасение, откатилась в сторону, принялась отползать, пока не наткнулась спиной на ствол дерева.
Ночь наполнилась криками, стонами, звуком ломающихся костей.
Глядя, во что превращаются мои бывшие подельники, или теперь правильнее говорить — насильники? — я уже готова была уверовать в свою вдруг пробудившуюся или доставшуюся от Катлин по наследству ведьмовскую силу, если бы не одно «но».
Не было никакой мистики, никакого волшебства.
Моих несостоявшихся насильников убивал человек.
Вот именно так. Не сражался. Не дрался. Убивал.
Стремительный тёмный силуэт. Быстрый, как вихрь. Безжалостный, как сама тьма. Сильный. Смертоносный. И как будто… знакомый.
Скорость нагшаса превышала пределы разумного и вообще человеческих возможностей.
Каждое движение — резкое, стремительное, не всегда уловимое глазом — было самой смертью.
Любой на моём месте усомнился бы, человек ли это.
Но я уже знала, что человек. Знала этого человека и… довольно близко.
Первой реакцией было невероятное, размером со Вселенную, облегчение. Нагшас успел в самый последний момент. Успел…
Несмотря на царившую совсем рядом бойню, меня вдруг окутало таким теплом и спокойствием, какого ни разу за всю жизнь не испытывала. Вообще никогда. Просто почувствовала себя в безопасности.
Второй — до меня, наконец, дошло, что погоня из Нагшаса нас всё-таки… нагнала.
Глава 21
Судя по всему, нагшас был один. Но тому, кто может голыми руками переломить одному из насильников хребет, второму — оторвать руку, а третьему сломать шею… помощники, вроде как, без надобности.
Так что в какой я, к чертям собачьим, безопасности?! Я ведь… я ведь его сюзерена убила… или кто тут лорд своим верноподданным? И он за мной прибыл. Даже не за ними.
Обозрев поляну, поняла, что «они» как-то уже и закончились. Их больше не было. Ни целиком, ни вообще.
— Цела? — спросил нагшас, подходя ко мне.
Обычным таким тоном спросил, словно мы на прогулке в парке встретились. Даже не запыхался, вот как такое возможно?! И от его этого спокойного, уверенного голоса в горле ком стал, а в глазах защипало.
Не в силах ответить, кивнула.
— Они не… — нагшас замолчал, и я быстро помотала головой.
— Не успели… — это что, мой голос? Сиплый, сорванный, откровенно жалкий?
— Пошли, — протянул он руку. — Здесь недалеко ручей есть, умоешься.
И вот это уже было.
Его рука, обвивающая мою талию. Тепло его тела. Слабость в коленях, сбившееся дыхание… Кажется, давно, в прошлой жизни… И в то же время как будто совсем недавно, вот буквально только что! Словно всё то страшное, что было между — обман, иллюзия, пустая видимость. Аттракцион для туристов. А настоящее — дыхание на моей щеке. Нежный поцелуй в макушку. Зелёные, сверкающие в предрассветном сумраке, глаза…
Ручей я помнила. Умывалась в нём, прежде, чем ложиться спать. И грагхов здесь поили.
— Умывайся, — сказал он, не спеша меня отпускать. — Я пока успокою животных.
С запозданием поняла, что грагхи всё это время продолжают беспокойно ржать.
— Это Тит их напугал, — пояснил нагшас. Понятия не имею, кто такой Тит, но кивнула.
И снова это déjà vu! Его ладонь на моей щеке. Твёрдые, горячие, очень чуткие пальцы.
— У тебя кровь, — тихо сказал нагшас. — Ты поранилась…
И он сразу же, с какой-то щемящей сердце тревогой вглядывается в моё лицо. Взгляд внимательных зелёных глаз блуждает по лбу, щекам, губам… И кажется, что вот сейчас поцелует. Как тогда… Нежно. Ласково. Так, как мне надо…
Но нагшас, сглотнув, отстранился.
— Умойся. Здесь вода с унабхиумным серебром. Целебная, — пояснил он.
Я проводила его силуэт взглядом, и лишь когда он скрылся за деревьями, обернулась к ручью. Ноги не держали, поэтому быстро села.
Начало светать. Тьма рассеялась, пушистые ветки деревьев из чёрных стали сизыми, а макушки мазнуло розовым. Предрассветная свежесть пробирает до костей, усиливая зубную дробь.
Набрав в ладони воды, плеснула в лицо, пригладила растрепавшиеся волосы… Веслан ничего не успел, мне вообще удалось отделаться лёгким испугом, но я принялась истово тереть лицо, шею, руки. Чуть даже не свалилась в ручей за этим увлекательным занятием…
Несмотря на холод, захотелось сбросить одежду и окунуться целиком. А что? Нагшас меня голой уже видел. А кроме нас здесь никого нет. Я вздохнула, оглядела извалянную в пыли рубашку и брюки, представила лицо нагшаса, когда он возвращается и застаёт меня за водными процедурами. Вспыхнув от одной этой мысли, я быстро вернула рукава на место, а также застегнула пуговку ворота.
