Обычно городской глава редко принимал посетителей, ссылаясь на занятость или неотложные дела, требующие его непосредственного участия. Но поток просителей почти никогда не иссякал, и перед воротами палат, построенных специально для головы и нарочитых мужей, изо дня в день толпился народ, желающий лично побеседовать с градоначальником. Большинство жалоб и проблем посетителей решалось на месте младшими служащими городского совета, а то и вовсе стражниками, охранявшими вход. Несмотря на это, каждый из пришедших требовал личного участия головы. К счастью, звание воеводы давало Добрыне ряд преимуществ перед обычными просителями.
Перекинувшись парой слов со стражниками, Добрыня ободряюще подмигнул растерянно хлопающей глазами ворожее и провел ее внутрь палат, не взирая на возмущенные крики оставшихся снаружи горожан. Миновав несколько лестниц и узких коридоров, богатырь остановился у двери, ведущей в рабочие покои городского головы.
— Надеюсь, у тебя получится, — буркнул он и, толкнув массивные створки, пригласил Ялику войти.
Ворожея ожидала увидеть кого угодно, но не седобородого старца, сидящего за резным дубовым столом и с отсутствующим видом выглядывающего за окном что-то, известное только ему самому. Обернувшись на шум, голова хмуро посмотрел на неуверенно застывшую у порога Ялику живыми пронзительными глазами, резко контрастирующими с его изможденным старческим видом, и, переведя взгляд ей за спину, неприветливо бросил:
— Опять поучать пришел? Мы, кажется, все уже выяснили.
— Никодим, — начал было Добрыня, которому, чтобы войти, пришлось оттеснить ворожею в сторону. Голова скорчил презрительную гримасу и с неприкрытым раздражением принялся перекладывать бумаги с одного края стола на другой.
— Ты же знаешь, что я своего решения не меняю, — твердо произнес он. — Твое счастье, что мы кровушку вместе проливали, а то бы уже давно запретил тебя пускать.
— Вот именно, — согласился Добрыня, подходя ближе, — кровушку проливали, потому-то за тебя и беспокоюсь. Коли меня не слушаешь, так людей, поболе твоего или моего ведающих, послушай. — Оперевшись руками о стол, богатырь угрожающе навис над Никодимом, буравя того гневным взглядом из-под насупленных бровей. Градоначальник как-то неуверенно заерзал на месте, втягивая голову в плечи, а потом вдруг, не отводя взгляда в сторону, вскочил и хлопнул раскрытой ладонью по столу. Молчаливое противостояние двух мужчин длилось буквально пару секунд. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Ялика чуть ли не всем телом почувствовала тягостное напряжение, густым киселем разлившееся по покоям.
Не выдержав первым, Никодим безразлично махнул рукой и тяжело опустился, почти бессильно упал, в кресло.
— Ты совсем забылся, как я погляжу? — Неожиданно холодно произнес он и, посмотрев на обмершую ворожею, спросил: — Та самая?
Насупившийся Добрыня отрывисто кивнул, подтверждая этим догадку головы.
— Ну, и почто ты ее сюда притащил? — неприязненно поморщился Никодим.
— Зачем тебе рог Индрика? — оборвал его богатырь. — Признавайся.
Бросив насмешливый взгляд на бывшего соратника, Никодим процедил:
— Признаюсь, как на духу — не твое дело!
Побледневший Добрыня заскрежетал зубами, в бессильной ярости сжимая кулаки.
Молчавшая ворожея мягко положила ладонь на плечо пышущего гневом здоровяка, предупреждая его необдуманные слова или действия, вызванные неистовым раздражением, и тепло улыбнулась Никодиму.
— Да ты, как я погляжу, поумнее этого дуболома будешь, — снисходительно кивнул голова. — Чую, не отговаривать пришла.
— Нет, — тут же согласилась Ялика, властно сжав плечо вздрогнувшего, как от удара хлыста, Добрыни.
Голова удовлетворенно хмыкнул.
— Только знаешь, Никодим, — задумчиво протянула ворожея, не сводя внимательного взгляда со старика, — любопытство меня гложет: чем ты Индрика удержать задумал?
Старик, казалось, на секунду растерялся, а потом, не говоря ни слова, неожиданно легко поднялся с кресла, и, сложив на груди руки, повернулся спиной к гостям, уставившись в окно.
