— … Несмотря на то, что основные строения не пострадали, большая часть дорог и значительная — садов, подверглась серьезным разрушениям, которые не так просто будет свести на нет. На этом и основывается моё предложение, ваше высочество. — Аристократ передал слуге массивный лист со схемой района, спустя несколько секунд лёгший на стол перед Астерией. — Ни для кого не секрет, что текущее расположение дорог не является оптимальным из-за того, что их проложили ещё во времена вашей пра-прабабушки. С тех пор они поддерживались в хорошем состоянии, но весомых причин для перепланировки не было. Но теперь… Прошу, ознакомьтесь с предоставленной нами схемой, ваше высочество.
Принцесса кивнула и посмотрела на предоставленное схематичное изображение района знати, на которой зелёным изображалось планируемое размещение инфраструктуры, а серым — разрушенные участки дороги, садов и строений. По большей части всё выглядело так, словно в абсолютно случайных местах кто-то что-то взорвал, образовав круглые разрушенные зоны, а после — связал их дорожками. И Элиот, и Астерия понимали, что такая картина характерна для последствий сражения крайне мобильных заклинателей, но если юноша слабо себе представлял, как можно что-то восстановить зимой, то у принцессы при виде схемы буквально загорелись глаза.
— Я готова подписать приказ о начале строительства в случае, если все те, чьи земли планируется так или иначе задействовать, предоставят своё согласие. Но! — Принцесса с улыбкой на лице вскинула палец к потолку. — Строительство начнётся не раньше поздней весны, так как зимой любое строительство осложнено. Вместо этого я предлагаю расчистить подвергшиеся разрушениям территории, в течении недели возвести несколько ледяных замков и подготовить район к праздникам. Таким образом, мы покажем нашим гражданам, что мы о них не забыли, поднимем общий моральный дух, изрядно подкошенный войной и прошедшей чисткой, а так же, при верном подходе, повысим степень доверия народа к аристократии. Средств в столичном бюджете хватит на расчистку и строительство ледяных крепостей, но лавками, развлечениями и украшением столицы должны будете заняться вы. Это моё единственное условие.
Воодушевлённая принцесса расслабленно выдохнула и замерла в ожидании реакции со стороны собравшихся представителей благородных семей. И первым, что ничуть не удивительно, высказался Ялор Фетц.
— Ваше высочество, я, как глава рода Фетц, полностью поддерживаю ваше предложение за одним маленьким дополнением: к бюджетным деньгам мы притрагиваться не будем. Я считаю, что будет справедливо, если на оплату подготовки к празднику пойдут деньги мятежников, которых суд в вашем лице приговорит к казни. И — да, фактически средства всё равно будут идти из бюджета, но при правильном распространении этой информации отношение простых людей к вести об уничтожении многих древних и знатных родов изменится в лучшую сторону. Это укрепит наше текущее положение и положительно скажется на моральном духа Констеллийцев. У меня всё, ваше высочество.
— Спасибо, Ялор. Теперь я предлагаю каждому из присутствующих вкратце изложить своё отношение к выдвинутому предложению. Сразу оговорюсь, что даже если кто-то из вас выскажет своё неодобрение, моё отношение к нему никак не изменится. Я как никто другой понимаю, что не обладаю всеми необходимыми знаниями и, что важнее, опытом. Но королевский совет был создан именно для того, чтобы королевы могли обсудить важные вопросы со своими подданными. А потому — прошу, говорите без стеснения и страха.
И совет заговорил. В строгой очерёдности, но высказались как тринадцать советников, так и более трёх десятков приближенных к трону представителей влиятельных семей. Что больше всего удивило Элиота, так это то, что, в целом, все присутствующие были за претворение плана в жизнь, а немногие, высказавшиеся отрицательно, упирали на сложность задумки и сжатые сроки, а не на своё нежелание или иные причины. При этом и Астерии, и Элиоту искренне хотелось, чтобы эти слова действительно являлись одобрением, а не попыткой выслужиться перед будущей королевой, провернувшей то, чего Эстильда по какой-то причине сделать не могла или не хотела.