И тут, как всегда это бывает, очень не вовремя, ощутила непреодолимое желание уединиться в ближайших кустиках. С зовом натуры не поспоришь. Поэтому, недолго думая, я удалилась за кустики. А что не сразу присела, а отошла подальше, ну так… стыдливая я, блин!
И это совсем не повод бросаться вдогонку!
И уж тем более хватать в охапку, сбивать с ног и катиться со мной в обнимку по земле!
Нет, против хватания и «обнимки» я не то, что не против, а как показало враз потяжелевшее дыхание, вспыхнувшие щёки, губы и… прочие части тела… очень даже за, но вот зачем так сердито при этом смотреть?
Впрочем, сердитый вид нагшаса был каким-то напускным, что ли.
Не только у меня дыхание потяжелело. И сердце под кожаным жилетом стучит так, что я каждый удар ощущаю. И зрачки расширились, затопив зелёную радужку…
— Даже не пытайся бежать, — хрипло сказал нагшас, глядя при этом почему-то на мои губы и от звука его низкого, чарующего голоса, не то что мысли куда-то улетучились, голова, кажется, в воздушный шарик превратилась. А как ещё объяснить то, что я ляпнула:
— Эйва…
— Что? — нагшас чуть отпрянул и даже головой помотал, словно ослышался.
— Ну… — не узнаю свой голос. — В прошлый раз ты называл меня эйвой.
Его пальцы коснулись моей щеки.
А потом губы накрыли мои поцелуем. Таким бесконечно нежным и совершенно собственническим. Беспрекословно-властным. Чарующим, пронзительным, кружащим голову и делающим тело таким непослушным, то есть послушным только ему… Не мне. Внизу привычно дёрнуло, грудь сладко заныла. И он целовал, а я отвечала. Неистово, порывисто… Жадно, вот до боли жадно! Вкладывая в этот поцелуй всё, вообще всё: ужас, пережитый у тела мёртвого лорда. Страх перед погоней. Страх перед своими сообщниками, наконец! Жуть, беспомощность, отвратительное бессилие, когда поняла, что из огня да в полымя угодила…
Вот как он мог отпустить меня так просто? Там, в Нагшасе? Когда ночью к лорду пришлось идти? И ведь понимаю, что иначе он не мог, а всё равно больно.
Но он снова здесь, сейчас, и такой… такой… Снова это проклятое ощущение надёжности, защищённости, защиты. Его защиты… А потом что? Что со мной будет?
Мысли роились, роились в голове, а я целовала нагшаса в ответ. Потому что не могла иначе. Потому что этот поцелуй может оказаться нашим последним поцелуем.
Мир привычно отступил, оставив вместо себя лишь эти горячие, требовательные губы. И руки. Такие чуткие, такие сильные… Тёплое дыхание. Запах, сводящий с ума, успевший стать почти родным…
Когда воин отпрянул, его взгляд из сердитого снова стал тёплым. Нежным. И я решилась.
— Ты ведь за мной, нагшас? Чтобы меня обратно отвезти?
— Да, — не стал врать он.
И столько в этом его «да» было…
— Послушай, — тихо сказала я, беря его лицо в свои ладони. Нежно провела пальцами по виску, по дорожке цветных узоров на смуглой коже, по щеке. — Отпусти меня, слышишь? Пожалуйста… Ты ведь понимаешь, мне обратно никак нельзя. Особенно теперь…
На меня посмотрели странно, а затем скатились в сторону, но остались лежать рядом, на боку.
— Слышишь, нагшас? — не оставляю надежды всё же достучаться до воина. Ну разве он сам не понимает? — Меня же убьют…
И снова взгляд зелёных глаз. И расширенные зрачки мигом сужаются, но… только с боков. Становятся узкими, как у кошки. И в этих вытянутых зрачках сверкают золотые искры. И меня это почему-то не пугает, совершенно! Даже наоборот. Понимаю вдруг, что ничто в нагшасе не может меня испугать…
И всё же…
— Нет, — отрезал он.
Приподнявшись, облокотился на локоть. Горячая ладонь прошлась по животу, заставив вздрогнуть, скользнула на внутреннюю сторону бедра, легонько сжала.
— Нет? — переспрашиваю, а сама верить не хочу. Но ведь… он знает, нельзя мне обратно! Что значит это «нет» вообще?!
— Нет, — повторил он, продолжая своей рукой исследовать хм, изгибы.
И это разозлило! Да что там, взбесило просто! Что он о себе возомнил?! Он, значит, не скрывает, что меня обратно отвезёт, где меня… чёрт!! да я даже представить боюсь, что там, в Нагшасе за убийство лорда со мной сделают, а сам при этом… Щупает?! Бессовестно пользуясь тем, что я ведусь, как дура. И, что хуже всего, как влюблённая дура! Как будто у меня и шанса нет устоять против этой его, нагшасской харизмы?! Да какого чёрта вообще?!!
