Долгий путь в «перевернутое гнездо» помог преодолеть ожидающий у дерева Дреко. Меня просто зашвырнули на плечо, и Дреко поскакал вслед за Виллой.
Когда я оказалась в знакомой «комнате», Дреко исчез, словно растаял в звенящем тысячей звуков ночном воздухе, а Вилла швырнула на кровать сверток.
— Твои вещи.
Развернулась и вышла, не оглядываясь.
Я дрожащими пальцами потянула за обрывки ткани, связанные в узел. На глаза навернулись слезы. Мила, Мила…
Из плоской коробочки выскочили два магических мотылька и уселись на ветки потолка среди сородичей. Те возмущенно затрепетали крыльями, теряясь на фоне более ярких собратьев.
* * *
Сумка с двумя сорочками и бельем… белый накрахмаленный хлопок захрустел под пальцами, а струящийся шелк словно стек сквозь пальцы, оседая на моих коленях, соскользнул с них и белым облачком устроился на ложе из сухой травы и веток.
Я приблизила к лицу одну из длинных, выше локтя, перчаток — по темно-зеленому атласу, что нашит на плотную кожу, движется к заветному райскому яблоку синяя птица с раскрытым клювом. Коричневые бриджи, отделанные замшей сзади и по внутренней стороне ноги, словно только что извлечены из моей гардеробной, две рубахи с длинными рукавами, нежно-голубая и светло-зеленая, две пары шерстяных чулок на завязках…
Из алого бархатного мешочка посыпались на кровать щетки для волос, шпильки с цветочными головками и заколки.
А вот и мешочек с духами. Несмотря на плотно закрытые колбы, аромат розы и лаванды ударил в нос, стоило лишь потянуть завязки шнурка. Я улыбнулась. Открыла колбу с розоватым содержимым, вдохнула сладкий, пьянящий аромат, капнула на палец и нанесла масло за ушами, во впадинку шеи, на запястья. Губы растянула улыбка.
Мила, моя дорогая Мила, ты и здесь продолжаешь заботиться обо мне, и лучше тебя это никто не сделает!
Из следующего свертка запахло мятой и анисом. Ноздри щекотнул манящий горьковатый аромат — здесь даже мешочек с кофе, невероятно! И за леденцы спасибо. Кажется, Мила говорила про мешочек со сбором трав для заваривания… Наверно, это он.
В следующую секунду по пальцам прошла лихорадочная дрожь, содержимое батистового мешочка выскользнуло из рук.
На кровать упали два медальона. Платиновый, с узором в виде цветка эдельвейса, выложенного бриллиантами, и скромный, серебряный, с гордым чеканным профилем святой Иулии.
Должно быть, они… Они нашли, открыли медальон и увидели меня, и вот…
Я неловко отклонилась назад, попыталась отползти от сверкающего бриллиантами узора фамильного герба де Шеврезов. Что-то защекотало шею, и я вскинула вверх руку, провела пальцами по шее, щеке…
Оказывается, слезы. До этого они текли беззвучно, а тут я завыла в голос, зажимая рот ладонью.
Выбросила свободную руку вперед, схватила спутанные цепочки, прижала медальоны к груди и принялась раскачиваться.
Сколько я так сидела, раскачивалась и глушила ладонью рыдания, неизвестно.
Когда подняла голову, увидела, что не одна. В проеме замерла Вилла, скрестив на груди руки.
— Что тебе нужно? — пробормотала я, вытирая слезы.
Щеку царапнуло серебро. Или платина.
— Ничего, — ответила она. — Просто я смотрю на тебя и не могу понять. Из-за чего ты плачешь? Ты ведь не плакала, когда думала, что я столкну тебя с дерева. Не плакала, когда тебя окружили мужчины. Не плакала, когда поняла, что одна среди оборотней. Наоборот, даже кусалась, — добавила она, как мне показалось, одобрительно.
Я промолчала, не сводя с нее глаз.
Вилла усмехнулась.
— Не хочешь — не отвечай, — сказала она. — Но все же советую тебе отложить слезы на потом. Источник помог, но ты слаба. Нужно выспаться. Завтра отправляемся к Велесу.
— Что это?
— Не что, а кто. Он даст посвящение, если посчитает тебя достойной.
— Зачем мне его посвящение?
Литые плечи Виллы поднялись и опустились.
— Если не получишь посвящения — умрешь, — ответила она.
— А если получу?
Вилла посмотрела на меня каким-то новым взглядом, точно впервые видит.
