— Посмотрите, какая вы красавица, — Эдит развернула меня к зеркалу, обхватив за плечи, и я повернулась послушно, как марионетка.
Из зеркальной поверхности на меня смотрела женщина в красном платье, с рыжими волосами, убранными в золотую сетку. Платье искрилось и сверкало, но еще ярче блестели рубины ожерелья. Куда там камням в ожерелье мачехи! Мое ожерелье не стыдно было надеть и самой королеве! Ах, так ведь теперь мне предстоит стать королевой…
Мысли путались, и я решила, что слишком переволновалась и устала от этих волнений.
— Если захотите пить, у меня с собой кувшинчик с лимонной водой с медом, — сказала Эдит. — Только мигните, и я незаметно вложу его вам в руку.
Я кивнула, но пить мне совсем не хотелось, хотя губы были сухими.
В двери постучали и появилась леди Готшем — в новом платье, вся в золоте, а на шее красовались подаренные баллиштейнские рубины. Глаза мачехи на вспыхнули, когда она увидела мои рубины, но благоразумие одержало верх над алчностью, и она скромно потупилась, пригласив меня следовать за ней — все уже ждали в церкви.
Эдит и Хайди поддерживали меня под руки и, хотя в этом не было необходимости, я не воспротивилась их помощи. Пусть помогают, если хотят…
Мы спустились по центральной лестнице, внизу которой собрались все слуги, чтобы проводить меня. Они не осмеливались прощаться со мной и желать доброй семейной жизни, но мне были не нужны их поздравления и прощания. Наверное, где-то здесь был Донован, но я посчитала, что мы уже попрощались — к чему лишние неловкие слезы и ненужные слова?
До самой церкви расстелили ковры, хотя в этом не было необходимости — день стоял ясный, солнечный, и небо было той отрадной голубизны, какая бывает только поздним летом, в преддверии осени.
Гостей было немного, но церковь до самых дверей. Я увидела злое лицо Ольрун, восторженное — Стеллы, довольное лицо отца, а потом увидела сэра Эдейла, ждавшего меня у алтаря.
Мачеха отступила в сторону, и отец взял меня за руку, чтобы, согласно обычаю, передать мужу — или тому, кого муж посчитал нужным прислать вместо себя.
Мы с отцом шли медленно, соблюдая торжество момента, позволяя гостям налюбоваться нашими богатством и роскошью. Я слышала, как завистливо ахали дамы за моей спиной, но все это не имело значения. Это как будто происходило где-то очень далеко, а мне… мне нужно было встать перед священником и сказать «да». Всего-то одно короткое слово, но очень важное слово.
Отец что-то проникновенно говорил сэру Эдейлу, вложив мою руку в его ладонь, но и это казалось мне неважным.
— Мы собрались здесь, чтобы заключить союз между женщиной, — начал священник, — и мужчиной, и если кто-то хочет возразить против этого — пусть говорит или замолчит навеки.
Обычная фраза, всего лишь дань обряду. Священник хотел уже продолжать, но тут раздался звонкий голос Ольрун:
— Этот брак не может быть заключен! Кирия — незаконнорожденная, и поэтому старшей принцессой являюсь я! Я должна быть на ее месте!
— Ольрун! Ты ополоумела?! — услышала я голос отца. — Уведите ее! Но моя сестра не желала молчать.
— Это я должна быть невестой короля, — завопила она, потому что две фрейлины леди Готшем уже схватили ее под мышки, готовясь уволочь вон из церкви. — А Кирия недостойна называться принцессой и королевой! Дитя отвечает за грехи матери, пусть она ответит за грех своей матери-блудницы!
Наверное, то, что она сказала, было очень обидно. Но я не почувствовала обиды — только раздражение, что сестра прервала обряд так недостойно. Я оглянулась через плечо, посмотрев на нее неодобрительно. Мачеха так побледнела, что лекарь суетливо подсунул ей под нос нюхательные соли в стеклянном флакончике, а отец фальшиво улыбался, пытаясь объясниться с баллиштейнцами. Гости зароптали, как будто им сообщили какую- то особую новость. Всем и так было известно, что я- незаконнорожденная. К чему такой переполох?
Я равнодушно наблюдала, как тащат к порогу мою упирающуюся сестру, и вдруг сэр Эдэйл громко сказал, повернувшись к алтарю спиной:
— Остановитесь! — он спрыгнул с возвышения, на котором мы стояли и пошел по направлению к Ольрун. Мачеха ахнула, прижав руку к пышной груди. Отец затрусил рядом с рыцарем, повторяя одно и то же:
— Это недоразумение! Это всего лишь недоразумение!
