— Расскажите мне о ваших товарищах? — предложила я, тоже останавливаясь. — Про вашего отца я уже знаю, а что представляют из себя остальные? Вы немного рассказали мне о сэре Эдейле, но ни словом не упомянули о Летиции…
— Летиция Белолицая… — пробормотал Эрик. — Вот уж не думал, что эта история дошла до Санлиса. Король пытался всё скрыть, но, видно, всё не скроешь… Кто вам рассказал о ней, миледи?
Я пожала плечами и неопределенно повела рукой — понимай, как знаешь, но Эрику этого оказалось достаточно.
— Печальная история, на самом деле, — он покачал головой, изучая носки своих сапог, — хотя вам, наверное, преподнесли все совсем в ином свете. А я сразу заметил, что вы сторонитесь сэра Эдэйла. Не стоит, миледи, совсем не стоит. Он — хороший человек, и лучше бы забыть про Летицию. Ведь сэр Эдэйл заплатил сполна, что бы там ни говорили. Семь лет в монастыре, со строгим покаянием — это еще почище, чем тюрьма.
— Семь лет монастыря? — я невольно скользнула взглядом в сторону лагеря, где сэр Эдейл мрачно обходил караван, проверяя — всё ли в порядке. — Господи, за что же такое наказание? Как за убийство…
— Так за убийство, — растерянно сказал Эрик. — Он же убил Летицию Белолицую, дочь графа Кларенса.
— Убил?! — теперь я уставилась на Эрика, и он понял, что сболтнул лишнее.
— Вы не знали, миледи? — пробормотал он, и опять покраснел, как мак.
— Теперь знаю, — сказала я. — И надеюсь, вы расскажете мне всё в подробностях. Почему я должна была венчаться с человеком, осужденным за убийство?
— Вы венчались с ним по доверенности, — напомнил Эрик.
— Это совершенно не важно, — я уже пришла в себя от изумления. — Рассказывайте. И почему за убийство дочери графа сэр Эдейл отделался так легко? Убить благородную девицу — это не виллана повесить.
— Король учел прежние заслуги сэра Эдейла, — объяснил Эрик, — и королева просила за него…
— Королева?
— Я говорю о короле Альфреде, миледи. Именно он выступал судьей, потому что милорд Чедфлер отказался вершить суд. Из дружеских чувств к сэру Эдэйлу.
— То есть, если бы не король, убийце все сошло бы с рук? За что он ее убил? Чем она ему не угодила? — я поглядывала на сэра Эдейла, а он, как будто заподозрив что-то, повернулся в нашу сторону, заложив большие пальцы рук за поясной ремень и перекатываясь с пятки на носок.
— Они были помолвлены, но она ему изменила, — Эрик понизил голос, чтобы даже сэр Йорген не услышал.
— Убил за измену? Невесту? Но он ей даже не муж!
— Рэндел всегда держит слово, — сказал Эрик почти торжественно, — поэтому не любит клятвопреступников. Она обещалась ему… и обманула.
— Какой правильный, — процедила я сквозь зубы, отвернулась и зло пнула еловую шишку, валявшуюся на берегу. — К себе он так же строг?
— К себе — в первую очередь, — подтвердил юноша.
— Годвинсон! — заорал сэр Эдейл, и Эрик встрепенулся.
— Нам лучше вернуться, — сказал он, поворачивая своего коня. — Поторопимся, миледи.
К вечеру мы пересекли границу Баллиштейна, и священник, ехавший в телеге, груженой провиантом, воскурил ладан и прочитал благодарственную молитву, что путешествие благополучно окончено.
Окончено! Благополучно!..
Завтра нам предстояло проехать еще полный световой день, а потом…
Потом меня ждала встреча с мужем, который даже не озаботился выехать навстречу жене.
Я нервничала, хотя и пыталась это скрыть, и испытывала раздражение по любой мелочи. Моя нервозность передалась и служанкам, и когда Хайди оказалась недостаточно ловкой, закрывая жаровню, и горячие еще угли просыпались на ковер, Эдит схватила кувшин для умывания, выплеснула воду на затлевшую ткань, и разразилась такой бранью — хоть уши затыкай.
— Криворукая! — отчитывала она разревевшуюся служанку. — Ты пожар решила устроить?! Вот я тебя прутом! Чтобы поворачивалась живее! Отправляйся вон, и чтобы я тебя до самого замка не видела!
