— Один вопрос, — сказала я хмуро. — Из какой семьи была моя мать? Хоть настоящее имя-то ее вы мне назовете? Вдруг у меня есть могущественные родственники, которые проявят обо мне заботу гораздо большую, чем вы.
Только что мой отец был красный, как вареный рак, и вдруг кровь сбежала с его щек, как по волшебству.
— Только имя, не прошу больше ничего, — я смотрела на него, и он не смог выдержать мой взгляд — отвернулся и как-то странно сгорбился. — Отец? — и я сделала то, чего никогда раньше не делала и знала, что никогда больше не сделаю — положила руку ему на плечо. — Ответьте.
Он кусал губы, и я видела, как он не желает отвечать на мой вопрос.
— Папа, — позвала я мягко, — прошу вас, не молчите…
Он вскинул на меня глаза, и я увидела страх. Только чего отец боялся? Не меня ведь…
— Ее звали Кандида дель Стрига, — сказал он, наконец, как будто шагнул в пропасть. — Но об этом никому ни слова. Не заговаривай, не упоминай о ней, для всех ты официально — старшая дочь Готшем.
— Дель Стрига? — я призвала на помощь все свои познания в истории королевства. — Я не знаю таких. Они графы? Или маркизы? Если «дель» — значит, с юга и…
— Все дель Стрига были казнены тридцать лет назад, обвиненные в колдовстве, — сказал отец. — Твоя мать сбежала и пряталась в наших лесах. У тебя не осталось никого из родных, Кирия. И ты должна благодарить меня и Готшем, что мы не отдали тебя инквизиции, как потомственную ведьму.
Если бы он ударил меня второй раз, я была бы поражена меньше.
— Ведьму?! — переспросила я, чувствуя, что губы еле шевелятся. — Что вы такое говорите, отец?.. Я… я не ведьма!..
— Мне пора, — отец оттолкнул меня, и я отступила безвольно, как деревянная кукла на ниточках. Моя мать — из опального рода колдунов! Ведьма! И я…
— Она пряталась в лесу возле ручья Феи, — сказал напоследок отец. — Что теперь болтают об этом месте, знаешь сама. Поэтому еще раз тебе говорю — держи язык за зубами ради собственной же безопасности. Вздумаешь взбрыкнуть на обручении или венчании — я сразу же отправлю тебя в столицу. В кандалах. И пусть с тобой разбираются в особой тюрьме его преосвященства.
Он от души хлопнул дверью, и я осталась одна. Дочь из опальной семьи…
Особая тюрьма… Ведьма…
Мне показалось, что голова моя сейчас лопнет.
Какая ведьма, если за всю свою жизнь я ни разу не угадала в каком кулаке Стелла зажимала конфету — в правом или в левом. И ни разу не было ничего странного — ни дождя по моему слову, ни неизлечимых болезней тех, кто меня обидел… А таких ведь хватало…
Да что там! Будь я ведьмой, мачеха полегла бы первой. А если она жива-здорова, то либо леди Готшем — еще более сильная ведьма, либо папочка что-то напутал…
Внезапная мысль обожгла меня — а не специально ли отец придумал эту историю, чтобы наверняка избавиться от нелюбимой дочери? Припугнул, чтобы боялась не жестокого мужа, а боялась церковных пыток… Но если все, что он рассказал — правда, то сможет ли отправить родную дочь в лапы инквизиции?..
А если сможет?..
Я вышла из отцовского кабинета, ничего не видя вокруг себя, и сразу же кто-то схватил меня за плечи, крепко встряхнув.
Передо мной стоял Эрик, и вид у него был отчаянный.
— Вы не должны соглашаться на эту свадьбу, леди Кирия, — торопливо заговорил он. — И не должны ехать в Баллиштейн! Это опасно! Опасно для вас!
Глава 8.
Бежать или остаться
Слова Эрика настолько подтвердили мои собственные страхи, что в первые минуты я словно обезумела — позволила увлечь себя сначала до лестницы, а потом вниз, во двор — к самой конюшне.
— Вам надо скрыться, — бормотал Эрик, держа меня за руку и оглядываясь, как будто за нами уже гнались полчища чудовищ. — У вас есть родня, которая может спрятать вас на время? Я сопровожу вас и буду молчать, как камень. Никто не узнает, где вы.