Но фрейлины, повинуясь окрику, остановились. Не выпуская, правда, Ольрун, хотя она и пыталась избавиться от них.
Эдейл встал напротив Ольрун. Та притихла, жалобно пискнула и втянула голову в плечи. Мачеха шагнула вперед, словно бросаясь на ее защиту, но отец удержал ее, что-то торопливо зашептав на ухо.
— Леди Кирия Санлис — невеста короля Баллиштейна, — объявил тем временем сэр Эдейл и медленно обернулся, обводя тяжелым взглядом притихших гостей. — Если бы вот эта леди, — он неуважительно ткнул пальцем в сторону Ольрун, — была рыцарем, я бы вызвал ее на поединок до крови. Но так как она девица, я предлагаю любому, кто думает так же, как она, принять мой вызов.
Он ждал, но ответом ему было гробовое молчание. Наши рыцари, как один, опустили глаза в пол.
— Не надо горячится, — воскликнул отец нарочито весело. — Это всего лишь недоразумение! Гого, — сказал он в сторону мачехи углом рта, — выведи ее немедленно!
— Значит, решено, — сэр Эдейл вернулся к алтарю, ступая широко и крепко, и я залюбовалась его походкой — так и должен идти настоящий рыцарь. Настоящий, благородный, верный рыцарь.
Мачеха вытолкала Ольрун вон, но на них уже никто не обращал внимания. Все смотрели только на сэра Эдэйла. Я тоже смотрела на него, а он встал на прежнее место, рядом со мной, и приказал:
— Продолжайте обряд, святой отец. Прошу вас, госпожа старшая принцесса, — он с поклоном подал мне руку, и я приняла ее.
— Если все уже сказано, — произнес священник дрогнувшим голосом, — наденьте фату на невесту, я начинаю обряд.
На меня набросили фату — несколько ярдов воздушного газа, расшитого серебряной канителью. Таков был обычай — перед алтарем девушка скрыта ото всех глаз, и потом лишь муж снимает с нее покров для первого поцелуя. Священник начал венчальную молитву, но я не слушала его, как не слушала до этого отца. Я смотрела на сэра Эдэйла не отрываясь, а он не мог рассмотреть под фатой моего взгляда.
Этот благородный человек вступился за меня, отказался от своей любви ради чести. Какое право я имею осуждать его? Как я смела думать о нем плохо? Язвить, отпускать насмешки… Я должна восхищаться его твердостью, его верностью своему королю, его любовью ко мне…
Несомненно, любовью.
Моя рука лежала в руке рыцаря, и я нежно погладила его ладонь.
Он вздрогнул и чуть наклонился ко мне, желая рассмотреть выражение моего лица через фату, а я снова погладила его ладонь, чтобы ободрить, чтобы показать, как я восхищаюсь им, как… желаю его.
Желаю!..
Меня обдало жаркой, удушливой волной, и я едва устояла на ногах — такое мучительное томление охватило мое тело. Сэр Эдэйл почувствовал, что я покачнулась, и поддержал меня под локоть.
— Согласен ли Рэндэл Эдэйл, действующий по доверенности, взять в жены для Чедфлера Сомареца Кирию Санлис? — спросил священник.
— Да, — коротко ответил рыцарь.
— Согласна ли Кирия Санлис…
— Да! — ответила я с радостным нетерпением, даже не дослушав вопроса.
Священник смущенно кашлянул и велел подать кольца. Сэр Эдэйл надел мне на палец золотое кольцо — с тремя крошечными рубинами на ободке, а мне полагалось надеть ему кольцо из железа — в знак того, что он действует не от своего имени, а как поверенный. Кольцо мне подали на блюдце, и я надела его рыцарю на палец, ласково взяв его руку за запястье.
Священник поспешил закончить молитву и, прочитав благословение, разрешил сэру Эдэйлу снять с меня фату для первого поцелуя.
— Что с вами? — тихо спросил рыцарь, приподнимая прозрачную ткань. — Вам плохо, миледи?
— Нет, мне хорошо, — ответила я. — Целуйте меня скорее.
Он наклонился и поцеловал меня легко, чуть коснувшись моей щеки, но я повернула голову, и наши губы встретились. Я приникла к нему, положив ладонь ему на грудь. Его сердце стучало быстро и тяжело, и мое застучало ему в такт.
