Валара Тангора представлял адъютант, и всех это устраивало. Тем более что его краткий и оптимистичный доклад не вызывал никаких вопросов, члены Совета только высказали надежду на воплощение именно этого сценария.
А вот потом началось то, чего ждали все: доклад Тавьера. И, разумеется, в конце его, когда безопасник выдвинул обвинения в адрес отсутствующего здесь лакката, небольшой зал шумно взбурлил. Говорили почти все и одновременно. Возмущались самоуправством Тайной канцелярии; заверяли в благородстве и преданности лакката короне; уверяли, что все это — большая ошибка; утверждали, что они так и знали и ничего другого от этого человека ждать не приходилось.
Те, кто не был увлечен спорами друг с другом, разумно выжидали, наблюдая за Тавьером, который после доклада молча сел и как будто даже наслаждался поднявшимся шумом, и за королевой, от вердикта которой, собственно, зависел исход дела.
А та просто молча ждала, пока мужчины перестанут орать: командным голосом женщина не обладала, магией не владела, оставалось только демонстрировать выдержку.
И боги знают, насколько бы все это затянулось, если бы не лаккат Глари: наудачу сейчас была именно его очередь исполнять обязанности председателя. Крупный и очень сильный, этот человек отличался флегматичным нравом. Однако, по слухам, если он все же выходил из себя, напоминал разъяренного медведя. Верилось в это легко.
Мужчина с минуту слушал спор и поглядывал на недовольно хмурящуюся королеву, а потом вдруг с силой грохнул ладонью по столу — так, что тот жалобно хрустнул, а все присутствующие синхронно шарахнулись. Повисла настороженная, испуганная тишина.
— Прошу, ваше величество, — невозмутимо пробасил лаккат.
— Благодарю, рен Глари, — склонила голову Олира. Обвела остальных взглядом, отчаянно надеясь, что получается достаточно неодобрительно и серьезно. Никто не улыбнулся, кое-кто даже со смущенным видом сел. — Я не понимаю причины скандала, сары, — спокойно продолжила королева. — Лакката Мисори никто не собирается казнить без суда и следствия. Если вы недостаточно внимательно слушали, то я напомню: рен Тавьер подал прошение о помещении того под арест и проведении обыска в его доме, рабочем кабинете и ряде других помещений. В свете представленного отчета эти требования кажутся мне правомерными.
— Правомерными? Это что, теперь можно копаться в бумагах любого, в кого ткнет пальцем эта ищейка?! — возмутился министр гор и недр.
— Вот тут поясните, пожалуйста, подробнее, рен Марник, — ровно попросила королева. — Вы полагаете, что Тайная канцелярия может использовать секретные документы во вред Турану и передать их врагам?
— Нет, но…
— В таком случае мне очень интересно, что такое содержится в ваших бумагах, если вы так боитесь их показать. Прошу вас задержаться после Совета, я составлю список документов, с которыми желала бы ознакомиться.
— Ознакомиться? — чуть севшим голосом уточнил министр. — Да там ничего такого…
— Вот заодно и посмотрим. Нет, разумеется, если вы настаиваете, у вас тоже могут провести обыск, но я все же не думаю, что это хорошая идея. Вы согласны? Прекрасно. Мне, как и вам, неприятно думать, что в заговоре против короны и Турана может оказаться замешан столь достойный человек. И я не сомневаюсь: если лаккат Мисори невиновен, рен Тавьер во всем разберется, и справедливость восторжествует. Вы обещаете мне быть въедливым и критичным в этом деле и расставить все точки?
— С превеликим удовольствием, ваше величество, — склонил голову Ильнар, пряча в уголках губ улыбку.
— В таком случае я даю согласие на помещение лакката Мисори под стражу, его допрос и обыск названного вами ряда помещений. Еще какие-то возражения?
— А на каком, собственно, основании вы даете это разрешение? — сварливо поинтересовался Ла’Дайшар, представлявший в Совете Урелей, правитель которого предпочитал следить за своими землями самостоятельно, на месте.
