Нежно, затем сильнее.
— Пока. — Растерянно пробормотала я.
Дэниел нехотя отпустил мою руку и шагнул за порог. Когда дверь за ним закрылась, я все еще не могла отдышаться. Прошла на ватных ногах в кухню, проверила телефон, но тот все еще был в нерабочем состоянии. Заварила себе чаю, собрала карандаши, поразмышляла, не хочу ли нарисовать что-нибудь, но так и не решилась. Не то было настроение. Отложила и, взяв чашку, поднялась наверх. Выпила ароматный напиток, глядя на покрытую вечерним туманом долину в окно, затем неторопливо приняла душ.
Когда я вышла из ванной комнаты, что-то пиликнуло. Села на кровать и схватила планшет. Так и есть — высветилось входящее письмо на почту. С замирающим сердцем нажала ярлычок. Послание открылось.
«Уважаемая, Эмили Уилсон… — глаза нетерпеливо бегали по строкам, — спешим обрадовать вас известием… — в ушах зашумело от потрясения… — можете связаться с семьей донора по следующим координатам…»
Я тут же открыла в лэптопе приложение для аудио-звонка, вдела в уши наушники, настроила микрофон, вбила нужный номер и нажала «Соединение». По спине бежали мурашки, дыхание перехватывало от волнения, пока устройство пыталось установить связь при крайне низком сигнале сети. Я молилась, то и дело, сглатывая от беспокойства, когда вдруг в наушниках послышался характерный щелчок.
— Алло, — ответил мужской голос.
— Мистер Келли?
— Да, слушаю вас. — Мой собеседник, будто предчувствуя что-то, шумно вздохнул.
— Меня зовут Эмили Уилсон. Сегодня я получила письмо из донорской программы с подтверждением того, что вы открыты к общению.
— Вы… — Мужчина громко сглотнул.
— Да, сэр. Мне пересадили сердце вашей дочери.
— Господь Всемогущий…
— Мне очень нужно встретиться с вами, сэр.
— Конечно, конечно… — На линии что-то зашуршало. — Вы можете подъехать завтра. Моя жена будет дома.
- Спасибо, сэр.
Он вздохнул.
— Вы знаете адрес?
— Да, он есть в письме. Я буду утром. Большое спасибо, что согласились.
— Да. — Мужчина будто задумался о чем-то, замолчал.
— До встречи, сэр. Еще раз спасибо.
Отбросив планшет в сторону, я принялась метаться по комнате, пытаясь унять волнение. Как все пройдет? Что я им скажу? О чем буду спрашивать? Застыла возле зеркала и уставилась на свое отражение. Так раскраснелась, что сама на себя перестала быть похожей. Глаза горели, зрачки расширились, губы были искусаны в кровь. «Наверное, нужно попробовать позвонить маме, рассказать про новость. Узнать, что она об этом думает. Нужно написать письмо Райану, поделиться… радостью? Сомнениями? Или сообщить Дэниелу…»
В эту секунду раздался резкий отрывистый хлопок, и зеркало разлетелось вдребезги. Мелким крошевом и большими острыми кусками со звоном рухнуло к моим ногам. Я не успела даже отпрыгнуть, не успела понять, что произошло. Меня оглушило, да так, что голова закружилась, а тело вмиг сделалось каким-то ватным. Из последних сил, теряя сознание от шока, шагнула на полусогнутых назад и повалилась бочком на кровать.
* * *
Утро ворвалось в комнату наглыми лучами света. Попробовала разлепить веки, но не вышло. Зажмурилась. Пробуждение давалось с таким трудом, словно я не остатки сна пыталась отогнать, а восставала из ада. Открыла глаза и поморгала, постепенно картинки сонной утренней комнаты и того, что произошло вчера перед тем, как я отключилась, начали проясняться. Привстала и приложила ладонь к виску. Голова была тяжелой, ныла при каждом движении.
Огляделась. На мне все еще был халат, накинутый на голое тело, на ногах красовались тапочки, а волосы спадали на лицо спутанными, высохшими как попало, сосульками.
— О, нет… — Пробормотала, увидев усыпанный осколками зеркала пол.
Теперь придется еще и с уборкой повозиться. Осторожно встала, перехватила волосы найденной на тумбочке красной резинкой и потянулась. Взглянула на часы. Половина десятого.
