И в этот раз он не оторвал от меня своего темного взора. Его глаза притягивали, и я тонула в них, словно в топком омуте, не в силах противиться вожделению, которое он источал. Моя голова кружилась, дыхание участилось, грудь потяжелела и соски, ранее сжавшиеся от холода, теперь затвердели от желания. Томление и похоть, вот те чувства, что он вызывал во мне.
— Карима***, - громко обратился ко мне брюнет, хищно сверкая глазами. Звуки вновь оборвались, словно невидимый дирижёр резко взмахнул палочкой, оборвав концерт, пристальное внимание к нам, обожгло кислотой, — я подарю тебе эту ночь…
— Благодарю, — отрезала я, сбрасывая пелену мнимого очарования, — но я не принимаю дешевых подарков.
y9DWnXtp
Полог тишины накрыл огромную стоянку, глаза мужчины, протягивающего мне руку, вспыхнули, на мгновенье задержавшись на моих губах, произнесших кощунственный отказ. Его ладонь сжалась в кулак, а затем он и вовсе убрал её, легко и непринужденно, словно не я, только что, оскорбила его отказом. Он улыбнулся, и в степь вернулись звуки, да только глаза его были напряженными, а зубы слишком плотно сжаты для искренней улыбки.
Да, красавчик, не часто тебе отказывают, да еще и прилюдно.
Я поднесла руку к голове, а затем и к тому месту в груди, где билось сердце и слегка поклонившись — покинула праздник.
Перед сном я проверила Туму, та стояла в загоне, по-прежнему — недостойная, чтобы пастись с другими, но моя.
Верная соратница, боевая подруга.
Я погладила лоснящийся бок, обняла гибкую шею и вскочив на рассёдланную кобылу дала шекеля. Разогнавшись, без моих указок, она перескочила через ограждение, презрительно заржав. Никакие оковы не удержат эту мощь в загоне.
Моя жемчужина.
Я слилась с ней на несколько леоров, превратившись в единую силу, презирающую оковы и устои, в дикой, разнузданной скачке, не опасаясь диких хищников. Небывалое скопление людей на стоянке кочевников на много миль распугало стайки мелких овшуров, и какие работорговцы сунуться туда, где столько разгоряченных, желающих драки мужчин?
Тума узнала родные места и словно задалась целью показать мне всю прелесть степи: буйно цветущий лишь по ночам роштар****, обволакивающий своим ароматом всё вокруг, мелкие водопады, с чистой, словно хрустальной, ледяной водой, отдающей разнотравьем и от которой, ломит зубы, полную ЛаЛуну, что касается голубым боком густой зеленой травки, словно целуя душистую зелень, перед тем, как ночь сменится восходом дневного светила. Едва на западе забрезжил рассвет, мы вернулись.
Праздник продолжался, но ряды гуляющих заметно поредели. Три оборота солнца празднуются родовые события, так гласят обычаи кочевых, и, если в первую ночь присутствие всех гостей обязательно, затем у главного костра собираются лишь желающие, но сейчас — я желала спать. Загоняя распутницу Туму в загон, я почувствовала на себе взгляд.
Тот же.
Не оборачиваясь, я растерла лошадь досуха и наполнив торбу водой — напоила.
Всё это время мужчина не двигался, выжидал, наблюдал. К нему примкнули несколько похожих, одетых в темные одежды и о чем-то тихо переговаривались. До меня с попутным ветром долетали лишь обрывки фраз, и я смогла разобрать лишь несколько слов. Они говорили быстро, спорили, решая кажется кто из них поскачет на Хатальламе, а кто на Бурувазе.
Об этих конях ходили легенды, слухи и домыслы. Родословная их была чище, чем первый снег, а древо породы***** разветвленное, словно кровеносная сеть. Оба скакуна принадлежали заводчикам алталиров, но вот в гонках участие принимать могут лишь обученные наездники.
Сила породы.
Краем уха я слышала, что Тан Арунаян несмотря на ухудшееся здоровье не отменил гонки через пустыню, несколько раз сегодня и вчера я слышала об этом от гостей «зубика». Два главных жеребца, лидера алталирской породы, соревновались с двумя сотнями лошадей, но в основном, они соревновались меж собой. Гонка проводилась раз в пять талей, и Хатальлам и Буруваз будут участвовать впервые, доказывая право называться верхушкой породы. Хотя в других гонках, они не раз становились победителями, сменяя на пьедестале лишь друг друга.
