— Уверена, что не хочешь остаться? — не знаю, хочу ли я, чтобы она была здесь. На самом деле, ей здесь не место, она слишком для этого прекрасна.
16. Разговоры при луне
— Что-то девушка грустная такая, — спрашивает Роджер, присаживаясь рядом. Я благодарен ему за неожиданное вторжение потому, что это сможет ещё хоть ненадолго удержать Птичку в моём мире. — Наверное, оттого, что мы незнакомы еще. Роджер, — говорит рыжий и протягивает к ней свою широкую, как лопата, ладонь.
— Агния, — с улыбкой представляется Птичка и отвечает на рукопожатие. Ее рука такая крошечная по сравнению с ладонью одноглазого, что он с легкостью мог бы переломать ей все кости. Но на Птичкино счастье рыжий девушек не обижает.
— Какое чудесное имя, — искренне говорит Роджер. Он вообще патологически честный. Рыжий из тех, кому веришь безоговорочно и доверяешь с первого взгляда. — Как такую принцессу занесло в царство бензина, гаек и Бахуса? Нет, не говорите! Дайте угадаю. Филин вас украл и теперь под пытками заставляет любоваться нашими рожами? Если так, — наклоняется к ее уху и продолжает заговорщицким шепотом: — то подайте знак, мигните, и я быстро надеру ему зад! У меня с похитителями милых дам разговор короткий: яйца всмятку и все дела.
Вот только Роджер одним своим появлением может разрядить любую, даже самую напряженную, обстановку. Наверное, ему нужно было идти в парламентеры — большую бы карьеру сделал.
— Никто меня не похищал, — смеётся Птичка, а я чувствую, как она немного расслабляется.
— Неужели добровольно пришли сюда? — удивляется Роджер и начинает смеяться. — Слышал, вы тут фотографируете всех подряд, но не заметил, чтобы мою скромную персону запечатлели. Это дискриминация по одноглазому принципу?
Птичка улыбается и делает несколько снимков. Роджер доволен, как слон — он обожает быть в центре внимания.
— А почему вы ничего не пьёте? — спохватывается рыжий и встает, чтобы принести нам с Птичкой выпить. — Не порядок оставаться трезвыми в такой чудесный вечер.
Смотрю на ребят, которые расселись на старых покрышках вокруг импровизированного стола в противоположном углу. Удивительное дело, мне впервые за долгое время не хочется напиться в хлам, чтобы хоть на время отключить противный внутренний голос. То ли Птичка так на меня влияет, то ли просто не хочется.
— И часто вы так собираетесь? — спрашивает девушка.
— Хочешь спросить: часто ли мы напиваемся?
— И это тоже, — отвечает и краснеет. Но я не против этого вопроса. Что бы я ни говорил, о чем бы не предупреждал, мне нравится, что она интересуется мной.
— Можно было бы и реже.
И, черт возьми, это чистая правда. Я, как никто другой знающий, что такое алкоголизм и как он уродует души и тела людей, коверкает сознание и уничтожает человечность, сам пью часто и много. И надо бы остановиться, пока не поздно, но знать бы еще как.
— Не пей сегодня, — просит Птичка и робко дотрагивается до моей руки. — Тебе еще за руль сегодня садиться.
Странное дело: попроси меня об этом кто — то другой, — да тот же Арчи, — я бы рассмеялся этому человеку в лицо и еще быстрее напился. Но Птичка… Она так трогательно смотрит в глаза, так трепетно касается меня, что не могу игнорировать. Мне давно уже почти на всех наплевать, но сейчас хочется верить, что кому — то еще могу быть нужен.
— Не желаешь остаться? Скоро самое веселье начнется, — уговариваю, хотя на самом деле хочу схватить ее в охапку и унести отсюда куда подальше.
— Только если ненадолго, — тихо говорит Птичка и отводит в сторону глаза. Не могу понять, чего она смущается.
— А вот и пиво!
Роджер протягивает нам две запотевшие бутылки, радостно улыбаясь, и снова возвращается к ребятам. Такое чувство, что они намеренно не мешают, будто даже не смотрят в нашу сторону, хотя уверен, что любопытство плещется в каждом из друзей. Смотрю на то, как они спорят, пьют, веселятся и понимаю, что мне нравится быть тут с Птичкой и ни о чем не думать. Я так давно не отдыхал. Все время куда-то спешу, куда-то еду, с кем-то общаюсь. Жизнь похожа на бесконечный ярмарочный хоровод, но я сам так ее выстроил, чтобы оставалось как можно меньше времени о чем-то размышлять и задумываться. Наверное, потому и писать картины перестал, чтобы не оставаться наедине со своим внутренним миром, не копаться в душе, не обнажать ее. Однажды закрывшись от всех, очень сложно открываться вновь.