— На основании туранских законов, рен, — сладко улыбнулась Олира. — Опекуном и регентом при наследнике до совершеннолетия являюсь я, если не пожелаю передать кому-то это право. Не припомню, чтобы я выказывала такое желание. Стыдно члену Совета не знать действующего законодательства. Вы буквально вынуждаете меня поставить перед лаккатом Урелеем вопрос о вашем соответствии занимаемой должности. Мне назвать вам номера законов или вы все же дадите себе труд вспомнить их самостоятельно?
— Прошу прощения, ваше величество, — пристыженно пробормотал Ла’Дайшар.
В таком ключе заседание и продолжилось. Олира, уверенно отбиваясь от всех выпадов членов Совета, ответила еще на некоторые вопросы. Конечно, это была только первая стычка, и на руку женщине сыграл эффект неожиданности: мужчины так привыкли, что она тихонько сидит в кресле и помалкивает, что перемена застала их врасплох. Они непременно попытаются взять реванш. Однако было приятно сознавать эту маленькую личную победу. И вот именно теперь Олира окончательно поверила: у нее все получится, не нужно за кого-то прятаться и искать защитников — помимо уже имеющихся.
В отличном настроении покидал Совет и Тавьер. Выступление королевы так его порадовало, что Ильнар готов был аплодировать. Не зря он рискнул, не зря сделал ставку на эту женщину, не подвело чутье! Олира достойна всяческого восхищения.
И благодарности. Если человек не идет по пути наименьшего сопротивления, в подобных случаях это уже подвиг.
Королевские покои
После Совета Олира с огромным облегчением вернулась в тишину и одиночество собственных покоев. Здесь можно было спокойно обдумать все — и те вопросы, которые терзали ее весь этот длинный, нервный, суматошный день, и все, сказанное во время заседания. А еще здесь можно было побыть с сыном и вовсе ни о чем не думать, с чего королева и начала свой вечер.
Однако лечь спать пораньше женщине не было суждено. Наследник уснул, и Олира едва успела выйти в гостиную, когда охранник доложил о визите Деналя Мисори. Королева без особого желания велела пригласить.
Разговаривать с арлаккатом… не хотелось. Она не винила его в преступлении отца, искренне сочувствовала его горю — все же тень, павшая на лакката Мисори, в любом случае заденет и его тоже. Однако не имела сил и желания объясняться с ним, рассказывать о мотивах своих поступков, предъявлять доказательства и успокаивать праведно разгневанного мужчину.
Но дело не только в этом. Олира вдруг поняла, что просто не рада его видеть. Две недели назад его визит заставил королеву улыбаться, поднял настроение, а сейчас — вызывал досаду. Докучливая обязанность.
За такое отношение сразу же стало стыдно. Выходило очень некрасиво и даже мерзко: пока Олира оставалась одна и никто о ней не вспоминал, Деналь был нужен и интересен, а сейчас, когда вдруг нашлась куча других дел и людей, она готова его прогнать. Поэтому женщина приветливо улыбнулась и даже поднялась с кресла, чтобы поприветствовать гостя.
— Здравствуйте, Деналь.
— Добрый день, ваше величество. Я хотел…
— Давайте не будем, — поспешила перебить его королева. — Я надеюсь, история с вашим отцом никоим образом не скажется на вас, я приложу к этому все усилия. И, надеюсь, вы не станете держать зла за его арест.
— Его уже арестовали? — уточнил Деналь. Как с недоумением отметила Олира, без особенного удивления. — Это закономерно.
— И вы не удивлены, что ваш отец оказался замешан в преступлении? Что он убил короля и сдал Белую крепость Пеналону? — нахмурилась королева.
— Он совершенно помешался на идее отомстить за Дайру и ради этого был готов на все, — спокойно сказал мужчина. — Я бы, скорее, удивился, если бы он отказался от этих мыслей. Зря он связался с Шанталье, дружба с Пеналоном до добра не доводит.
Сочувствие к арлаккату с каждым его словом улетучивалось, оставляя неприятный осадок.
— Связался с кем? — удивленно вскинула брови Олира, пытаясь вспомнить смутно знакомую фамилию. Беда в том, что пеналонские имена в большинстве своем были созвучны и очень путались в голове.
Вопрос неожиданно поверг Деналя в замешательство и странное волнение. Он замялся, попытался ответить, но промямлил нечто невнятное и в итоге поспешил сменить тему, но тут Олира вспомнила.
