— Ты неравнодушна ко жрецу? — спросил ни с того, ни с сего Ковен, прервав наше молчание. — Ты с ним не такая, как со мной. Улыбаешься.
«Значит, за нами всегда следят», — убедилась. Не секрет, поэтому я всегда вела себя сдержано.
— А разве не я должна устраивать ревность? — улыбнулась. — Это твое сердце принадлежит другой.
Тизарин рассмеялся.
— Почему думаешь, что мое сердце принадлежит кому-то? Если я просил за нее, то только потому, что знаю ее с детства. Она не казалась мне злой.
— И ты решил, что злая я?
— Я тебя не знал, — пожал Ковен плечом.
— И сейчас не знаешь. Иногда полжизни живешь с человеком, а потом он удивляет.
— И что же нам делать?
— Просто жить.
Тизарин задумчиво усмехнулся.
Наши размеренные прогулки вроде бы милые, но бездушные. Представив, что такой бездушной будет вся моя жизнь при дворе, находила тоска, и тогда я начинала играть с Фроськой, пытаясь обучить ее простым командам, как когда-то двортерьера Жулика.
Бросала что-нибудь, она пыталась поймать на лету. Когда ей надоедало, я прятала вещь за спину и требовала: «Ищи!» Научила команде «дай левую лапу», «дай правую лапу». Иногда сама путалась, и она нет. М-да.
Ковен с удовольствием наблюдал, как мы играем. Просто садился рядом и смотрел. Иной раз, если самодельный мячик падал ему под ноги, кидал сам. Как весьма проницательный человек, он понял, что давить, льстить или лгать со мной не следует. Поэтому был душкой, а я, в свою очередь, соблюдала правила этикета. Придворные видели нас гуляющими вместе, и уже пошли слухи, что сразу после праздника мы объявим о помолвке. Мы с ним на эту тему не разговаривали, просто мирно беседовали и пытались хотя бы научиться понимать друг друга.
Дрессировщица из меня весьма посредственная, однако я стала больше разговаривать с Фросенькой и поняла, что она очень и очень умненькая и отзывается на команды. И вроде бы ничего не изменилось, но златокрыла стала понимать меня не с полуслова, а с полумысли, если можно так сказать. А еще от знака на руке стало разливаться по телу приятное тепло. Не могу объяснить, но уверена, именно благодаря ему Фрося так понимает меня. Поэтому задумалась: на каждую ящерку полагается отдельный знак, или он один на всех? А какие были у заклинателей? Или они были покрыты знаками, как татуировками? И вообще, я получила его после Асхама. Не значит ли это, что придется туда наведаться еще раз за большим клеймом-блямбой для самца дракона?
В последний день перед состязанием я не находила себе места, поэтому готова была терпеть поучительные наставления Варка, лишь бы не оставаться в одиночестве.
— Наместник северных провинций весьма влиятелен. И угадай, чья дочь Ория? — спросил он, хмурясь
— Его? — почему-то подумала сразу я.
— Да. И то, что он задумал, грандиозно по наглости. Подозреваю, они готовились к этому давно, но появилась ты, и пока твое влияние не окрепло, вынуждены действовать сейчас. Остальные по сравнению с ними не так опасны.
— Они надеются, что прилетит златокрыл?
— Нет, но изначально их план был очень неплох. Даже хорош. Пустили слух, что одной женщине привиделся сон, в котором черный дракон, огромный как гора, поднял ее в небо, пронес над Лагеарнией и указал на храм, в зале которого, под дарственной плитой якобы скрыт тайный свиток.
— И его нашли?
— Нашли, — кивнул Варк. — И не просто свиток, а якобы написанный первым заклинателем, в котором сказано, что в долгое отсутствие заклинателей, небо пошлет Лагеарнии дочерей, которые… — лицо жреца брезгливо скривилось, — родят нового Заклинателя.
— И если Ковен женится на ней, то…
— В итоге их наследник будто бы станет тизаром-заклинателем, — Варк иронично усмехнулся.
— А как они докажут, что Ория та самая дочь, и что у нее есть дар? — не понимала я, поражаясь человеческой наглости.
— О призыве златокрыла они и мечтать не могут, поэтому придумали хитрость. Используют что-нибудь из наследия древних магов.
— Чтобы приманить драконов? — я растеряно захлопала ресницами. Он посмотрел на меня как на глупенькую дурочку и пояснил:
— Чтобы получить красочное знамение.
