Она обнимает за шею, приникает к губам в яростном поцелуе, стонет, когда двигаю бёдрами чуть быстрее. От её глубинной и такой естественной страсти мозги кипят, и я не выдерживаю — вхожу резко и до упора. На хер всю долбанную Вселенную, когда так туго сжимаются мышцы вокруг. Замираю, слежку за реакцией, а Ева смотрит на меня затуманенным взглядом и закусывает губу.
— Тебе хорошо? — спрашиваю, прикусывая кожу на плече, оставляя отметину, а Ева дрожит под моими губами. Горячее лоно сокращается, доводя меня до исступления, загоняя в ментальную петлю.
— О… очень… — прерывисто шепчет, снова двигая стройными бёдрами вперёд, насаживаясь глубже, принимая меня всего, без остатка.
Её тело способно сказать больше, чем все слова, такое страстное, трепетное и отзывчивое. Когда прижимается сильнее, всхлипывая и вздыхая, умоляя и требуя, меня несёт вперёд, словно двести лет сексом не занимался, а Ева ловит ритм, подстраивается под него идеально. И эта какая-то нереальная совместимость могла бы испугать, если бы мозги хоть немного, но соображали.
Ощущаю, как снова сжимается вокруг члена, вибрирует, посылая ток прямо в спинной мозг, а потом выкрикивает в пламенеющее багрянцем наше с ней, общее, небо моё имя, и это слово — контрольный выстрел в голову, срывающий тормоза и крушащий мелкие частицы сигнальные огни.
Каждое моё движение подхватывает, отдавая мне всю себя, трётся горячей кожей о мою грудь, умоляет не останавливаться, но я ещё держу себя в руках, потому что охренеть как важно дождаться её полёта, чтобы потом рухнуть в пропасть самому. И вот, когда начинает метаться подо мной, и громкие стоны разрывают мою душу на части, я освобождаюсь, изливая страсть, что почти уже отравила мою кровь.
19. Ева
Вот теперь я точно умерла. Ноги дрожат, ладони немеют, а внизу живота слабеющая пульсация. Ох, мамочки, это просто... просто... ого!
Роджер перекатывается в сторону, сгребает меня в охапку и прижимает к широкой груди, а я слышу над самым ухом, сквозь горячую кожу лихорадочное биение сердца, стучащее в такт моему. Провожу рукой — там, где татуировки скрывают шрамы, — чтобы лишний раз убедиться: он рядом. Не растворился миражом, не убежал с воплями, даже носом к стенке не отвернулся. Такое необычное чувство — быть к кому-то настолько близко и совершенно не чувствовать неловкости, словно именно здесь мне самое место.
— Молчишь? — произносит, поглаживая мои спутанные волосы.
— Молчу.
— Ну-ну, — усмехается и вдруг резко приподнимает меня и укладывает поверх своей груди, заставляя уткнуться в неё носом. — Много думать вредно.
— А мне нравится размышлять о всяком, — говорю, поглаживая влажную кожу на широком плече, исследуя пальцами выемку над ключицами, под горлом. — И о тебе думать нравится.
Хмыкает, целует в макушку, сжимает до хруста в рёбрах, а я, неожиданно для себя, засыпаю, подумав напоследок, что была бы совсем не против именно так провести свою жизнь.
* * *
Просыпаюсь от того, что кто-то очень пристально рассматривает меня, и сначала делается так страшно, что дышать тяжело. Где я? Открываю один глаз, а вокруг залитая солнцем чужая комната, и от резкого света не сразу удаётся сфокусировать взгляд на том, кто так нагло таращится на меня, мешая спать. Постепенно доходит, в чьём доме уснула, и на смену безотчётному страху приходит облегчение.
— Спи, — говорит, но при всём желании не получится. — Чего проснулась?
— Не могу. Ты на меня смотришь! — Натягиваю тонкое одеяло себе на лицо, чтобы скрыть горящие щёки.
Всё-таки он не перестаёт смущать меня, отвратительный тип!
— Конечно, смотрю. — Мне не видно, но уверена, что на его губах сияет наглая усмешка.
Ну вот, что с ним делать, провокатором таким? Точно когда-нибудь второй глаз ему выбью, дождётся.
— И зачем ты это делаешь?