Но слова о родне немного отрезвили меня. Дель Стрига… костер инквизиции… Я резко остановилась, и Эрик посмотрел удивленно. Синяк у него под глазом уже был не таким ярким, но все равно выглядел ужасно. Кто знает, сколько таких синяков появится на его лице, если я сбегу?
— Что мне угрожает? — спросила я тихо. Он растерялся и… упрямо повторил:
— Вам надо бежать. Вам надо спрятаться.
— Но бежать от чего, добрый сэр? — я осторожно освободила руку из его пальцев. — Если вы так обеспокоены моей судьбой — может, расскажете, что меня ожидает?
Эрик кусал губы и отвел взгляд.
— Вам запретили говорить об этом, понимаю, — сказала я мягко. — Дело ведь в вашем короле… Что с ним не так, Эрик? Не молчите, успокойте мое сердце и облегчите свою душу…
— Вы нужны им, — сказал он, мучаясь. — Потому что… потому что…
— Потому что я — дочь Кандиды дель Стрига? — подсказала я осторожно, чтобы не спугнуть его, если он решил говорить.
— Да, — прошептал Эрик, глядя на меня больными глазами. — Они думают… они уверены… что вы, миледи… Что у вас огромные колдовские силы.
Он сказал это — и замолчал, словно выжидая. А я… я не торопилась с ответом. Они уверены, что я — колдунья. Что я — ведьма. Мои родственники по материнской линии были казнены именно за подозрения в колдовстве. До сих пор инквизиция бдит, отслеживая колдунов. И вдруг королевская семья Баллиштейна ищет в жены своему королю именно колдунью?
— Но я не ведьма, — произнесла я тоже шепотом. — Я совсем не ведьма.
— Я знаю…
Чего они хотят от меня?
— Миледи… — пробормотал он покаянно, и мне показалось, что он сдался — вот сейчас он скажет правду, сейчас…
Но кто-то промчался по двору — и между мною и юным рыцарем встал сэр Эдейл. Мой взгляд теперь упирался ему в грудь, и я медленно подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Тебя отец зовет, Эрик, — бросил рыцарь через плечо, не сводя с меня глаз. — Почему я постоянно должен тебя искать? Быстро отсюда! — он шикнул на юношу, как на котенка, и Эрик уныло поплелся ко входу в замок.
Останавливать его было бессмысленно, к тому же, сэр Эдейл возвышался надо мной, как гора, и не торопился уходить, желая, видимо, что-то сказать.
— Вы хотели сбежать, леди? — спросил он, когда Эрик скрылся под сводами замка. — Разве это достойно дочери короля?
— Вы приписали мне то, чего я делать не собиралась, и сразу же обвинили в недостойности? — парировала я. Но сэр Эдейл мне не поверил:
— Что он наболтал вам? — спросил он грубо.
Я не ответила, разглядывая его. Он так сурово сжимал губы, словно не целовал меня всего несколько дней назад, обещая туфли и жениться. Мужчины! Бесчувственные существа, бессердечные, для которых женщина — лишь вещь, которую можно купить, продать, обменять на рубины…
— А что вас так взволновало? — спросила я, когда он уже кипел, желая услышать мой ответ.
— Леди, — он чуть наклонился ко мне, — хочу напомнить, что вы дали согласие на брак, и я уже заверил своего короля, что все договоренности между Баллиштейном и Санлисом достигнуты.
— Да, ваш король вряд ли похвалит вас, если вы напрасно растратите его богатства. Понимаю ваш страх.
— Мой — что? — он придвинулся еще ближе, как будто не расслышал. — Страх? Это вы так пытаетесь меня оскорбить?
— Ну что вы, — сказала я холодно. — Разве я осмелюсь?
Он отстранился, и на лице его промелькнула тень сомнений. Похоже, он сильно подозревал насмешку. И не ошибся. Мне хотелось уязвить его, растравить до черной злобы. Никогда даже к мачехе я не испытывала такой ненависти.
— Вы обижены, — сказал он, и я мысленно похвалила его за догадливость. — Что этот болтун сказал вам? Он вас расстроил?
— Если вы о сэре Годвинсоне, то к чему расспрашивать меня? Ударьте его еще раз — и он всё вам расскажет. Эдейл помедлил, но ничуть не смутился.
— А, так вы его пожалели, — сказал он с нехорошей усмешкой. — Пожалели, что я немного подпортил ему смазливую физиономию? Но уверяю, он это заслужил. Никому не позволено болтать о своем сюзерене.
