— Почему вы так странно называете друг друга?
Вирд не успел ответить, я оглушительно завизжала.
Прямо передо мной выскочило что-то.
Огромный, с теленка, волк!
Шерсть на затылке вздыблена, по телу белые полосы. Стоило мощным лапам приземлиться, подняв облако пыли, как на земле, прямо у моих ног, оказалась лань с перегрызенным горлом.
— А-а-а-а! Мама!
Никто из присутствующих не шевельнулся. Только Вилла не спеша двинулась к нам. На лице женщины по-прежнему не дрогнул ни единый мускул, правда, она подняла одну бровь.
— Помогите! Кто-нибудь! — продолжала голосить я. — Пожалуйста! Прогоните его! Убейте! А-а-а!
В следующий миг я замолчала и даже, кажется, перестала дышать, потому что волк посмотрел на меня как-то обиженно, припал к земле, и тело его странно вытянулось, голова покрылась темными волосами, послышался тошнотворный хруст. То, что еще секунду назад было волком, встряхнулось, и с земли поднялся абсолютно голый, не считая слоя пыли на нем, Дреко. Тот самый, который бился с Виллой.
Он улыбнулся мне окровавленным ртом, пара красных капель стекла по подбородку.
Выпучив глаза, я закрыла рот руками и заорала, срывая голос.
В желтых глазах Дреко мелькнуло недоумение, поморщившись, он приложил руки к ушам.
— Неблагодарная, — сказал он, когда я перевела дыхание. — То она хочет есть, то она не хочет есть, поди вас, самок, пойми… Я, между прочим, этого оленя час загонял для нее, на сытый желудок, между прочим! Как будто мне заняться нечем, а она сразу — прогоните его, убейте. Знал бы…
— Вот ты какой! — обиженно сказал ему Грэст. — Первым подсуетился.
— Опередил нас, — сказал Вирд. — Самый умный и самый хитрый, да?
— Между прочим, мог бы и позвать на охоту для новенькой, — пробурчал Рив. — Хотя бы из вежливости.
Вилла пересекла расстояние, разделяющее нас, в пару прыжков.
— Загнал — и молодец, — рыкнула она. — Теперь все свободны. Вы знаете закон. До посвящения самка неприкосновенна.
Она нагнулась, легко подхватила лань с болтающейся головой и закинула на плечо.
— Ну же, — позвала она меня. — Хотела есть — будешь есть. Пошли обратно, на материнскую территорию.
Я проследила взглядом струйку крови из разорванного горла животного, что стекала в пышное декольте Виллы, слабо застонала и сползла по дереву.
Последнее, что я услышала, было сдавленное ругательство Виллы.
Я бегу по ночному лесу, и на пятки мне наступает тьма. Я падаю, поднимаюсь, снова бегу и снова падаю, обдирая колени, сдирая кожу с ладоней. Я не разбираю дороги, натыкаюсь на стволы деревьев, бегу через кусты и поросль высокой травы, она больно хлещет по голым ногам.
Вот из-под ног вылетела напуганная ночная птица и, шумно ухая, полетела впереди.
Сияние бледного диска луны окрашивает стволы в бледно-серый, серебрит длинные иголки на разлапистых ветках.
Где-то поодаль звучит вой, мои колени снова подкашиваются, и я опять падаю, но на этот раз, подпрыгивая на кочках и камнях, скатываюсь в овраг.
Снова раздается волчья песня, на этот раз она совсем рядом.
Я поднимаю лицо к полной луне, и она приобретает очертания вытянутой пасти.
— Я иду за тобой, Эя, — говорит луна, и ночной лес вторит ей тысячей голосов.
— Зверь идет за тобой, — шепчут деревья, колыхаясь от дыхания ветра.
— Зверь идет, — вторят ночные птицы.
— Зверь близко, — стрекочут сверчки.
— Зверь. Зверь. Зверь, — поют летучие мыши.
— А-а-а! — заорала я и очнулась от собственного крика.
— Ну что опять? — устало процедила Вилла, поджимая губы.
Я поняла, что лежу у ручья, слышу его журчание. Поодаль возится ребятня, рядом раздаются приглушенные голоса женщин.
Я вскочила, не до конца придя в себя, вцепилась в руку Виллы и принялась трясти ее, причитая:
— Зверь! Зверь! Зверь, понимаете? Он здесь! Он идет за мной! Он… Он только что был здесь. Я умру! Нет, мы все умрем!