Под одеялом невыносимо жарко, но я не тороплюсь вылезать на свет. Вдруг сейчас Роджер рассмотрит, насколько я неказиста и поймёт, что всё, что случилось — ошибка? Бывает же такое? Я слышала, что мужчины иногда пугаются поутру, завидев девушку, хотя ночью всё казалось прекрасным. Вдруг и со мной такое произойдёт? Не переживу, наверное.
— Тебе неприятно?
— Отвечать вопросом на вопрос невежливо, — бурчу, глубже закапываясь под это дурацкое одеяло.
— Я не очень вежливый на самом деле, — смеётся, пододвигаясь всё ближе и ближе, а потом срывает с меня такую уютную, но до ужаса жаркую маскировку.
— Попалась, — констатирует неожиданно хриплым голосом, а я распахиваю глаза ещё шире, когда замечаю, насколько огненным стал взгляд Роджера.
Наматывает мою прядь на палец, а я ворочаюсь, пытаясь то ли от него отодвинуться, то ли улечься поудобнее, а Роджер смеётся.
— Ты знала, что брыкаешься во сне? Между прочим, у меня будут синяки, придётся тебе меня жалеть.
— Ничего я не знала. Ты вообще первый, с кем я рядом спала, между прочим.
Фыркаю и смеюсь, пытаясь скрыть смущение, а Роджер притягивает меня к себе и кладёт ногу сверху, а я вздохнуть боюсь, настолько мне сейчас хорошо и спокойно.
— Откуда ты такая взялась на мою голову? — спрашивает, будто самого себя. — Появилась на моём пороге с пиццей этой, а я поплыл как мальчишка, голову потерял.
— Я не специально, честно-честно.
— Если бы ты что-то ещё и специально делала, у меня бы случился инсульт. Угробила бы мужика, а мне вредно волноваться.
Тихо смеётся, наматывая пряди моих волос, разметавшихся по спине, на указательный палец, и я окончательно убеждаюсь, что именно этот момент вполне претендует на то, чтобы стать самым счастливым в жизни. Но всё-таки нет-нет, да проснётся тревога за Артёма. Вернулся ли он домой? Отдал ли деньги? Отчего-то сомневаюсь, потому что давно уже поняла, что на брата рассчитывать нельзя.
— Поедешь со мной в одно место? — спрашивает, а я поднимаю голову, ловлю его взгляд, настороженный и серьёзный. — Хочется тебя кое с кем познакомить.
Тревога на секунду затмевает счастье, но понимаю, что должна радоваться, раз не собирается после этой ночи обрубать отношения, точно канат.
— Конечно, — киваю, потому что на самом деле согласна ехать, куда бы не попросил. Просто потому, что не хочу и не могу по-другому.
— Не спросишь куда?
— Там меня ждёт что-то ужасное?
Усмехается, а я переворачиваюсь на бок и подтягиваюсь на локте чуть выше, чтобы наши лица были на одном уровне. Трение кожи, невероятная близость дарит такую эйфорию, что, кажется, сейчас взлечу.
Провожу по широким, будто отлитым из стали плечам, по шрамам и татуировкам, наслаждаясь тем, как смотрит на меня. Его взгляд, глубокое прерывистое дыхание, жилка, трепещущая под кожей — всё это делает меня почти всесильной. И эта власть, которой никогда не чувствовала, дарит крылья и пугает одновременно.
— Почему ты всегда говоришь так или иначе о своём возрасте? — решаюсь задать вопрос, ответ на который давно меня волнует.
— Это так заметно? — Заламывает бровь и щёлкает меня по носу.
— Да, очень заметно. — Целую его в уголок губ. — Прекращай. Меня всё устраивает.
— Отрадно слышать, — хмыкает, а я целую в другой уголок губ.
— Не паясничай, — хмурюсь и хлопаю его по плечу. — И да, меня совершенно не волнуют ни твоё прошлое, ни какие-то там призраки, живущие в нём. У меня и своих — полный коробок.
— Ева, тебе точно девятнадцать? — удивляется, а я киваю.
— Не похоже? Мне всегда говорили, что я старше своих сверстников.
— Иди сюда, моя мудрая золотая девочка, — произносит осипшим голосом, и мгновенно оказываюсь прижатой к его груди.
Сгибает ноги в коленях, а я ощущаю, что снова хочет меня. Интересно, он вообще устаёт? Чуть извиваюсь, а Роджер дышит с каждой секундой всё тяжелее.
— У нас ещё есть несколько часов в запасе, — говорит, растягивая губы в ленивой улыбке, которая так мне нравится. — Так что...