— Кирия! — услышала я бешеный шепот отца.
Но все это было неважно… совсем неважно… Важным было лишь то, что передо мной стоял самый замечательный человек на свете, которому я хотела принадлежать и душой, и телом. Привстав на цыпочки, чтобы быть как можно ближе к милому Рэнделу, я обняла его за шею и поцеловала так, как он целовал меня в черном шатре с красной полосой — жарко, страстно, принуждая открыть губы и коснувшись языком его языка.
Первым опомнился сэр Раскел — по крайней мере, он первым оказался возле нас с Рэнделом и оттолкнул его, взяв меня за руку.
— Это что такое? — неуверенно спросила какая-то дама в повисшей тишине.
Перед моими глазами мелькнуло искаженное ужасом лицо отца, но меня это ничуть не взволновало, и я наклонила голову, выглядывая из-за сэра Раскела, чтобы увидеть сэра Эдейла. Он стоял возле алтаря, устремив невидящий взгляд куда-то в стену, и как будто плохо понимал, где находится и что происходит.
— Произошло великое чудо во время таинства, — громко заявил сэр Раскел, ничуть не смутившись, — небеса не смогли сразу соединить моего короля и миледи, поэтому они соединили их души во время венчания. Миледи увидела своего мужа, и любовь сразу освятила их союз. Все верно? — спросил он меня.
— Да! — радостно ответила я, улыбаясь сэру Эдейлу, который только сейчас начал отмирать и встряхнул головой, словно прогоняя морок.
— Удивительно! — подхватил отец, обращаясь к гостям. — Вот и знак, что эта свадьба — настоящее чудо небес!
В церкви стало шумно, гости заговорили все разом, а сэр Раскел повел меня из церкви, держа мою руку так высоко, словно собирался танцевать павану.
Приглашенные опомнились, и со всех сторон полетели поздравления и пожелания долгих лет, любви и счастья. Я улыбалась направо и налево, и была, действительно, счастлива.
Потом был свадебный пир, который показался мне коротким, как одно мгновение, хотя были многочисленные перемены блюд, пение и игра менестрелей, и танцы. Меня приглашали танцевать, но рядом неизменно оказывался сэр Раскел и любезно отказывал кавалерам, объясняя, что я слишком устала и взволнованна, чтобы танцевать.
— Ведь так, миледи? — всякий раз учтиво спрашивал он меня.
— Да, — отвечала я и понимала, что он прав — я и в самом деле слишком устала. Хотя почему я устала? Венчание не заняло слишком много времени…
Ко мне подходили отец и мачеха, но сэр Раскел и им отвечал, что меня не надо сейчас беспокоить, и они отходили, посматривая на меня странно. Сэр Рэндел не появился на пир, и Эрика я тоже не увидела, а ближе к полуночи сэр Раскел в сопровождении Эдит и двух ее помощниц увел меня в спальню.
Гости продолжали гулять, а меня ждала ванна с травами, и разостланная постель.
— Вам надо отдохнуть, — сказал сэр Раскел, желая мне доброй ночи, — вы очень устали, а послезавтра мы отправляемся в Баллиштейн.
— Да, устала, — сказала я с сомнением.
Вроде бы старый рыцарь был прав, но почему я устала, если почти ни разу не поднялась из-за стола?.. Когда сэр Раскел удалился, Эдит засуетилась вокруг меня.
— Давайте помогу вам раздеться, миледи… Сейчас расстегну крючки… туфельки снимем… — она ворковала — расстегивая, снимая, развязывая, и вскоре я стояла посреди комнаты в одном нижнем белье и с рубиновым ожерельем на шее.
— Его тоже надо снять, — я коснулась золотой цепи, но Эдит проворно отвела мою руку.
— Зачем, миледи? — удивилась она. — Не надо снимать, пусть оно будет на вас, это же венчальный подарок.
— Хорошо, пусть будет, — согласилась я, потому что и в самом деле — зачем было снимать венчальные подарки? Не сняла же я венчальное кольцо.
Забравшись в ванну, я послушно попыталась расслабиться, как и советовала Эдит, но что-то мешало. К моей безмятежной радости, сопровождавшей меня весь день и вечер, примешались тревога и беспокойство. Что-то беспокоило, смущало, а камни ожерелья давили на ключицы все сильнее. В какой-то момент я почувствовала, что задыхаюсь.