— Зверь? — нахмурив брови, пробормотала Вилла. — Он давно мертв.
Я помотала головой, прогоняя остатки сна.
Ноздрей коснулся запах жареного мяса.
Я обернулась — несколько женщин суетятся у костра: кто-то переворачивает куски на деревянной решетке, кто-то машет еловой лапой над костром, та, что со светлыми волосами, сидит рядом и раскладывает на толстых зеленых листах какие-то оранжевые коренья.
Тут же перед глазами возникла убитая лань, которую волк кидает к моим ногам… Вилла, с легкостью зашвыривающая добычу на плечо… Кровь животного стекает ей на грудь.
Я отпрыгнула назад, и завизжала так, как не кричала, наверно, никогда.
В следующий миг оказалась на лопатках, прижатая к земле. Надо мной нависла Вилла, твердая ладонь накрыла мой рот.
— Тише, — сказала она. — Щенков напугаешь.
Я продолжила орать, но беззвучно, вращая глазами, и, когда Вилла слегка ослабила хватку, вгрызлась зубами ей в палец.
— Ай! — воскликнула она и раздраженно затрясла рукой. — Совсем дикая, да?
Вилла положила укушенный палец в полуоткрытые губы. Одна из женщин, что возились у костра, обернулась.
— Не верю своим глазам, Вилла. Тебя покусала новенькая!
— А говоришь, она не сможет охотиться!
— Она начала сразу с самой крупной дичи!
Женщины засмеялись, и даже Вилла почему-то фыркнула.
— Ну, покусала — это сильно сказано, — проворчала она, продолжая удерживать меня у земли одной рукой.
— Успокоилась? — спросила, наклоняя ко мне лицо.
Я отчаянно замотала головой.
Вилла вздохнула.
— Пошли есть?
Я снова помотала головой, а Вилла снова вздохнула.
— Ты мне надоела, — искренне сказала она. — Что не так?
— Вы… — выдохнула я и задохнулась.
Брови Виллы поползли вверх.
— Вы… — снова сказала я и подавилась, закашлявшись. Она рывком подняла меня и хлопнула по спине.
— Вы…
Вилла решила помочь мне:
— Выдра?
Я помотала головой.
Вилла пожевала губами.
— Выхухоль?
— Вы! — вскрикнула я. — Вы — оборотни!!!
Вилла пожала могучими плечами:
— Ну а кто мы…
— Вы есть идете? — крикнула блондинка.
— Да, идем! — ответила Вилла и опять обернулась ко мне: — Ты уж определись, кого ты больше боишься, Зверя или оборотней.
Вопрос поставил меня в тупик. Я даже колотиться на секунду перестала.
— А разве это не одно и то же?
Вилла встала, протянула руку, рывком поставила меня на ноги и подтолкнула к костру.
— Вообще-то одно, — сказала она. — Только того, кого и люди, и свободные звали Зверем, давно нет в живых. Сначала погиб его волк, а потом он ушел из Стаи. Его уже много лет никто не видел.
Я помотала головой. Ни слова не поняла из того, что сказала Вилла, но все же спросила:
— Как это?
Вилла пожала плечами.
— Там темная история, предшествовавшая Смутному времени Заповедных земель. То, что ты видишь сейчас и еще увидишь, если не умрешь, остатки некогда единой Стаи Семи Лесов. После смерти Зверя, альфы Стаи, она распалась на семь стай, ранее бывших кланами.
— Кланами?
— Семьями. Но это у нас так называется, люди говорят — род. Как в поселениях, мне рассказывали, — людей много, все меж собой родственники, часто дальние, часто смешанные с приезжими, но родственники.
Мы подошли к женщинам, что расселись вокруг костра. Трое баюкают младенцев, двое — возятся с жареным мясом.
Я ощутила, как живот подвело от голода, а рот наполнился слюной.
— Идите сюда, — поманила нас мать близняшек.
— Спасибо, Дэз, — сказала Вилла, кивая.
Мы уселись у костра. Меня продолжает бить крупная дрожь.
Нам подвинули плотные листки с жареным мясом, нарезанным толстыми полосками. Над кусками поднимается пар, сок стекает по бороздкам листьев прямо на землю. Рядом возятся с одним куском на двоих те самые близнецы.
— Тише, вы! Всю еду в пыли извозили, — пожурила их мать.