— Простите, — Хайди молитвенно сложила ладонями мощные руки, и было странно видеть, как такая громила пускает покаянную слезу. — Просто неловко взялась, а жаровня горячая…
— Чтобы за тебя Синезубая Невеста взялась! — взорвалась Эдит. — Вон!..
Хайди мигом перестала плакать, икнула и стрелой вылетела из шатра. Вторая служанка забилась в уголок, стараясь не попасться Эдит под руку. Я сидела на постели, поджав ноги, и наблюдала, как Эдит сметает мокрые угли и сетует, что ковер испорчен. Вопли служанок вызвали у меня головную боль, и сейчас я раздумывала — не отправить ли следом за Хайди и Эдит с Бет.
Моя камеристка вдруг выпрямилась, не выпуская из рук веник из еловых лап, и сказала с раскаянием:
— Простите, миледи. Не надо было мне так ругаться. Но очень уж она меня разозлила, эта растяпа!
— Угу, — я посмотрела на нее еще задумчивее. Может и правда лучше отправить их куда-нибудь ночевать? В другой шатер. И провести эту последнюю ночь одной. Одной.
Но Эдит поняла мой взгляд по-своему.
— Вот совсем не хотела про покойников к ночи, — она прижала веник к груди. — Хотите, позову отца Стефана, чтобы прочел молитву против злых духов?
— Нет, не хочу, — сказала я, повернувшись к ней спиной.
Мне и в самом деле не хотелось видеть еще и священника, чтобы он воскурил здесь тяжелые благовония — мне и так было тяжело дышать.
— Хорошо, тогда отдыхайте, — произнесла с облегчением Эдит.
В эту ночь мне спалось очень неспокойно, и к утру я с отчаяния подумала испробовать травяное снадобье, что подарил мне Донован. Мне снилось одно и то же — я лежу в широкой постели, наряженная в белоснежную кружевную рубашку, жду мужа, который вот-вот появится, чтобы окончательно закрепить наш брачный союз. Полог приподнимается, но я никого не вижу — комната, освещенная свечами, пуста. Но свечи гаснут, и в неровном свете луны я вижу, как по шелковым простыням ко мне тянется волосатая когтистая лапа.
Я вскрикивала и просыпалась. Но мой крик, очевидно, был только во сне, потому что служанки продолжали сладко посапывать на своих постелях — все три, потому что Хайди тоже была допущена на ночлег.
Утром я чувствовала себя отвратительно, и отказалась есть, потому что не было аппетита. Дожидаясь, пока караван двинется, я ходила вокруг кареты, раздвигая полосы тумана, как серые газовые занавеси. В Санлисе в это время еще не было туманов, но в Баллиштейне уже вовсю ощущалось приближение осени. Рыцари грузили дорожные тюки, заливали кострище, и позевывали, лениво переговариваясь.
Я увидела сэра Эдейла и Эрика — они шептались поодаль, сблизив головы. Разговор шел обо мне, я поняла это, когда Эрик подошел, неловко кланяясь, а сэр Эдейл приблизился на пару шагов, чтобы нас слышать, но отвернулся, сделав вид, что его занимает что-то совсем другое.
— Вы не завтракали, миледи? — Эрик откинул со лба прядь волос — они влажно вились, напитавшись туманом.
— Это причина для беспокойства? — спросила я резче, чем хотела.
— Совсем нет… То есть да… — юноша смешался.
Плечи сэра Эдейла закаменели — судя по всему, он ждал моего ответа, но не пожелал сам справиться о моем здоровье — подослал Эрика. Это взбесило меня, и я сказала громко и четко:
— Если сэру Эдейлу так интересно, почему я не завтракала, мог бы спросить открыто. Не надо меня бояться, я не кусаюсь!
Он резко обернулся, и на мгновение наши глаза встретились. Он был зол, об этом можно было догадаться по его лицу, и я сладко улыбнулась, довольная, что смогла его разозлить — такого правильного, такого блюстителя клятв верности, что решил сам казнить нарушителей.
— Да, добрый сэр, — нанесла я последний удар, — надо быть смелее, а не прятаться трусливо за чужими спинами.
Я ждала, что сейчас он бросится доказывать, что не трус — распалится, выйдет из себя, и была готова принять этот бой. Мне страшно хотелось сделать больно именно ему, и именно сейчас. Но строгий окрик сэра Раскела остановил рыцаря, который уже направлялся к карете.