С трудом погасив новую вспышку гнева, Добрыня неприязненно повел плечами, скидывая руку ворожеи и, недовольно выдохнув, распрямился. Лишь свирепо раздувающиеся ноздри здоровяка, неподвижно застывшего подобно столбу посреди поля, говорили об обуревавших его эмоциях.
— Нашлись добрые люди, — наконец произнес Никодим после продолжительного молчания и, резко обернувшись, как будто обиженно нахмурившись, ожесточенно добавил, бросив мимолетный взгляд на ждавшую ответа Ялику: — Коли помочь хочешь, то приходи завтра на заре к воротам городским, а ежели мешать удумаешь, то, мыслю, найдется и против тебя средство, уж будь уверена.
Угрожающе улыбнувшись напоследок, он вновь отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен.
— Ох, Никодим, — обреченно вздохнул Добрыня и, грубо отпихнув попытавшуюся взять его за руку ворожею, вышел, едва слышно бросив перед тем, как раздраженно хлопнуть дверью: — Добром это не кончится.
Равнодушно пожав плечами, Никодим, не говоря ни слова, небрежно махнул растерявшейся Ялике рукой.
Запыхавшаяся ворожея догнала Добрыню уже на улице. Тот, несмотря на косые взгляды стражников, что-то гневно бормотал себе под нос, то и дело хватаясь за рукоять отсутствующего на поясе меча. Заметив подходящую Ялику, здоровяк зло скривился и сделал вид, что в упор не замечает спешащую к нему девушку.
— Погоди гневаться, друже, — миролюбиво произнесла ворожея, попытавшись ухватить Добрыню за рукав.
— Я тебя что просил? — негодующе бросил тот, неприязненно отстраняясь.
— Тут не все так просто, — с тяжким вздохом заметила Ялика.
— Да куда уж проще-то! — буркнул гигант, неопределенно кивнув головой.
— Послушай, — ворожея попыталась дотронуться до щеки раздувающего ноздри Добрыни, но тот, перехватив ее руку за запястье, отвернулся.
— Да не будь ты таким дуболомом! — взъярилась ворожея, раздосадовано топнув каблучком. — Черное дело твой Никодим задумал.
— Так, ежу понятно…
— Ежу понятно, а тебе, видать, нет, — огрызнулась Ялика, морщась и потирая освобожденную руку. — А ежели ему, и вправду, Индрика изловить удастся? Что тогда будет?
До этого сидевший с невозмутимым видом на плечах ворожеи меша вдруг выгнулся, потягиваясь, и, негодующе сверкнув глазами, чуть ли не нараспев продекламировал:
— Когда зверь рогом поворотится, словно облацы по поднебесью, вся мать-земля под ним всколыбается… Ну, понял наконец?
Остолбеневший Добрыня растерянно перевел взгляд с рассерженно уперевшей в бока руки ворожеи на лениво зевнувшего бесенка и беспомощно покачал головой.
Ялика, обреченно закатив глаза, всплеснула руками. Словно по заказу, густое одинокое облако, лениво плывущее по бескрайней синеве неба, на секунду заслонило своей клубящейся тушей ярко сиявшее до этого солнце, заставив Добрыню вздрогнуть и неуютно поежиться.
— Да зачем это Никодиму-то? — пробубнил он, провожая взглядом небесного путника, словно нехотя выпускающего светило из своих невесомых объятий.
— Вот и я знать хочу, — отозвалась Ялика, благодарно погладив заурчавшего мешу. — Отговорить Никодима, знамо дело, и сам видел, не выйдет, а посему нужно понять, почто ему рог Индрика сдался и как он зверя этого ловить собрался. Видать, средство какое, и вправду, есть, раз голова так уверен в успехе.
Смущенный собственной недальновидностью и тем, что несколько минут назад чуть было не обвинил ворожею в предательстве, Добрыня понятливо кивнул и, задрав голову, встревоженно посмотрел на белокаменные хоромы. На секунду ему показалось, что в одном из окон промелькнул знакомый силуэт. Должно быть, Никодим решил проследить за тем, куда направятся надоедливые гости, но заметив взгляд богатыря, предпочел скрыться в глубине палат.
— Я с тобой, — решительно заявил Добрыня.
Ожидавшая чего-то подобного Ялика упрямо мотнула головой.
— Ну уж нет, друже, — с добродушной улыбкой произнесла она. — Никодим знает, что ты против его затеи. А меня он видит первый раз, и потому-то ведать не ведает, что я задумала. Он человек, конечно, неглупый, и, думаю, здраво рассудил, что помощь кого-то вроде меня лишней не будет. Тем более, что отговаривать я его не стала.
