Отдать органы своего близкого другому человеку — акт поистине впечатляющей щедрости. И не удивительно, что каждый хочет быть уверен, что жертва была не напрасна.
Папа тем временем обзванивал всех наших родственников. Тех, кто жил рядом и даже тех, о ком я слышала впервые. Ему не терпелось сообщить всем о том, что я теперь не умру. Хотя все это еще было под весьма большим вопросом.
А я в это время думала обо всех тех операциях, что уже пережила. Мне бы и не хотелось вспоминать об этих испытаниях, но именно эти болезненные манипуляции каждый раз давали мне новые и новые отсрочки. И теперь становилось ясно — все было не зря. И возможно, эта операция станет последней.
Хотелось бы надеяться.
— Мама, я могу увидеть Райана? — Знала, что этот вопрос мог ее огорчить, но не могла его не задать.
— Дорогая, дело в том, что сюда пускают только ближайших родственников… — вплеснула руками она.
— Но я могу его больше никогда не увидеть, — произнесла тихо, вложив в эти слова свои последние силы.
— Я его найду. — Твердо сказал отец и вышел в дверь.
— Спасибо.
Когда Райан пришел, мы попросили оставить нас наедине.
Нам дали всего минуту.
— Эмили… — В смешном больничном одеянии он казался мне жутко забавным.
Райан сел на стул, придвинулся ближе и коснулся своей ладонью моей руки.
Я почувствовала его тепло и улыбнулась.
— Привет.
— Я очень переживал… — Он затряс головой.
— Вижу — у тебя вся башка седая. — Прошептала я.
Райан коснулся торчащих из-под шапочки волос, затем смущенно усмехнулся:
— Ты шутишь, и это хорошо.
— Тебе сильно досталось из-за меня? — Спросила.
Он отмахнулся.
— Давай, не будем об этом? Я очень рад, что у тебя появился шанс. Иначе, никогда бы себе не простил. — Райан закусил губу. — Я почти не спал, думал об этом все время. Приходил сюда, но меня к тебе не пускали.
— Знаю.
Он тяжело вздохнул.
— О чем ты сейчас думаешь?
С трудом, но пожала плечами.
— Не знаю. — Пришлось отгонять от себя дурные мысли. — Наверное, о том, получится ли. И как все пройдет. Забьется ли новое сердце у меня в груди или не захочет…
— Все получится. — Его глаза светились надеждой. — Я верю.
— Я никогда не готовилась жить, только умирать. Не знаю, что буду делать, если все пройдет хорошо…
Ему не удалось скрыть улыбку:
— Что-нибудь придумаем.
Почувствовала, как его рука крепче сжимает мою ладонь.
— Спасибо тебе за тот за чудесный вечер. — Сказала, прочистив горло.
По лицу Райана пробежала тревога, смешанная с ужасом. Вероятно, ему не так приятно было вспоминать про события, произошедшие на выпускном.
— Чудесный?
— Ага. — Улыбнулась уголками губ. — Я это на всякий случай… Вдруг мы больше не увидимся.
Райан посмотрел на меня так, словно попытался увидеть насквозь.
— Бабуля сказала, что все пройдет хорошо.
— Да? — Прошептала я. — Ты вроде говорил, что она у вас вроде городской сумасшедшей?
Мои слова заставили его рассмеяться.
— Люди ее, конечно, побаиваются. — Он отпустил мою руку и задумчиво почесал висок. — Но перед самым выпускным, когда я выходил из дома, она вдруг невзначай бросила: «Плохая идея!». Я ей: «О чем ты?», а она как захрапит!
Мы рассмеялись.
Вернее, Райан. Мне бы и хотелось последовать его примеру, но перед глазами вдруг снова возникла картинка грядущей операции и оранжевый бокс в руке врача — холодильник с новым сердцем, который должен был вскоре отправиться в путь из операционной, где умирал донор, прямиком ко мне. В груди неприятно защемило от этих мыслей.