— Погодите, а ведь это тот пеналонский безопасник, который помог привезти бомбу, Ильнар говорил, — сказала она. — Откуда вы его знаете?
— Не помню, видимо, отец когда-то упоминал, — поспешно ответил Деналь. — Ваше величество, но я пришел поговорить совсем о другом!
Олира еще больше нахмурилась и хотела одернуть собеседника, но передумала. Эти оговорки и смущение арлакката наводили на очень нехорошую мысль, с озвучиванием которой спешить не стоило. Сначала обдумать и, пожалуй, обсудить с Тавьером.
Лаккат Мисори производил впечатление достаточно жесткого и скрытного человека, стал бы он в разговоре с сыном, отношения с которым и так не ладились, упоминать о каких-то своих знакомствах с пеналонскими безопасниками? Олира затруднялась представить контекст разговора, в котором это могло всплыть случайно.
— Хорошо, Деналь, я вас слушаю, — кивнула она.
— Я понимаю, что это может прозвучать неожиданно, самонадеянно и… глупо? — Арлаккат заерзал, словно сидел на иголках. Потом вдруг вскочил. — Ваше величество, я… Олира, я люблю вас, — наконец решился мужчина, опустился перед ее креслом на одно колено, бережно взял руку в свои ладони. — Я давно это понял, пытался бороться со своими чувствами — я ведь недостоин вашего внимания. Но это сильнее меня. Если бы я мог мечтать хотя бы о снисхождении…
— Вы предлагаете мне выйти за вас замуж? — неживым голосом уточнила женщина, чуть склонив голову к плечу.
— Я… прошу разрешить любить вас, не смея мечтать о большем. Но если вдруг… Если у меня есть шанс надеяться…
Несколько мгновений Олира растерянно смотрела на него, почти не моргая, и прислушивалась к себе.
Красивый, интересный мужчина стоит на коленях, признается в любви, ничего не просит и не требует. Что-то же в ней должно отзываться на эти чувства, на красивые, словно в романе, слова! Наверное, каждая женщина о таких мечтает, и Олира тоже… ведь когда-то мечтала, да. Буквально несколько дней назад мечтала! Причем, кажется, об этом самом мужчине.
Пожалуйста, мечта сбылась. Наверное, сердце должно дрогнуть, она должна погладить Деналя по щеке, улыбнуться… Пасть в его объятия, наконец!
Только почему-то этого совсем не хотелось, и радости от признания королева не испытывала. Она ощущала странную тоску и досаду, словно смотрела скучное театральное представление. И стыд, потому что столько времени давала арлаккату надежду, тепло принимала, улыбалась и называла по имени вместо того, чтобы быть с ним просто вежливой. И целиком ее вина, что она сидит сейчас и, испытывая скуку, мучительно подбирает верные слова для отказа.
— Деналь, я… не знаю, — глубоко вздохнув, наконец заговорила Олира, так и не решившись на твердое «нет». — Все это слишком неожиданно, и… обстоятельства не располагают к тому, чтобы думать о чувствах. Гибель Ерашия, все последующие события…
И вдруг поняла, что за эти слова еще более стыдно. Она ведь понимает, что любовь этого мужчины ей не нужна, по какой-то причине стала совершенно неинтересна, и вряд ли в ней вспыхнут какие-то чувства, кроме чувства вины. А вот эти попытки свалить все на покойного мужа и траур выглядят жалко и убого и больше похожи на эгоистичное стремление удержать Деналя при себе. Так, про запас, на всякий случай, чтобы под настроение купаться в лучах его чувств.
— Что вы, Олира! Я ни в коем случае не хотел…
— Простите, но я не могу ответить на ваши чувства, — подстегнутая стыдом, все же сказала она прямо. — Я не хочу вас обидеть, но обнадеживать вас будет низко и подло с моей стороны. Все, что я могу предложить вам, это моя дружба. И сейчас и в будущем.
— Это и так больше, чем я смел рассчитывать, — после короткой паузы проговорил Деналь, явно пытаясь скрыть неловкость и разочарование. Вновь осторожно коснулся губами женских пальцев, выпустил руку. Замер на мгновение, потом рывком поднялся и поклонился. — Я… прошу прощения, что нарушил ваше уединение. Не смею сейчас навязываться, но надеюсь, в следующий раз вы все же согласитесь меня принять?