— Что?
— Любить тебя буду, вот что.
Резко перекидывает меня на спину, садится на кровати, повернувшись затылком, и шуршит очередным блестящим пакетиком, а у меня от мысли, чем именно там занимается, внизу живота нервы в тугой узел сворачиваются. Но сильно задумываться не даёт, устраивается между ног и резко входит, одним мощным движением сильных бёдер берёт в плен удовольствия, о существовании которого даже не догадывалась до недавнего времени. Заполняет собой изнутри, растягивает, и я хватаю его за плечи, не заботясь, что могу оставить следы, потому что сейчас мне настолько хорошо, что думать о чём-то и беспокоиться вряд ли получится.
Каждое движение, когда входит до упора, до звёзд перед глазами и громкого вскрика, дарит такие эмоции, что, кажется, ещё немного и просто рассыплюсь на тысячи осколков. Кожа к коже, один воздух на двоих, и одно, общее для обоих освобождение.
— Вот теперь точно можно поспать, — хрипит, точно ему лёгкое прострелили. — А ближе к вечеру поедем.
Укладываю голову на плечо и медленно засыпаю, думая, что счастье — оно в мелочах.
* * *
— Здесь, конечно, не база отдыха или модный курорт, — говорит Роджер, когда мотоцикл привозит нас за город, где недалеко от небольшого озера стоит, в тени покрывающихся молодой зеленью деревьев, небольшой бревенчатый дом, — но в этом месте определённо хорошо.
Слезаю с мотоцикла и смотрю вокруг, а в сердце такая радость, что словами не выразить. Слишком редко мне удавалось выезжать в настолько красивые места, где так вольно и сладко дышится полной грудью.
— Помнишь Брэйна? — спрашивает Роджер, внимательно глядя на меня. — Того парня, который тебя ко мне в ангар привёл.
— Здорового такого? Конечно, такого попробуй забудь.
Роджер делает шаг в мою сторону, обнимает за талию и притягивает к себе так резко, что голова слегка кружится.
— Понравился? — интересуется, понизив голос до вибрирующего в каждой клетке тела шёпота, почти касаясь губами уха.
— Очень, просто безумно! — Поднимаю взгляд и замечаю улыбку на губах, которые так нравится целовать. — Я же с тобой отношения завела лишь в тайной надежде, что к нему ближе стану. Теперь ночей не сплю, о нём мечтаю.
— Не шути так. — Проводит губами по моей шее, оставляя обжигающий след. Ветерок холодит кожу, и этот контраст жаркого поцелуя и влажного сырого ветра скручивает эмоции узлом внизу живота.
Бесстыдно, словно гулящая кошка выгибаюсь навстречу его телу, стараясь ощутить тепло. Словно не были вместе целую ночь, словно мало было того, что случилось между нами.
— Ева-а... — протягивает, а в голосе столько неприкрытого желания, что перед глазами темнеет. — Пошли, нас ждут. А то так никуда и не попадём.
Киваю, обхватив руками щёки, нахожу его губы, точно изголодала до предела. Роджер проникает языком в мой рот, пьёт дыхание, прижимая к себе всё сильнее. Безумие какое-то, но иначе не получается, когда тянет к друг другу как магнитом. И я совсем не хочу ничего с этим делать.
— Ого, — слышу мужской голос, и спешно отрываюсь от Роджера.
Когда замечаю стоящего в паре шагов высокого темноволосого мужчину в кожаной куртке, ощущаю, что немилосердно краснею. Незнакомец держит в руках упаковку минеральной воды и кажется, что она совсем ничего не весит. Пристально рассматривает меня, ухмыляясь так, что хочется сквозь землю провалиться от стыда. Рука Роджера крепко держит меня за талию, удерживая то ли от побега, то ли от позорного падения в обморок. То есть этот мужчина видел, как я тут выгибалась вся, чуть не в штаны Роджеру залезала? Мамочки, ужас какой. Нет-нет, не буду об этом думать!
— Добрый день, — кивает мужчина и протягивает мне руку. — Меня можете звать Филином.
Имя такое странное. Прозвище, наверное, как и у Роджера.
— Очень приятно, — пищу, а стыд сейчас изнутри сожжёт. — Я Ева.
— Я знаю, что вы Ева, — снова ухмыляется Филин и мягко пожимает мои пальцы, не задевая бинтов, будто бы может покалечить неосторожным движением. — О вас, Ева, уже все знают.
