Призрачное счастье - Елена Веснина 2 стр.


— Не хотите здесь? Я готова посетить вас дома, мгновенно отреагировала журналистка.

И тут Доминика решила, что пора передать слово финансовому директору фирмы Амалии Станиславовне.

— Амалия Станиславовна, пожалуйста, представьте прессе нашего зарубежного партнера, — попросила она.

Амалия все и всегда делала блестяще. Партнер был представлен с самой лучшей стороны, журналисты получили ответы на самые каверзные вопросы. Доминика могла отойти в сторону, расслабиться и поговорить с мужем.

— Сережа, у меня новость, — шепнула она.

— Постой, сам догадаюсь. Значит, так. Нам предложили открыть супермаркет на Марсе. А Амалия наконец нашла себе жениха. Что по степени вероятности — одно и то же.

— Не угадал, — улыбнулась Доминика.

— Тогда — сдаюсь. Потому что, кроме нового супермаркета, ресторана и Амалии, я ни о чем сейчас думать не в состоянии. Она со своим немцем меня уже достала. То ему нужно то, а потом р-раз — и это. Как ты думаешь, Амалька действительно баронесса? И в ней говорит голос крови?

— Честно? — переспросила Доминика. — Я о ней вообще не думаю. Я думаю о нас.

Но Сергей-то думал совсем о другом:

— Извини, малыш, все животрепещущие вопросы чуть позже. Я тебя целую.

— А я тебя целую два раза. Я выиграла, — невесело усмехнулась Доминика.

И супруги вернулись на презентацию.

Амалия Станиславовна старательно переводила слова немецкого партнера:

— Герр Шварц говорит, что очень доволен нашим сотрудничеством. У него партнеры по всему миру, но никто не развивается так динамично, как «СуперНика».

— Скажите ему, что у нас есть серьезные предложения по расширению сотрудничества. Не только рестораны, мы можем перейти и к гостиничному бизнесу.

— Мне не нужно переводить, — вдруг возразил герр Шварц. — Я хочу иметь языковую практику.

— Позвольте представить вам моего отца — Юрия Шевчука и моего друга Бориса Медведева. Борис — врач-психоневропатолог, он прекрасный специалист — снимает любую боль, в том числе и душевную.

— Приятно знакомиться с врачом не на его рабочем месте, — заметил немец.

И все засмеялись.

— Мой отец — известный писатель и по совместительству наш самый крупный акционер, — продолжала Доминика.

— Это очень рационально — держать основные активы внутри одной семьи, — важно молвил герр Шварц. — Среди людей, которым полностью доверяешь. Бизнесмен и писатель — такое сочетание встретишь не часто.

— Писатель я, наверное, неплохой, а вот бизнесмен никакой, — смутился Юрий Владимирович. — В меня просто сложили акции Никушиной фирмы, ну, как в старый комод. Для сохранности.

Юрий Владимирович Шевчук говорил чистую правду. Он действительно был неплохим писателем и действительно ничего не понимал в бизнесе. У него было бойкое перо, он клепал крепкие детективы. Кое-что он писал в стол, но больше всего любил работать по заказу издательства. Издатели нежно относились к Юрию Владимировичу, поскольку его книги хорошо продавались, а это самый лучший стимул, чтобы считаться с автором.

Как раз перед тем, как отправиться на презентацию, Юрий Владимирович подписал очередной договор на издание своей книги.

— Подпишите вот здесь и здесь. Как видите, мы увеличиваем гонорар. Эта серия нам, похоже, удалась, — сладко улыбалось издательское руководство.

— Боже мой, что бы делал сегодня Лев Николаевич Толстой! — всплеснул руками Юрий Владимирович. — Его заставили бы писать криминальную серию «Войны и Миры». А читатель бы решил, что это о звездных войнах и об иных мирах.

— Что делать, идем навстречу потребителю.

— А когда-то литераторы вели читателя за собой, подтягивали до своего уровня… — вздохнул писатель.

Но у издателя была своя железная логика: хорошо лишь то, что хорошо продается.

— Да, забыл предупредить: мы внесли новый пункт в договор. Автор обязуется принести в издательство бутылку хорошего коньяка и распить ее с коллективом за удачу, — пошутил, или не пошутил, издатель.

— Сколько уже напечатал романов, а все не привыкну, — заметил он. — Беру новую книгу в руки и волнуюсь, словно на первом свидании.