— Поможешь? — неуверенно протягивает мне бутылку, как будто сомневается в своем решении выпить пива. Мне не очень бы хотелось, чтобы она пила, потому что, если и раздражает меня что-то в этой жизни слишком сильно, то пьющие женщины. По многим причинам. — А то я не умею.
— Да девушке и не нужно этого уметь, — ухмыляюсь, но бутылку открываю. Мы люди посторонние, не имею права запрещать, если ей хочется выпить.
— А ты не пей, понял? — серьезно смотрит мне в глаза и отпивает янтарную жидкость. — Я своего мнения не изменила, и за руль тебе выпившим нельзя.
— Хорошо, не буду, — успокаиваю ее. — Да мне и не хочется.
Улыбаюсь, глядя, как она морщится после первого же глотка, но старается не показывать вида, что пиво — совсем не тот напиток, что ей по душе.
— Не нравится? Не мучай себя, если не хочешь пить.
— Нет, все в порядке, — с преувеличенной бодростью говорит Птичка, но я — то вижу, что ей не комфортно. Зачем тогда пьет? — Просто у этого пива какой — то странный вкус. Я к такому не привыкла.
— Если я закурю, не будешь против?
— Прямо тут будешь дымить? — Птичка распахивает от удивления глаза. — Разве здесь можно?
— Нет, конечно, здесь слишком много легковоспламеняющихся жидкостей кругом. На улицу выйду, посидишь пока одна?
На секунду в карих глазах промелькнул страх, как будто она боится оставаться здесь одна, без меня. Хочется успокоить девушку, сказать, что никто из этих татуированных и выпивших охламонов ее не тронет, но она еще слишком плохо их знает, чтобы доверять хоть кому — то.
— Не бойся, — тихо прошу, наклонившись к ее уху. Она такая теплая, так чудесно пахнет, что украдкой вдыхаю ее аромат. — Я скоро вернусь.
Резко встаю и иду к выходу. Мне просто необходимо вдохнуть хоть немного свежего воздуха, привести мысли и чувства в элементарный порядок, потому что этим вечером ощущаю себя, прямо скажем, не в своей тарелке. Все идет не так, как всегда, а я так давно научился держать все под контролем, что сейчас просто растерялся и не знаю, как быть дальше. Она мне нравится, но это ровным счетом ничего не значит. Не могу себе позволить прикоснуться к ней, сделать хоть один шаг на встречу, потому что тогда назад дороги не будет. Все испорчу и никогда не смогу исправить. Птичка совсем не знает меня, не знает, каким я бываю в особенно паршивые периоды своей жизни, и показывать ей это совсем не готов. Зачем ее пугать? Зачем рушить жизнь человека, заливая по горло своим дерьмом?
Снова перевожу взгляд на всю честную компанию: девушки смеются, радуются вниманию парней. Матильда положила голову на плечо Арчи, но тот, кажется, совсем этого не замечает. Девушка явно полна надежд, планирует провести с ним еще хотя бы одну ночь, но что — то мне подсказывает, что ей ничего не обломится. Не в этой жизни и реальности, но надежда умирает, как известно, последней.
Бросаю последний взгляд на Птичку, сидящую на диване и задумчиво потягивающую пиво из бутылки. Быстро отвожу глаза: не хочу, чтобы она заметила, что я на нее пялюсь. Тихо чертыхаюсь и рывком открываю дверь мастерской. Нужно скорее выйти на воздух и немного успокоиться, а то наломаю дров.
Наступил вечер: небо почернело, а Луна, сегодня полная, вышла из-за облаков. Я всегда любил полнолуния, сам не знаю, почему. В такие ночи мне кажется, что возможно абсолютно все. Любое безумство, любой каприз… Миражи, мечты и планы, если им суждено стать реальностью, то только в полнолуние. Разве не символично, что за стеной сидит самая лучшая девушка, что встречал в жизни, а на небе полная Луна?