— Черт…
Смела осколки в большой пакет обнаруженной в кладовке щеткой. Поработала пылесосом для верности. Наспех переоделась, приняла лекарства, попила чай, причесалась, сунула в сумку лэптоп, документы, вышла из дома, закрылась и понеслась в сторону центральной деревенской улицы.
— Айра! — Постучалась неторопливо в дверь небольшого домика. — Откройте, это я.
Одышка заставила меня навалиться на дверное полотно плечом, чтобы отдышаться.
— Оп! — Подхватил меня старик, когда дверь подалась. — Не падать!
— Простите! — Восстановила равновесие.
— Чаю, милочка?
— Нет. — Всплеснула руками. — Скажите, вы не заняты сейчас? Мне совершенно некого попросить.
— В чем дело? — Улыбнулся он, обнажив два десятка ровных белых, очевидно вставных, зубов.
— Нужно съездить в Сетл. Срочно.
— О… — Будто обдумывая, насупился он.
— Я заплачу! — Постучала по сумке в знак доказательства платежеспособности.
— Обижаешь. — Еще больше нахмурился старик.
И захлопнул перед моим носом дверь.
— Я… — набрала больше воздуха в легкие, но так и застыла, с недоумением глядя на закрытую дверь. — Ну, и ладно.
Развернулась и обвела взглядом остальные дома. Можно было бы наведаться в магазин, возможно, там бы мне подсказали, как вызвать такси, или где найти машину с водителем.
— Чего встала? — Раздалось вдруг слева. Старик появился из гаражной двери. На нем была объемная кожаная кепка и видавший виды замшевый пиджак. — Поехали!
Я с радостью бросилась к машине, которая показалась, как только гаражные ворота полностью открылись. Села на пассажирское сидение и сложила руки на коленях.
— Важная поездка, говоришь? — Пожилой мужчина устроился на водительском месте.
Неторопливо вставил ключ в замок зажигания, подвинул сидение, пристегнулся. Флегматично оглядел ручку переключения передач.
— И срочная. — Подтвердила я.
— Ясненько. — Кивнул он и завел мотор.
Автомобиль сухо кашлянул и заурчал. Я с облегчением выдохнула.
— Пристегнись, дорогуша. — Попросил он, когда мы тронулись с места.
И я быстро поняла, почему он настоял на этом. Старый Айра был тот еще лихач.
Глава 31
— Надеюсь, что недолго. — Сказала я, когда Айра заглушил двигатель своего автомобиля. Еще раз сверилась с адресом, указанным в письме. Вроде, все верно. — Скоро вернусь.
— Жду. — Старик открыл окно и откинулся на сидение.
Нервно улыбнулась и вышла из машины. Асфальт под ногами казался расплавленной магмой. Я шла, еле справляясь с нахлынувшим беспокойством, граничащим почти с ужасом, и слегка покачивалась. Правильно говорила мама, мне нужно было беречься, оставаться дома, а не гоняться за свежим воздухом по лесам и ущельям Малэма. Я обязана этим людям жизнью. Я должна была беречь сердце их дочери, как священный дар, а не подвергать ненужной опасности. Должна была выразить свою благодарность тщательной заботой о новом органе. А я…
Выдохнула.
Вдохнула медленно и снова выдохнула. Ступила на подъездную дорожку и пошла по направлению к входной двери. Дом четы Келли был добротным двухэтажным особняком с широкими окнами в белых ставнях. Газон казался идеально ровным, на дорожках было убрано, ступени сияли чистотой. Только цветы в подвесных вазонах безнадежно завяли, что говорило о том, что хозяйке дома в последнее время было совершенно не до них.
Я остановилась, так и не решаясь постучать. Замерла, боясь поднять взгляд и увидеть, что меня разглядывают через окно. Для этих людей время остановилось со смертью их дочери. Наверное, через эту самую дверь она вышла, чтобы потом не вернуться. Ее больше нет. Нет ничего, кроме ее сердца, бьющегося у меня в груди. И я не знала, как они отреагируют на меня. Огорчатся ли моему появлению или обрадуются?
— Здравствуйте. — Дверь открылась сама. Мне даже не пришлось заносить руку, чтобы постучать или позвонить. На пороге стоял седой мужчина, из-за его спины выглядывала невысокая темноволосая женщина. — Вы, наверное, Эмили?
Я коротко кивнула и вошла.
