Тем временем тупая безликая ненависть к Алене, к гвардейцу Миранде, или как там ее… прошла, как и недоумение от случившегося. Я стал искать конкретные причины и оправдания ее предательства, не желая мириться с тем, что она могла быть подлой, злой, чужой. Как бы ни ненавидел ее, все равно мысли о ней были пропитаны теплотой. Все напоминало Аленку, ту нежную, чувственную, родную. Я не верил, что это могло быть игрой… Мысли о ней, будто прослойкой шли в параллель с любыми другими. О чем бы ни думал, в этот же момент думал о моем ангеле, с которым вместе испытали столько эмоций.
Мне хотелось оправдать ее. И первое, что приходило на ум: она узнала, что я гвардеец. Узнала еще до Эланы, поэтому и решила подать сигналы стервятникам. Я стал перебирать конкретные события, которые могли выдать в ней истинные намерения. Перебирал в памяти наше пребывание на промышленной планете. Ее взгляд… ее слова. Как она смотрела на шрам… Тот разговор в баре на Элане, те не совсем ясные вопросы. Быть может все дело в родителях? Могла ли она считать, что я виновник в их смерти? А что если она знала намного больше, чем я? Что если мой бред, мои кошмары, порождающие его, выдали во мне некое чудовище?
Но как же так? Она ведь продолжала быть со мной. С такой неподдельной искренностью. Неужели это могло быть фальшью. Ведь именно этого не могу ей простить… Кто бы мог подумать, гвардеец, ненавидящий других гвардейцев. Или каких — то конкретных? Быть может тех, что предали службу и династию?
Гвардеец Миранда, да вы идеалист. А я ослепший от любви идиот, который не видел очевидного. Правую кисть она отрезала сама. Почему бы не поверить врачу? Теперь — то знаю, что она гвардеец. Когда спрашивал ее зачем, она так и сказала: «потом все узнаешь»! Вот и узнал… все узнал. Получается, она была честна со мной, по крайней мере в какой — то степени. Никаких обещаний не давала, ничего. Даже в любви призналась, когда я был в ловушке. Да и зачем это было делать в преддверие того, как все будет кончено?
Может, все дело в том, что я для нее тоже дезертир, коих она ненавидит?
В какой — то момент все это потеряло смысл. Оправдания, укоры и прочее. Мысли, что не выходили за рамки моего сознания, оказались пустотой. Я был маленьким человечком, бьющимся в куполе собственного сознания. Что бы ни спрашивал в своих вымышленных сценариях у Аленке, ответ давал себе сам. Все, что имел, было лишь мое. И только мое. Никакой связи с той, что разбила мое сердце. Никаких ее ответов и никаких моих вопросов. Наконец, я подвел себя к новому вопросу. Ответ на который я все же смогу дать.
Зачем?! Зачем продолжать уничтожать себя?
Гвардейцы пришли за мной довольно неожиданно. Пристегнули к цепи за ошейник и потянули за собой, как собачку. Все это время я оставался в кандалах, что сковывали движения. Но я привык, ибо ко всему привыкаю и приспосабливаюсь. К любым условиям, любому миру, планете, кораблю, воздуху, боли, подлым и циничным людям. Привыкаю, если есть горящая звездочка где — то впереди.
Но теперь ее нет. Я вдруг почувствовал себя лодочкой, что несется по течению реки. Может, хватит биться с судьбой за управление собственной жизнью? Как я устал…
Принцесса предстала передо мной в вуалевой ночной сорочке, которая совершенно не скрывала ее прелестей. Она будто бы издевалась, демонстрируя мне свои идеальные формы и пропорции. Гвардейцы и рыцари прятали глаза, уводили взгляды в стороны или утыкали их в пол, покорно ныряя под платье, точнее падая на колено. А я смотрел ей прямо в глаза и ждал…
— Оставьте нас, — произнесла мягко и даже сонно.
От нее веяло удовлетворением и чем — то еще. Женщина воспринимала гвардейцев, как мебель, которую можно сдвинуть или убрать по велению или капризу. А можно и оставить, все равно они бездушные твари.
Охрана ретировалась без возражений. Лишь рыцарь, что предлагал меня проучить, убрался медленно и неуверенно, вероятно показывая тем свою искреннюю преданность и отцовское беспокойство.
