Выбежать из комнаты она не успеет… позвать кого-то — но окно закрыто… позвонить по телефону, сообщить… но телефон на стене, до него далеко… И вновь счастливая мысль мелькнула в Раю. Держа одной рукой ручку устройства, второй Рая схватила со стола длинную линейку, которую Рома использовал для измерения роста коров. Этой линейкой Рая осторожно подняла крючок, на котором висела телефонная трубка… опустила его и снова подняла, в то же время следя за крысой, которая готовилась ко второму прыжку.
«Так… поднимать и опускать крючок… на станции увидят, что случилось что-то странное… мол, вызывают станцию, а не говорят… сигнал за сигналом…»
Эти мысли обрывочно пролетали в голове Раи. Но вот, крыса снова присела. Глаза ее смотрели на Раю с яростью.
И вновь повторилось то же самое. Молниеносный прыжок, быстрое движение рефлектора, дикий вопль обожженного животного, так же упавшего вновь на пол… Рая еле держалась на ногах, она дрожала всем телом. Но почти механически, как машина, она продолжала поднимать и опускать палочкой крючок телефонного аппарата.
Первая крыса уже не сопротивлялась. Она лежала на полу, беспомощно дергая лапами. Кровь лилась из ее ран. Но и кошка была тяжело ранена. Она сидела на полу, зализывая раны, поглядывая на вторую крысу. Напасть на нее кошка была уже не в состоянии.
«Неужели не обратят внимания?.. Неужели не заметят этих сигналов?..»
Крыса готовилась вновь прыгнуть. Тварь никак не могла догадаться просто подлезть вниз, под стол генератора, где лучи уже не достали бы ее. Новый прыжок, новый вскрик… Рая чувствовала, что она вот-вот потеряет сознание. Крыса упала близко от генератора, она лежал на расстоянии двух метров от Раи. Что делать? Где искать спасения?..
Рае показалось, что она слышит ужасный запах, исходящий от отвратительного чудовища. Голова шла кругом, все завертелось вокруг Раи, она с трудом удерживалась на стуле, держась за ручки. Крыса вновь подползала.
— Нет… я не могу больше…
Беззвучно Рая отпустила ручки и наклонила голову. Линейка упала из ее рук… пусть будет, что будет!
Она услышала, как тихо стучат лапы крысы. Чудище подползало к ней… сейчас… сейчас… оно бросится на нее…
И с трепетом Рая услышала новый непонятный шум и чей-то возглас:
— Так!.. Огонь!..
Громкий выстрел… еще… Рая заставила себя открыть глаза. В дверях стоял Олесь. Он держал ружье, и из его дула еще поднимался голубой дымок. Крыса тряслась на полу, перевернувшись на спину. Кто-то взял Раю за руки. Она счастливо улыбнулась. Все поплыло в ее глазах, закачалось, перепуталось. Она успела еще сказать:
— А я думала, что… уже… не успеете… думала…
Не закончив фразы, Рая откинулась назад. Ее подхватили руки Ромы. За ним стоял Олесь. Оба были бледны. С антенны генератора все еще срывались и трещали сухие, фиолетовые искры.
Рая лежала без сознания, на руках товарищей.
11. ВЫВОДЫ ДАНИИЛА ЯКОВЛЕВИЧА
— Если бы мне такое приснилось — я не поверила бы, — сказала Анна Андрею Антоновичу.
Тот лишь покрутил головой: действительно, все происходящее приобретало совершенно невероятный характера. Старый Андрей Антонович много чего видел на своем веку. Более того, чудесное событие с его волосами якобы должно было сделать его окончательно сторонником научных достижений. И все-таки, — на его лице застыло удивление, — не меньшее, чем у Анны.
Да и было чему удивляться. Оба они стояли возле коровника, — там Анна бывала до того десятки раз, ни разу не оставаясь дольше, чем задерживали ее дела. Андрей Антонович пришел сюда во второй раз. Однако — бывал же он до этого в коровниках?.. Что же случилось теперь?
Вот выбежала взволнованная Татьяна Гавриловна. На ее лице был отчаяние. Она всплеснула руками:
— Просто не знаю, что и делать, Анна, — сказала она торопливо, — прибывает и прибывает. И когда остановится — неизвестно.