— Тогда останешься жить, — ответила она. — Если раньше тебя не растерзают наши женщины.
Глава 4
Когда Вилла появилась утром, я стояла, скрестив на груди руки, и смотрела прямо в проем, из которого должна выйти моя… я даже не знаю, как назвать-то ее… тюремщица?
Вилла явно ожидала увидеть меня спящей и, застав полностью одетой, с заплетенными волосами, хмыкнула.
Вчера я не спала, ворочалась, думала, как быть дальше, и пришла к выводу, что мне в любом случае не жить, так зачем оттягивать то, что неминуемо?
Андре нет…
Виталина? Микаэла? Для них я умерла, когда покинула замок Ньюэйгрин. Они, конечно, всплакнут, и закажут поминальную службу, и сами будут ходить в часовню положенные сорок дней. И насчет Виталины не уверена, а вот Микаэла точно будет молиться за мою душу, стоя на коленях перед каменным алтарем со всеми двенадцатью святыми девами. Вот старая Пепа и Савьер точно будут рыдать…
Здешние… женщины, если их можно так назвать, даже не заметят моего отсутствия. Им всем будет все равно. Они дикие, еще более дикие, чем туземцы, и равнодушные. Даже своим детям они позволяют спать на сырой земле. Кажется, Изабелла другая, но, видимо, жизнь среди волков и ее сделала черствой и равнодушной. Вилла вовсе не скрывала, что хочет моей смерти.
Итак, полночи я думала, еще полночи проплакала, а оставшееся время посвятила рукоделию.
И вот Вилла появилась, а я стою полностью одетая — в кожаных бриджах для верховой езды, в зеленой рубашке. Я подпоясала ее широким кожаным поясом — перчатками пришлось пожертвовать, дай бог Миле здоровья за то, что не забыла про дорожный набор с нитками и маленькими ножницами. Все пальцы себе исколола, пока шила, но кожаный пояс шириной в локоть, расшитый райскими птицами, вышел на загляденье.
Волосы я заплела в косу и уложила в низкий узел на шее.
Вот что жалко — так это чулки, они вмиг превратятся в лохмотья, их я надела исключительно из упрямства.
Хмыкнув, Вилла бросила к моим ногам высокие кожаные ботинки.
— Обувайся. По дороге источника нет. Сотрешь ноги.
Заметив, что я долго вожусь со странной, в четыре ряда шнуровкой на ботинках, Вилла опустилась на корточки и принялась помогать мне. Глядя, как ее ловкие пальцы скользят по тонким кожаным ремешкам, я разглядела ее наряд. Те же кожаные доспехи, только у пояса два ножа в кожаных ножнах, из-за плеча выглядывает деревянная рукоять, на поясе висит скрученный в кольцо кнут с короткой рукояткой, с выемками для пальцев, и длинным плетеным кнутовищем.
Темные волосы разобраны на проборы и заплетены в тугие косы, уложенные на голове, сзади собраны в узел.
Сегодня миновать подвесной мост я смогла самостоятельно. По крайней мере, первый. К следующему я спустилась по веревочной лестнице, Вилла скользнула по лиане и оказалась на нижней площадке раньше меня.
Когда я оказалась рядом, она буркнула себе под нос:
— Кто знает… Может, и не ошибся.
В тот же миг ветки под моими подошвами расступились, и я провалилась по грудь, ухватившись мертвой хваткой в предательскую дорожку.
Вилла меланхолично продолжила:
— А может, и ошибся…
Она развернулась и ловко пошла вниз, к очередной площадке у гигантского ствола.
Я беспомощно барахталась еще с полминуты, потом каким-то чудом выползла и доползла до площадки, на которой меня поджидала Вилла, на животе.
Она недовольно заметила:
— Мороки с тобой в пути будет…
Я уняла дрожь в коленях и заявила ей:
— Так чего ждешь?! Убей меня сейчас, и возиться не придется!
Вилла посмотрела на меня, подняв брови, точно с ней внезапно заговорил ночной мотылек, и пожала плечами:
— Это не мне решать.
В следующий миг меня схватили за руку, рванули на себя, и я почему-то оказалась на плечах Виллы, как вчерашняя лань. Вниз мы спустились по лиане, Вилла придерживала одной рукой меня, второй же управлялась очень ловко.
Меня сбросили с плеч, и похоже, даже удивились, когда я устояла на ногах.
— Жди, — сказала мне Вилла и скрылась за стволом.
