5.2
Его губы припадают к лону, а я вся вспыхиваю от смущения, чувствуя такие горячие, мягкие губы, ласкающие мою нежную плоть. Не выносимо переносить эту сладостную муку. Разжимаю кулаки и скольжу пальцами по столу, пытаясь держаться. С губ срываются стоны, дыхание дрожит, а в глазах мутнее, когда его губы вбирают сладки, чуть посасывая и прикусывая, дразнит языком, поднимая во мне тугие волны жара. В промежутках между экстазом меня пронизывает волнение от того что это неправильно, что я вообще не должна тут быть, отдаваться графу. Я сжимаю колени, но Айелий не позволяет — терзает мягкую плоть своим ртом. У меня уже все пульсирует там, я жажду чтобы он скорее проник в меня, заполнил. Изнываю от мучительного томления, я была готова даже просить его об этом, умолять, но молча выгибаюсь, поддаваясь бедрами к его губам. Айелий, щадит меня, отстраняется, впиваясь в мои губы возбужденно, перехватывая мои тяжелые и частые вдохи. Чувствую солоноватый вкус на языке, упиваюсь им.
— Урана, ты такая нежная, — шепчет граф. — Я не могу остановиться. Уже нет.
В следующий миг он подхватывает мои бедра, медленно вводит в меня закаменелую плоть. Он входит в меня туго, растягивая изнутри — мои мышцы невольно сокращаются, обхватывают его и сжимают, не пропуская.
— Расслабься, Урана, — просит граф, выскальзывая из меня, но только лишь для того, чтобы снова войти, на этот раз резко.
В глазах искры посыпались. Боль обжигает мне бедра настолько режущая что я невольно всхлипываю и отстраняясь, но Айелий держит, более того начинает двигаться во мне заполняя до глубины.
— Потерпи немного, — снова просит, утешительно целует в висок.
Томление, что окутало меня миг назад исчезает мгновенно. Я смотрю в потолок, но в глазах темнеет, кода граф совершает очередной толчок. Мне ничего не оставалось делать, как принять его, слыша сбившееся дыхание мужчины, ощущая дикое напряжение, исходящую от него, гранитную твердость. Когда боль немного затихла, я обхватила его пояс ногами, чтобы удержаться и найти опору под его мощными рывками. Он продолжал вторгаться в меня, было больно чувствовать его внутри себя, принимать до конца, хоть в то до сего мига мало мне верилось. Айелий накрывает мои губы мягким поцелуем, беспрерывно врезаясь, сокрушая, терзая, беря меня так неистово и буйно, словно в меня хлещет ураган, подбрасывая жесткими ударами. Голова кругом пошла. Айелий заглядывает мне в глаза пригвоздив меня к столу, крепче сжимает пояс, вторгаясь резко, безудержно, неутолимо. Я вся покрывалась потом и стала совсем жарко. Его глаза жгли, испепеляя мою душу. Вены на его раках от натуги проступили отчетливо, оплетая руки и шею, я замерла, вся сжимаюсь, когда вижу, как по плечам графа, словно надвигающаяся тень, поползли по коже узоры. Едва не вскрикнула от испуга, граф завладел моими губами, заглушая приступ оцепенения.
— Не волнуйся, — шепчет мне в губы, вбиваясь в меня еще рьяней, не позволяя рассмотреть его лучше. Да я уже и не могла ни о чем думать, упиваясь его силой, его властью над моим телом и необузданным желанием, жаждой. Едва удалось удержаться на столе, граф будто одержимый беспрерывно входил в меня, с таким беспощадным напором и отчаянной силой, что я обхватила его шею, держась, как за спасительный край обрыва, в которую безысходно падаю. Новые всепоглощающее ощущение завладело мной, бросая меня в бурлящую пучину, я вся покрываюсь потом от напряжения. Чувствую, как меня заполняет что-то горячее, и там становится слишком влажно. Меня берет волнение, но их разрушат мужской стон. Айелей рванулся в последний раз и, остановился, заглядывая мне в глаза — обрывистые выдохи рвано кататься по моим иссушенным губам, горячими волнами.
Он выскальзывает, покрывая мое лицо огненными поцелуями. На его лице я читаю, тень бессилия.
— Я нашел тебя, — голос его хрипит, вкрадываясь в бешено клокочущее сердце.