— А потом? А призвание златокрылов для Лагеарнии?
— Гленапупа, все это, чтобы убедить народ в том, что Ория — лучшая невеста для Ковена. А что драконов нет — не беда. Всегда можно нанять наемников, и тогда никто не посмеет усомниться в легитимности тизарии-избранной и наследника-заклинателя.
— И всем я мешаю, — вздохнула.
— Но ты же избранная, — приободрил Варк.
— Тогда где мой дракон?
— Летает где-то твой жених, ждет, когда посинеешь, — озорно кивнул на синенькую Фроську.
— Я не она, ящерицей не стану. Посинею, только когда умру, — нахмурилась.
— Гленапупа! Я пошутил.
— А я расстроилась!
— А ты уже выбрала наряд? — ловко жук перевел разговор.
— Не до него.
— Зря, это будет час твоего триумфа.
— Тогда могут объявить о помолвке с Ковеном, а я не хочу за него замуж.
— А за кого хочешь?
Покосилась на Варка и не ответила. Скажи дураку — возгордится.
Собираться на состязание начали с утра. Я ерзала, стучала пальцами по скамеечке, на которой сидела. Еще от волнения скрутило живот. Даже мои дамы выглядели сосредоточенными. Неужели за меня волнуются? Не верится.
Кавия принесла из соседней комнаты сиреневое платье с богатой золотой вышивкой и торжественно объявила:
— Тизария пожаловала!
— А это тизарин Ковен! — Авела приоткрыла ларчик и показала красивую подвеску с желтым камнем.
Я от растерянности молчала.
— Мы передадим тизаридам самые искренние благодарности и восхищения, — намекнула Кавия.
— Угу, — кивнула я угрюмо.
— Ты не разговорчива сегодня. Волнуешься? Не стоит. Как войдешь в тронный зал с ней, — дама кивнула на Фроську, смачно грызущую косточку под туалетным столиком, — все поймут, кто есть кто.
— Думаете, от меня так легко отстанут?
— Думаю, они еще пожалеют. Драконы не простят им подобной дерзости.
Я вздохнула.
Начало праздника Разверзшихся небес ознаменовали ревом труб. Они гудели то тут, то там — за пределами дворца, и от осознания, что вот-вот мне снова придется доказывать, что я — избранная, бросало в жар.
Придворные пожаловали ко двору еще рано утром. Их громкие голоса, смех под окнами мешали спать. Люди сновали по коридорам и набережной, вышагивая чинно, с чопорными лицами, и кичились родовитостью и нарядами, которые даже у мужчин поражали богатством. Дамы же в честь выхода в свет надели, наверно, все имеющиеся украшения и накладные косы; поголовно накрасили губы оттенками красного.
Авела и Кавия, решив, что я печалюсь из-за скромного наряда, принялись наперебой рассказывать, что у тизарии Нельмелы, как и у ее сына, изумительный вкус. Что подаренное ею платье, с обилием красивых складок, соблазнительно струится по моим бедрам и подчеркивает грудь. Я это и сама понимала. Если бы пришлось выбирать самостоятельно, выбрала бы такое же.
Закончив с нарядом, принялись за прическу, и тут я с удивлением узнала, что Ковен, оказывается, подарил не подвеску, а налобное украшение. Когда его одели, желтый камень, символизирующий солнце, засиял у меня во лбу, как звезда. Авела заверила, что распущенные волосы — самый подходящий вариант в моем случае. Так при дворе не ходят, но я ведь и не придворная дама, а особенная. И мне можно
все.
— Вот только волосы короткие, — посетовала Кавия. — Но ничего страшного. — Ушла в свою комнату, соседствующую с моей, и вернулась с широкой, низенькой коробкой. А когда открыла крышку, я увидела накладные локоны.
С ними пришлось повозиться, зато выглядеть я стала просто восхитительно. Пусть водопад волос фальшивый, но как смотрятся! Надеюсь, не отпадут по дороге.
Оглядев себя в зеркале, решила, что пропадать — так с музыкой, барабанами и танцульками. И начала кисточкой рисовать смоки айз. А потом потянулась к помаде, сделанной из душистых масел и красителей.
— Тизарин не любит алых губ, — возразили дамы.