Не нужно было траурной одежды, чтобы заметить скорбь на их лицах. Она и сама стала их повседневной одеждой. То, что не скроешь за улыбкой, потому что глаза останутся такими же безжизненно серыми и тусклыми, то, что не спрятать за годами обычной жизни. Скорбь утраты. Она навсегда остается отпечатком боли во взгляде тех, кто потерял самых близких людей.
— Здравствуйте. — Выдохнула я и отважилась посмотреть им в глаза.
Сердце сжалось, качнулось, подпрыгнуло в груди. Стоило только увидеть мать, терзавшую побелевшими пальцами воротник собственной блузы и смотревшую на меня, как на инопланетянку.
— Меня зовут Эмили Уилсон.
Наступила тишина.
Мы, все трое, замерли возле входной двери, не зная, что говорить или делать.
Я чувствовала укор совести. Мой приход ничего не изменит в их жизни. Все, что у них осталось — это вещи, к которым можно было прикасаться точно так же, как когда-то прикасалась к ним их дочь. Одежда, которая еще хранила ее запах и которую можно было прижать к себе и представить, что обнимаешь ту, которой больше нет. Пленки, фотографии, дипломы — то, что навсегда останется лишь воспоминанием. И мне было невыносимо стыдно за то, что сердце, которое бьется во мне, никогда не сможет заменить им живого человека, которого они потеряли.
— Бенджамин Келли, — протянул руку мужчина. Его голос хрипел от волнения. — А это — моя жена, Рут.
— Очень приятно, — сглотнув, я опустила голову в знак приветствия.
Женщина так и продолжала стоять и смотреть на меня с приоткрытым ртом.
Что-то мелькнуло слева. Я сначала не поняла, что это было, но потом услышала стук когтей по полу. Обернулась. Черно-белый бобтейл, старый и давно нуждавшийся в стрижке. Пес застыл, глядя на меня, непонимающе. В этом взгляде не было агрессии, скорее — недоумение. Он сделал шаг, еще один, затем склонил голову набок и остановился.
— Это Санни, не бойтесь. — Произнес мужчина.
— Хорошо. — Ответила я, инстинктивно вцепляясь пальцами в сумку.
И в этот момент, собака, словно среагировав на мой голос, робко завиляла хвостом. В ее поведении ощущалась растерянность. Животное направилось к нам на полусогнутых, продолжая вилять хвостом и будто не веря своим глазам. Санни словно узнал меня. Хотя это было абсолютно невозможно. Он приближался осторожным, стелящимся шагом, медленно. Виляя уже почти всем телом и скуля, бедный пес подходил все ближе.
— Господи, Бен… — Прошептала женщина, глядя на эту картину.
И я не смогла удержаться. Наклонилась и протянула к собаке руки. Секунда, и тот бросился в мои объятия, принявшись лизать и крутиться, как заведенный волчок.
— Он испортит вам одежду, — виновато заметил хозяин дома.
— Ничего страшного, — ответила я, подставляя Санни лицо.
Влажный язык прошелся по щекам и шее. Мощные лапы уперлись в мои колени, едва не валя меня с ног.
— Я до сих пор не верю. — Надломлено произнесла Рут, когда мы, наконец, угомонили пса и устроились в гостиной.
Они с мужем сидели на диване, я — напротив них в кресле. Санни лег в ногах, продолжая обнюхивать меня и тыкаться мокрым носом в колени.
— Как я позволила этому случиться? — Продолжила женщина, прикладывая платок к припухшим векам. — Ночами мне кажется, что я слышу ее плач. Постоянно. Бесконечный, печальный плач. Она просит ее спасти. Это ужасно. Я так ее любила…
— Мне очень жаль, миссис Келли.
— Но перед самой ее смертью мы так отдалились… Если бы я знала, что больше не увижу ее…
— Тише, Рут, тише. — Мужчина погладил ее по спине.
Ему самому трудно было сдерживать слезы.
— Каждый раз, когда звонит телефон, каждый раз, когда стучат в дверь, я жду, что это будет она. Но… так не бывает. — Всхлипнула женщина, зажмуриваясь. — Моя бедная Сара…
Перед моими глазами встала картина. Ее дочь. Она лежит сейчас где-то. В какой-то коробке, совсем без кислорода. Ее тело разлагается. Все тело, кроме сердца.
- Мне очень жаль… — Снова пробормотала я.
