Несчастье на полставки - Кувайкова Анна Александровна 15 стр.


Куда, кстати, ставить ударение — решайте сами.

— Пришли, — резюмировал мужчина, захлопывая за собой дверь, ведущую в квартиру на …дцатом этаже. — Заходи, располагайся. Будь как дома…

— И не забывай, что ты в гостях, — кивнула, криво улыбаясь. И, скинув кроссовки, без особого интереса оглядываясь по сторонам.

Жилище моего начальника было просто пропитано свободой и независимостью молодого, обеспеченного и перспективного мужчины. Вправо по коридору виднелась довольно приличная по размеру кухня, а прямо был просторный зал со вторым ярусом. Туда вели деревянные, нарочно состаренные ступеньки, а благодаря низкой прозрачной перегородке хорошо виднелось убранство «второго» этажа, частично нависающего над первым. Большая кровать, стойка-вешалка с костюмами и рубашками, стильный рабочий стол из черного матового стекла. Уютно, занятно и чисто по-мужски. Ничего лишнего!

Зато первый этаж…

Тут я снова вздохнула украдкой. Много серого и коричневого, бетонный потолок, потертый деревянный паркет, нарочно-небрежная кирпичная кладка стен. Белый, будто неопрятный диван «растекшейся» формы, торшеры, больше похожие на лампы для профессионального освещения во время съемок. Искусственно состаренный британский флаг на полстены, большой снимок с Эйфелевой башней, выполненный с применением фильтра «сепия»…

Красиво, конечно. Со вкусом, модно и дорого. Но почему мне кажется, что уже не только дизайнеры, но и все остальные люди чуть-чуть повернулись на стиле «лофт»?

— Я заказывал интерьер еще до того, как лофт стал менйстримом, — словно прочитав мои мысли, негромко усмехнулся Максим за моей спиной.

— Мне нравится, — неопределенно пожала плечами, переставая пялиться вокруг. — А где…

— Ванная — там, — блин, он что, правда мои мысли читает, или нам с Ромашкой на выходных не стоило пересматривать Сумеречную сагу? — Полотенца все чистые, халат, если что, тоже. Можешь смело пользоваться.

— Да я как бы мылась… как раз до вашего приезда, — с тоской вспомнила, направляясь в указанном направлении. Шеф многозначительно промолчал в ответ, видимо вспомнив, в каком виде я его на крылечке встретила. Надеюсь, завтра мне за это не будет стыдно…

За дверью под лестницей действительно обнаружился просторный совмещенный санузел, радующий глаз серебристо-серым кафелем и самой новороченной сантехникой из тех, что я когда-либо видела.

Как гласит народная истина: хочешь узнать, холост ли мужчина, загляни в его ванную. Что ж… в своих выводах я не ошиблась, шеф действительно жил один. В этом я убедилась, когда, воспользовавшись фаянсовым другом, стала мыть руки. Вокруг не было миллионов пузырьков и тысячей шампуней. Не нашлись даже пушистые мочалки и стопятьсот умыволок для лица. Только всего лишь один дозатор с жидким мылом, да одна зубная щетка. Стандартный бритвенный косметический набор, и электрическая бритва с кучей насадок на специальной подставке. Полотенец мало, кругом чистота, и даже никаких выстиранных носков на батарее. А, и ополаскиватель для рта. Мятный.

Не удержавшись, я его даже понюхала, с тоской вспоминая Ромашку. И с неприятным осадком припоминая, что в заторможенном состоянии замерзшего в холодильнике чукчи забыла дома телефон. Надо бы позвонить ему, что ли… Или не стоит пугать на сон грядущий? В конце концов, он уже ничего не изменит, только сорвется в ночь, и попытается перевезти меня к себе под более надежное крылышко. И, не то, чтобы я была против! Но еще одну транспортировку по городу я просто вряд ли переживу.

В неравной борьбе все-таки победила свинцовая усталость, намертво расплющившая совесть до состояния рисовой бумажки. Еле-еле переплетая ноги, я уже собралась выходить, и даже дверь открыла! А потом кое-что вспомнила. Как будто мое собственное отражение в зеркале раздосадовано плюнуло мне в темечко, и я, развернувшись на пороге, вернулась обратно.