Все? Знают? Что он вообще такое говорит?! Мысли мечутся в голове, прыгают и скачут, а перед глазами лёгкий туман.
— Фил, прекращай, — просит Роджер, потом делает шаг вперёд, и они обнимаются. Как только плечевые кости друг другу не поломали, когда так активно хлопали?
— Да я как-то... и не начинал ещё, — улыбается ослепительно и закидывает упаковку воды на плечо. Красивый мужчина, здесь без вариантов, и такой же "разрисованный", как и Роджер. Шея, кисти рук — всё в рисунках. — Ты ж меня знаешь, я поводов для шуток не ищу. А Вот Арчи скоро подъедет, вот тогда и начнётся долбаный цирк с конями...
Они с Роджером смеются, а у меня поджилки трясутся от волнения. То есть меня приволокли сюда на смотрины, что ли? Ой, что-то мне дурно. И ещё Арчи какого-то вспоминают.
Роджер снова становится рядом, и его рука, обнимающая за плечи, не даёт сбежать, а то бы уже только пятки мои и сверкали. Поднимаю взгляд, а Роджер смотрит на меня, и я немного успокаиваюсь. Пока он рядом, со всем справлюсь. Наверное.
— Ладно, я пошёл. Вы тоже не задерживайтесь, прохладно на улице, — говорит Филин и направляется в сторону домика.
Слежу за его стремительно удаляющейся высокой стройной фигурой, а на душе тревожно.
— Это твой друг?
— Да, — улыбается, заправляя прядь рыжих волос за ухо. — Фил — хороший парень. Художник, мастер аэрографии, механик от бога.
— Понятно...
— Ты испугалась, что ли? — спрашивает Роджер, когда Филин скрывается за поворотом. — Не надо, тебе нечего бояться.
— Вообще-то, мог бы и предупредить... — сердито бурчу, потому что всё-таки немного зла на него за такие сюрпризы. — Я ж не готова совсем... Так же неправильно.
— К чему там быть готовым? — удивляется и перекидывает мою косу на левое плечо. — Просто посидим в тесном кругу, моих парней узнаешь получше. Они хорошие ребята, поверь, хоть и придурки.
— Ладно, уговорил, — кидаю на него сердитый взгляд, а Роджер смеётся. — Но я одета... обычно ведь. Там, наверное, все девушки как модели. Я на гонках видела, красивые такие.
Сжимаю в руках низ ветровки, комкаю его, чтобы не видел, как руки мои дрожат.
— Кажется, ты не туда смотрела, — усмехается и целует меня в макушку. — Те девушка, на гонках которые, это... ну как тебе объяснить? Для траха они, в общем, нужны. Понимаешь меня? Они именно для этого туда и приезжают.
Открываю рот, чтобы хоть что-то сказать, но слова застревают в горле. Такая обезоруживающая честность, шокирующая... В голове сразу мелькают картинки, как Роджер, в перерывах между чужими заездами, спит с очередной из таких вот... девушек для траха... Ой, что-то мне снова нехорошо.
— Посмотри на меня! — требует, беря пальцами за подбородок и резко приподнимая моё лицо.
— Смотрю.
— Я сейчас скажу тебе кое-что, и второй раз повторять не буду. Потому, Ева, постарайся меня понять, только очень постарайся.
— Попробую.
— Усвой для себя раз и навсегда: пока ты со мной, тебя никто никогда не обидит. Это, во-первых.
— А, во-вторых?
— Во-вторых, когда кто-то из парней вроде меня и моих друзей находит ту, что становится для него чем-то большим, чем одноразовая любовница, то это меняет абсолютно всё. Ты меня слышишь? Молчи и просто кивай. — Выполняю его просьбу, а Роджер продолжает: — Потому, когда ты узнаешь моих парней чуть лучше, вопросы отпадут сами собой. В общем, не выделывайся и пойдём со мной, а то отнесу. Всё равно ведь не вырвешься.
Я почти ничего не поняла из его пламенной речи, потому снова киваю. Предлагает посмотреть на его парней внимательнее? Ну что ж, будет сделано, мой генерал!
20. Роджер
Беру её за руку, стараясь не сильно давить на порезанные ладошки, и веду к дому Брэйна. Ева смотрит строго вперёд, а на лице упорная решимость. Хороший настрой, похвальный. Главное, чтобы не растеряла по дороге.