— Ты знаешь, чье это сердце будет? — Вдруг спросил Райан, нервно облизнув губы.
— Нет, — призналась я.
— А хочешь знать?
На секунду я растерялась.
— Нет. — Подумала еще немного и снова мотнула головой. — Наверное, нет. Не хочу. Это… это слишком волнительно.
— Но ты ведь… можешь это узнать, если захочешь?
— Да. — Кивнула. — Нужно будет подать заявление в донорскую программу, чтобы раскрыть имя донора. Если его семья согласится, тогда имя мне сообщат. Только зачем? Разве что… чтобы сказать спасибо… Не знаю… — Я почувствовала, как сердце опять ускоряет свой ритм, мешая дышать нормально. — Рано еще говорить об этом. Пусть сначала все пройдет хорошо.
— Верно. — Кивнул Райан. — Может… сфотографируемся? Чтобы у нас были фото «До и После».
— Э… — Не успела отказаться, как он приблизил свое лицо к моему и навел на нас объектив камеры в телефоне.
— Улыбочку!
Щелчок. Я сомкнула губы в тонкую линию. Мое лицо на снимке казалось синим, губы — фиолетовыми.
— Эмили, — строгий голос со стороны двери заставил Райана подскочить. Это была мама. Она стояла в дверном проеме, сложив руки в замок на животе. — Время вышло.
Наше время вышло. Моё — кажется, еще нет. Но посмотрим.
— Все будет хорошо, Эмили, — шепнул Райан, вставая.
А мне очень хотелось, чтобы он поцеловал меня на прощание. Вот незадача: видно, придется выжить, чтобы дождаться этого. Возможно, у нас будет еще много поцелуев, встреч и… даже чего-нибудь еще. А пока…
— Пока… — произнесла я, глядя, как он удаляется, неохотно двигаясь спиной к двери.
— Я с тобой! — Бросил он на прощание.
И я видела по его глазам: парень говорил правду.
Глава 6
Все, как и водится: после напутственной речи кардиологов мной занялся анестезиолог. Улыбчивый мужчина средних лет. Через маску я не могла видеть губ, но его светло-зеленые глаза улыбались — это точно. К тому же, тон голоса врача был таким благожелательным и мягким, что это помогло мне немного расслабиться. Ну, насколько это было возможно для лежащего на операционном столе человека, ощущающего себя на пороге грядущей неизвестности, насквозь пропитанной риском и раствором йода, которым меня готовились тщательно вымазать.
Сначала мне задали пару вопросов о том, что я ела и пила сегодня, затем закрепили на лице кислородную маску. Перед глазами мелькнул шприц, содержимое которого осторожно запустили по моим венам. Тишина становилась оглушающей. Ничего необычного, но уже через секунду мной снова начало овладевать то странное ощущение, которое бывает как раз перед тем, как ты провалишься в пустоту наркоза.
— А теперь сосчитай от десяти до нуля, Эмили. — Раздался голос над головой.
Они все просили об этом, на каждой операции. И еще ни разу я не помню, что бывало после семи.
— Десять. — Лица врачей в масках перестали быть такими четкими. — Девять. — Все труднее стало сосредотачиваться. — Восемь. — Казалось, что меня обволакивает густая, мягкая вата. — Семь…
* * *
— Как себя чувствуете, мисс Уилсон?
— Где этот грузовик? — Первое, что я произнесла, когда смогла говорить.
Мой голос казался непривычно сиплым.
— Какой грузовик? — Доктор Кларк склонилась над моей постелью.
— Который переехал меня…
— Вот вы о чем! — Она широко улыбнулась. — Скоро боль утихнет, не переживайте.
Не знаю. Чувствовала я себя ужасно. Примерно так, будто меня основательно попинали. И не раз. Потом переехали машиной, а вдобавок сплясали кейли [1] прямо у меня на груди. Но, по крайней мере, я была жива. Что подтверждало довольное лицо врача, внимательно наблюдавшего за всеми моими реакциями. А это уже хорошо.