— Снимите ожерелье, — попросила я. — Оно слишком тяжелое…
— Тяжелое? — изумилась Эдит. — С чего вы решили, миледи? Оно как раз по вашей шейке — и вес у камней не такой уж большой. Ведь я права?
«Да», — хотела ответить я, но не ответила.
Стиснув зубы, я боролась с нахлынувшей дурнотой — голова закружилась, и мне приходилось снова и снова оглядываться, чтобы понять, где я. В самом деле — где я? И что здесь делаю?..
Хайди зачерпнула ковшом горячей воды, чтобы подлить в ванную, и золотая цепь прижгла меня так ощутимо, что я вскрикнула.
— Что-то надо, миледи? — тут же спросила Эдит.
— Нет! — выдохнула я почти с ненавистью, и дернула золотую цепочку.
Мягкий металл разорвался, как гнилая нитка, и теперь уже вскрикнула Эдит, когда ожерелье скользнуло в ванну — до самого дна.
— Что же вы наделали! — запричитала она. — Это же венчальный подарок!
Но я уже вылезала из ванны, едва держась на ногах. На меня навалилась такая слабость, будто я ночь напролет выплясывала вольту. Странно, но в голове билась одна лишь мысль: «Бежать! Бежать! Немедленно!».
Только бежать не было никаких сил.
Служанки едва успели завернуть меня в простынь, когда я доплелась до кровати, упав поперек, и провалилась в сон в то же мгновение.
Мне ничего не снилось — я как провалилась в черную яму без дна, а когда открыла глаза — солнце уже во всю лилось в окно.
Моих камеристок в комнате не было, зато в кресле, поджав ноги, сидела Стелла и читала одну из подаренных северным королем книг.
— Ты проснулась? — рассеянно спросила она, переворачивая страницу. — Как себя чувствуешь? Вчера ты показалась мне больной.
— Мне лучше, — сказала я, и в самом деле чувствуя себя как после долгой болезни, и с крехтеньем вылезая из кровати.
Пока я умывалась и приводила себя в порядок после сна, Стелла читала с увлечением, позабыв обо мне.
— Скажи-ка, — отвлекла я ее от никчемного на мой взгляд занятия, — что тебе известно о Норсдейле и его короле? Наверняка, вы с Ольрун что-то учили про него на уроках истории и геральдики?
— Норсдейл? Раньше там были земли герцога Мерсингтонского, — с готовностью отозвалась Стелла.
В который раз я удивилась, как в ее пустой голове умещается столько книжных знаний. Сама я знала только
«Большую энциклопедию этикета», и то не всю, а лишь те главы, которые вслух учили мои сестры.
— Герцог не оставил детей мужеского пола, и Мерсингтон отошел верному соратнику деда нашего короля — графу Баллиштейну, — продолжала Стелла. — Потом и род графа пресекся, и король передал земли графу Вульфу Сомарецу. Граф Вульф женился на сестре короля, и с тех пор Баллиштейн стал королевством, так это название и прижилось. Баллиштейн граничит с нами на севере, поэтому мы зовем его Норсдейлом — Северной страной. Лорд Вульф погиб, и трон наследовал его малолетний сын Хенгист. Он женился на дочери графа Базиля Оркней. Но вот об их сыне мне ничего не известно. Я читала об этом в «Мировых анналах» Герберта, а он, как тебе известно, умер тридцать лет назад. А этот молодой сэр… я не запомнила его имя… он сказал, что твоему мужу двадцать пять.
Меня всегда поражала способность сестры помнить дела седой старины, но совершенно не помнить имен окружающих.
Услышанное не прибавило мне радости. И вправду, какое-то темное место, этот Мерсингтон-Баллиштейн, где короли меняются, как перчатки в дождливую погоду. И этот король, мой муж, вовсе и не король крови. Король по деду! Вот так удивление.
Род Санлис насчитывал сорок восемь поколений и по праву считался одним из древнейших. А тут — всего-то внук оказался на троне…
Я тряхнула головой, чтобы прогнать дурную сонливость и дурные мысли и спросила у сестры:
— А где служанки?
— Две — там, — Стелла указала точеным пальчиком в сторону смежной комнаты, — а старшая — которая ростом с нашего сэра Гвибальда, ушла. Ее вызвал бородатый сэр.
— Это к лучшему, — зевнула я. — Видеть сейчас никого не хочу. У меня такое чувство, будто я вчера десять миль пробежала, и всё — не останавливаясь.