Филисия легла боком на своей кровати три на три, подперла локотком голову. С умилением посмотрела на меня.
— Ну, — раздался ее голос. — Как поживаешь, Габриэль? Что делал все эти годы, рассказывай.
Ее непринужденность ввела меня в замешательство. Усмехнулся ей в ответ.
— Я знала, что ты рад мне, — произнесла с сарказмом и перевернулась на спину.
Потянулась сладко, понежилась, как коша, повернула голову и снова посмотрела на меня. С такой нежностью, что стало противно.
— Мой…
— Зачем я тебе? — Вырвалось из меня хриплое.
Филисия рассмеялась гадко. И в глазах что — то просияло. Она ведь, наконец, услышала мой голос.
— Ты, ты… чертова избалованная сука, — прошипел раздосадовано. — Прикончи меня уже! Закончи дело, убей.
Пусть и взыграла моя гордость. Но я в полной мере осознавал сказанное. Издеваться над собой не позволю!
Принцесса подорвалась с кровати, как ужаленная.
— А ну брысь отсюда! — Рявкнула на ворвавшихся карать меня гвардейцев и подошла ко мне с бешеными глазами.
В голове кольнула боль. Я стиснул зубы, понимая, что это сделала она, и готовясь к худшему. Но все прошло, будто Филисия на мгновение потеряла контроль и свершила это случайно.
— Убить? — Прошипела она, как та еще змея и ухватила обеими руками за волосы. — Убить и лишиться всего этого?!
Руки опустились к лицу и стали мять его и щулать, будто она слепа и невменяема.
Я не мог сопротивляться, ибо руки скованны. Но дернул шеей, дабы выказать свое недовольство. Я ей не кукла!
Она тут же влепила пощечину. А я оскалился в ответ. Получил еще… затем еще.
Принцесса отступила тяжело дыша. В зеленых глазах что — то непонятное. Будто спохватилась. Тут же развернулась, пряча свое лицо.
Я ждал, а она стояла. Минут пять, может больше. А затем я услышал ее тихий голос.
— Я ненавидела тебя, — произнесла, продолжая стоять спиной. — За то, что ты сделал со мной. Я миллионы раз убивала тебя, придумывала самые мучительные расправы…
Замолчала, выдохнула тяжело. А у меня почему — то затлело в груди. И не боль, и не горечь, а будто струну задело, старую, давно забытую струну души.
— Потом я поняла, что не смогу этого сделать, — продолжила еще тише. — Множество мужчин было у меня, но тех ощущений, что испытывала с тобой, ни с одним я так и не смогла испытать. Не знаю, почему ты сбежал Риннидейл, я все тогда продумала, чтобы мы могли остаться. Я… я убила наше дитя. Ни дед, ни отец не узнали о моем позоре и бесчестии.
Обернулась. В глазах слезы.
— Ты считаешь меня жестокой?
Я не ответил. Да… это и есть моя история. Будучи самым доверенным лицом династии, лишил девственности любимую внучку императора, да еще и обрюхатил. Поэтому и сбежал. Духу не хватило принять наказание. И это было моей местью за смерть родителей. За мою поломанную жизнь, лишение родины и детства. Пусть скажет спасибо, что не убил ее. Быть может Филисия и не виновата в моей трагедии, но она часть династии, что приложила к этому руку. Я вынашивал месть давно, но по прошествии времени все будто бы сошло на нет. Повзрослев, я просто перегорел, а когда достиг высоты, решился все же на безрассудный поступок. Месть тогда уже была оправданием перед самим собой.
Я знал, что она не родит, если предоставлю ее самой себе. Знал, насколько сильно она может возненавидеть меня. Ведь обманул ее, вселив надежду и веру в любовь. Обещал, что сбежим, но бросил. Лишил счастья нелюбимую маленькую дурочку. Жаль, что император не узнал. Этого я не мог учесть. При дворе стучали только в путь, а тут почему — то обошлось. Удивительно, даже досадно. Ее бы сослали, быть может на время. Тогда бы многих жертв можно было избежать. Ведь она с самого детства была жестока к подданным, ее капризы поломали судьбы многим. Ее любовь ко мне была наказанием судьбы, я ведь не любил ее, даже не пытался. И чем меньше обращал на нее внимание, тем больше получал. А потом просто воспользовался. И не жалею об этом. Даже в нынешнем положении.