— Как все прошло? — Решила спросить я прежде, чем она закидает меня дежурными вопросами.
На самом деле, мне хотелось знать, действительно ли теперь во мне жила частичка другого человека. А еще было интересно, правда ли, мое прежнее, слабенькое, еще живое сердце, которое продолжало отчаянно биться, гоняя кровь, просто вырезали и выбросили.
— Штатно. — Пожала плечами доктор Кларк.
А затем, используя столь любимые ею медицинские термины, принялась сухо излагать факты. Пока она это делала, я все время пыталась прислушаться к тому, что творилось у меня в груди. Кажется, новое сердце билось ровнее, чем прежнее. Но я его все еще чувствовала — ему словно было тесно на месте прежнего, и оно робко толкалось, пытаясь привыкнуть.
Пошевелила пальцами, затем всей рукой — очень осторожно. Приятно было ощущать себя живой. И пусть мешали все эти проводки, трубки, повязки со специальным пластырем, я знала, что там, внутри меня, под уродливым длинным шрамом, разрезающим грудь напополам, жила теперь надежда.
Главное, прожить пару дней. Если не начнется отторжение, поставлю себе новую цель — восемь недель. Второй критический срок. Если и его выдержу, значит, можно будет побороться еще.
[1] Кейли (cil) — парные и групповые ирландские национальные танцы
* * *
Лекарства.
Их у меня теперь еще больше, чем до операции. И пить их нужно строго по графику, до конца жизни. Почти по пригоршне за раз. Пропускать нельзя — иначе моя иммунная система убьет мое новое сердце. Хотя за нее это могут сделать и обычные инфекции, если уж быть до конца откровенными. (И даже побочные действия этих медикаментов могут меня прикончить. Но нужно надеяться, что этого не случится).
Итак, лекарства.
Дорогостоящие, жизненно необходимые, в большом количестве. Мама называет их сундуком с сокровищами — так их много. Я называю их просто едой. Потому что аппетита у меня нет, а специальных препаратов приходится глотать столько, что, кажется, ими я и наедаюсь.
За прошедшие с момента операции две недели у меня появилась привычка ставить будильник на семь утра, и принимать лекарства, исключающие отторжение сердца и снижающие риск возникновения инфекционных заболеваний, сразу, как только поднимусь с кровати.
Впервые я встала на ноги уже на пятый день в реанимации. Правда, никто не должен знать об этом. Из врачей. Они строго следят за моим самочувствием, и о будущих физических нагрузках, которые помогут мне вернуться к нормальному ритму жизни, пока говорят только на словах. Даже организовали несколько встреч со специалистом-психологом, который помогает таким, как я, адаптироваться в обществе. Очень сомневаюсь, что кто-то способен помочь мне вернуться к «нормальному ритму жизни», если я такового никогда и не знала. Ну, да и ладно.
Вряд ли мои сомнения значат, что я по-настоящему сопротивляюсь тому, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам, но мне все еще не по себе. Это точно.
Сегодня мне, наконец-то, разрешили увидеться с Райаном.
Мама недовольно фыркала, пытаясь отговорить меня от встречи с этим «ненадежным и глупым мальчишкой», но папа, рискуя нарваться на очередной скандал, уступил моим просьбам. Тогда мать надулась и отвернулась к окну. Ей было обидно.
Из-за того, что по моей просьбе парень чуть не убил меня на выпускном, она рассорилась с миссис Джонс. Прямо здесь, в больнице. Мама не говорила мне, я сама узнала об этом — из видео-послания Райана, которыми он заваливал меня каждый день.
— Он тебе не подходит, Эмили. — Бросила в отчаянии матушка, когда отец вышел из палаты.