— Неужели? А если я скажу, что ваш король и брат — чудовище? — я сказала ему это в лицо, с вызовом, открыто, не думая о приличиях, о родовой чести и о моей собственной безопасности. — Что вы сделаете? Тоже ударите меня?
Несколько секунд мы буравили друг друга взглядами, тяжело дыша, но Эдэйл опомнился первым. И отступил. Отступил на шаг, но глаза не отвел.
— Чед — не чудовище, — сказал он мрачно и глухо. — Я клянусь вам в этом.
— Ах, оставьте! — зло рассмеялась я. — Мне известна цена вашему слову! Сегодня вы говорите одно, завтра другое — все зависит от того, с какой стороны ветер подует.
На этот раз мне удалось его уязвить — он на мгновение потерял дар речи, а потом оглянулся — совсем как Эрик, когда уговаривал меня бежать, схватил меня за плечо и в два счета затащил за угол конюшни, где нас не могли видеть из окон и со двора замка. Я попыталась вырваться, но он притиснул меня к стене, заставив пересчитать все неровности бревен позвонками, и произнес сквозь зубы:
— Наверное, нам надо объясниться?
— Уверены, что надо? — поинтересовалась я. — По мне, вы и так слишком много сказали. Пора бы и помолчать.
— Нет, я и так слишком долго молчал, — глаза его запылали, и сам он весь горел, как тогда, когда обнимал меня в своем шатре.
Ни один мужчина никогда не прижимал меня так крепко, так близко, так жарко, как этот… Я задыхалась в его объятиях, но почему-то мне совсем не хотелось из них освобождаться. Наоборот. Хотелось обнять его за шею, прижаться щекой к щеке и… растаять от счастья. Лишь из упрямства я уперлась рыцарю ладонью в грудь и почувствовала, как быстро и тяжело бьется его сердце.
Дурман, затуманивший мое сознание, очень походил на колдовство, как его описывали в детских сказках — тело мое отказалось повиноваться, и ноги, которым полагалось бежать и подальше, словно приросли к земле. Но, призвав на помощь всю свою волю, я перебила Эдейла:
— Мне всё известно, — сказала я жестко, чтобы он не почувствовал моего смятения. — Вам приглянулась девица, и вы даже соизволили одарить ее вашим драгоценным вниманием, но отступились сразу же, когда узнали, что девица нужна вашему брату… ах, простите — королю. Мы это уже выяснили, и я об этом уже забыла. Не надо повторяться. Найдете другую девицу, которая будет в восторге получить от вас пару туфель и парочку самоцветных камешков, но не стоит больше беспокоить меня…
— Что же вы за язва такая? — он положил руку мне на плечо — будто придавил камнем. — Или вам доставляет удовольствие мучить только меня?
— И об этом мы говорили, вы сами придумали…
— Прежде всего, я — подданный короля, — теперь перебил меня он, и голос его звучал также жестко. — А вы — дочь короля. Нас обоих связывает долг чести. И я выполню свой долг, чего бы мне ни стоило. Попробуете убежать — догоню. Вздумаете бежать снова — свяжу, посажу под замок, но привезу вас в Баллиштейн.
— Какой вы бесстрашный, когда надо сражаться с женщиной, — усмехнулась я ему в лицо, хотя порядком перетрусила — сейчас он выглядел, как настоящий безумец, и его рука на моем плече держала меня, будто капканом. — Свяжете свою будущую королеву? Осмелитесь на это? Думаете, мой муж похвалит вас за такое рвение?
— Все равно, — тут же ответил он, и я ощутила его горячее дыхание на своей щеке, — и знайте, что только моя клятва удерживает меня от… — он резко замолчал, но не отпустил меня.
— От чего? — почти выдохнула я, понимая, что еще немного — и стану такой же безумной, как он.
— От того, чтобы не взять вас прямо здесь и сейчас.
Все во мне перевернулось после этих слов, и я на мгновение закрыла глаза, чтобы прийти в себя и удержаться на краю разума. Потому что еще чуть-чуть, еще немного — и меня бы не остановили никакие клятвы, ни долги чести.
Но рыцарь уже отпустил меня и отошел на несколько шагов, глядя угрюмо.