Айелий обхватывает мое лицо, впиваясь в губы. На этот раз поцелуй был медленный и сочный. Он отстраняется, покидая место между моих ног. И я вновь вся сжимаюсь, чувствуя прохладу огромного кабинета. Айелий возвращается с графином и рубашкой, которую тут же смачивает водой, осторожно вытирая с моих бедер следы крови, потом стирает их с себя.
Я, опустошенная до самого донышка, продолжая сидеть на краю стола, обхватывая себя руками, свожу колени, чувствуя, как тянет поясницу, и отголоски боли все еще колышется где-то внутри живота. Каждая мышца дрожала от проделанных усилий, а тело словно оловянным сделалось, неповоротливым и тяжелым. И вместе с тем, торжествовало упиваясь этой болезненной обессиленной негой, что окутала меня плотным пуховым одеялом с головой. Я просто вымотана, выжита до последней капли. Отчаянно хотелось рухнуть на постели и не шевелиться, наслаждаясь новыми до сели неведомыми мне ощущениями. Я будто опьяненная, испив запретного нектара. Ничего не могу сообразить и понять, но то, что произошло — потрясло до глубины. Наверное, завтра я буду корить себя.
— О чем вы? — откликаюсь запоздало, вспоминая слова графа. — Что значить нашли меня?
— Называй меня по имени, Урана, — граф ставит графин, бросает рядом рубашку. — Иди ко мне, — Айелей подхватывает меня со стола, перенося в другую часть кабинета, в полумрак, где за драпировкой стояла софа, под висящей на стене широкой, в резной дубовой раме картиной. Бережно опускает на мягкую поверхность.
Я опускаю ресницы, все еще смущаясь наготы — своей и его, хоть сейчас казалось это таким естественным, мне это нравилась. Через туман в голове, который окутывает меня еще сильнее я это понимаю глубоко.
— Наследники живого огня ищут себе пару. Ты, Урана, — Айелий погладил меня по волосам. В темноте я вижу только очертания его скул и широких плеч, — … ты оказалась моей… — он помедли, переводя дыхания. Граф стягивает шерстяное покрывало, прикрывает им меня, закутывая. И мои веки сразу становятся тяжелыми, как и голова.
Айелий посмотрел на меня долго, размышляя над чем-то.
— Что со мной теперь будет? — задаю вопрос, который бился все это время где-то на краю сознания.
— Ты нужна Арасу.
— Для чего? — не могу сдержать разочарования в голосе, хоть пытаюсь держать себя. И вдруг вспоминаю ползущий по коже графа узор. Оглядываю в полумраке его плечи, но ничего не вижу.
— Посмотри на меня Урана, — велит граф, мягко оглаживая скулу, подбородок.
Я собираюсь с духом и повинуюсь — поднимаю взгляд. Сверкающие сапфирами глаза, буравят меня: выдержать его внимательного взора далось мне с трудом.
— Для начала ты должна хорошенько отдохнуть. А потом, я все тебе объясню.
Голос Айелия окутывает меня. Проникает внутрь, растекается по венам. Пожар что разлился во мне жидким сплавом, теперь застывает, отяжеляя каждую часть моего тела. Я вся млею, под его проницательным взглядом, он действует на меня как хмель — голова кругом. Рассматриваю его открыто, не таясь. Он молчит, перебирая пальцами мои волосы, пронизывает. Свет от камина, отражается на загорелой коже рисуя каймой изгибы его тела, крупных бугры мышц, сильную шею, заросшую щеку, линию губ, прямой нос, с узкими крыльями. Другая сторона лица погружена в густую тень. Огонь тлеет в его потемневших глазах, играет золотом в волосах. Я не могу оторвать от него взгляда видя эту пленительную игру свето-теней, красного и черного нашедшие свою жизнь на его роскошном теле. Мне с неотрывной тягой хочется прижаться к широкой груди, положить голову на плечо. Не желаю, чтобы он уходил, хочу сказать ему об этом, но не могу и пошевелить языком, накатывает сон так тяжело и неумолимо что едва удерживаю на нем взгляд.
— Что это было? — все же пытаюсь выяснить. Такого потрясение мое тело еще не испытывало, и теперь предавало меня требуя немедленного отдыха.
— Ты много сил отдала, — шепчет граф, продолжая гладить мои волосы, обнаженное плечо… — Засыпай и ни о чем не волнуйся. — Я чувствую тяжесть его сухой ладони, чувствую таившуюся в них силу, только что эти руки, сминали мое тело откровенно и требовательно, теперь скользят по мне легче шелка. Я не помню в какой миг уснула, чувствуя его запах древесный смолы и тонкое веяние аромата от только что случившегося соития.