Но оба подростка понимали, что благородные — это превосходные актёры, не чурающиеся обмана и лицемерия. Сам Элиот, в прошлой жизни бесталанный деревенский мальчишка, подвергался издевательствам с их стороны даже несмотря на заступничество королевы и принцессы. Сейчас отношение к нему коренным образом изменилось, молодого заклинателя стали брать в расчёт, а кое-кто — даже уважать и пытаться сблизиться, но поменялись ли люди…?
Нет.
Как бы прискорбно ни было это признавать, но среди аристократов можно было по пальцам пересчитать честных и благородных в душе, а не на словах, людей. К таким сам Элиот мог отнести разве что Говарда Сайвьера и его сына, регулярно показывающих себя с лучшей стороны. Даже стремление Анткина выиграть в дуэли было не более, чем желанием служить принцессе, ведь Элиот для окружающих его людей просто появился из ниоткуда, и никто не понимал мотивов королевы, доверившей ему дочь.
— Господа, я попрошу вас выбрать нескольких человек, готовых присутствовать на допросах заключенных и в дальнейшем выступать свидетелями. Те, кто будет отобран советом, должны будут явиться к темнице не позже, чем через тридцать минут.
С этими словами Астерия поднялась со своего места и направилась к выходу, позволив Элиоту увидеть выражение крайней усталости на её лице. При этом сам юноша выглядел не то, чтобы лучше, так как ему было вдвойне сложнее, не имея соответствующего образования, понимать, о чём вообще ведут речь советники и принцесса, и нет ли у обсуждаемой темы двойного дна. Получалось у него или нет, Элиот сам сказать не мог, и потому решил поинтересоваться у той, ради кого он и присутствовал на совете.
— Принцесса, скажи: я сильно ошибался, когда высказывал своё мнение во время обсуждений?
Уголки губ Астерии приподнялись, а она сама успокаивающе произнесла:
— Ошибался, но не так много, как я ожидала. А твоё видение некоторых моментов и вовсе было неожиданным и для меня, и для всех собравшихся аристократов. — Плавным движением руки принцесса, прибегнув к использованию золотых нитей, открыла ведущую в свою комнату дверь и вошла внутрь, после чего — развернулась за порогом, продолжив разговор. — Иногда мы забываем взглянуть на проблему со стороны простых людей, а у тебя это получается само по себе.
— Спасибо. Это уже лучше, чем я себе представлял. — Парень кивнул благодарно, после чего отошёл в сторону, пропуская в комнату вереницу служанок. — Я подожду в коридоре.
Астерия, которую уже начали уводить куда-то вглубь комплекса комнат, кивнула, а в следующую секунду служанки заперли дверь изнутри, оставив Элиота в гордом одиночестве среди какого-то слишком уж пустого коридора. Свет, проникающий через широкие и тянущиеся до самого потолка окна, падал на ровные ряды портретов, перемежающихся с картинами. И если последние являлись, по большей части, изображениями дворца в разные годы, то на портретах были искусно нарисованы королевские семьи разных эпох. Король, королева и дочь — неизменная композиция, показывающая, что у Дарфайя никогда не бывает больше одного ребёнка-наследника. Или наследницы, что куда как правильнее — в роду правителей Констеллы мальчики не рождались.
Элиот, плавно вышагивая вдоль стены, с интересом рассматривал портреты, на которые до этого практически не обращал внимания, и поражался тому, насколько всё было одинаково. Менялись лишь люди и кисти художников, неспособных жить вечно — в остальном же портреты были неотличимы друг от друга…
— Элиот Нойр?
Юноша, сперва не обративший внимания на приглушенные коврами шаги, обернулся — и окинул взглядом человека, с которым он, пожалуй, и сам был не прочь поговорить. Говард Сайвьер, чья правая рука была от и до замотана бинтами, виднеющимися под одеждой, с вежливой полуулыбкой стоял — и смотрел не на того, к кому обращался, а на одну из картин.
— Говард Сайвьер. — Элиот кивнул приветственно. — Рад вас видеть. Как ваша рана?