Юрий Владимирович погладил обложку.

— «Смерть в прямом эфире», — прочитал он. — Кажется, неплохо. Это мне дочка посоветовала. Я с ней все свои сюжеты обсуждаю.

— Молодец, — похвалил издатель, — хорошая у вас дочка.

Если отец Доминики провел время перед презентацией в издательстве, то ее друг — Борис Михайлович Медведев, для друзей просто Борюсик — пришел на презентацию непосредственно после приема.

Борис Михайлович был прекрасным врачом и занимался решением проблемы сохранения красоты, молодости и здоровья. Его буквально осаждали пациентки, мечтающие вернуть утраченную с годами молодость.

Встречал Борис Михайлович своих пациенток весьма уважительно.

— Приветствую вас в храме искусства, — говорил он. — Вы можете спросить, о чем идет речь, и я отвечу: акупунктура — больше, чем медицина, это искусство.

Ибо любое искусство имеет дело с неодушевленной материей, а мы пытаемся усовершенствовать венец природы — человека.

Пациентки завороженно смотрели ему в рот.

— Говорят, ваши золотые иголки и ваши золотые руки, Борис Михайлович, творят чудеса. Борис Михайлович, я принесла фотографию. Я снова хочу стать такой, какой я пришла работать на телевидение, — тараторила одна из них.

Борис Михайлович долго изучал фотографию и наконец спросил:

— Это кто?

— Это я. Мне тогда было восемнадцать лет. Не узнали? — расстроилась дама, ее звали Ольга Алексеевна.

Борис Михайлович крякнул:

— Признаться…

— Я могу надеяться? — не сдавалась дама. — Я вам так верю, Борис Михайлович. Моя приятельница после ваших волшебных сеансов помолодела на сто лет. Теперь ее все путают с дочкой.

— Неужели ей было сто шестнадцать? Шучу, шучу. Первый сеанс — завтра.

— А почему не сегодня? — испугалась дама.

— Очень тороплюсь, извините.

Базар гулял день рождения Нинки. В мясном ряду собралась дружная компания. Именинницу посадили на почетное место под большим мясным крюком, который заботливо украсили разноцветными шариками.

Анжела назначила тамаду.

— А теперь, — объявила она, — слово любимице нашего рынка, Маргарите Калашниковой, широко известной в узких кругах как Ритка Автомат, девятнадцатый ряд, шестое посудное место. Просим.

Ритка вдохновенно начала читать свое поздравление:

— Дорогая наша Нина! Прошло не так уж много лет, как вдруг случилось чудо. Явилась ты на белый свет неведомо откуда…

— Не согласная, — обиделась Нинка. — Что значит «неведомо откуда»?

— Пожалуйста, поправка принимается, — легко согласилась Ритка и тут же выдала новый вариант: — Явилась ты на белый свет, известно всем откуда!

Публика по достоинству оценила шедевр и смеялась так громко, что даже крюк с шариками над головой именинницы раскачивался. Потом все потянулись к бутылкам, бутылок было много, праздник только начинался.

— Да подождите вы, успеете, — остановила всех Анжела и скомандовала: — Петик, вноси!

И тут раздался голос хозяина:

— Погоди, не мельтеши.

Анжела вздрогнула, засуетилась:

— Слово имеет наш шеф — Самвел Михайлович.

Самвел Михайлович, мужчина восточной национальности, был нрава сурового и с большими возможностями. За его спиной ненавязчиво маячила охрана, что свидетельствовало о высоком социальном статусе.

— Дорогая Нина, — начал он. — Ты нам действительно дорогая, потому что систематически нарушаешь правила гигиены рабочего места, и из-за тебя отсюда не вылазит санстанция. На одних штрафах разоримся.

Нинка от перепуга замерла. Народ затих.

— Но сегодня я тебя прощаю. Это — мой тебе подарок, — завершил свою речь Самвел Михайлович.

Нина облегченно вздохнула.

— А теперь, Петик, вноси, — заорала Анжела.

И участковый Петр Иванович, в простонародье — Петик, торжественно внес коробку с сервизом на множество персон и поставил перед юбиляршей.

— Боже мой, да где ж я возьму столько гостей, чтобы кормить из такой посуды? — оторопела Нинка.

— А ты нас зови, как раз на весь рынок хватит. Слушай мою команду! Заряжай! Из всех стволов в честь юбилярши залпом — пли!

