«Я уже умерла», — подумала я и села под березкой, прислонившись спиной к стволу. Гребень Дагобер так и не взял, и я опять спрятала костяную вещицу в поясной карман.
— Что расселся? — эльф пошарил в траве. — Тут должны быть грибы, ищи.
Я послушно поползла на четвереньках, но грибов так и не нашла. Зато Дагобер сорвал шесть белых грибов.[1] Лично я мечтала о горячей яичнице, но на крайний случай сгодились бы и грибы, если бы их можно было обжарить на углях, посыпав солью и перцем, и сдобрив сливочным маслом, только у нас не было масла и соли. Кресало и огниво всегда были со мной, но принц запретил разжигать костер.
— Грибы можно есть и сырыми, — деловито распорядился Дагобер и разделил свою добычу на две равные части.
Каждому досталось по три гриба, и мы их тут же сжевали — быстро, сосредоточенно, обтирая шляпки о штаны, напились из родника и пошли дальше. К вечеру мы добрались почти до самых гор, но не встретили на пути ни города, ни самой захудалой деревушки. Я несколько раз пыталась остановить принца, жестами и гримасами уговаривая повернуть назад, но он обзывал меня безумным гномом и шагал вперед, убеждая себя (потому что я давно в это не верила), что еще миля-две, и мы окажемся в столице.
Только столицы все не было, зато приближалась ночь. Едва солнце скрылось за цепью гор, повеяло прохладой, и принц Дагобер помрачнел. Он горбил плечи и крепился до последнего, но вот я услышала, как он застучал зубами. Точно — неженка. Не так уж и холодно, чтобы дрожать, как осиновый лист. Но через сто шагов я решительно преградила эльфу дорогу и знаками предложила расположиться в лощинке и развести огонь.
Дагобер тоскливо посмотрел на трутницу и кресало, которые я сунула ему под нос, и покачал головой:
— Нас могут найти, лучше обойдемся без костра.
«Как будто лучше, если ты к утру окоченеешь!» — подумала я желчно, и снова ткнула ему в лицо трутницу.
После долгих уговоров Дагобер согласился на костер, и мы расположились в лощинке. Дагобер уныло осматривался, выбирая, куда сесть. Вокруг росли молодые елки, и он попробовал наломать лапника, чтобы сделать подстилку, но без ножа сделать это оказалось трудновато. Я насмешливо поглядывала на него, пока собирала валежник для костра, а потом преспокойно достала нож и нарубила тонких сухих прутьев для растопки. Дома я всегда топила печь, и теперь посчитала, что развести костер под открытым небом — не намного сложнее. Оказалось, что сложнее. Я намучилась, прежде чем трут запалил прутья, а потом перекинулся на валежник.
— Так у тебя есть нож?! — Дагобер вернулся с жалкими десятью ветками ели и присел на корточки возле костра, протягивая руки к огню. — Почему сразу не сказал.
Я неторопливо подбрасывала в костер ветки и после этих слов сердито засопела, а принц кисло кивнул:
— Точно, ты же немой. Я и позабыл. Тогда иди наруби веток, да поживее.
Мне пришлось подчиниться, и я орудовала ножом с таким усердием, что скоро мне стало жарко, и вовсе не колдовство было причиной моего усердия. Но по мере того, как лапника прибавлялось, злость моя исчезала. Я посматривала на эльфа, которого била дрожь даже рядом с огнем, и думала, что гномы — существа, созданные из камня и небесного огня — молнии. По преданиям, молния ударила в камень и создала первую гномью пару. А эльфы — это всем известно — дети звезд. Красивы и холодны. Наверное, поэтому они такие мерзлявые. Мне припомнилось, что даже летом эльфы нашего города щеголяли в мехах. Может, они это делали вовсе не из желания похвастаться достатком? А им и вправду было холодно?
Подтащив к костру охапку лапника, я бросила его на землю.
— Наконец-то, — проворчал Дагобер и перебрался на подстилку, поджав ноги и сунув руки под мышки. — Ты медлительней черепахи, слуга!
Я сняла куртку, оставшись только в рубашке и жилетке, и набросила куртку на плечи принцу. Она едва прикрыла его плечи и середину спины, но так было лучше, чем сидеть полуголым.
— Ты что это?! — эльф вскинулся, стянул мою куртку и попытался всучить мне обратно. — Сам замерзнешь!