— А что говорит Рома? — спросила Анна.
— Он и сам растерялся. Говорит «это чертово излучение слишком мощное»… Говорит: «оно такое ак… акты..» никак не произнесу этого слова.
— Активное? — догадалась Анна.
— Ага, ага. Ак… активное. Оно самое. Ну что мне делать?.. И посуды свободной уже нет.
— Пусть в бочки сливают, — подал реплику Андрей Антонович.
— Придется, видимо, — и Татьяна Гавриловна побежала дальше, колыхаясь на ходу всем своим крепким, широким телом.
Андрей Антонович почесал нос:
— М-да, — сказал он задумчиво, — это, значит, целая загвоздка. Ну, пошли, может, его поубавилось…
— Эй, поберегись! — раздался около них возглас.
Двое рабочих везли на повозке несколько больших бидонов.
— Что, льет? — спросила у них Анна.
Они не ответили. Один из них только махнул рукой — не спрашивай, мол.
Странное зрелище в коровнике могло поразить любого. Одна за другой, в своих станках, стояли большие коровы. Нет, они не только казались большими, они действительно выросли за эти дни. Облучение точно пошло им на пользу. Но не в этом было дело. Около каждой коровы сидела доярка — и не было среди них ни одной, что не работала бы. Хотя, с другой стороны, это вряд ли можно было назвать настоящим доярским трудом.
Анна хорошо видела, как доярка, ближайшая к ней, только успевала дотрагиваться пальцами до сосков — и сразу же с сосков прыскала струйка густого молока. Доярка делала не больше десятка прикосновений — и подойник был уже наполнен до краев, молоко стекало на землю. Тогда доярка кричала:
— Подойник!.. Подойник!
К ней подбегал рабочий с пустым подойником, отбегал в сторону, сливал молоко с подойника в бидон, — и стремглав летел туда, откуда доносилось новое отчаянное:
— Подойник!.. Подойник!
А коровы медленно жевали сено, время от времени поворачивая головы назад и удивленно, туманно поглядывая туда, где из их сосков вытекали реки молока. Коровы посматривали назад своими умными глазами, словно пытаясь убедиться, что кто-то следит за этим молочным взрывом, — и отворачивались вновь к яслям. Что они могли сделать еще? Ведь не в их воле было гигантская подойка.
Вдоль яслей промчался запыхавшийся Олесь. Он кричал:
— Воды!.. Воды давайте пить вволю… Пусть пьют, потому что иначе им может быть плохо.
Рабочие несли ведра с водой. Они подносили их коровам; те пили жадно, не отрываясь. Казалось, что вода, выпитая коровами, почти сразу же превращалась в них в густое молоко — и лилась из сосков в подойники река молочная беспрерывно.
Анна поймала Олеся за полу пиджака:
— Что же будет дальше, товарищ Олесь? — спросила она.
— А разве я знаю? — отозвался тот. — Будет лить, пока не кончится действие. Сейчас, Аня, сейчас…
Он побежал дальше, заметив, что какая-то корова осталась без воды. Распорядившись и проследив, чтобы корове действительно дали тотчас же большое ведро воды, Олесь вернулся обратно. Он заметил, что к Анне подошел Даниил Яковлевич. Директор задумчиво разглядывал, словно изучая, что происходило вокруг него. Он подошел к ближайшей корове, остановился около нее, положив руки за спину. Пальцы его перебирали пучок сена, он смотрел на корову неотрывно.
Анна и сама видела, как дрожала время от времени корова. Это дрожание начиналось около головы. Словно мощная волна возникала там, под блестящей чистой кожей коровы. Волна возникала там — и бежала дальше, по спине, по бокам коровы, которая не в силах была сдержать это дрожание. Что-то тревожило животное, — но она, не отрываясь, хватала сено, несколькими движениями мощных челюстей прожевывала его и глотала, глотала. Время от времени корова тянулась к ведру с водой, выпивала с половину его — и снова принималась хватать корм.
Это было почти страшно — это безостановочное уничтожение корма. Будто уже не животное стояло здесь, а какая-то усовершенствованная машина для преобразования сена и воды в непрерывную струю молока…
Анна услышала, как Олесь спросил у работницы:
— Измеряли температуру давно?
Та ответила со вздохом:
— Каждые полчаса меряем.