— А ежели он решит, что ты ему и не нужна вовсе? — хмуро отозвался Добрыня, вынужденный признать правоту ворожеи.
— Тогда и думать будем, — пожала плечами Ялика и, потрепав беззаботно поглядывающего по сторонам бесенка, попросила: — Митрофан, друг мой чудный, не в службу, а в дружбу, последи пока за Никодимом — авось, что полезного вызнаешь. Мы же с Добрынюшкой на торжище прогуляемся, а опосля с тобой в корчме встретимся.
Ни слова не говоря, кот грациозно спрыгнул на землю, потянулся, лениво зевнув, и, гордо распушив хвост от переполнявшей его важности, тут же затерялся среди ног прохожих — поминай, как звали.
Как и раньше, на торговой площади было многолюдно и суетно. Только в этот раз к шумной разноголосице, полноводной рекой разливавшейся над торжищем, добавились залихватские мотивы скоморошьего представления, сопровождавшиеся заливистым смехом и одобрительными хлопками многочисленных зрителей.
Вдоволь насмотревшись на шутки и кривляния потешного люда, Ялика, нисколько не обращая внимания на недовольный бубнеж понуро следовавшего по пятам Добрыни, принялась бродить среди разномастных лавок, придирчиво рассматривая предлагаемый товар. Вскоре богатырь смирился с неизбежным и прекратил ворчать, а затем и вовсе прикупил у кстати подвернувшегося лоточника, торгующего свежей сдобой, два ароматных медовых кренделька, одним из которых тут же поделился с благодарной Яликой.
День уже клонился к закату, когда ворожея в самой дальней и малолюдной части торговой площади наконец-то нашла то, что ей требовалось. Хозяином лотка, напротив которого остановилась заинтересованная девушка, был огненно-рыжий, уже не молодой, но все еще крепкий мужчина, во рту которого не хватало нескольких передних зубов, а левый, по-видимому, выбитый, глаз закрывала черная повязка.
— Никак в дорогу дальнюю собралась, девица красная? — тут же сориентировался торговец, заметив любопытный взгляд ворожеи, остановившийся на одном из висевших плащей.
— Угу, — согласилась Ялика, аккуратно пробуя на ощупь необычайно ворсистую, напоминающую овечью шерсть, темно-синюю ткань одежи, украшенную по краям узорчатой черно-белой лентой с искусно вышитыми незнакомыми символами.
— Сразу видно опытного путешественника, — угодливо осклабился торговец. — В таких воины севера за море ходят. В нем завсегда тепло, а обернувшись, так и вовсе на голой земле спать можно.
С этими словами он накинул плащ на плечи скромно улыбнувшейся Ялики и застегнул у нее под горлом вычурную фибулу в форме свившегося кольцом крылатого ящера.
— Вот ведь брехун, — недовольно буркнул Добрыня.
Торговец обиженно округлил глаза и тут же зачастил:
— Я сам из Новограда, к нам северяне частенько захаживают по делам торговым. Бывало, и к ним на ладьи их драконоголовые подряжался, когда моложе был. Вот чем хочешь поклянусь, что плащ этот их работы.
— Да что мне клятвы твои, — махнул рукой Добрыня.
Рыжий мужик задумался, а потом вдруг просиял.
— Так на меня хоть погляди, — он пальцем показал на свою огненную шевелюру. — Много среди нашего люда таких, а?
— И что с того? — непонимающе буркнул Добрыня.
— А то, что, видать, матушка моя, по молодости да глупости, с одним из северян и спуталась, а через девять месяцев мной разродилась.
— Тоже мне доказательство, — скептически заметил богатырь, нахмурившись.
Он хотел было добавить что-то еще, но, заметив укоризненный взгляд Ялики, брошенный в его сторону, решил промолчать.
— А мне нравится, — весело заключила девушка, закружившись на месте так, что полы плаща взметнулись вверх.
— Коли возьмешь, не прогадаешь, — переключил внимание на нее торговец. — Недорого ведь прошу. Один золотой всего.
— Что? — не выдержал Добрыня, угрожающе нависнув над рыжим мужиком, который хоть и был крепко сложен, но на фоне гиганта-богатыря казался безусым юнцом только-только научившимся держать меч в руках. — В своем ли ты уме, мил человек, коли за тряпицу такие деньжищи требуешь? Это ж добрую неделю на постоялом дворе жить можно.