Достаю из кармана смятую пачку сигарет, вынимаю одну и, чиркнув спичкой, закуриваю. В голове носятся мысли — не могу заставить себя не думать о Птичке, как не пытаюсь. Едкий сизый дым разъедает легкие — выпускаю его кольцами в черное небо, будто это может помочь избавиться от всех проблем, что отравляют изнутри.
Присаживаюсь на невысокий пенек, что торчит из земли, сколько помню это место, и просто курю, стараясь хоть недолго ни о чем не думать. Смотрю в потемневшее небо, а Луна, кажется, улыбается мне в ответ. Она знает ответы, но молчит. Неожиданно дверь за моей спиной скрипит, поворачиваюсь на звук и вижу лысую голову Брэйна.
— Что ты тут один сидишь? — интересуется он, подойдя и присаживаясь рядом на корточки. — Девушка твоя совсем заскучала.
— Она не моя девушка, — говорю, будто выплевываю эти слова, настолько они горькие и неприятные. У каждого слова есть вкус. Эти отдают полынью.
— А почему? — удивляется татуировщик. — Она хорошенькая, давно таких не встречал.
— Я вообще никогда таких не встречал.
— Нравится? — тихо спрашивает, закуривая. В темноте его лица не видно, как и моего, наверное. И я даже рад этому.
— А ты как думаешь?
— Думаю, ты бы не согласился терпеть рядом с собой человека, который тебе не по душе, — хмыкает Брэйн. — Слишком хорошо знаю твой дерьмовый характер.
— Прав, как всегда, — отвечаю, и мое настроение портится еще больше. Вспоминаю Ястреба, которого вынужден терпеть, сам не понимаю, почему. Этот клещ присосался к Арчи, да так сильно, что и не отодрать.
— Знаешь, как я своим умишкой понимаю всю эту ситуацию? — спрашивает, а я просто молча слежу за огоньком его сигареты. — Она тебе нравится, я знаю, да и ты ей симпатичен. Может, ты не замечаешь, но я увидел, какие взгляды она на тебя украдкой бросала, когда знала, что ты не смотришь. Ваше влечение к друг другу видно каждому, даже одноглазому. Наплюй на все, слышишь? На все свои внутренние запреты, страхи, проблемы. Позволь себе хоть недолго побыть свободным от всего дерьма. Мне кажется, она сможет сделать из тебя человека.
— А сейчас я кто?
— Сейчас ты мокрая общипанная птица.
Ничего не отвечаю, потому что Брэйн прав — я давно уже только лишь оболочка.
— Повези ее сам знаешь, куда — советует татуировщик, докуривая. Бросив окурок на землю, он топчет его каблуком. Арчи был бы в ярости, увидев, что кто — то гадит на нашей территории.
— К Клоуну?
— Да, там самое идеальное место в любое время года, тем более, сейчас. Нет девушки, которая устояла бы, — Брэйн кладет мне руку на плечо. — Дерзай, Филин, я в тебя верю. Может, тебе именно ее в жизни не хватало? Ну, а если не срастется, то хоть за красивую задницу подержишься.
— Охренел?
Мы сидим некоторое время и просто смеемся. Спасибо Брэйну, потому что теперь я знаю, куда будет лежать мой путь.
17. Клоунада в зимнюю ночь
Арчи не хотел отпускать Фила, да и другие ребята тоже, но мы все равно уехали, несмотря на бурные протесты. Понимаю, что мое присутствие изрядно их напрягло — мало пила, почти ни с кем не общалась, а еще из-за меня Фил отшил ту девушку. Она очень красивая, — я таких васильковых глаз никогда раньше не встречала, — но уж слишком навязчивая. Я не хотела, чтобы он чем-то жертвовал из-за меня. Если бы хотел остаться с той красавицей, я не стала бы спорить — просто вызвала себе такси и уехала, ведь он мне абсолютно ничего не должен — мы чужие люди. Или Сержа попросила меня забрать, но Фил сам все решил.
Приятно ли мне? Честно? До безумия, потому что я никогда бы не поверила, что такой парень, на которого девушки вешаются гроздьями, захочет проводить со мной свое время, чем-то жертвовать, от чего-то отказываться. Мне он нравится, очень, но я не хочу показывать это — боюсь, что начнет смеяться. Так и представляю, как он заходится смехом, когда понимает, что я втрескалась в него. Потому что такие девушки как я не могут нравиться таким парням как Фил. Это невозможно, просто исключено.