Лучшими из лучших.
Призы были притягательны и разнообразны.
От изумрудной диадемы и возможности получить потомство от одного из лидеров гонки до крупного денежного приза и признания лучшего заводчика. Тан лично следил за течением соревнований, которые были не просто скачками, это были гонки на выживание. Неподготовленный человек не продержится и суток, треть всадников пропадали без вести, треть теряла лошадей. Оставшиеся соревновались меж собой в выносливости, силе, хитрости, изворотливости, а порой и подлости.
К гонке допускались лошади обоих полов и любой породы, всадниками уплачивался небольшой взнос, твоё имя вносилось в реестр, и ты мог как покрыть свое имя вечным позором, так и прославить его на сенты. Арават с гордостью анонсировал участие среднего сына в Танской гонке, шутя предлагая мне посоревноваться с лучшим жеребцом табуна.
Я отшутилась, выдав положенный в этих случаях комплимент лошади и наезднику.
Именно в таком порядке.
Увольте, я не готова рисковать ради амбиций и тщеславия, хотя опыт этих скачек пригодился бы мне. Хотя… кого я обманываю, это было бы увлекательное приключение, и моя неусидчивость и любовь к неприятностям, которые находят меня сами, лишь сыграли бы мне на руку. Новый семестр начинался не скоро, Мо обещал мне помочь с бумагами по практике, и в летний сезон в Ориуме делать было решительно нечего.
К тому же изумруды всегда мне шли.
Чтобы попасть в выделенный шатёр, я должна была пройти мимо стоящих мужчин. Тот самый брюнет поднял руку, и остальные притихли на полуслове.
— Отверженная кобыла? — свита его противно захихикала. Жнец меня дери, как несси во время чаепития.
— Да, — ответила я имея в виду нас обоих. И брюнет понял.
— Никчёмная, — указал он на мою «жемчужину». — Не продлить род.
— Некоторым род лучше не продлевать, — открытым текстом нахамила я коннику. Вопреки его отвратительному высокомерию, внешность мне нравилась всё сильнее. В рассветных лучах, жесткая линия подбородка стала чётче, узкие скулы и покрытые темной щетиной щеки притягивали взор. Хотелось провести пальцем по колючей, загорелой коже, обрисовать упрямые губы, потрогать ямочку на правой щеке, убедиться, что она и правда есть.
Жаль, что он чванливый гордец.
Не прощаясь, я отправилась восвояси.
— Смерть, вот что ожидало б вас в пустыне, карима.
Я не обернулась. Но не принять этот вызов я не смогла.
Вероятно, я заглотила наживку, которую закинул мне кочевник.
Плевать.
Это будет весело.
*Хримгма — крепленое фруктовое вино.
**Урмари — уздечка, которая растет вместе с ребенком, дорогая и качественная, она служит поколениям.
***Карима — красавица.
****Роштар — мелкий лиловый цветочек, дающий на удивление много ароматического масла дивного аромата.
*****Древо породы — родовое древо, лошадиная родословная до 77 колена.
Глава 15. Легче всего место под солнцем уступается в пустыне
Лагерь участников пробега венчал шатер Тана.
Огромный, окрашенный в цвета танского рода, он словно крупный аметист в венце Арунаяна, выделялся среди прочих самоцветов, одна из его сторон поднялась в тот момент, когда мы с Тумой проезжали мимо. Невысокий, полноватый мужчина, в драгоценных одеждах, внешне ничем не выделялся среди бедуинов и туарегов таброна, но небывалая мощь, исходящая от него, подавляла. Карим Арунаян, Тан Расаяна, шестой эмир южных земель в новейшей истории был сильнейшим магом.
И судя по тому, какие ощущения вызывала во мне его сила — некросом.
По древнему обычаю Тан должен первым поприветствовать гостя, в том случае если он проигнорирует всадника, или не дай Великие отвернется, конник будет покрыт позором до скончания его жалкой жизни. Я не ожидала приветствия. Чужестранка на отверженной кобыле. К тому же не алталирской породе. Такие как Тума редко участвуют в Великих забегах, в этот раз шариахов лишь трое, Тирбиш, сын Тамира участвует на Джасире, лучшем жеребце их табуна. История его породы была прописана в книге Аруганаса*.