И зашумело веселье. А потом начались танцы.

Самвел Михайлович подсел к Ритке и зашептал жарко в ухо:

— Ритуля, я восхищен. Ты — прелесть. Почему ко мне не приходишь? Все приходят: одному нужно то, другому се. Я все могу. Заходи, всегда рад буду. Давай выпьем на брудершафт и поцелуемся. Хочу, чтобы ты была со мной на ты.

Ритка отнеслась к столь завидному предложению спокойно, а вот толстая Анжела прямо онемела от удивления.

Презентация шла своим ходом. Никто никого не слушал, все говорили о своем. Сергей решил, что пора переместиться в другое место.

— Я предлагаю перебраться в более привлекательное место и продолжить так удачно начавшийся вечер. Ресторан «Ника» ждет нас.

Все двинулись к выходу, а Доминика взяла отца под руку и тихонько попросила:

— Папа, никогда не заявляй публично, что ты плохой бизнесмен и ничего не смыслишь в нашем деле.

— Но, Никуша, ведь это действительно так. Можно сказать — ни бум-бум.

— И тем не менее, — настаивала дочь. — Никто не должен знать о наших семейных проблемах. Тем более — деловые партнеры, от которых многое зависит. Договорились?

— Конечно, Никуша, конечно. Я просто не подумал, — Юрий Владимирович даже немного расстроился.

Подошел Сергей:

— Юрий Владимирович, я у вас на секунду украду Нику. Что ты хотела мне сказать?

— Не забыл? — улыбнулась Доминика. — А я уже подумала, что мы не входим в сферу твоих интересов.

— Мы? Ты сказала — мы? — переспросил Сергей, уже догадываясь, о чем хотела сообщить ему жена.

— Ты не ослышался. Я опоздала на презентацию… Я была у врача. У нас будет мальчик.

В ресторане Сергей поднял бокал:

— Предлагаю главный тост сегодняшнего вечера. Если перевести с латыни имя моей жены, то станет ясно, как угадали ее родители, назвав дочку Доминикой. Доминика значит госпожа, а Ника — победа. Я предлагаю поднять бокалы за госпожу Победу. За Доминику. Гусары пьют стоя.

— Васт ист дас гусар? — не понял немец.

Сергей показал на себя и немца:

— Их бин — гусар. Ду бист гусар!

— О, я, я. Гусар! — разулыбался гость.

— За Доминику! Мою любимую. Которая сегодня сделала меня самым счастливым человеком на свете! — закончил свой тост Сергей.

— За Доминику и ее успех. Амалия Станиславовна, присоединяйтесь, — Борис Михайлович теребил Амалию.

— За Доминику. Мою единственную дочь.

— Просто — за Доминику, — подытожила Амалия.

Наконец вечер завершился. В холле Сергей отвел Доминику в сторону и шепнул:

— Никуша, немец требует продолжения праздника. Я возьму с собой Юльку. Этот Шульц или Шварц, по-моему, запал на нее.

— Хорошо, — устало согласилась Доминика. — Я поеду домой. В Озерку.

Сергей заволновался:

— Но мы же на сегодня отпустили Михаила с Танюшей. Там никого нет.

— А мне сегодня никто и не нужен. Хочу побыть одна. Сама справлюсь, слишком много впечатлений для одного дня.

Борис Михайлович запротестовал:

— Нельзя отпускать женщину одну в лес. Я тебя отвезу.

— Надеюсь, что нас развезет по домам шофер Амалии, — заметил Юрий Владимирович, правильно оценивая количество выпитого Борюсиком. — Если она, конечно, разрешит. Пока, Никуша. Будь осторожна. Я тебе позвоню.

Амалия Станиславовна стояла чуть поодаль, внимательно прислушиваясь к разговору. От ее пристального взгляда не укрылось, что Доминика уехала одна, а Сергей отправился вместе с немцем и Юлей в ресторан.

Доминика доехала довольно быстро. Оставила машину во дворе, решила не возиться с гаражом. Дом встретил ее тишиной, которая, впрочем, тут же взорвалась телефонным звонком. Это звонил отец. Не успела Доминика положить трубку, как телефон снова зазвонил: Борюсик волновался, как она доехала. Доминика ждала звонка мужа, но тот все не звонил.