— Вам нечего бояться, — сказал он мрачно. — Не слушайте Эрика, он сам не знает, о чем говорит. Я клянусь, что ничто и никто не навредит вам, пока я жив. Единственное, от чего я не смогу вас защитить… — он опять замолчал, плотно сжав губы.
— От чего? — опять спросила я, пытаясь унять сердце, которое скакало так, словно танцевало вольту.
— От того вреда, который претерпевает девица от своего мужа в первую брачную ночь. Вы принадлежите Чеду, только ему.
— Прежде всего, я принадлежу сама себе, — возразила я, с трудом отрываясь от стены — меня будто припечатало к ней. — И я бы предпочла, чтобы на пути в Баллиштейн вы держались от меня подальше. Меня всегда пугали сумасшедшие. Выполняйте свои клятвы… держась на расстоянии.
Прежде, чем он успел что-либо сказать, я умчалась в замок, и бежала, не останавливаясь, до своих новых покоев. Велев Эдит и остальным служанкам не беспокоить меня, я заперла за ними двери. Мне надо было побыть одной, подумать и успокоить сердце. Эрик называл моего будущего мужа чудовищем, сэр Эдэйл это отрицал. Кому было верить? Отец принял предложение короля, и я не могла отказаться от свадьбы — только решением уйти в монастырь. Разрешат ли уйти в монастырь той, чья семья была казнена по обвинению в колдовстве? И если отец не лжет…
Слишком часто я упиралась в возможную ложь. Могут ли лгать все вокруг меня? Вряд ли. У каждого своя правда, но истина одна. И истина в том, что я и в самом деле — королевская дочь, и должна выполнять волю отца, даже если он сговорит меня за людоеда.
Добродетели женщины — покорность и терпение. Но как же я сейчас ненавидела эти добродетели!
В течение дня я отказалась выходить из комнаты, и только к вечеру впустила служанок. Эдит была недовольна, и сопела, как кузнечный мех, но я делала вид, что ничего не замечаю, сославшись на усталость и слабость от волнения перед предстоящей свадьбой. Благородной девушке допускалось почувствовать легкое недомогание перед таким событием, и никто не задавал мне лишних вопросов. Думаю, отец был страшно рад, что теперь вопросов не задаю я. Он даже устроил обручение без моего участия — мне просто сообщили, что теперь я — названная жена короля Чедфлера Сомареца и подданная Баллиштейна.
Но на венчании я обязана была присутствовать. Ведь по закону доброй воли священник должен был спросить — выхожу я замуж по своему желанию или по принуждению. А что, если там, у алтаря, я при всех отвечу, что не желаю этого брака? Я могу попросить заступничества церкви… Пусть инквизиция (если папочка решится на скандал) проверит — ведьма я или нет. Я — не ведьма. Я все равно чиста перед небесами. И рано или поздно это признают. Возможно, после пыток… И кто знает, что легче — пережить неизвестного мужа или пытки…
Несколько дней до венчания Эдит и ее молчаливые помощницы занимались мною так, словно и правда готовили в жертву. Ванны, массаж, притирания, душистые масла и щипчики для выщипывания волос на теле — вот что волновало их больше всего. Эдит беспощадно расчесывала мои кудри, смачивая их ароматным розовым настоем, чтобы красиво легли, и натирала кусочком шелка, чтобы блестели.
Утром моего последнего дня пребывания в Санлисе меня разбудил колокольный звон — свадебный звон. Я рывком села в постели, и противный холодок закопошился под ребрами. Вот и всё…
Эдит была уже на ногах, и держала наготове горячую воду, мыло, многочисленные щетки и гребни. Через час я уже надевала венчальное платье, а служанки заканчивали колдовать над моей прической.
— Великолепно, — изрекла Эдит, окинув меня взглядом.
Сама я так и не осмелилась посмотреть в зеркало и стояла к нему спиной.
— Теперь ожерелье, — камеристка кивнула помощнице: — Подай ожерелье, Хайди. Самое время его примерить.
Глава 9.
Жена короля
Хайди поднесла футляр с украшением, держа его на ладонях — очень почтительно. Эдит открыла крышку, взяла ожерелье и надела мне на шею. Оно было теплое от ее рук, а меня колотило, как в ознобе, и поэтому мне показалось, что золото прижгло мне ключицы, как раскаленное. Я поморщилась и чуть было не попросила снять ожерелье, но служанки раскурили жаровню, и я постепенно согрелась, и нервная дрожь прошла.