— Ну да и живи, коли тебе так потребно, — ничуть не испугавшись, огрызнулся рыжий.
Впрочем, Ялика спорить о стоимости плаща не стала и без сожаления, не смотря на уговоры Добрыни, рассталась с золотой монетой. Прикусив драгоценный кругляш и убедившись в его подлинности, торговец доверительно сообщил:
— Северяне верят, что руны, на одеже вышитые, от злого взгляда хранят да руку того, кто плащ носит, в бою прямо в цель направляют. У северян боги, конечно, свои, да я много повидал и мнится мне, что все едино. Чай, боги севера в трудную минуту и тебе на помощь придут, на зов откликнувшись.
К постоялому двору друзья пришли уже после заката. Последние лучи светила, будто прощаясь, буквально на секунду окрасили ярким багрянцем небо и, мигнув, погасли, передавая власть над уставшим за день миром заботливым дланям ночи, тут же принявшейся напевать свою извечную колыбельную, по раз и навсегда установленному порядку убаюкивающую одних земных тварей и пробуждающую других, чье существование немыслимо при свете яркого солнца. И только люди, по не ведомой никому причине, отказывались подчиняться извечному закону, упорно продолжая бодрствовать даже после заката.
Едва друзья подошли к дверям корчмы, как откуда-то из темноты вынырнул меша, тут же усевшийся у порога с недовольным видом.
— Ну, и где вас лешие носят? — негодующе спросил он, раздраженно обвивая ноги хвостом. — Не ровен час, от кого-нибудь из посетителей сапогом по морде схлопочу.
— Страдалец, — саркастически заметила Ялика. — Ты лучше расскажи, что там с нашим Никодимом.
Кот обиженно фыркнул.
— А ничего. Весь день безвылазно в палатах просидел, а потом домой пошел.
— Что, совсем ничего? — разочарованно спросила ворожея, переглянувшись с нахмурившимся Добрыней.
Меша задумался.
— Разве что… — неуверенно протянул он, словно прикидывая, стоит ли рассказывать.
— Да не томи ты, — как-то зло процедил богатырь и, схватив за загривок не успевшего отпрыгнуть мешу, поднял того над землей и от души встряхнул. Возмущенный столь бесцеремонным обращением, бесенок угрожающе оскалился, показав молочно-белые клыки, зашипел и, ловко извернувшись, наотмашь полоснул когтями по державшей его руке. Не ожидавший этого Добрыня разжал пальцы. Приземлившись на все четыре лапы и шустро отпрыгнув в сторону, меша занял оборонительную позицию, выгибая спину дугой и гневно размахивая агрессивно распушенным хвостом.
— Еще раз так сделаешь, — почти прорычал он, — на лоскуты располосую, не посмотрю, что ты, дуболом, такой здоровый вымахал. И она, — меша, сердито мотнув ушами, кивнул на оторопевшую ворожею, — меня ни в жисть не остановит. Понял, лоб толоконный?
Растерявшаяся было Ялика, пихнув разгневанного Добрыню острым локотком в бок, встала между бранящимися.
— Хватит, — не терпящим возражений тоном заявила она. — Митрофан, рассказывай.
Недобро сверкнув глазами, меша перевел взгляд на ворожею.
— Вот не слушаешь ты советов добрых, — буркнул он обиженно. — Говорил, уходить надо. Так нет, теперь с этим дуболомом и его приятелем непутевым возись тут.
— Митрофан! — прикрикнула ворожея, бросив хмурый взгляд на причитающего кота. Тот сразу же осекся.
— Тут дело такое, — нехотя начал бесенок, переминаясь с лапы на лапу. — Не знаю даже, имеет ли это какое-то значение… В общем, когда Никодим ваш домой вернулся, да, как ни в чем не бывало, спать завалился, думал я потолковать с обитателями дома — авось, кто что интересного расскажет.
Меша на секунду замялся, навострив уши, неуверенно повел усами и продолжил:
— И вот, что странно. Никого не нашел. Ни банника, ни амбарника, никого. А хозяйство-то у вашего головы — будь здоров, кто-нибудь, да должен быть.
— Ну, бывал я у Никодима дома, — с сомнением в голосе заметил Добрыня, пожимая плечами. — Дом как дом, ну, разве что, богаче, чем остальные. Так то дом городского головы, каким еще ему быть-то? А что людей нет, так Никодим говорил — у него приходящие работают, мол, он привык к одиночеству.