— Почему ты молчишь? Скажи хоть что — то, Габриэль? — Принцесса вдруг стала такой слабой и уязвимой.
Я все понял. Не нужно было ничего больше говорить. Эти ощущения мне были так знакомы… Но Филисия уже не могла остановиться.
— Долгие годы я искала тебя по всей галактике. Когда поняла, что дело безнадежное, стала собирать рабов похожих на тебя, но все было бес толку. Я и сама понимала, что затея глупая. Они не могли заполнить пустоту. Что я с ними только не делала. Пусть и не жалею об этом, но…
Замолчала, присела рядом, ухватила за лицо. Стала рассматривать блестящими от слез глазами.
— Ты, ты больше никуда не уйдешь от меня, понял?! — Выдала и в это же мгновение показалась мне совсем другой.
Мудрой?
Получается, я бежал не от ее гнева, не от страшной расправы… Я подавил свое удивление. Это было не сложно, ибо все еще не мог поверить в реальность происходящего.
— Я уже давно не рыцарь Габриэль Риннидейл, — ответил жестко, чувствуя над ней некое превосходство.
Убрала ладони и вскочила, ее затрясло от гнева. Но она не стала кричать и посылать сигналы на ошейник, чтобы наказать меня. Подавила в себе бешенство быстро, просто выказав строгой вид. Императорские особы это умеют.
— А что если ты вновь станешь тем, кто ты был? — Заявила вдруг. — Все титулы, регалии и прочее. Ты бы хотел вернуться к прежней жизни?
Глаза ее вдруг загорелись. Она увидела в моем взгляде искру.
В душе моей стало что — то распускаться. Я не хотел показывать эмоций, не хотел поддаваться на провокации. Мне ли не знать, как играют с чувствами рабов господа. Ты даришь надежду, оживляя, затем отнимаешь, злорадствуя и делая больнее. Однажды мой гвардейский наставник сказал, если человеку нечего терять, дай ему что — то…
До этого момента мне и казалось, что больше нечего терять.
— Сними с меня все это, — произнес я так строго, как мог в своем жалком положении.
Через несколько мгновений по велению ее мысли цепи осыпались, от легкого движения рук слетели кандалы, а затем отпал и ошейник. Я мог в любую секунду наброситься на Филисию. Придушить бы не успел, рыцари бдят. А вот свернуть шею легким движением рук вполне.
Но я не сделал этого. Даже если бы вдруг захотел, стало бы поздно. Ибо женщина бросилась в мои объятия, как та… несмышленая, маленькая принцесса из прошлого, влюбившаяся без ума и без памяти в славного Рыцаря черной гвардии. Циничного бабника, разбивавшего сердца придворным дамам и некоторым кавалерам. Куда ж без таких в славной империи?!
Я обхватил ее и прижал в ответ. Мои руки почувствовали упругую спину. Это не было предательством собственных убеждений, просто я думал о другой, что даже сейчас не выходила из моей головы. Думал и мечтал, вспоминал и теплился, пусть в мои объятия бросилась другая, безгранично властная, несметно богатая и очень опасная женщина. Которая может в любой момент лишить меня жизни. Вот оно… это липкое мерзкое чувство уязвимости, что приходит, когда понимаешь, как хочется все же существовать дальше.
— К Черному Квазару все, — шептала она. — Я так скучала по тебе.
Вдруг подумалось, что эта женщина такая же несчастная и безнадежная, как я. Смогу ли заполнить пустоту в ее душе? Как скоро она поймет, что ответных чувств ей от меня не суждено дождаться?
Филисия отпряла. Посмотрела с легкой улыбкой, так счастливо и открыто. Я почувствовал что — то теплое и одновременно опасное. Тонкую грань, край пропасти, острое лезвие, по которому начал движение. Я ощутил гадкое волнение и предательскую сладость. Может, к черту все?! К черту ее…
Я поднялся и бросил принцессу на кровать, уловив удивление в ее взгляде. А затем взял, как самую дорогую проститутку, от которой хочется взять, как можно больше, ибо заплатил непомерно много… Душой заплатил.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Месяц спустя.