Если Джасир войдет в тройку лучших, тем паче победит, ему разрешат случку с Саванай, трети берилием во владении Тана Арунаяна. Денежный приз Тамира не интересовал, а вот возможность начать новую ветвь породы — очень. Хатальлам, как и Буруваз принадлежали Тану Арунуяну, но несмотря на то, что такие ценные жеребцы должны были управляться лучшими, высокородными конниками у властителя степи был лишь один законный сын. Азам.
На одном из жеребцов будет он, на другом, бастард от наложницы. И хотя в Расаяне границы меж законными детьми и потомками от рабынь были стерты, здоровое соперничество между мужчинами никто не отменял. По словам того же Тирбиша, правитель не выделял сыновей, отдавая им равные доли любви, меняя местами наездников, тусуя жеребцов под конниками. И каждый раз новая победа была сюрпризом.
Свою заявку я сделала в последний момент, старый таурег, принимающий взносы на отрез отказался, и, если бы не заступничество кровного брата я бы могла смотреть, но не участвовать. Списки одобрялись самим правителем, и видимо моя скромная персона вызвала его интерес, потому как когда я поравнялась с шатром эмира тот поприветствовал меня, выделив средь конников.
Спасибо, князь, теперь на моей спине красуется огромная мишень, каждый участник будет теперь считать своим долгом уделать мою кобылку, и меня за одно.
Едва я привела себя в порядок, смахнула пыль и расположилась в скромном шатре, как у входа появился слуга правителя. Подобострастно кланяясь, он просил дозволения сопроводить меня в танский шатер, как только я буду готова. Переодеваться в платье я не стала, хотя оно у меня было, я просто сменила блузку и сапоги. Надеюсь, эмир не ожидает меня в платье наложницы, потому что его ждет большой сюрприз.
Огромный шатер с несколькими уровнями, множеством укрытых от посторонних глаз помещений, укрытый дивно вытканными коврами, был великолепен. Запах сандала, тая и фруктового табака витал в воздухе. Повсюду стояли чеканные подносы, заменяя низкие столики, десятки разноцветных подушек, вышитых, украшенных бисером и драгоценными камнями валялись в искусственно созданном беспорядке, шелковые и шифоновые драпировки превращали походную палатку в дворцовые покои. Мой взгляд дольше всего на одно мгновение задержался на доске с шахом.
Фигуры были в игре, назревала цесская рокировка, но шанс спасти ситуацию у красных был.
— Смотришь на карты, Долор? — отвлек меня от созерцания Тан Арунаян, и только тогда я увидела рядом с доской — разобранную колоду. — Любишь играть?
— Нет, милостивейшей. Я не азартна.
— Это ложь, — засмеялся тот, затягиваясь кальяном, и обдавая меня розоватым, грушевым дымком. — Ведь в Великом пробеге ты ставишь на карту самое ценное, что есть у тебя — жизнь.
Он снова затянулся, зажав мундштук губами спрятанными в густой, черной, без единого седого волоска, бороде. Кальян весело забулькал, угли ярче вспыхнули, а по шатру потянуло цветами и вишней, многогранный табак раскрывался, оставляя даже на моих губах ягодное послевкусие.
— В моём роду ценится честь. Лошади — огромная часть нашей культуры, сентами мы занимались их селекцией добиваясь совершенства. И вот теперь, два, лучших из существующих жеребца борются за право властвовать. Как выбрать, они оба совершенство.
У меня создалось ощущение, что разговор сейчас резко перескочил с коней на сыновей. Но что я понимаю в правах наследования, цесса лишенная венца.
Слуга, тем временем, подал тай, крепкий, как любовь и чёрный, как душа грешника. Я махнула его залпом, зная о традиции шокировать чужеземцев силой напитка, и всё же с трудом не закашлялась. Проглотив горькую жидкость, от которой сердце мое застучало словно молот по наковальне, я поставила стакан на поднос и поблагодарила за оказанную мне честь.
— Я желаю тебе удачи, лисица, — тихо сказал Тан.
— Благодарю вас, эмир**. Удача никогда не бывает лишней, — ответила я и вышла из шатра в ночь, практически стукнувшись лбом о твердую грудь.
Поднимая взор, я точно знала, на кого я имела несчастье наткнуться у шатра правителя. Давешний красавец, коему я имела наглость отказать, крепко держал меня повыше локтей, всматриваясь в моё лицо. Хищная улыбка, словно молния в грозу, рассекла его лицо лишь на мгновение, а глаза блеснули в закатном солнце.