Откуда во мне эта неуверенность в себе, эти комплексы? Почему не могу быть такой же смелой, как синеглазая, которая подошла к понравившемуся ей парню и с разбегу начала демонстрировать свою симпатию? Это же, наверное, не сложно, но я никогда так не смогу.
— О чем ты думаешь? — Фил сидит рядом на корточках и смотрит куда-то в сторону. В моей голове крутится такой же точно вопрос, мне безумно интересно, что творится в мозгах у этого парня. — Ты как-то непривычно молчалива.
— Решил, я всегда такая вспыльчивая и болтливая, как сегодня в мастерской? — понимаю, что моя перепалка с Арчи могла ему не понравиться. Все-таки они друзья, практически братья, а я, человек посторонний, такое себе позволила. Фил имеет полное право на меня сердиться, и за это винить его не стану. Как и Арчи. Не могу понять, что вообще на меня нашло, словно в голове замыкание произошло. — Обычно, я довольно молчаливая, особенно, попав в незнакомое место. Мне всегда нужно немного больше времени, чем другим, чтобы привыкнуть к переменам, освоиться.
— Мне кажется, ты заблуждаешься на свой счет, — говорит Фил и, хоть мне и не видно его лица, уверена, что парень ухмыляется. — Если мы сейчас вернемся обратно и поинтересуемся у сидящих там, не считая девушек, какой ты им показалась на первый взгляд, уверен, каждый, скажет, что ты очень смелая и в чем-то даже отчаянная девушка. И еще уверен, что ты им понравилась. И Арчи в том числе.
— Почему ты так думаешь? — мысль, что его друг на меня не сердится, греет душу.
— Потому что не у многих находятся аргументы, чтобы противостоять Арчи. Понимаешь, он у нас очень специфический человек. Если рассматривать наш с ним тандем в плоскости хорошего и плохого полицейского, то он явно второй вариант, — Фил тихо смеется, закуривая.
— А ты, значит, хороший полицейский?
— Как правило, но мир полон заблуждений.
Впервые вижу, как он курит и могу с уверенностью сказать, что он чертовски красиво держит в руках сигарету.
— А ты не испугалась его, не поддалась его влиянию, не растерялась, — продолжает Фил. — И не волнуйся о том, что он может тебе это припомнить. При всей своей придури, Арчи абсолютно не злопамятен.
— Искренне на это надеюсь.
Потому что мне и, правда, немного не по себе. Я вообще по своей натуре существо не конфликтное, хоть и немного вспыльчива.
Мы сидим с Филом во дворе «Ржавой банки», вокруг сгустилась плотная тьма, но огонек от его сигареты позволяет изредка видеть лицо парня. Он красивый. Не слащавой, глянцевой красотой, а по-настоящему красив, как бывают только многое пережившие мудрые душой мужчины. Не знаю, сколько ему лет, никогда об этом не спрашивала, но, наверное, чуть больше двадцати пяти. Он не выглядит мальчиком, юным и полным надежд. В его глазах живут боль и тьма, от которых мне бы хотелось помочь ему избавиться. Но кто я такая, чтобы врачевать души? Да и не позволит он мне — такие парни привыкли решать свои проблемы сами.
— Ты сильно устала? — спрашивает Фил, в очередной раз сильно затягиваясь сигаретой и выпуская в небо кольца сизого остро пахнущего дыма.
— Немного, — тихо отвечаю, потому что, на самом деле, совершенно не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Как будто с наступлением рассвета вся моя жизнь превратится в тыкву. — Но я бы не возражала немного покататься, только если обещаешь слишком быстро не ехать.
— Боишься, что уроню тебя, если сильно разгонюсь? — он смеется, и его хрипловатый смех рождает во мне какие-то непривычные чувства. — Не переживай, я буду аккуратен.
Не знаю, может быть, показалось, но я четко услышала в его голосе удовлетворение, смешанное с облегчением — словно, сам хотел предложить мне прокатиться, но не решался. Возможно, я и правда, ему немного нравлюсь?
— Ну, что? Поехали? — спрашивает Фил, выбрасывая то, что осталось от его сигареты. На миг даже становится жаль, что больше не увижу его лица, такая кругом тьма.
— Хорошо, — отвечаю тихо и, опираясь на пенек, поднимаюсь. Жалею, что так и не взяла костыли — мне неловко, что Фил постоянно носит меня на руках. Не люблю зависеть от кого-то. Даже от такого красивого парня. — Поможешь мне дойти до мотоцикла?