К хорошему привыкаешь быстро. А к лучшему — прочти мгновенно. Мы добрались до Столичной системы менее, чем за пять суток по стандартному имперскому исчислению, не слезая при этом с кровати. Я наслаждался вкуснейшими блюдами и лучшей выпивкой. Кушал свежее мясо, приготовленное искусными поварами, запивая виски стоимостью в годовой заработок рейдера. Нежился от массажей и спа — процедур в исполнении профессиональных и трепетных служанок, получал удовольствие от оральных ласк ненасытной и неугомонной принцессы. А еще куражился от бассейна длиною в пятьдесят метров! Кто бы мог подумать, что на крейсере такое возможно…
Система Ария Эм не являлась прародительницей империи. Но была одной из самых благоприятных систем, что находилась в относительном центре всех владений Великой и неповторимой империи людей. Она была абсолютно защищена и очищена от всякого отрепья. Только самые знатные и самые богатые могли иметь здесь недвижимость и право быть в одной солнечной системе с династией. Ария Эм имела три кислородные планеты, две из которых были созданы искусственным путем. И являлись олицетворением райской жизни, о которой даже не мог помыслить и мечтать любой, кто не видел сказочно цветущей зелени, не ощущал чистейшего кислорода и не вкушал фантастически прекрасной атмосферы мира и беззаботности, которую обеспечивали рабы, прислуга и пик нано — технологического развития.
Конечно, кроме столичных планет, у династии было несметное количество резиденций в других системах, курортных уголков и прочего. Плюс ко всему, вся обитаемая галактика принимала гостей императорских кровей с распростертыми объятиями и трепетом, отдавая лучшее и стремясь получить милость императора. Милость императора… Как смешно, что горько.
Планета Зэрдин. Будучи рыцарем первого круга я лишь несколько раз удостаивался чести быть здесь. Первый раз, когда получал награду и титул. А второй, когда представляли ко двору принцессу Филисию.
И вот, мы снова здесь. В личном дворце принцессы. И я чувствую, здесь что — то изменилось. Баланс сил и власти сменил свои полюса. Даже по поведению моей покровительницы это видно.
— Тебе так идет этот мундир, — ворковала принцесса.
Мы обедали за круглым столом на лоджии с видом на зеленые поля, фруктовый сад и голубое озеро. И казалось, в этом мире мы одни.
— Тесный и неудобный, — поежился я. Хотя в душе мне прельщало, как строго стягивает меня рыцарская форма, навивая былого…
— Мне так нравится рвать на тебе пуговицы, чтобы они разлетались далеко и падали тирадой на пол, — хихикала женщина.
Сама она была одета в простенькое платье из легкой ткани. Не скрывающее прелестей, довольно вульгарное и возбуждающее.
— Ты не будешь представляться императору по прибытию? — Как бы между делом спросил я, хлебая самый дорогой виски во всей галактике.
Филисия все это время была со мной, отлучаясь ненадолго. Насколько помню правила, по прибытии в главную резиденцию любой из династии сразу же предстает перед императором. И это дело не одного часа, особенно, если это внучки. Старик любил беседовать с молодежью и наставлять, наставлять, наставлять… А мы уже двое суток здесь куражимся. И нет никакого напряжения, хотя в любой момент ее хоть в ночнушке, хоть голой могли доставить разгневанному деду.
Принцесса рассмеялась.
— Что? — Возмутился я, пребывая под хмелем. В последнее время пью очень много, практически не просыхая. Кажется, что алкоголь уже не действует должно на мой организм. Восприятие никак не хочет искажаться. Будто это задумано специально.
— Если расскажу, ты унесешь этот секрет в могилу, хочешь этого или нет, — заявила вполне серьезно, хоть и улыбнулась при этом.
— Ты мне угрожаешь, императорская сучка? — Фыркнул ей в ответ.
Женщина игриво хихикнула, она любила, когда с ней строг. Я посмотрел пристально, и она посерьезнела.
— Знаешь, там в зале приемов вот уже часа два к трону шагает главный советник императора, — брякнула непринужденно. — Помнишь его?
Я даже поежился при его упоминании. А женщина, уловив это, посмотрела на меня с иронией. Главный советник наводил страху не только на главных адмиралов армады, но и на династию. Ведь от того, как он передаст императору то или иное, зависела реакция монарха. Тот его во всем слушал. Даже на моем веку ссылались внуки и внучки за деяния, выявленные старым стукачом, который чувствовал ту еще власть, пребывая неформально вторым лицом в империи. Помнится, как мои командиры, боевые офицеры и матерые воины с дрожью в голосе упоминали его.