День рождения Нинки благополучно завершился, и изрядно набравшиеся гости стали разбредаться по домам. Василий, никогда не обделявший себя спиртным, с трудом держался на ногах. Ритка, чертыхаясь, тащила его буквально на себе.

— У меня там еще два пузыря есть, — бормотал Васька.

— Васька, Васька, так и жизнь пропьешь, — причитала Ритка.

— Ты говоришь, как моя учительница арифметики — Элеонора Павловна. Хорошая была тетка. Когда меня из школы выпирали, мне ее больше всего было жалко.

Так под воспоминания они добрались до базарной сторожки. На столе их дожидались две бутылки портвейна, припасенные заботливым Васькой.

— Вот. Васька слов на ветер не бросает, — икнул он. — Пацан сказал — пацан сделал. Без балды, без петрушки и без детской балалайки.

— Я больше не хочу. Разве что по чуть-чуть, — равнодушно отозвалась Ритка.

— Доктор сказал — в морг, значит, в морг! Я что, зря старался? — возмутился Васька.

На столе рядом с бутылками валялся разорванный конверт. Ритка схватила его, прочитала адрес.

— Это же мне. Откуда ты взял? — заволновалась она.

— А, твоя квартирная хозяйка принесла. Забыл отдать.

— Почему вскрыл? Тут же четко написано — Маргарите Калашниковой. Ты что, Маргарита? — рассердилась Ритка.

— А мне интересно, какие такие тайны у тебя от меня завелись, — почему-то развеселился Васька.

— Узнал? — мрачно рявкнула Ритка.

— Не-а. Я ничего не понял. Кто вернулся, откуда вернулся?…

Ритка пробежала листок глазами. Посерьезнела, даже испугалась. Васька вытаращился на нее.

— Рит, а Рит, ты чего? Привидение увидала?

— Хуже. Когда она письмо принесла?

— А черт его знает. Я не помню. Ну, принесла и принесла. А ну, дай письмо. Что там написано? «Берегись. Ее выпустили. Она вернулась». Это о ком, Ритуля?

Ритка сунула письмо в карман. Потом решительно налила себе стакан портвейна и выпила залпом.

— Вот это правильно, вот это по-нашему! — возрадовался Васька.

Когда обе бутылки опустели, Васька решил поделиться с Риткой своими глубокими философскими мыслями.

— Я так думаю, что главное в этом мире — держаться вместе. Вот с-смотри.

Кряхтя, Васька выбрался из-за стола, с трудом нашел на полу веник, достал из него один прутик и поломал его.

— Видишь?

— Ну?

Васька попытался ломать веник, лицо у него покрылось каплями пота.

— Видишь? — торжествующе спросил он.

— Что? — не поняла его Ритка.

— Не сломал.

— И хорошо, веник новый, только купила. Зачем его ломать?

— А и вправду, зачем? — вдруг задумался Васька, потом вспомнил: — А-а-а, это я хотел показать, что нам нужно держаться друг друга. Как одна семья. Тогда нас не сломают.

Васька какое-то время тупо смотрел на веник, потом взял его и переломил через колено.

— Вот! — торжествующе сказал он, показывая Рите поломанный веник.

— Я, Вася, пожалуй, пойду.

— Хочешь, за шампанским сгоняю?

— Не хочу.

— Хорошо же сидим, Ритуля. Только ты что-то невеселая. И ничего мне про свою жизнь не рассказываешь. А я люблю под рюмочку послушать всякие истории.

— Я не хочу их вспоминать, не то что рассказывать. Мои истории тебе будут не интересны, — передернула плечами Ритка.

— А вот и нет. Мне интересно. Ты мне, может, самый близкий человек.

Когда в сторожку настойчиво постучали, Ритка с Васькой уже прикончили все спиртное.

— Кто там? — хриплым голосом спросил Васька.

— Гиппопотам, — прорычали за дверью.

На пороге стояла подвыпившая Анжела, нежно прижимая к груди любимого песика.

— Видишь, я тоже стихами заговорила, — радостно возвестила она. — Кто там? Гиппопотам. Как думаешь, может, мне этот стих в газете пропечатать?

— Лучше сразу в собрании сочинений. В сервант поставишь, — мрачно пошутила Ритка.

— Что пьете?

— Ничего, всё уже выпили.

— Эх, молодежь, эх, подростки. Вам без мамы Анжелы никуда. Держите, — с этими словами Анжела поставила на стол бутылку шампанского.

Назад Дальше