— Ну?
— Не проходит. Так и держится на сорок два градуса. Только у одной спала до сорока.
Наконец, Даниил Яковлевич повернулся. Лицо у него было гневное, глаза смотрели остро и непримиримо. Он посмотрел на Олеся.
— Да, голубчик мой, да, — проговорил он сердито, — что можешь сказать? Потеряли вы мне коров, а?..
Олесь пожал плечами:
— Я надеюсь, Даниил Яковлевич, что совсем не так. Мы не потеряли и не собираемся терять ничего. Я уверен, что все будет продолжаться не очень долго. Ведь больше коров никто не облучает. Должны остановиться…
— И ты видишь, как они корм жрут? Разве же так можно? Корова не успевает ничего переварить… — Даниил Яковлевич сдвинул фуражку на затылок, что означало высшую степень волнения.
— И ты знаешь, что они не отрыгивают ничего, не испражняются? А?
— Значит, им не надо, — спокойно заметил Олесь..
— Как это не надо? — аж захлебнулся Даниил Яковлевич.
— Видите, мы всем им меряем температуру. Она держится пока на уровне сорока двух градусов…
— Что?.. — глаза Данилы Яковлевича заметно полезли на лоб.
— Да вы не волнуйтесь: это вполне закономерно. Ведь корова должна быть активизирована для такой страшной работы, для этих потоков молока? Вот высокая температура и дает ей эту активизацию. Я думаю, все это происходит так. Наше облучение очень и очень активизирует организм коровы. Видите, они дрожат?.. Это, я думаю, воздействие облучения на нервную систему. Корм жрут и почти не жуют?.. Понятно. Я должен предположить такое. Под воздействием УКВ сложный желудок коровы на всех своих участках вышел в своей деятельности на новый уровень. Понимаете?
— Ни черта не понимаю пока что.
— Ну, вот первый желудок, вместо того, чтобы пропитать соками еду и выбросить ее обратно на дальнейшее пережевывание жвачки, теперь сам переваривает и передает полупереваренную пищу втором желудку. Тот так же улучшил свою деятельность и делает теперь то, что раньше делал только третий желудок. И так, все участки желудочно-кишечного тракта. Пища проходит сквозь корову очень быстро, совсем другими темпами, чем раньше… И всему этому, конечно, помогает повышенная температура. Только надо успевать давать пить, это очень нужно, чтобы корова много пила сейчас. Вот я и слежу.
Директор заметно злился, но сдерживал себя. Почти спокойным голосом он спросил у Олеся:
— Но как оно, все-таки, это случилось? Почему?
Олесь пожал плечами:
— Трудновато будет так сразу сказать…
— Опять ошибка? — еще строже прозвучал голос директора.
— Нет, не ошибка, — твердо ответил Олесь, — просто непредвиденные последствия опыта. Ну, вот с кроликами, например, все идет хорошо. После облучения они быстрее растут, быстрее плодятся, их шерсть густеет и становится более пуховой. С курами получилось немного сложнее, ибо кто же знал, что влияние ультракоротких волн на кур локализуется именно на яйценоскости?.. Это мы узнали только тогда, когда увидели все воочию. А до этого — кто мог предвидеть? Ни один исследователь в мире…
Даниил Яковлевич угрожающе сдвинул плечами:
— А надо так, чтобы знали.
— Для этого мы и делаем опыты, Даниил Яковлевич, чтобы потом все знали, — строго ответил Олесь. — Если бы, например, не получилось у нас той неприятности с крысами, мы бы не знали о том, какой могучей силой является наше облученное зерно, если его давать в пищу животным. Или не так?
Даниил Яковлевич промолчал, а Олесь говорил дальше:
— Вот так и здесь. Теперь мы знаем, что влияние ультракоротких волн на коров не ограничивается только тем, что они вырастают, крепчают, что ли… Нет, мы знаем…
— И видим собственными глазами, — перебил его Даниил Яковлевич.
— Да, и видим собственными глазами, — спокойно согласился Олесь, — что эффект ультракоротких волн на коров прямо сказывается на их молочной продуктивности. Будто здесь сконцентрировалась вся сила наших ультракоротких волн — в коровьем вымени… Это мы уже выяснили. Теперь, уже эмпирически, выясним, какова продолжительность этой активизации. И в дальнейшем будем влиять уже не так интенсивно, а осторожнее.