— Я рад, что не ошибся в тебе, карима.
— Уверена, что ошибся, — ответила я, освобождая руки от захвата. Под его горячими пальцами по коже бежал огонь, кровь бурлила, дыхание моё стало прерывистым. Я с трудом оторвалась, хотя меня тянуло к нему, как мотылька к открытому пламени.
— Фатих, карима, — представился конник.
— С чего ты решил, что мне интересно твоё имя.
— Ты должна знать, чье имя шептать в экстазе, — улыбнулся он.
Один — один, подумала я, направляясь под неотступно следующим за мной взглядом в свой шатер.
Милостью Тана у меня появился слуга. Кроме того, что он сориентировал меня, где и что находится: водопой, овес, старт, и прочие мелочи, скрашивающие существование в лагере, этот старец был кладезем полезной информации о Великом забеге.
Четыре пятых Расаяна — степи, последняя часть — пустыни. Именно через них идет большая часть пути великого забега, финишная прямая которого выходила к Лютому морю. Это я знала и без Хабира, но вот то, что он рассказал мне про сам забег, было крайне важным. У меня вообще создалось ощущение, что эмир специально отправил ко мне слугу, обладающего этими знаниями. Только вот какой интерес был у Карима?
Спор?
Скука?
Там будет видно.
Я подошла к месту старта. Везде, куда хватало моего взора было песчаное море. Раскаленное марево парило и отражалось от крошечных частиц кварца, создавалось ощущение, что пустыня тает, заваливаясь на бок в сторону рассвета. Я опустилась на одно колено и подняла горсть земли.
Иссохшая… Пустая… Безжизненная…
— Слепая Равнина — начальная треть пути, первый этап великого забега, — заговорил невесть откуда взявшийся слуга. В прошлый раз больше тридцати всадников не достигли её окончания, а еще впереди Зыбучие пески и Пустая треть. Большинство превращается в головешки, не достигнув и половины. Зачем тебе это, хозяйка?
— Я не твоя хозяйка, Хабир, — ушла я от ответа. Я и сама не знала зачем, наверное, мне хотелось, что-то доказать себе, проверить чего я стою… Дурацкий порыв, увидев пустыню своими глазами я начала сомневаться. И сильно. Но ослиное упрямство свойственное мне с самого нежного возраста вновь победило. Оттряхнув руки от пыли, я повернулась к слуге. — Расскажи мне всё что знаешь про пустыню.
*Аруганас — первый заводчик шаримахов. Лишь исконные потомки могут быть внесены в книгу рода.
**Эми́р (араб. امير — повелитель, вождь) — в некоторых мусульманских странах Востока и Африки титул правителя, князя, а также вообще лицо, носящее этот титул.
Глава 16. Не стоит разом многих змей дразнить
Алый восход и Тан со свитой.
Сигнальная башня и слепой шаман, стреляющий из ритуального ружья.
Сто восемьдесят три жеребца и три кобылы стоят на стартовой ленте, стригут ушами и топчут копытами иссохшую, растрескавшуюся землю, выбивая багряную пыль и мелкие камни. Справа от меня рвался в бой Хатальлам, на лице всадника была темная повязка, скрывающая личность конника. Но разворот плеч, угадывающаяся под одеждой длинная коса и задержавшийся на моем наряде взгляд, убедили, что предо мной Фатих.
Значит законный сын Эмира, Азам будет преодолевать пустыню на Бурувазе. Я поискала глазами гнедого и нашла его поодаль, на наследном князе так же был платок, он был помощнее брата, как-то покоренастее, явно, что наследник пошёл фигурой в отца. Его глаза так же неотрывно следили за мной, и я с удивлением увидела, как тот мне подмигнул.
Шокированная вниманием я резко отвернулась, тем временем раздался голос старца, призывающий к тишине.
— Скачите день до заката, начинайте путь с рассветом, — переводил мне слуга слова шамана, тот говорил на древнем наречии, кажется, его понимали единицы. — Тем, что посчастливится добраться до Ур Холифа, дадут вольные сутки отдыха перед Зыбучими песками. Шатры будут ждать вас, а верблюды оберегать на караванной тропе. Да придадут вам Великие предки сил и не оставят вас в мужестве.