Вместо ответа я положила ладонь ему на плечо, показывая, что мне ничуть не холодно.
— Фу ты! Горячий, как грелка! — засмеялся Дагобер. — Ладно, давай свои лохмотья.
Было забавно смотреть, как он кутался в слишком маленькую для него одежду, но куртка и костер сделали свое дело, и его эльфийское высочество перестало дрожать. Зато даже не поблагодарило меня за помощь и начало жаловаться на свою печальную долю — и голодно, и холодно, и лапника маловато, поэтому жестко сидеть. Слушая причитания Дагобера, я наломала веток для себя, подтащила к костру сломанную березку, чтобы костер не погорел за ночь, потом свернулась клубочком, повернувшись к огню спиной, и скоро уснула.
[1] Имеются в виду не боровики, а шампиньоны
15
Во сне мне виделись телячьи отбивные в компании маринованного лука и печеной картошки, щедро политой растопленным маслом.
Увы, пробуждение лишило меня даже этой приятной иллюзии, и я только потерла живот, вспоминая о булочках с вареной селезенкой, которые мы с Пышем так недавно уплетали на улицах нашего города. Я открыла глаза и увидела, что небо стало светло-серым — значит, рассвет совсем скоро. Костер горел ровно, но несильно, и по ту сторону ворочался на неудобной подстилке принц Дагобер, пытаясь прикрыться моей курткой. Я осторожно сгоняла до ближайших кустиков и улеглась снова, подложив руки под щеку и разглядывая спящего принца. Во сне он бормотал что-то, вздрагивал и хмурился, а я снова начала гадать, что же с ним приключилось. Наверное, вляпался в какую-нибудь неприятную историю в поисках очередной красавицы.
Я задремала, и проснулась, когда солнце уже расцветило небо, и на смену серому цвету пришел нежно-розовый. Принц Дагобер скакал вокруг костра почище горного козла, размахивая руками и пытаясь согреться. Самое удивительное, что меня прикрывала моя собственная куртка. Невозможно было поверить, что высокомерный эльфийский принц проявил трогательную заботу о гноме, но получалось именно так.
Заметив, что я наблюдаю за ним, Дагобер перестал скакать, принял важный вид и для начала меня обругал:
— Что смотришь? Это все ты виноват. Шел бы быстрее, недомерок, давно бы добрались до города. Поднимайся скорее, следующую ночь я намерен провести, как подобает благородному существу, а не животному!
Меня так и подкинуло на подстилке, и эльф удовлетворенно кивнул — ему пришлось по душе подобное послушание. Последующие четверть часа он посвятил приказам, как скрыть место нашего ночлега — я залила огонь, присыпала кострище землей и закрыла дерном, а обугленную березку уволокла к ручью и там спрятала в прошлогодних листьях. Заставив меня трудиться, сам эльф пальцем о палец не ударил, лишь поругивая меня за нерасторопность.
Когда мы продолжили путь к столице, я уже кипела от злобы и обдумывала, что скажу принцу, когда дар речи вернется ко мне. Мы карабкались по каменистому склону, и я только диву давалась, зачем эльф с таким упорством ползет на гору — ведь понятно, что там не может быть никакого города!
Впрочем, вскоре он любезно объяснил мне, на что надеялся.
— Столица должна быть по ту строну, — сказал он, вытирая покрытое пылью лицо ладонью, — я уверен, что эту гору видно из окна моей спальни. Нам останется только спуститься с той стороны — и пришли.
Я всплеснула руками — по мне, так легче было добраться до облака и прямо на нем влететь в окно принцевой спальни! Но в это время сверху посыпались мелкие камешки, а следом покатился валун размером с хорошую головку сыра.
— Берегись! — заверещала я, указывая пальцем.
Дагоберу хватило одной секунды, чтобы понять, что происходит. Он сцапал меня за шиворот и метнулся в сторону. Мимо нас пронеслись еще несколько крупных камней, а потом стало тихо.
— А у тебя голосок прорезался, как я слышу, — сказал принц, когда мы отдышались. — Или ты меня все это время дурачил, нахальный гном?
Голос вернулся! Я чуть не заплясала от радости и тут же вывалила принцу всю правду о заклятье. Я рассказала о двух ведьмах, что гоняли меня по болоту, и о том, что развязавший веревку стал связан со мной колдовскими узами.