В первые я спала крепким, глубоким сном, забыв о всех своих бедах и страхах.
Проснулась, когда уже было светло, ощущая под собой мягкость перины, а не твердость софы. Сминаю в пальцах плотное одело, вдыхая утренний дождевой воздух. Разлепляю ресницы и сквозь туман пробуждения оглядываю распахнутые окно и туалетный столик, овальное зеркало. Я в своих покоях. Жар очага, полутемный кабинет, пропитанного терпким запахом дубовой коры, теперь казались мне сном. Это были мои покои, куда меня поселили вчера, комната со сводчатым потолком, стены цвета молодой зелени и светлой мебелью.
Я часто моргаю в недоумении. Как я оказалась здесь? Выходит, едва уснула, как граф принес меня сюда. По мне будто обозом проехали. Закрываю глаза и стараюсь дышать ровно, слушая как сердце колотится в груди. Открываю снова, ощупывая себя: на мне все та же сорочка, в которой я вышла вчера из своих покоев.
«А выходила ли я или… это все сон?!»
Приподнимаюсь: ломота тела сразу дает мне ответ — не сон. Все мышцы болели, начиная от рук и заканчивая лодыжек. Я приподнимаюсь на локти, осматриваясь лучше. Оказывается, на столике стоит поднос с заварником, из носика струился пар
— Элин принесла. Камеристки, как обычно, не оказалось рядом. И как ей удается входить неслышно? Меня пронизывает волнение — хотя служанка верно и духом не ведает, где я пробыла полночи.
Или все же…
Я сажусь в постели, оглаживая свои плечи — не верю случившемуся. Первая трещина сомнения бороздой легла на сердце, потянув за собой другие рубцы, пока моя уверенность накрошилась, как засохшая от старости масляная краска. Выдыхаю судорожно. В память врывались обрывки соития, я, заново ощущаю руки Айелия на своей коже, провожу по коленям, где касался граф, кожа вспоминает его бесстыдные ласки. Между бедер ноет от болезненного томления, растекающегося по ногам, я нежусь в новом ощущение, что зарождается во мне с каждым вдохом, дрожу от одной мысли, как граф врывался в меня, впиваясь в губы, стискивал грубо и исступленно мои бедра. Я сжимаю в подрагивающих пальцах одеяло, с силой зажмуриваюсь. Остановить все это безумие.
«И как теперь смотреть в глаза графа? Что он обо мне подумает?»
— Что я наделала, — говорю самой себе.
Голос здравомыслия гасит весь огонь неги, оставляя на душе горстку холодного пепла. Как могла вот так легко отдаться едва знакомому мужчине, пусть даже он… Мотнула головой. Это все переживания и усталость всему виной.
Щелкнул замок, я дернула на себя одеяло. Вошла Элин.
— Доброе утро миледи, — Камеристка, увидев меня пробудившуюся, улыбается и спешит закрыть окна. — Я принесла вам чая, сегодня опять ненастье, но здесь так хорошо, тепло, кажется, что сень пришла и пахнет лесными грибами, — лепечет она, затворяя оконные ставни.
За окном серая хлябь, а по ощутимой сырости стало ясно что недавно пролил дождь.
— Как спалось на новом месте, — любопытствует камеристка.
Я облегченно выдыхаю. Новое место… А, ведь, сегодня только первая ночь в чужом дворце.
«И я отдала невинность его хозяину» — к лицу приливает жар, мне кажется Элин все замечает, видит насквозь.
— Спала хорошо, — отвечаю, беря себя в руки, подтягиваясь на подушках.
Элин, кажется ничего не замечает, такого, что так явно и предательски выдает мое тело, подхватывает заварник вливая в кружку чая, подносит мне.
— Граф заходил с утра, миледи.
Я обжигаю губы, едва не проливая кружку на себя, смотрю во все глаза на Элин.
— Вы спали, и он приказал вас не тревожить. Но велел, после того как вы проснетесь, передать, что если вы соизволите, то будет рад вас видеть на завтраке в столовой.
Лицо камеристки приобрело благодушный вид. Похоже он вызывал доверие и симпатию. И только тут я вспоминаю что граф, намеревался мне все объяснить и поговорить об Арасе Дитмар. Прежняя тревога вернулась ко мне в двойной порции, сбрасывая меня с облаков на землю.