Невозможно было спокойно смотреть на ее слезы. Если бы я только могла что-то сделать, чтобы вернуть ей дочь, непременно бы сделала.
— Я не понимала, как такое возможно. — Рут посмотрела на меня, качая головой. Ее губы дрожали. — Она лежала, моя доченька, вся окутанная проводами, датчиками, приборами. Ее грудь наполнялась кислородом, на щеках был румянец. Она словно спала. — Женщина всхлипнула так громко, что мое сердце сжалось. — Я держала ее за руку, понимаете? Она была теплой, не холодной. Я молилась о ее выздоровлении, а мне говорили, что надежды больше нет. Как так? Ведь если сердце бьется, значит, жива?
Муж крепко обхватил ее ладонь. Ему было больно ничуть не меньше.
— С мозгом произошел необратимый процесс. Вот, что они сказали. — Ее лицо исказилось гримасой боли. — Я отказывалась принимать это. Не верила. Врачи задавали все больше и больше наводящих вопросов о ее здоровье, брали анализы. Сначала я не понимала, к чему клонят, но они уже все спланировали и спрашивали мое разрешение на изъятие органов… — Было слышно, как стучат челюсти Рут от горя. Слезы новым потоком брызнули из глаз, колени заходили ходуном. — А я беззвучно кивала им. Снова и снова. Подписала, где надо. Потому что мне было уже все равно. Понимаете? Все равно.
— Понимаю. — Отозвалась я.
И это ее будто отрезвило.
— Я не думала ни о каких благих делах, деточка. Ты сидишь передо мной, живая и здоровая. Но когда я отдавала тебе сердце своей дочери, то не думала ни о чем. Мне хотелось лечь и умереть вслед за ней. — Рут смахнула слезы уже ладонью. — А когда вернулась домой, когда прошли похороны, и меня все оставили в покое… Тогда на смену апатии пришли сомнения. Вдруг я поступила неправильно? Господи… — По ее щекам потекли новые ручейки. — Я замкнулась в себе, все упрекала и упрекала. Не могла простить. Хоть никто меня и не винил, но мысли, что я могла убить своего ребенка, позволив вырезать сердце, они не давали мне покоя. К тому же… перед Богом… — Она зажмурилась, трясясь всем телом. — Бен, мою девочку похоронили без сердца…
— Не надо, Рут. Посмотри на нее. — Он указал на меня рукой. — Разве это не чудо? Наша дочь была обречена, но теперь, благодаря ей, эта девушка жива. И, значит, память о Саре жива вместе с ней.
Женщина выпрямилась, всхлипнула и посмотрела на меня. Ее тело продолжало содрогаться, руки тряслись, но в глазах лучилось некое подобие надежды.
— Можно? — Спросила она.
Я встала, сразу поняв, о чем она говорит.
— Да, конечно.
— Я эту ночь почти не спала. — Шатаясь, она приподнялась и подошла ко мне. — Все думала, как бы не заплакать, когда буду обнимать тебя и слушать сердце своей дочери.
Я распростерла объятия, и Рут, обхватив меня, осторожно прижалась ухом к груди. В эту секунду сердце необыкновенно заволновалось, заставив меня слегка вздрогнуть. Оно очень трудилось, сжимаясь и разжимаясь настолько активно, чтобы его обязательно услышали. Я обняла Рут. Так, как это сделала бы ее дочь. Так крепко и тепло, чтобы она почувствовала мою благодарность. Так, чтобы Сара могла тоже ощутить силу материнского тепла вместе со мной.
И когда аромат духов этой женщины коснулся моего носа, на мгновение даже показалось, что я всегда его знала. Таким он был удивительно знакомым. Разумеется, не мне — Саре.
— Спасибо. — Прошептала я.
И мы разрыдались все втроем.
— Вы вернули мне жизнь, счастье. — Призналась Рут, целуя мои щеки и обнимая еще раз.
— Ощущение родного. Необыкновенное чувство. — Согласился ее муж, приникая ухом к области моего шрама.
И снова не удержался от слез. Пес тоже жался к нашим ногам во время этой трогательной сцены и тихонько скулил.
— Сара была очень талантливым ребенком. — Рут подала мне фотоальбом и присела напротив.
Ее муж принес нам чаю.
— Спасибо. — Кивнула я.
— Не просто талантливым, одержимым. Лет с четырех она истязала бедный дедушкин рояль. Могла чуть не сутками заниматься, пока не добьется совершенства.