— Двенадцать шагов — и все! — тараторила я, боясь, что принц не поверит. — Потом душит! Просто душит, как удавкой! — чтобы эльф все понял и не начал сомневаться в моей правдивости, я повторила свою историю во второй раз, а потом перешла на третий.
Сначала Дагобер слушал с недоумением, потом с откровенным испугом, приоткрыв рот и хлопая глазами, а потом помрачнел и скрестил руки на груди.
— Мне нельзя отходить от тебя! — повторяла я на разные лады. — Для вас гномы — низшие существа, но ты же не станешь убивать меня? Не станешь?
Я схватила его за локоть, но эльф вырвался, цедя сквозь зубы проклятья.
— Откуда я знаю, что ты не врешь, гном? — спросил он подозрительно.
— Ты же видел, что я чуть не умер, когда мы с тобой пошли в разные стороны? — выпалила я, холодея от страшных предчувствий. Почему я рассчитывала, что услышав о колдовстве, принц Дагобер сразу мне поверит? Решила, что он благороден только потому, что прикрыл меня курткой и тащил на себе?..
— Зачем тогда пошел не за мной, а в другую сторону? — спросил в ответ эльф.
Я прикусила губу, глядя на него с отчаяньем. Надо ли говорить, что вместе с невидимой удавкой я получила еще и проклятье слушаться его во всем? А что, если он прикажет мне сброситься в пропасть? Или сидеть вот здесь, не двигаясь с места, а сам пойдет дальше, искать столицу?
— Молчишь? — по-своему понял мое нежелание говорить принц Дагобер. — Сдается мне, что ты — лгун и обманщик. Тебе просто было страшно, вот ты ко мне и прицепился. А может, ты заодно с теми?.. — он мотнул головой в сторону болот.
— Нет! — закричала я. — Ты же видел, что я сам пострадал! Ведьмы привязали меня к дереву! Я там умер бы!
— А за что, кстати, они тебя там привязали? — Дагобер прищурился, словно собирался прочитать мои мысли. — Если тебе верить, то применялась черная магия… Не слишком много чести для хромого гнома?
Я опустила голову, чувствуя злые слезы на глазах:
— Не могу ничего сказать, — промолвила я тихо и упрямо, — потому что сам не понимаю.
— Опять врешь, — сказал он с удовольствием. — Лучше всего бросить тебя здесь. Вдруг ты не только лгун, но еще и убийца.
— Кто дал тебе право так разговаривать со мной, принц Дагобер? — сказала я глухо и посмотрела ему прямо в глаза. — Корона на пустой голове — не повод оскорблять других. Как ты собираешься править страной, если не можешь отличить добра от зла?
— Как заговорил, — присвистнул принц. — И какие познания! Откуда же тебе известно, что я принц?
Я решила сказать правду, чтобы он не подозревал меня в сговоре против его блистательной персоны:
— Видел тебя на балу у вдовствующей маркграфини.
— Да что ты! — притворно восхитился принц. — А вот я тебя там что-то не видел. Наверное, ты очень хорошо прятался. Только вот к чему гному проникать в замок эльфов и прятаться там? Сразу ясно, что ты задумал что-то недоброе. Сначала хотел украсть мой кошелек, потом забрался в замок — тоже воровать?
— Я говорю правду!
— А я не верю, — отчеканил он.
Мы сидели на склоне горы — потные, перепачканные пылью, растрепанные, и смотрели друг на друга, как враги. Что касается меня, я умирала от страха и отчаяния, хотя больше всего хотелось впечатать эльфу кулаком в нос. Только я понимала, что лучше мне от этого точно не станет.
— Заклятье и правда существует, — заговорила я, стараясь держаться спокойно, — и оно правда грозит мне смертью. Ты проявил доброту, спасая меня. У тебя доброе сердце, принц Дагобер. Поэтому я надеюсь, что ты проявишь свою доброту и сейчас.
— Какую доброту? — разозлился он. — Если бы я тебя бросил, тебя бы догнали полуночные призраки! И ты бы сразу разболтал, куда я бегу! Доброта!.. — он презрительно фыркнул. — Не возомни о себе слишком много, гном паршивый.
Полуночные Призраки!