— Лучше, чем могло бы быть, но хуже, чем хотелось бы. Я уже немолод, так что на восстановление уйдёт как минимум месяц… — Мужчина чуть помолчал, после чего кивнул в сторону рассматриваемого им изображения дворца, охваченного пламенем и окружённого войсками. — Констеллу ждало бы такое же будущее, не решись её высочество на крайние меры.
— Если всё было настолько плохо, то почему королева не устроила чистку сама?
— Это достаточно тёмная и нелицеприятная история, о которой ни её высочество Эстильда, ни кто-либо из её приближенных не мог даже обмолвиться до того, как вся падаль оказалась там, где ей самое место. — Что вы хотите этим сказать?
— Что у нас, сторонников королевы, не было ни единой возможности рассказать о небольшом, но в корне всё изменившем месяце. — На лице Говарда всплыла несвойственная ему улыбка. — Но теперь, когда вся эта падаль находится в темнице, в ожидании суда и казни…
— Вы нисколько не сомневаетесь в том, что принцесса их казнит?
— Если задаст правильные вопросы, то из задержанных выживет от силы полтора десятка человек. — Сайвьер наконец оторвал взгляд от портрета, и Элиот, взглянув в глаза собеседника, осознал, что разговор этот далёк от рядового. — Тебе интересна эта история пятнадцатилетней давности, Элиот Нойр?
— Вы собираетесь её рассказать мне, но не принцессе?
Мужчина невесело ухмыльнулся.
— При всей своей силе, я бы не рискнул рассказывать что-то подобное её высочеству Астерии, не будучи для неё близким другом. Это… очень нелицеприятная история. Очень.
— Вы… смогли меня заинтересовать. Но уместно ли нам говорить посреди этого коридора?
— Мы могли бы удалиться в любой кабинет, но будет куда как проще, если я просто устраню возможность нас подслушать. — С этими словами Говард театрально щёлкнул пальцами здоровой руки — и одновременно с пробежавшей по его телу вязью Альмагеста, тут же пропавшей, вокруг образовалось некое подобие не пропускающего звуков купола королевы. — Это случилось пятнадцать лет назад, мой юный друг. Тогда, когда разорённая долгой войной Констелла одолела одного врага — но пропустила появление другого…
Королеву Эстильду Безжалостную чествовали как победительницу, как ту, кто избавил королевство от страшнейшего врага за последние века. Но победа над человекоподобными монстрами дорого обошлась Констелле. Почти сто тысяч солдат остались лежать в сырой земле, а число погибших от вражеских набегов или самого обычного голода, вызванного войной, и вовсе не поддавалось счёту. Королевство было разорено, но у него всё ещё оставалась возможность оправиться от сокрушительного удара. Погибшая в самом начале войны королева Меркурия не была воином, но о её талантах политика, как и о слепящей глаза ангельской доброте, по всему континенту ходили легенды. Она никогда не отказывала соседям в помощи, прислушивалась к словам простых людей, ненавидела войны и конфликты, была дружна сразу с двумя королевскими семьями из четырёх…
Её смерть от заклинания посла Гофстникийцев стала шоком для всех: и для Констеллы, и для Дементры с Зандрассией.
И пусть этой дружбы не хватило для того, чтобы Дементра и Зандрассия вступили в войну, поддержку, которую они оказали в одно мгновение ставшей королевой Эстильде, сложно было недооценить. За годы, которые Дарфайя провела в войне, в её страну прибыли тысячи и тысячи грузов с продовольствием, снаряжением и лекарствами. От союзников прибывали даже командующие и стратеги взамен тех, что гибли в бесконечной череде сражений.
Война закончилась победой Констеллы и полным уничтожением Гофстникии. На тотальный геноцид, устроенный Эстильдой Безжалостной, смотрели как на нечто несвойственное этому миру, но молчали: понимали, что проявившей во время войны крайнюю степень жестокости девушке бесполезно что-то говорить. Время должно было само расставить всё по своим местам, но вместе с уничтожением первого, явного врага ничего не закончилось.