Всматриваться в отражение, конечно, не рекомендовалось, чтобы не испугаться. Но вид у меня, естественно, был хуже, чем у старого ершика для мытья посуды — такая же белая, в пятнах и местами мято-лохматая.

А еще…

Чуть-чуть помявшись, я все-таки задрала футболку. И, не сдержавшись, коротко всхлипнула, закусив нижнюю, задрожавшую губу. С правой стороны, в районе нижнего ребра, уже расплылся огромный бордовый уродливый синяк с яркими точками кровоподтека.

Вряд ли перелом, конечно — мне двигаться не так уж и больно. Но…

— Спасибо, сестренка, — тихо и едко улыбнулась, свободной рукой смахивая невольно выступившие слезы.

— Охереть, — сдавленно и шокировано прокомментировали сзади!

Писец имел обыкновение подкрасться незаметно, угу. Еще одна народная истина!

— Я не знала, что вы здесь, — резко опустив майку, я принялась быстро вытирать лицо, жалея о том, что меня застукали. Я как бы вообще на жизнь жаловаться не любитель… А уж посвящать начальника во все тонкости моих внутрисемейных отношений и вовсе никакого желания не было.

— Я видел, что дверь открылась, но ты не вышла, — прислонившись к косяку, произнес начальник, хмурясь. Хотя, признаться честно, в серой футболке и мягких свободных штанах не очень-то он и тянул на сиятельное и жесткое руководство. Угу, Соколовская, ты еще сейчас вспомни, что вообще-то не у милого Ромашки дома находишься. А наедине с молодым, привлекательным мужчиной! Совсем будет вовремя. — Заволновался. И, видимо, не зря. Это, я так понимаю, тот камень не только стекло разгрохал? И, мне не показалось? Ты считаешь, что это сделала твоя собственная…

— Шеф, что я считаю, не ваше дело, — нехотя доковыляв до выхода, мрачно, но уверенно откликнулась, вынужденно затормозив у внушительной фигуры у меня на пути. — Спасибо вам, конечно, за участие, и помощь. Но…

— Но? — неожиданно протянув руку, мужчина жестко ухватил пальцами за мой подбородок, заставляя смотреть только на него, а не куда мне хотелось — то есть в любом другом направлении. — Аська, не зли меня, ради бога. Если всё так, выходит, что случившееся на моей совести.

— Вы не можете отвечать за поведение других людей, — замерев как кролик перед удавом, уверенно, но тихо произнесла я. А потом все-таки мягко отстранилась, снова обхватывая себя за плечи и бесцеремонно переходя на «ты». «Выкать» и дальше, я смысла, если честно, уже не видела. — Максим… правда, спасибо тебе. Но давай не будем обсуждать это хотя бы сейчас. Я очень устала.

— А то я не понял, — почему-то усмехнулся начальник. — Иди, моя кровать в твоем полном распоряжении. Я переночую на диване.

А потом спокойно отступил, давая мне пройти, но не забывая при этом командовать. Ну, может, ему казалось, что он так заботиться о моей потрепанной персоне! Но только во мне все еще билась жилка строгих отношений под названием «начальник-подчиненная». Ну, ладно, привираю, не совсем строгих. Ладно уж, если быть совсем честной — совсем не строгих.

Но все-таки, какие-никакие, но они же еще теплились! Живучие, заразы… отношения эти!

— Спасибо, — тихо отозвалась, шлепая босыми пятками по дорогущему, тепленькому и шершавенькому паркету. Тело вместе с мозгом снова затянули чуть опостылевшее уже «ну и ладненько». На этот раз, кстати, сразу вместе с «мур-мур-мур», но мне уже было не до них. Я рвалась в постельку!

Обычно я никогда не могла сразу заснуть на чужой постели. Для моей вредненькой персоны существует только два приемлемых места для сна: собственная уютная постелька… и любое другое место, где мелькает перед носом вкусно пахнущая Ромашкина подмышка. И всё!

Но… Всё-таки устала я, наверное. Да и кровать моего босса оказалась просторной, низкой и весьма привлекательной, с сине-серым постельным бельем шикарнейшего качества.