— Ему же хуже. Я люблю, — ехидно улыбнулась и принялась выводить соблазнительный лук Амура на губах. Хорошо, что ресницы и брови Авела покрасила на досуге.
Результат получился замечательным. И хоть я ужасно волновалась перед конкурсом, сердце еще замирало от предвкушения встречи с Варком. Очень хотела, чтобы он удивился, восхитился мной и наконец-то влюбился.
За дверью тем временем собралась толпа. Кавия просветила, что придворные поделились на партии и разошлись поддерживать своих претенденток. А вот некие братья Анталы разделились и разбежались по претенденткам, чтобы уж наверняка не промахнуться с выбором избранной.
— Дружная семейка, — заметила я и загрустила, потому что у меня, кроме Варка, никого нет. Но он тоже поддерживает меня из-за корысти.
В завершении мне на шею надели широкое колье, отдаленно похожее на те, что носили фараоны, и когда сбор завершили, пригласили жреца.
Когда он вошел в покои, я стояла лицом к окну и боялась повернуться. Если и сейчас Варк не заметит меня — последние надежды на взаимность пропадут. В груди засаднило, и время, проведенное с Тиасой, вспомнилось мне, как самое счастливое в этом мире.
— Если все будет хорошо — хочу увидеть Тиасу, — произнесла негромко и, затаив дыхание, повернулась.
Варк по-прежнему молчал, но его реакция давала надежду. Он, казалось, не расслышал просьбы. Внимательно разглядывал платье, поднимая взгляд от моих бедер к талии, груди, задержался на губах. Потом посмотрел в глаза, и я смущенно улыбнулась.
— Надо скромнее, — пробухтел недовольным тоном, но мне почудилось, что его реакция походит на приступ ревности.
«Боже! Неужели ревнует?!» — от радости затрепыхалось сердце, щеки запылали, и я отвернулась.
— Пора, — поторопила Кавия.
Подошла к двери и, услышав легкий гул, повернулась к Варку.
— Выше голову, прямее спину, — напомнил он, продолжая меня внимательно разглядывать. — Готова?
Кивнула, и Варк открыл дверь.
Толпившиеся в коридоре придворные затихли. В тишине четверка телохранителей, приставленных Нельмелой для безопасности, окружила мою личную свиту, и мы двинулись вперед. Жрец, шедший впереди, ступал важно и ровно, будто палку проглотил. За ним я, пытавшаяся идти ему под стать, и мои дамы. А следом шептавшиеся аристократы.
Зная причину, по которой они выслуживались у моих дверей — ощущала себя противно и изо всех сил старалась их присутствие не замечать. Только теперь поняла, насколько сильно шокировало мое непринужденно-дерзкое поведение тизарина и тизарию, привыкших к иному отношению. Повезло, что у них крепкие нервы и выдержка хорошая, а то отправили бы на перевоспитание в темницу — тотчас шелковая стала бы. Размышляя обо всем этом, шла по нарядным залам и коридорам, украшенными цветами, лентами, коврами, флагами. Чем ближе к тронному залу — тем больше попадалось придворных. Перед моей свитой они расступались, однако голов не склоняли, что на языке жестов означало — это бунт и недоверие. Ну что ж, запомню.
Подобное неуважение задевало. Да, я выросла в мире, где все равны, на коленях не ползают, ноги не целуют, но ешкин кот! Заклинатели и златокрылы — их защитники, покровители! Какими надо быть упоротыми эгоистами, чтобы думать только о личной выгоде и не замечать очевидного. Многие придворные своими глазами видели, что рядом со мною на прогулках Фроська. Разве этого не достаточно, чтобы хотя бы формально клонить головы. Не передо мною, а перед традициями!? Я «закипала».
Перед роскошными дверями тронного зала остановились. Два слуги синхронно отворили створки, и от столпотворения, буйства красок, запахов я на миг растерялась. Но Варк шагнул вперед, и я последовала за ним, высоко подняв голову.
Придворные, как опытные физиономисты, уловили мое недовольство, и гул тотчас стих, но некоторые наглецы нарочито заговорили громче.
У колонн, что тянулись вдоль зала с двух сторон, расположились соперницы с группой поддержки, одетые вычурно богато, будто в укор мне — нищей девке, и смотрели с вызовом. Лишь одна из них, пухлая, как колобок, смутилась и отвела взор.