— Возьми, — сказала мне светловолосая женщина и подвинула на отдельном листе горку каких-то вытянутых плодов белого цвета. — Мясо пока горячее, обожжешься.
Я взяла странной формы плод в руку, и мне подвинули еще один лист, на нем разложены мытые коренья.
— Вы едите мясо жареным?
— А каким нам его есть? — удивилась Дэз.
— Ну, вы же, — несмело выговорила я и запнулась, — оборотни, — все же добавила страшное слово.
Дэз фыркнула и отвернулась.
За нее ответила Вилла:
— Сырое подходит только волкам. Тогда у него и вкус другой. Ешь давай, меньше слов, больше дела.
Она подула на свой кусок и вгрызлась в него.
Я откусила кусок длинного оранжевого корня, оказавшегося на вкус чем-то средним между редисом и морковкой, отложила, попробовала белый плод. На вкус кисло-сладкий, очень сочный, вон и детишки, что сидят поодаль, его уминают с не меньшим удовольствием, чем мясо, и густой белый сок стекает по губам и подбородкам.
Я подняла свой кусок, прямо с листом, подула и откусила.
Мясо оказалось хорошо прожаренным и даже соленым. Нежное и сочное, пропахшее дымом и посыпанное мелкими зелеными листочками, дающими остроту, мне показалось, я в жизни не ела ничего вкуснее.
Женщины вгрызались в сочные куски с видимым удовольствием, блаженно щурясь и облизывая пальцы.
— Спасибо Дреко, — промычала одна из женщин.
— Ага, — вторила ей другая. — Расстарался.
— Для новенькой, — сыто сказала Вилла и облизала пальцы.
— Ой ли? — воскликнула Дэз и прыснула.
— Так уж и для новенькой, — проговорила блондинка и подмигнула мне.
Наткнувшись на недоумение, написанное на моем лице, она понимающе улыбнулась и пояснила:
— Дреко — тот, что загнал эту лань, помнишь? Он бился за Виллу на брачном поединке и проиграл.
— Вилле? — спросила я, недоумевая.
Все засмеялись, и даже Вилла фыркнула.
— Не-а, — протянула блондинка и снова озорно улыбнулась. — Он бился с Тураном, правой лапой.
— Я говорила, что Стая Семи Лесов разбилась на бывшие кланы, — сказала Вилла.
А блондинка продолжила:
— Дреко, сын Майгона, вожака тилатинов, бился за право назвать Виллу своей самкой. Он одержал победу над элсмирцами, полярными, серыми и красными, но Туран одолел его.
Я ошалело помотала головой.
— Значит, он назвал Виллу своей самкой?
В следующий миг я оказалась на земле. Из глаз посыпались звезды. В голове зазвенело от смачной оплеухи.
— Я не самка, — процедила Вилла. — Я — левая лапа. И была единственной правящей лапой, пока у моей стаи не было вожака.
Она рывком поднялась.
— Не спускать с нее глаз, — сказала она. — Ты, Изабелла, и ты, Дэз.
И исчезла под сенью деревьев.
Я поднялась, одной рукой опираясь о землю, а другой держась за ухо. В глазах противно защипало. От обиды.
— Изабелла — это я, — сочувственно улыбаясь, сказала блондинка. — У нас принято, чтобы старшие называли свои имена сами. Если захотят. Я рада твоему появлению, Лирей.
— Не злись на Виллу, — сказала темноволосая Дэз.
— Она вожак лирых. Нашей стаи.
В глазах защипало сильнее, и я заморгала.
— Она ненавидит меня. За что?
Дэз отвлеклась на близняшек, уговаривая их взять разные куски мяса, но дети упорно желали грызть один. Мне ответила Изабелла:
— По-твоему, так выглядит ненависть? А кто сидел у твоей постели и смазывал раны сетвоком, поил соком дикой сельвы? С момента, как ты прибыла с Вересковой пустоши, Вилла не отходила от тебя ни на шаг.
Вилла? От меня? Ни на шаг? Звучит вообще-то не слишком воодушевляюще.
— Она сказала, что хотела меня убить, — буркнула я.
Дэз наконец удалось сунуть каждому из детей по отдельному куску. Она обернулась к нам и пожала плечами:
— Я тоже голосовала за твою смерть. Ты слаба. Но Совет решил иначе. Ты пойдешь к Велесу.
Я захлопала ресницами и возмущенно заявила:
— Я не хочу ни к какому Велесу! Я хочу домой!