Почесав и без того взлохмаченный затылок, я на четвереньках пробралась на ложе, в меру утопая коленками в идеально-твердом и идеально-жестком одновременно матрасе. Аккуратненько пристроилась на чужой подушке, натянула по ушки одеялко… и ту-ту. Финита, баста! Одеяло обволокло меня мягким туманным облаком, скрупулезно согрев каждый миллиметр кожи, а наполнитель подушки нежно, послушно и заботливо обхватил мою голову. Кажется, я даже зевнула… А потом сон безапелляционно забрал меня в свои мягкие лапки.

Боязнь будущего, страх неизвестного, стеснение вольготно гуляющего внизу руководства?.. А, не.

Не слышали!

*

Максим Козырев за свои тридцать с лишним лет повидел многих женщин.

Телеведущие, модели, актрисы, коллеги, знакомые. Знакомые коллеги и коллеги знакомых… Их было много. Десятки и сотни, а может, и тысячи — он толком и не считал никогда, не считая нужным вести какой-то подсчет или создавать таблицу рекордов. Но все они тянулись к нему, будто бабочки на огонь, привлеченные его успешной карьерой, высоким финансовым положением и статусом завидного холостяка. Ну и привлекательной внешностью, конечно же, не без этого.

Естественно, не обошлось и без должного воспитания, как в глубоком детстве, так и в последствии, себя самого — как известно, женщины падки на мужское внимание и тонкую, тщательно выверенную лесть. Чтобы обаять любую, даже самую неприступную женщину, достаточно потянуть за одну единственную ниточку. Но эту ниточку, индивидуальную не только для представительниц слабого пола, но и для всех людей вообще, еще нужно обнаружить. И еще важнее — не ошибиться с выбором.

Макс отличался этим с самого детства. Это был его талант, божий дар, звериное чутье, чуйка… Можно называть эту способность, как угодно. Но факт остается фактом: ему никогда не требовалось особых усилий, чтобы подобрать тот самый единственно верный ключик к каждому, кого он встречал на своем пути. Будь то злой прохожий, сварливая соседка, далекие родители, строптивая подруга, угрюмый начальник, эгоистичный подросток или даже всем недовольный домашний кот. И, как бы ни парадоксально это звучало, не только живые существа, но и неживые не стали для него исключением. Привередливая техника, капризные автомобили, требовательная оргтехника или еще сложные аппараты — к каждому, без исключения, Максим находил свой подход.

Наверное, именно потому он и добился таких высот в столь незначительном, по меркам бизнеса, возрасте. В любой компании, большого, малого или среднего бизнеса, он всегда почти сразу находил истинную, не прикрытую шелухой смешных, надуманных неприятностей, проблему. Видел всех работников насквозь, а потому мгновенно выделял среди них те, кто тянул некогда выгодное предприятие ко дну.

Видел, чувствовал, и без малейшей жалости избавлялся от балласта, тянущего вверенное ему для исправление дело ко дну.

Ленивый офисный планктон, воровитые управленцы, нечистые на руку бухгалтера, нерентабельное направление, заранее проигрышная тактика ведения бизнеса, угольно-черная, «топорная» и не продуманная схема ухода от налогов, неправильная стратегия… Всё это Макс видел, и от всего этого он без малейших угрызений совести отделывался.

Его собственное, первое правило гласило: никогда. Никогда не мешай личное с рабочим! На работе ты работник, а не человек.

И второе, и не менее главное, производное от первого: никаких привязанностей и долгих отношений.

Там, где бизнес, нет места сиюминутным привязанностям. В угоду порыву и временному желанию, губить то, что нарабатывалось годами и тяжелым, неподъемным трудом — глупость, достойная презрения от самого последнего легкомысленного дурака. Ведь ни одна царица мира не стоит загубленной жизни!

В понимании Макса жизнь и карьера были равнозначны, занимая одинаковое место и имея идентичный вес на разных чашах весов. Ведь если у тебя не будет карьеры, не будет и заработка. Не будет заработка — не будет достойной жизни. А кое-как сводить концы с концами, считать каждую копейку и впадать в депрессию от своего финансового неблагополучия… жизнь ли это? Или так, бренное существование в вечных поисках средств на удовлетворение хотя бы минимальных, низших человеческих потребностей?

Макс свой хлеб ел не зря. И теория Маслоу была заучена наизусть еще на первом курсе института. В который, к слову, он не только сам поступил, но и самостоятельно оплатил. Полностью!