Что бы он ни говорил про «не рассчитывал на ответ», но когда «не рассчитывают» всерьез — просто не признаются.
— Разумеется, Деналь, — кивнула королева.
Скомканно попрощавшись, арлаккат вышел, а Олира осталась в смятении. Правда, оправиться от сложного разговора снова не дали.
— Здравствуйте, Ильнар, — улыбнулась она явившемуся безопаснику.
Королева поймала себя на мысли, что этому новому посетителю она рада несравнимо больше.
— Да вроде бы здоровались сегодня, и не один раз, — хмыкнул он и тут же проницательно уточнил: — Что-то случилось?
— Почему вы так решили? — Отчего-то Олира почувствовала смущение, как будто до прихода Тавьера занималась чем-то неприличным.
— Мне казалось, вы покидали Совет в куда лучшем расположении духа, — ответил мужчина и занял буквально только что покинутое другим человеком кресло напротив.
Несколько секунд королева смотрела не то на него, не то сквозь него, а потом ровно ответила:
— Мне только что признавались в любви. По-моему, первый раз в моей жизни.
— Хм? — Тавьер растерянно кашлянул, вопросительно вскинув брови. — Однако счастливой влюбленной женщиной вы не выглядите. Признание прозвучало недостаточно искренне, не в той форме или не от того человека? — насмешливо улыбнулся он.
Олира несколько секунд очень пристально разглядывала безопасника, но потом только неопределенно кивнула в ответ.
— Всего понемногу? — понимающе уточнил тот. — Ну… Привыкайте, что я могу сказать.
— В каком смысле? — опешила королева.
— Пока сориентировался только один, дальше они пойдут косяками.
— Вы меня пугаете, — пробормотала женщина.
— Предостерегаю, — педантично поправил он. — Вы бы уже как-нибудь договорились с арлаккатом Мисори, чтобы он отгонял от вас всех этих доброжелателей.
— Это он и был, — прозвучало устало и потерянно.
— Вот как? — искренне удивился Тавьер. — Кхм. Прошу простить великодушно, но мне казалось, вы к нему… расположены.
— Мне тоже так казалось пару недель назад. — Олира неопределенно пожала плечами. Помолчала.
Неподвижная, с отсутствующим выражением лица, она напоминала статую. Не суетилась, не нервничала, и Ильнар с удивлением понял, что ему не по себе под этим равнодушным, чужим взглядом.
— Знаете… — негромко заговорила она. — У меня такое ощущение, словно внутри что-то надломилось. Всего несколько дней назад я была совсем другой, я… Я знала, что правильно и честно, что нельзя нарушать закон, что он един для всех. Что нельзя решать проблемы жестокостью, что с людьми надо разговаривать. А сейчас… сейчас я почти боюсь себя. — По щеке скользнула слеза, но женщина ее даже не заметила. — Я смотрю на людей как… как… на вещи. Деналь вот сейчас говорил так красиво, жарко, а я смотрела на него и чувствовала себя участницей посредственной пьесы. Всего несколько дней назад, мне кажется, я бы обрадовалась его словам. Ответила на них. А сейчас ощутила только досаду. Что со мной, Ильнар? Во что я превращаюсь?
Тавьер не сразу нашелся с ответом. Циничное и прямолинейное «вы просто повзрослели», кажется, совсем сюда не подходило, а говорить мягче и тактичней безопасник толком не умел даже в молодости, а уж теперь…
— Человеку свойственно меняться, — осторожно ответил он. — Помните, мы с вами говорили о том, что все люди живут в одном мире, просто видят разные его части? Смотреть на реальность из другой точки обычно тяжело, а вы сейчас буквально вылупились из того кокона, в котором жили прежде. Там было тепло, уютно, ничто не беспокоило и всего хватало. Скорлупа треснула, и вы познакомились с другими гранями мира. А сейчас уже достаточно окрепли, чтобы расправить крылья и взлететь. На себя прежнюю вы уже не похожи, и, конечно, страшно сделать шаг в пропасть. Но иначе взлететь не получится.