Дэз с Изабеллой переглянулись. У Дэз вид сердитый, у Изабеллы скорее сочувственный.
— Да что ты заладила: домой, домой. Куда тебе домой? Подумай-ка хорошо! — сказала Изабелла.
— Дело твое, — сказала Дэз. — Но Изабелла права. Там тебе точно не жить.
Я опешила.
— Почему?
— Тебя убьет ваша же Церковь. Или думаешь, после того как ты пробыла столько времени с теми, кого они называют оборотнями, тебя помилуют?
Я заморгала и кивнула.
Изабелла сочувственно улыбнулась, а Дэз продолжила:
— Ты знаешь, сколько ваших женщин сожгли на кострах только по подозрению, что они были с оборотнями?
Я вспомнила, как святые писания предостерегают женщин от контакта с оборотнями, и как святая Иулия освободила пятьдесят блудных сестер, и как все они проходили ритуал очищения огнем, чтобы выжечь само присутствие духа дьявола…
Старая Пепа рассказывала, что раньше женщины, подвергшиеся насилию оборотнями, сжигались.
— По подозрению? — переспросила я. — То есть эти женщины… они… Они не были? Ну, с вашими мужчинами?
— В отличие от вас, мы никогда не бросаем своих щенков, — гордо сказала Дэз. — Если человеческая женщина понесет от свободного, закон никогда не отпустит ее на верную погибель.
— Человек может… забеременеть от зверя?
Дэз и Изабелла переглянулись и фыркнули.
Изабелла подмигнула мне.
— Ну я-то смогла. Делов-то!
Обе женщины рассмеялись, а я заморгала.
— Ты человек?!
— Тише!
Блондинка замахала на меня руками.
— Ребенка разбудишь.
Только сейчас я увидела, что в неком подобии свитого из пышной шапки травы гнезда рядом с Изабеллой спит тот самый младенец, которого я видела днем. Кроха закряхтел, принялся махать ручками и ножками над травой. Несмотря на то, что на землю опустилась ночь, он оставался абсолютно голым, даже не накрыли его ничем. Изабелла склонилась к ребенку, что-то ласково зашептала, успокаивая. Через минуту снова воцарилась тишина, лишь стрекочут сверчки, изредка ухнет ночная птица, да вполголоса переговариваются женщины, что укладывают малышей спать.
Изабелла обернулась ко мне:
— Конечно, человек. А кто же еще? Сначала было трудно, а потом привыкла.
— Ты замужем за одним из них?
— Муж погиб, но я осталась в стае.
Я осмотрелась, словно видела это место впервые. Опустившаяся на землю ночь посеребрила необъятные стволы гигантских деревьев, выглядят они совсем не тревожно, как в моем сне, скорее сказочно. Это, наверно, оттого, что тут и там вспыхивают и гаснут искры светлячков — белые, голубые, золотые. То и дело над нашими головами пролетают, едва не задевая крыльями, ночные мотыльки — не такие яркие, как я привыкла. Наши не настоящие, накачанные магическим зарядом, света от них намного больше. Но эти хоть и не такие светящиеся, зато их здесь так много!
В кустах изредка прошелестит мелкий зверек или ночная птица, сытые, перепачканные соком плодов и мяса дети засыпают прямо на земле, подперев кулачком пухлые щеки. Кроме нашего костра, горит еще три или четыре, и у каждого сидят женщины, доносятся разговоры вполголоса, слышится тихий, приглушенный смех.
Такого места не было ни в одной сказке старой Пепы.
— Вы живете здесь? — спросила я Изабеллу.
— Это материнская территория. Сюда нельзя посторонним. Она охраняется всеми — и самцами, и самками.
Я покосилась на Дэз.
— Можно мне остаться здесь на ночь?
Изабелла покачала головой и хотела было ответить, как ее опередила Дэз:
— Ночевать ты будешь у Виллы. Так безопаснее. Вряд ли самки рады интересу к тебе самцов. Как бы не загрызли до Велеса.
Не успела я осмыслить услышанное, как вернулась Вилла. Она словно возникла из сумрака, так неслышно подошла.
— Пойдем, — сказала она мне. — Станет совсем темно и ты не заберешься на дерево.
— Я и так не заберусь.
Она хмыкнула.
— Пошли.
Что мне оставалось делать? Я поднялась и поспешила следом за ней.