Мы приблизились к трону, на котором восседали Эбек и Нельмела. Ее пурпурное платье удачно сочеталось с аметистовой рубахой супруга и лавандовой Ковена. И что удивительно, вышивка на моем сиреневом платье очень походила на узоры, украшавшие их наряды. Вот такое выражение симпатии.
Варк поклонился, я же не шелохнулась — и среди придворных пошел возмущенный рокот. Не обращая внимания, мы свернули влево, к одинокой колонне, за которой стояла дополнительная охрана. Я физически ощущала, как сотня людей жадно разглядывала меня. Но вздрогнула, когда повернулась лицом к залу и заметила у противоположной стены Цитарпа, пронизывающего меня злыми глазками. Он стоял в тени, почти полностью скрытый большим флагом, однако аура, исходящая от него, ощущала кожей. Отвернулась и старалась в его сторону больше не смотреть. И все же из-за растерянности речь глашатая, извещавшего о начале состязания, пропустила мимо ушей. Только на фразе:
— Пусть лучезарные Лах и Авсия рассудят спор! — очнулась и окончательно разнервничалась.
— Не показывай слабость, — тихо предупредил Варк, стоявший за спиной. Легко сказать, не на него же смотрят со злостью, ненавистью, похотью. Случайно посмотрела на Ковена, и он, поймав взгляд, подмигнул, от чего соперницы зашипели.
Ория стояла напротив и смотрела на меня со злобой. Я слышала от Кавии: ее выпороли, что для спесивой аристократки невыносимо унизительно.
— Варк, — позвала. — Если среди всего этого жили заклинатели, понимаю, почему новый не хочет показываться. Ну, или рождаться.
— А я думал, тебе внимание понравится.
— Они с удовольствием раздерут меня на мелкие кусочки. А Ория — та живьем съест.
— Поперхнется, — сердито отрезал он. — Стой, не болтай и думай о Фроське. Где она?
— Не знаю!
— Так позови ее.
«Сейчас нанюхается дам и соперниц, облившихся духами, и все — тю-тю моя телохранительница!» — испугалась я. Закрыла глаза и, стараясь не обращать внимания на дрожащие ноги, сосредоточилась на маленькой, любопытной ящерке. Представила ее под столом, аппетитно грызущую косточку, мысленно позвала, и тут под юбкой что-то зашевелилось.
— Прикажи сидеть тихо. Пусть раньше времени не показывается, — велел Варк, шепча в самое ухо. От такой близости и волнующего мужского дыхания по моей спине пошли мурашки.
Между тем заиграли трубы, и под их тревожный звук в середину зала внесли изящный столик и сундук. Затем слуги бережно достали из ларца небольшую, размером с локоть золотую статуэтку дракона, державшего в пасти белесоватый кристалл, и поставили на гладкую столешницу. Завершив приготовления, низко поклонились и, пятясь спиной, скрылись с глаз. Тогда в центр вышел низенький, коренастый мужчина, похожий на Орию, и пафосно заговорил:
— Все слышали о чудесно найденном послании первого заклинателя! Велика мудрость его, предвидевшего беды Лагеарнии и пожелавшего уберечь ее! Его мольбами и заботой лучезарных супругов, оно невредимым пролежало под дарственной плитой, чтобы быть найденным, когда придет время. Даже жрецы не посмели опровергнуть его правдивость!..
— Ложь, — отчеканил Варк, поясняя мне. — Все знают, что ложь, но ведь так хочется урвать еще власти и подношений за молчание.
— Быть может, первый заклинатель сам положил свиток! — уверял толпу Тайнт — папаша Ории.
— Тоже наглая ложь. Храм в Падеве построили через сорок семь лет со смерти первого заклинателя, так что лично он его положить туда не мог, — с яростью в голосе шептал Варк. — Поэтому прошу, Гленапупа, постарайся, призови дракона, чтобы это лжец подох от страха. Только сама в обморок не упади.
— Варк! — занервничала я и за спиной, тайком от других, сжала его за руку. — Я не смогу!
Он тяжело вздохнул.
— Тогда пусть его хотя бы Ефросия покусает, — и взглянул на меня с мольбой.
Боже, если бы я только могла, ради такого взгляда по три раза на дню призывала бы самца дракона. Настроение стало грустно-паршивым. И тут из-под юбки молнией выбегает Фроська, взлетает, делает круг по залу… — толпа придворных притихла — и с высоты полета метко так гадит на разошедшегося оратора.