«Айелий везет меня к герцогу» — молотом стучит в голове. И лед разочарования вновь разливается по груди. Вчерашняя ночь это просто порыв, страсть. Он не мог удержать свою природу, а я… Я и не сопротивлялась.
— Я уже вам и платье подобрала, — бросилась Элин к ширме.
Я сделала еще один быстрый глоток и отставила чашку на прикроватный столик. Поднялась с постели. Еще не соображаю, что с мной, но каждая мышца напоминает мне вчерашнее ночную бурю с графом. Эта безудержная сумасшедшая страсть, этот пьянящий туман в голове, терпкий вкус его губ, запах, проникающий в кожу, пламя в глазах, жар дыхания и ладоней — все это потоком хлынуло на меня будоража. Поплыли стены — держусь за край стола, закрываю глаза. Легче не стало. Берет оцепенение, что мне предстоит встретиться с ним, сидеть за одним столом. Понимаю, что вчера мной, помимо желания, двигал и страх. Выходит, я вчера отдала свою честь за то, чтобы граф помог мне. Или нет? Смотрю в зеркало и только теперь вижу заметные перемены в себе. Глаза ясные не затуманенные от бесконца подступающих слез, на щеки вернулся прежний румянец, исчезла изученность и усталость. Я снова прежняя будто и не было тех ужасных дней что я провела в дворце Роессов.
Вернулась Элин, в руках шелковое платье цвета полыни. Не совсем траурное, к тому обильное кружево по лифу.
— Мне нельзя такое надевать, Элин.
— Вполне можете, с учетом того, как отнеслась к вам семья мужа, да и с мужем не успели побыть, на словах только, вы его еще не успели даже узнать, — настояла камеристка.
Отчасти она была права. Одевать черное платье, да еще в такое ненастье совершенно не хотелось. Я кивнула, позволяя Элин помочь мне собраться. Шелк я люблю носить на голое тело — он разлился по мне, как струи прохладной воды, облегая тело как вторая кожа. Кружево ложится на белую грудь как луговая паутина, сотканная из тонкой нити — очень красиво. Элин завязала пояс, взялась за волосы, быстро смастерив не слишком сложную, как я и люблю, прическу. Собрала от виска с обеих сторон пряди, закрепив на затылке заколкой, оставила тяжелыми волнами свободно струиться по спине. И только тут догадываюсь о намерениях Элин — хочет, чтобы я понравилась графу? Венец и платок она так и не принесла, а я и не потребовала. Мысли о Дарфе до сих пор вызывали во мне сожаление и горечь, даже несмотря на то, что сделал со мной его родной брат и как отнеслась ко мне графиня Лиатта, все равно накатывает холодная колючая печаль. И потому мысли об Айелии совершенно не совестимы с моим душевным состоянием. Я хмыкнула самой себе — то, что произошло ночью, уже нарушило мое вдовство, уж что говорить о цвете платья?!
Я шла по коридору в след за дворецким Тинном, который встретил меня у лестницы. И с приближением к столовой, все внутри меня клокотало — распирали противоречивые чувства. С одной стороны, какая-то часть меня рвалась к этому мужчине, но с другой, здравый рассудок кричал одуматься, подкидывая мне такие доводы, поспорить с которым было сложно. Я его совершенно не знаю. Что ждать от него? О чем он мне хочет сказать?
Я выдыхаю. Какие бы вопросы не подкидывал мне ум, а выхода у меня нет, кроме как довериться и слушать его. Несмотря на разумные рассуждения чувство страха все же поднимается из глубины болезненно сдавливает грудь. Ком тошноты подкатил к горлу, и голова закружилась, когда дворецкий раскрыл передо мной двери, пропуская внутрь. Такого волнения я не испытывала никогда за свою жизнь, даже перед первой своей выставкой. Даже перед днем свадьбы. Сжимаю подрагивающие пальцы, усердно пытаюсь унять внутреннюю дрожь, которая беспощадно обессиливает все мое тело делая его вялым. Пол под ступнями стал ватным, и я боюсь оступиться. Айелий сидел на прежнем своем месте, как и вчера. Дымчато-зеленые глаза скользнули по мне открыто. Вчера его глаза светились как камни турмалина, а теперь словно погасли, взгляд стал бархатным и спокойным. Не было в них того осуждения, которое я так боялась, и похоти, присуще Джерту, тоже не было.
— Доброе утро, миледи, — снова он перешел на учтивый тон, давая знак лакеям подавать на стол.