Хмурый взгляд королевы бродил по лицам членов совета. Незнакомые, самовлюбленные, противные самой сути Эстильды, эти люди воспользовались слабостью страны и заняли где освободившиеся сами по себе посты, а где — поспособствовали смещению своих предшественников. И сейчас, на первом после её возвращения королевском совете, ей выдвинули условия, которые её дух принять не мог. Но на случай отказа предатели короны подготовили ответные меры, которые Эстильда пережить не должна была. Болезнь, несчастный случай — немыслимо, но министры прямо угрожали своей королеве, позабыв о принесённых клятвах.
«Моя участь — стать первой в истории королевой-марионеткой? После всего того, на что мне пришлось пойти…?»
Эстильда могла прямо сейчас взорвать этот зал, испепелить тех, кто занял места благородных людей, отдавших свои жизни за свою страну, но забрать с собою всех…? Это даже для Ориона было невыполнимой задачей, ведь среди министров было семеро заклинателей высочайшего уровня. Они выживут, убьют её — и обставят всё так, будто последняя представительница рода окончательно сошла с ума. Красиво представленные факты с фронта, проникновенная речь и полное отсутствие тех, кто мог сказать хоть слово против гарантировали им успех, и это заставляло Эстильду ненавидеть их ещё сильнее. Верные сыны Констеллы гибли в сражениях против страшного врага, в то время как эти ничтожества захватывали власть и подминали под себя всю страну…
— Я не соглашусь на такие условия, даже если мне придётся умереть. И из всех здесь присутствующих в живых остаться есть шансы только у семерых… — Символы Ориона, повёрнутые на бок песочные часы, вспыхнули на щеках давшей волю гневу королевы, чьё могущество вдавило в кресла всех простых людей, собравшихся в зале.
— Ваш род прервётся, королева. Каково будет вам стать последней Дарфайя? — Спокойный, насмешливый голос одного из заклинателей Эстильду нисколько не успокоил — только ещё больше вывел из себя.
— Служение сборищу ублюдков куда хуже полного вымирания!
— Пойти на некоторые уступки, королева, в ваших же интересах. И здесь всё зависит от того, насколько убедительны вы будете в своих доводах. Или вам совсем не важна судьба вашей нации? Вы готовы отдать судьбы сотен тысяч Констеллийцев в наши руки…?
— В аду для тебя уже подготовили отдельный котёл, Шельвек. — Эстильда, на которую словно бы вылили ушат ледяной воды, опустилась на своё место. — Я готова обсудить предоставление вам неприкосновенности и некоторых свобод, но об абсолютной власти и всех местах в совете не может идти и речи.
— Это… уже больше похоже на разговор двоих взрослых людей, ваше высочество…
Переговоры, столь отвратительные королеве, длились несколько дней с перерывами на сон и приёмы пищи. Раз за разом Эстильда сходилась в словесном сражении с министрами, выторговывая для себя и всей Констеллы всё лучшие и лучшие условия. Не обошлось и без где успешных, а где — не очень попыток обойти договор о неприкосновенности министров, их семей и официальных представителей. Резкие и недвусмысленные формулировки то превращались в расплывчатые и малопонятные, то возвращались к исходному виду. Число бумаг росло, обе стороны пытались запутать друг друга…
Пока, наконец, итоговый вариант Контракта Крови не устроил обе стороны.
— Я не могу сказать, какие именно формулировки были использованы, но в конечном итоге мы, выжившие из верных короне благородных родов, остались не у дел. Кто-то занял посты министров, но вес их голосов был ничтожно мал, а мнение зачастую и вовсе игнорировалось. Королева Эстильда с того самого года смиренно ждала, пока ей не представится возможность что-то изменить. Вышла замуж, родила дочь… А после случилось то, что случилось. — Говард замолчал на секунду, словно бы копаясь в собственных воспоминаниях, извлекая наружу то, что вспоминать нисколько не хотелось. — Я считаю, что война с Артом — это хорошо спланированная акция, призванная не дать королеве подготовить принцессу Астерию к правлению. «Убить Эстильду — и провернуть уже проверенную единожды схему с её дочерью» — вот, чего на самом деле желали мятежники. Все сковывающие их ограничения были завязаны только на королеве. А ведь принцесса сейчас гораздо младше, чем Эстильда тогда…