Зависимость от кого-то, тем более финансовую зависимость, он искренне считал слабостью.

Но это уже так. Детали!

Гораздо интереснее было оставленное «на закуску» третье, естественно, выходящее из второго, незыблемое правило.

И гласило оно: никогда, ни при каких условиях, не привязываться ни к кому из прекрасного пола. А уж тем более, не пускать ни одну женщину на свою законную, тщательно охраняемую и неприступную территорию!

И потому, сейчас, привычно поднимаясь по лестнице, только что выйдя из душа, вытирая на ходу мокрую голову полотенцем, Макс никак не мог найти ответ на один вопрос. Почему?

Почему он вдруг пошел наперекор собственным устоям и правилам? И почему, почему, ради всех чертей Преисподних, сделал это легко, и даже не задумавшись, просто приняв этот факт, как данность?

Хотя… хрен вам — это если не припечатать крепче, без лишней рефлексии и долгих, нудных рассусоливаний. Данностью тут, признаться, и не пахло!

Одно дело просто принять и смириться… Но тут было другое.

Когда насмерть перепуганная девушка, вроде как бывшая подчиненная, сначала позвонила ему в панике, а потом судорожно влетела в его объятия, в поисках помощи и защиты… он просто принял ее под свою опеку, легко и спокойно. Машинально, как будто это было чем-то само собой разумеющееся!

Поднявшись в спальную зону, Макс остановился, задумчиво глядя на спящую на его кровати девушку, не переставая при этом сушить волосы коротким махровым полотенцем. Он все пытался вникнуть, понять и осознать… Что же все-таки за херня вокруг него происходит?

Понятно, что влюбленность, любовь, безумное влечение — все эти бредни из любовных романов, так обожаемых легкомысленными дамочками, шли сразу и лесом. И всё же! Козырев не был настолько уж глупцом, чтобы не видеть, не замечать или не признавать очевидного.

Вот только это очевидное один хер оставалось всё еще слишком размытым и непонятным.

Да, безусловно, он видел в Соколовской потенциал. И потенциал воистину огромный! Стал бы он вот так возиться с ней, если бы девчонка оказалась очередной пустышкой — подростком, со скрипом и по протекции закончившим институт, но уже с завышенными амбициями и надуманными претензиями на гениальность?

Да ни за что и никогда.

Но стоило признать, что Соколовская была не просто индивидуальна, но и уникальна в своем роде. Ее знания и умения были потрясающими. Макс, положа руку на сердце, сам признавал, что давно не видел подобного.

Однако… навыки культурного, делового, межличностного общения — у нее отсутствовали, как вид, в принципе. Уверенность в себе, понятие корпоративной этики, вера в себя, самооценка, требовательность, коммуникации…

Всего этого не было.

И это, Макс лично, особой проблемой не считал, будучи всегда убежденным в том, что природный талант всегда можно дополнить, развить, довести до идеала. Огранить данное от рождения умение, если угодно. Но! При отсутствии таланта, каким бы упорным, упрямым и настойчивым бы не был человек, все его труды пойдут в ж*…

Куда угодно, но не позволят ему добиться наилучшего положения и успеха.

Честно говоря, Макс всегда видел самородки, и не было еще ни одного раза, чтобы такой человек его не подводил. Подобные явления были достаточно редки. И всё же! Все они обычно не стоили потраченного на них времени, средств, сил и внимания. К слову: те, кто догадывались от своей ценности, но не собирались прилагать к этому необходимый минимум усилий, ожидая, что всё сделают за них, почти сразу шли по тропинке, протоптанной ранее такими же недальновидными идиотами.

Козырев не собирался нянчиться ни с кем, даже если перспектива развития подобного «специалиста» внушала трепет и заставляла предвкушать лакомый звук шелестящих в будущем денежных купюр.

Он был сторонником принципа: не хочешь — не надо. Мужчина терпеть не мог тех, кто был не способен даже пошевелиться ради собственного успеха.

И он никогда не собирался работать нянькой. Намекнуть — пожалуйста. В своей неповторимой, своеобразной манере, но всё же. Подтолкнуть — да, можно. Помочь?.. Ну, может быть!

Назад Дальше