От одного упоминания о них я испытала почти животный ужас и даже не обиделась на «паршивого гнома». Наемные убийцы, от которых никто не ускользает — вот кто гнался за принцем! Я невольно оглянулась. Об их сноровке и жестокости у нас рассказывали только шепотом, плотно заперев дверь. С них станется отпилить голову тупой пилой или распороть живот и придушить жертву собственными кишками. Или подвесить над костром вниз головой.
— Смотри-ка, побледнел, — сказал принц с издевкой. — Значит, ты не с ними, недомерок.
— Конечно не с ними! — я вскочила, сжимая кулаки. — И я не вор, что бы ты там себе ни придумал!
— Припоминаю перерезанный шнурок на моем кошельке, — произнес эльф ледяным тоном.
— Это не я!
— Любой вор так говорит.
— Я не вор!
Принц хмыкнул, показывая, насколько он верит моим словам.
— Я не вор, и правда привязан к тебе не своей волей, — начала я разговор заново, — иначе я бы не пошел за тобой сюда, в горы.
— А что такое?
— Всем известно, что здесь бродят беглые орки, — сказала я и со злорадством увидела, что теперь побледнел принц.
— Одно другого не легче, — выдохнул Дагобер, оглядываясь. — Тогда чего расселись? Идем, да побыстрее! Не хватало еще орков к полуночным призракам!
— Подожди! — я попыталась остановить его, хотя ноги послушно понесли вслед за принцем, который с удвоенной скоростью начал взбираться по склону. — Мы связаны заклинанием, нравится тебе это или нет, и если тебе не хочется быть виновным в моей смерти, то надо найти способ снять колдовство.
— У тебя есть предложение, как это сделать? — бросил Дагобер через плечо.
— Есть!
Он остановился нехотя, и подождал, пока я его догоню.
— Мы должны пойти к фее Сирени, она поможет, — сказала я, обрадовавшись, что он решил меня выслушать.
Но на принца мои слова произвели еще более жуткое впечатление, чем упоминание об орках.
— Чем дальше, тем страшнее, — пробормотал он, а потом сказал громко и раздельно: — Мы идем в столицу, я так решил. А про эту злобную колдунью больше слышать не хочу, заруби это на своем курносом носу.
— С чего ты взял, что она — злая колдунья? — опешила я.
— Да знаю уж, — огрызнулся эльф и направился по склону дальше.
— Ты совсем ослиная башка! — вскипела я, карабкаясь за ним. — Фея Сирени — самая милосердная в этом мире. Она помогает всем, кто нуждается, и одаривает добрых.
— А еще проклинает ни за что!
Проклинает? Фея Сирени? Я решительно ничего не понимала. Разве может проклясть кого-нибудь то нежное, воздушное существо, которое наградило меня волшебным даром? Нет, это невероятно! Я снова вспомнила огромные, молодые, полные любви ко всему живому глаза на лице сморщенной старушки, которой я помогла напиться возле общего колодца, когда гномы не желали уступать место у фонтанчика без очереди. Принц Дагобер ошибается. Фея Сирени не могла никого проклясть… Ведь она только кротко улыбнулась, когда сынок пекаря обозвал ее грязной нищенкой и толкнул.
— Ты лжешь и наговариваешь на нее, — сказала я в спину эльфийскому принцу. — Это недостойно королевской крови!
— Наговариваю?! — он обернулся так стремительно, что я попятилась, но принц уже схватил меня за воротник и сильно встряхнул. — Я говорю о том, что знаю не понаслышке. Понял? Благодаря твоей распрекрасной фее Сирени моя жизнь в опасности! Ты считаешь, это достаточно милосердно — проклясть наследного принца смертью в двадцать пять лет?
— Она прокляла тебя?! — я изумленно захлопала глазами и договорила прежде, чем подумала, что говорю: — Если такая добрая волшебница наказала тебя, значит ты еще хуже осла!
— Просто заткнись, если не хочешь, чтобы я тебя выпорол, — эльф встряхнул меня еще раз для острастки. — Ты привязан ко мне, значит, я решаю, куда нам идти. И мы пойдем в ближайший город, там обратимся в мэрию, сообщим моему дяде, что на меня было организовано покушение, и расскажем ему о колдовстве. Дядя решит, как избавить меня от такого мерзкого и приставучего гнома.