— Рэндел! — голос Раскела походил на воронье карканье. — Подойди!
Сэр Эдейл бросил на меня темный взгляд и пошел к сэру Раскелу. Тот взял его за плечо и увел, даже не посмотрев в мою сторону.
— Зачем вы так? — упрекнул меня Эрик. — Рэндел не трус.
— Конечно, нет, — подхватила я. Теперь, когда мой главный противник исчез, на растерзание мне оставался только сэр Годвинсон. — Он ведь вас ударил, — продолжала я, — глаз подбил. А для этого нужна особая смелость!
— Простите, — еле выговорил юноша и побрел прочь.
На секунду мне стало совестно, но потом я встряхнула головой и забралась в карету, захлопнув дверцу и задвинув ставень на каретном окошке, чтобы оказаться в полной темноте.
Глава 11.
Комната для королевы
Замок Флёр был под стать окружающей его местности. Неприступные стены из темно-серого камня кое-где обвивал плющ — тонкий, чахлый, избиваемый ветрами. Вода во рву вокруг замка была серой и из нее торчали сухие рыжие стрелки камыша, а башни с острыми шпилями, окрашенные в темно-зеленый цвет, напоминали вековые ели. Название замка оправдывали только флюгеры, сделанные в виде цветов. Ничего похожего на белые башни и красные черепичные крыши, которые я себе воображала. Я нашла, что это — самое хмурое, печальное и неуютное место в мире.
Правда, внутреннее убранство замка порадовало чистотой и ухоженностью, а обстановка была по-королевски роскошной. Всюду лежали мягко выделанные шкуры, пол в зале устилали восточные ковры, которые стоили баснословных денег. Окна занавешивались портьерами, предохранявшими от холода, в каминах из белого камня жарко полыхал огонь. Во всем чувствовалась женская рука — даже в огромном кресле в огромном зале, через который мы проходили, лежала подушечка, расшитая золотом — как раз такого размера, чтобы удобно было сунуть под локоть. Не было сомнений, что это кресло принадлежало хозяину замка, королю. На резьбе, окаймлявшей спинку, была изображена корона с пятью зубцами. Интересно, кто это так заботится о хозяине замка? И где сам хозяин?..
Раскел повел меня в мою комнату, и мне показалось странным, что этого не сделала камеристка. Нам пришлось преодолеть витую лестницу, ведущую под самую крышу, потом — пройти длинный коридор, скупо освещенный масляными лампами…
На стенах висели портреты — одни старинные, потускневшие, другие — поновее, краски на них были ярче. Я невольно остановилась возле самого крайнего, и сэр Раскел остановился тоже. На картине был изображен молодой мужчина, одетый в черный бархат. На фоне черного камзола особенно ярко выделялись светло-русые длинные волосы, расчесанные на прямой пробор. Черты лица у него были приятными и очень гармоничными, и чем-то напоминали черты Рэндела, но без его мрачности. Небольшая бородка придавала мужчине на портрете очень светский и пикантный вид, а глаза были смешливо прищурены. Но внимание мое сначала привлек не мужчина на портрете, а надпись на раме: «Его величество Чедфлер Сомарец, король Баллиштейн».
Сэр Раскел не мешал мне разглядывать картину, но я не пожелала стоять возле портрета слишком долго.
— Это мой муж? — спросила я, стараясь говорить небрежно, чтобы скрыть волнение. Мужчина на картине был красив, несомненно. Похож ли портрет на оригинал — вот вопрос.
— Да, это портрет вашего мужа, — спокойно подтвердил сэр Раскел. — А здесь — ваши покои, — он указал на низкую дверь, обитую деревянными рейками пополам с металлическими полосами.
Я задумалась, глядя на массивную узкую дверь, напоминавшую, скорее, бойницу, нежели в спальню королевы. Рыцарь открыл замок и поклонился, пропуская меня вперед.
Здесь были всего несколько комнат. Первая была гостевой. Здесь стояли диванчики и пуфы, на столике красного дерева лежали шахматы и доска для игры в триктрак, а в углу стоял лютневый футляр. В камине весело потрескивал огонь, в корзине лежали душистые еловые и пихтовые щепки, которые бросали в очаг для аромата. На полках красовались безделушки из фарфора и десятка два книг в дорогих кожаных переплетах с золотым тиснением. Я пробежалась пальцами по корешкам — все заморские слезливые романы, которых я терпеть не могла. Здесь же были шкатулка для рукоделий, старомодные квадратные пяльцы, письменный прибор — всё то, чем предназначалось занимать себя замужней женщине.