Я огляделась по сторонам, переводя дыхание. Предрассветно сумрачно, зябко, мимо бодро проскакала стайка подростков, по мне едва ли пробежали взглядом. Лица парнишек сосредоточенные, губы плотно сжаты, брови чуть нахмурены. По-подростковому нескладные, но видно, как под кожей перекатываются литые мускулы.
Вон мимо прошла женщина, сзади в тунику ей вцепился кудрявый черноволосый малыш, за ним, держа его прямо за прядь волос, поспевает еще один, такой же, и за этим еще один. Третий вертит головой по сторонам и сосет палец. Засмотрелся на меня, споткнулся, остановился и принялся разглядывать снизу вверх. Кажется, я видела их вчера, у ручья.
Мамаша вернулась и легким шлепком направила зеваку вперед, на меня даже не взглянула.
Я засмотрелась вслед процессии, когда меня что-то сбило с ног и придавило к земле. Острая боль в затылке, тяжесть на груди, рука на горле — к моему лицу приблизилось лицо девушки, даже подростка.
— Никогда тебе не видать посвящения, поняла, и Рива не видать, пришлая! Ясно тебе?
Я попыталась спихнуть с себя девчонку, но та только сильней сжала пальцы, и я захрипела.
Чудом высвободив руку, ударила ее кулаком прямо в глаз. Голова чуть отшатнулась, она задрала подбородок, но руку с горла не убрала.
В моих глазах потемнело, я услышала яростный рык.
Хватка на горле ослабла, перекошенное яростью лицо повернулось боком.
— Оставь ее, Найда, — прозвучал низкий женский голос.
Девчонка обнажила верхние зубы и зарычала по-звериному.
— Я сказала, — раздалось снова.
Девчонка взглянула на меня с ненавистью. Левый глаз ее покраснел, вокруг начал наливаться синяк. Она вскочила с меня, клацнув напоследок зубами, и устремилась по дороге, что ведет к ручью.
Я повернула голову и увидела женщину, стоящую поодаль. Несмотря на потертые кожаные доспехи и приглаженные волосы, я узнала ее: это она вчера расхаживала голой, и никто не смел поднять на нее взгляда. У пояса два ножа по бокам, как у Виллы, спереди прикреплен кнут. Короткие светлые волосы зачесаны назад.
— Спасибо, Лил, — сказала ей, вспомнив, как назвала ее Вилла.
— Вставай, — ответила она. — Вилла права. Тебя нельзя оставлять одну ни на секунду.
— Вилла всегда права, — сварливо заметила я, поднимаясь.
Это рассмешило Лил.
— Готовы?
К нам приблизилась Вилла с еще одной женщиной.
Черноволосая, с желтыми, как и у Лил, глазами. Высокая и широкоплечая, как Вилла, кожа чуть светлее. Лил на их фоне выглядит даже хрупкой. Удивительно, как эта сумасшедшая Найда ее послушалась, да еще беспрекословно.
— Фосса, — сказала мне женщина, разглядывая мой костюм. Сама она одета в серую короткую тунику, поверх — кожаная жилетка на шнуровке, еле сдерживающаяя пышную грудь. У пояса кнут, два ножа, за плечами две рукоятки. Вокруг глаз женщины еле заметная сеточка морщинок — но я и без них поняла, что Фосса старше обеих. Просто взгляд у нее более взрослый и тяжелый, что ли. Выражение узкого безупречного лица бесстрастно.
— Лирей, — ответила я, и она кивнула.
— Почему ты вся в пыли? — спросила Вилла.
— Она упала, — ответила за меня Лил.
— Кто бы удивился, — передернула плечами Вилла. — Пошли. Позавтракаем у озера.
Они двинулись вперед, и я поспешила следом.
Несмотря на ранний час, земли оборотней, или, как я уже узнала, Заповедные земли, живут своей обычной жизнью. Кто-то спешит по своим делам, кто-то складывает из круглых серых булыжников каменные очаги, сверху, по ветвям, лианам, подвесным мостам, туда-сюда снуют оборотни. Я обратила внимание, что в основном вижу женщин, когда мимо пронесся отряд мужчин. По три человека в шеренге, колонна длинная, сколько всего, сосчитать не удалось — так быстро и практически беззвучно проскользили они мимо нас.
Покрытые буграми мышц загорелые тела, бесстрастные лица, массивные подбородки, глубоко посаженные глаза. Никто не посмотрел в нашу сторону. Может, это не принято на боевых учениях, как вчера пояснила Вилла, а может, еще почему. Огромные, вид дикий и какой-то свирепый. Я нервно сглотнула и почти порадовалась тому, что мы идем к какому-то там Велесу. Он, по крайней мере, один.