Даниил Яковлевич словно этого и ждал:
— Вот, вот, вот! Именно об этом и говорю. «Осторожнее». Чудесное слово, кто понимает. И кто не понимает, тоже, потому что должны понимать. А ты, например, понимаешь, что все это очень опасно?.. Я, братец, всей душой, можно сказать, за ваши исследования. Это, по моему мнению, чрезвычайная штука, ваши волны, лучи и всякая там чертовщина. Но… но я против того, чтобы вы действовали поспешно. Ну, взяли бы себе там какую-то одну корову — и облучали ее. А то — смотри — добрый десяток коров мне так активизировали, что и сами теперь не знаете, что с ними делать. Так? И ты мне шарики не крути, а скажи, так или не так?
— Ну, так.
— И без твоего «ну», все равно будет так. Вот я и говорю: может, вы мне этих коров полностью уже испортили? Может, они так и будут давать реки молока, пока не умрут от этого? Разве ты можешь ответить на этот вопрос?
— Точно не могу, но все данные говорят…
— Зачем мне твои данные? Мне коровы нужны, а не данные. Твои данные тебе и про крыс ничего не говорили. Ну, хорошо, что нам повезло с теми крысами расправиться. Однако, никто не уверен, что там, в подполье, еще не осталось нескольких таких чудовищ.
— Они бы вылезли, Даниил Яковлевич, — вмешалась Анна, — им же нечего там есть.
— А ты молчи, — прикрикнул на нее директор, — ты вот лучше мне с курами разделайся. Ишь, какая!.. Так вот, я и говорю: мне за коров отвечать придется, а не вам. Вы вот свое дело сделали, а потом мне придется получать всякие неожиданные последствия, отдуваться за них…
Олесь обиделся:
— Неправда, Даниил Яковлевич. Мы так же несем ответственность. И помогаем ликвидировать сложные случаи. Вот, видите, это мы решили давать коровам воды вволю…
— Чтобы больше молока вытекало из них? Спасибо вам.
— Нет, не для того, чтобы компенсировать корове потерю влаги. Ведь сейчас нельзя остановить этот поток, он может истощить животное. А мы ее кормим, поем, — и все остается на месте.
— На месте, на месте, — проворчал Даниил Яковлевич, немного успокаиваясь.
Мимо них все еще проносили бидоны с молоком, вносили обратно пустые. Прошла смена доярок — и через несколько минут вышла уставшая предыдущая смена. Одна из доярок, проходя мимо директора, полушутя заметила:
— Премию, товарищ директор, готовьте. Вон сколько молока выдоили, уж счет потеряли!
— Подожди, подожди, — так же шутливо отозвался Даниил Яковлевич. — Я еще не знаю, прибыли это будут, или затраты. Правда, Олесь?
— Я уверен, что прибыли.
— Ну, ладно. Подсчитаем потом. Только ты имей в виду, я своих выводов еще не сделал, — уже серьезно добавил Даниил Яковлевич и вышел из коровника.
За ним следом двинулся и Андрей Антонович, который все время внимательно слушал разговор, не пропуская ни одного слова.
— Андрей Антонович, куда же вы? — крикнул Олесь. — Скажите лучше, как ваши волосы? Все в порядке?
Андрей Антонович вернулся. Лицо его было недовольным.
— Да чего там, — ответил он мрачно, — я слушал здесь тебя, слушал…
— Ну так что же?
— И получается, что мои волосы должны будут скоро выпасть.
— Почему? — Олесь даже удивился.
— Ну ты же говоришь, что все это очень кратковременное… И молоко это, и все, что лучи делают… так вот, видимо, так и с волосами моим будет.
Старик был так расстроен, что Олесь рассмеялся. Рассмеялась и Анна. Соседняя корова оглянулась, встревоженная этим взрывом молодого заливистого смеха, посмотрела, недовольно качнула головой — и вернулась вновь к яслям; не стоит, мол, обращать внимания…
— Э, нет, Андрей Антонович, — еле пересилил смех Олесь, — это совсем облысения не касается. А в крайнем случае, если что-то случилось, мы всегда можем дооблучать вашу голову.
— Да вы всегда что-то придумаете…