Пытаюсь отбросить его руку, но не так-то это просто. И вот я пыхчу, как чайник, причём чайник в поезде, то есть пыхчу довольно громко, пытаюсь не то отпихнуть его, не то сама отпихнуться, а кто-то зеленоглазый по-прежнему само, блин, спокойствие!
— Ты не Катлин, — а ты, как я вижу, «капитан очевидность».
— Как выяснилось — нет, — отбросив попытки сдвинуть его с места, пытаюсь отползти сама, но как-то не очень выходит…
— А ну, лежать! — рывком за ногу меня возвращают на место.
— Но ведь я самозванка, — пытаюсь воззвать к здравому смыслу.
— Но ты тоже ведьма, — мужские пальцы откидывают локон с лица, скользят по абрису губ.
А ведь это идея!
— И, как ведьма, не советую меня злить! Я ведь это, околдовать могу! — да, блефую, а что делать?
— Звучит соблазнительно… Особенно для про̀клятого.
И вот это заставило поперхнуться, подскочить на месте, закашляться.
— Лорд… жив?!
— Живее всех живых, — заверили меня.
— Но я думала…
Усмешка. Открытая. И какая-то грустная.
— Не так просто убить про̀клятого.
Стоп. Но я видела остекленевшие глаза! Слышала, как остановилось его дыхание.
Как это — жив?!
Последний вопрос прозвучал вслух, но ответом меня не удостоили. Вместо этого рывком привлекли к себе, и теперь уже это я на нём лежу, тяжело дыша, а чьи-то в конец обнаглевшие руки гуляют по моему телу, задерживаясь в районе вторых девяносто и творя там совсем уж какое-то непотребство!
И, что хуже всего, тело и сознание охватывает знакомый жар. И, кажется, мы оба знаем, чем всё это закончится. Но…
— Нет, нагшас, нет, — отстраняюсь, чувствуя себя полной идиоткой. И моё тело… да что там тело… Чувства, эмоции… всё моё существо таковой меня считает. Но… — Так неправильно, — упрямо проговорила я. — Всё-таки я жена лорда.
— А там что было? — хрипло спросил он, хмурясь.
И вопрос конечно, логичный, и вообще резонный… Да что там… всем вопросам вопрос…
— Девичник, — тем не менее нашлась я.
— Девичник? — повторил он за мной явно незнакомое слово.
— Ага, — заверила я нагшаса. — Я ведь так-то… ещё никогда не была замужем, хотела гульнуть напоследок…
Судя по взгляду зелёным глаз и скептически сжатым губам не очень-то мне поверили.
А мне вдруг захотелось узнать его имя. Просто… Для себя. Чтобы помнить. Но не решилась спросить.
— Нагшас, отпусти меня, слышишь?
Зеленоглазый не ответил. Только посмотрел на меня долгим взглядом, а потом вдруг погладил по щеке. И я чудом сдержала порыв накрыть его пальцы своими, потереться о твёрдую, чуть шершавую мужскую ладонь щекой. Сдержалась. Более того, отбросила её в сторону и сама, наконец, с него скатилась. И вообще… откатилась подальше. Во избежание.
На этот раз нагшас не останавливал. Снова посмотрел странно и сказал:
— Полетели домой. Эйва.
И от этого его «эйва» дыхание сбилось, и смысл сказанного не сразу дошёл.
В смысле — полетели?!
Стоп. Домой?!
ЧАСТЬ VII Ветер по небу гуляет и грифона подгоняет.
Глава 22
Надо сказать, я всего ожидала. Вплоть до того, что меня обратно на грагха загонят.
Вот именно загонят, а не посадят (я настаиваю! поелику усадить меня на животное, при одной мысли о котором зубы начинают выбивать нервную дробь, а всё тело ломит, и некоторые его части, если бы могли, так и вовсе взвыли бы, что поездка на грагхе это чистое варварство и без боя мы не сдадимся) …
Вроде мы около суток в седле провели, с короткими передышками на размяться и перекусы, а ощущение, что по меньшей мере, месяц! Худший месяц в моей жизни причём.
Также ожидала (и, может быть даже надеялась) что опять придётся в фургоне ехать. И если совсем недавно тот самый фургон хотелось поджечь ко всем чертям и любоваться кострищем до самого неба, то сейчас он чуть ли не кемпером казался…
В то же время я понимала, пустые надежды. Ну откуда тут фургону взяться? С унынием понимала: на грагхе придётся ехать. И даже возникла мысль — а то, если я с него упаду? Вот прям сразу (и желательно без членовредительства)?
Остановимся и дадим мне пожить (и полежать) подольше, или какими ремнями меня к седлу примотаем?
«Отпусти и забудь» я больше не заводила. Смысл? Попробовала уже, хватит. Поэтому упрямо отмалчивалась. Подумаешь, мы тоже гордые. Впрочем, нагшас тоже молчал, поэтому непонятно было, оценили мой бойкот по достоинству, или нет. И, пожалуй, что всё-таки нет. Не то, что не оценили, но и не заметили даже. Что совсем уж обидно.