Вот вереница мужчин растворилась в чаще, и мы снова оказались в царстве женщин.
Они для меня разделились на две категории — те, кто, едва мазнув по мне взглядом, больше не смотрит, и те, кто провожает с откровенной ненавистью в глазах. Спросить бы у кого, за что они меня так ненавидят, но у кого? У Виллы, которая в лучшем случае презрительно фыркнет и сообщит, что сама готова убить меня? Или у попутчиц? Лица у обеих холодные, бесстрастные, шагают быстро, я еле поспеваю, но усиленно делаю вид, что привыкла каждый день прогуливаться почти бегом.
Лил, хоть и только что спасла меня, вовсе не смотрит в мою сторону, идет, чуть не бежит, не оглядываясь. Фосса же время от времени скользит очень тяжелым взглядом, даже дрожь пробирает.
Мы миновали несколько похожих одна на другую полян с каменными очагами, напоминающими колодцы.
А потом я увидела самую настоящую школу.
Школу для оборотней.
На широкой поляне собрались дети разных возрастов, по группам человек в десять — двадцать. Они прыгают, бегают, кувыркаются, борются, катаясь по земле и рыча, бьются на длинных деревянных палках, висят на лианах раскачиваясь, перепрыгивают с одной на другую.
Мы прошли по правому краю поляны. Сверху, с широкой плетеной площадки, раздался монотонный голос:
— И запомните: символ победы, символ бесстрашия, символ чистоты, символ самостоятельности…
— Символ победы, символ бесстрашия, символ чистоты, символ самостоятельности… — повторил хор детских голосов.
Несколько молоденьких девчонок в коротких туниках пронеслись мимо, у каждой в руке зеленая ветка. Рядом с девчонками бежит невысокая женщина и отдает странные команды.
— Нэйд! Носки!
— Куна! Шея!
— Дола! Ты-то чего?
Вскоре Вилле пришлось спросить, взять ли меня за руку, как щенка, или, может, мне удобнее будет держать ее за край юбки, чтобы идти быстрее.
Я хотела пробурчать в ответ извинение, но вместо этого почему-то само собой вырвалось:
— Я не виновата, что вижу земли оборотней впервые.
— И скорее всего, в последний раз, — фыркнула Вилла.
— Вот и хочу насмотреться, — огрызнулась я, и Лил обернулась, окинув меня оценивающим взглядом.
По лесу гигантских деревьев мы шли примерно с час, прежде чем пересекли пузырящийся ручей. Здесь Вилла разрешила умыться и напиться, но отдохнуть не дала.
— Скоро стоянка, там отдохнет, — сказала она.
Видимо, это значит, что отдых здесь нужен только мне, подумала я, но, взглянув на перекатывающиеся мышцы на плечах идущих впереди быстрым шагом женщин, на их сильные ноги, решила промолчать. Мои-то ноги начали гудеть, а в боку предательски закололо. Чтобы показать этим высокомерным самкам, как они сами себя называют, что я нисколько не устала, я принялась насвистывать под нос, но Вилла обернулась и окинула меня таким взглядом, что я замолчала, демонстративно пожав плечами. Вилла едва уловимо вздохнула.
Гигантские деревья, больше похожие на странные башни, стали встречаться реже, и даже мне было видно, что новые все чаще нежилые — ни подвесных мостов, ни лестниц из лиан, ни перевернутых «гнезд».
Зато растительности стало больше — огромные, с дом, папоротники, развесистые, в мелких листочках и иголках, кусты, пышные цветы, сочная зеленая трава, особенно на прогалинах, куда достают лучи солнца.
— А сколько вас? — спросила я женщин. — В этой вашей стае? Ну, большое поселение?
Вилла раздраженно махнула на меня рукой:
— Помолчи.
Я сделала еще два шага и натолкнулась на Фоссу, которая внезапно замерла, прислушиваясь.
— Что… — начала было я, но мне на рот легла ладонь.
— Тиш-ш-ше!
— Фосса, ни на шаг от нее, — успела скомандовать Вилла, в то время как с разных сторон раздался свист, словно стая мальчишек болеет на турнире, но оказалось, это свист проносящихся мимо нас на лианах людей. Пока я мотала головой туда-сюда, пытаясь понять, что происходит, нас окружили несколько мужчин.