Я прошла во вторую комнату, вход в которую закрывал богатый занавес из пунцового бархата. Приподняв занавес, я обнаружила, огромную кровать. Огромную кровать, застланную меховым одеялом. Я никогда не видела такого меха. Очень мягкий, крапчатый. А подушки были пунцовые, под стать занавесу, с золотыми кисточками. С одной стороны — зеркала от пола до потолка, в углу — маленькая гардеробная со шкафами для платьев и туалетным столиком, и вход в ванную комнату. С другой стороны — окно, плотно прикрытое резными ставнями. Кровать меня испугала. Смущенно поглядывая на брачное ложе, я поспешила отойти к туалетному столику, где обнаружила многочисленные флаконы и коробочки с духами, минеральными красками, щеточками и черепаховыми гребнями. Открыв большую шкатулку, на крышке которой бежали олени, искусно вырезанные из белой кости, я нашла массу драгоценностей в дополнение к тем, что уже получила в качестве свадебного подарка. Сверху лежало жемчужное ожерелье невероятной длины — наверное, если надеть его, то придется трижды обернуть вокруг шеи.
— Когда я увижу милорда? — спросила я у сэра Раскела, который следовал за мной с упорством, достойным хорошей тени.
— Он прибудет позже, — ответил рыцарь невозмутимо.
— В самом деле? — мягко заметила я. — Что же задерживает его от встречи с женой?
— Он занят делами в дальних деревнях. Баллиштейн славится своими королевскими судами, сами знаете. Последнюю фразу я восприняла, как откровенную издевку.
Откуда бы мне знать о том, чем славен Баллиштейн, если о его существовании мне стало известно всего несколько недель назад?!
Я со стуком захлопнула шкатулку. Не слишком-то он любезен, этот северный король. И не слишком-то торопится встретиться с супругой. И его слуги тоже не очень-то любезны.
— Оставлю вас, миледи, — сказал сэр Раскел. — Отдохните с дороги. Сейчас принесут горячей воды, чтобы вы могли освежиться, и ужин, чтобы подкрепили силы. Если вам что-то еще понадобится, позвоните в колокольчик.
Он указал на толстый шнур — красный, с золотой нитью, болтавшийся у изголовья кровати. Я рассеянно кивнула, и сэр Раскел вышел из комнаты.
— Мои вещи… — запоздало позвала я, но рыцарь уже закрыл двери.
Я подошла к двери и толкнула ее. Дверь не поддавалась. Я налегла плечом. Тщетно. Заперта!
— Что за вольности! — возмущенно крикнула я, стукнув по двери сначала ладонью, а потом и кулаком. — Откройте немедленно!
Я отбила руку, но замок Флёр хранил гробовое молчание. Бросившись к окну, я распахнула ставни.
Окно было зарешечено. Дерево и металлические прутья. Решетка такая частая, что невозможно было просунуть руку.
Я в бешенстве ударила по решетке. Заперта!
Вспомнив о шнуре, я принялась изо всех сил дергать его, вызывая слуг.
Но их комната, видимо, была слишком далеко, потому что я не услышала звона. Никто не пришел, и я молитвенно вскинула руки, но это был жест раздражения, а не смирения.
Миновала минута, вторая, третья… Я услышала, как со скрипом открылась дверь и выбежала в гостиную. На пороге стоял сэр Раскел, пропуская шестерых слуг, тащивших деревянную ванну с кипятком.
Ванна была таких размеров, что в ней спокойно можно было плавать.
— Что-то случилось, миледи? — хмуро спросил рыцарь. — Вы звали?
— Вы заперли меня!
— Так будет лучше, — веско сказал он и кивком приказал слугам отнести ванну в дальнюю комнату.
— Лучше? — вскипела я. — Для кого?!
— Для вас.
От такого ответа я потеряла дар речи. Для королевы лучше оставаться взаперти?..
— Ванну оставят в ваших покоях, — говорил между тем сэр Раскел, — холодную воду сейчас принесут… Уже принесли, — он посторонился, пропуская слуг, тащивших бадью и ведра с холодной водой. Вещи тоже сейчас принесут.