Я как раз села удобнее на постели и достала из кармана маленькое зеркальце. Мне было жутко интересно, как отреагирует Райан, увидев, настоящий румянец на моих щеках. Мне и самой впервые было странно наблюдать, как привычно-синие губы розовели, становясь похожими на крупную, спелую малину.
— Мало того, что этот тип не заботился о том, что ты можешь умереть, так он и сейчас стремится подорвать твое здоровье!
— Чем? — Усмехнулась я, разглядывая пряди сухих волос мышиного оттенка в отражении зеркала.
«Убрать за уши? Стянуть резинкой? Распустить?»
— Дорогая, тебе нужен покой. Нужно окрепнуть. Все нужно делать постепенно! Я даже боюсь представить, куда он тебя потащит, едва ты крепко встанешь на ноги. Наверняка, туда, где все кишит инфекциями. Туда, где он сам постоянно тусуется: по пабам и прочим забегаловкам!
У меня даже руки опустились. Не могла поверить, что она такого мнения о парне, которого давно знала, с чьей семьей постоянно общалась.
— Мама, он не такой… — Выдохнула я.
— А Дороти Джонс теперь сплетничает на каждом углу, что ее сын не желает ехать в университет, где его давно ждут, из какой-то цитирую: «немощной калеки»! — В глазах мамы застыли слезы. — Это про тебя, доченька, про тебя. Как тебе, а? Тоже не ожидала такого от нашей почтенной миссис?
Волнение накрыло меня с головой. Я растерянно хлопала глазами и хватала ртом воздух, пока она, меряя шагами комнату, продолжала:
— А ведь она мне звонила. Звонила вчера! Чтобы отчитать за то, что ты портишь жизнь ее сыну. — Мама зажмурилась и сглотнула. — Можно подумать, это ты за ним бегаешь! Как она, вообще, посмела? Чопорная дура! Это он тебе даром не нужен, такой ветреный и беспечный, а не ты ему. Так я и ответила ей, этой заносчивой Дороти Джонс, чтоб ей было пусто!
Дальше я ее почти не слушала.
А ведь и правда, зачем Райану такая, как я? Которая не сегодня-завтра умрет.
Которая вряд ли родит ему ребенка.
Неполноценная.
А если родит, то сколько проживет? Лет пять? Десять? Двадцать, если повезет?
Никто не знает, как и когда кончится моя «нормальная жизнь». Так зачем же из-за нее портить свою? Отказываться от будущего? От учебы в одном из престижных вузов соединенного королевства, от успешной карьеры…
Райану такого «счастья» я точно не желала.
— Помолчи, мама. — Попросила тихо.
Сползла вниз по подушке, отвернула голову и накрылась одеялом почти до самых глаз.
— Что? — Послышался ее всхлип.
— Помолчи, говорю. — Закрыла глаза. — Пожалуйста. Хоть немного.
* * *
— Привет! — Сердце при звуке этого низкого, бархатного голоса привычно екнуло.
Вот незадача: сердце новое, а реагировало так же.
Я осторожно высунула нос из-под одеяла.
— Привет.
Было очень больно смотреть, как Райан весь светится, разглядывая меня. Наверное, это из-за того, что я для себя все уже решила.
— Какая ты! — Произнес с придыханием. — Вот это да… Ну… Обнимемся?
Быстро преодолел разделявшее нас расстояние, наклонился и коснулся моего плеча так осторожно, будто бы я была бутоном, а он боялся сломать только начавшие распускаться лепестки. Затем так же быстро отошел и уставился еще пристальнее. Не успела я опомниться, как щелкнул затвор камеры на его телефоне.
— У меня ведь должно быть фото новой Эмили, да? Ох, прости, — спохватился он, заламывая пальцы. — Я налетел, как ураган. — Смущенно прошелся пальцами по своим каштановым волосам. — Принес цветы, но потом узнал, что их нельзя пронести в отделение, поэтому ты можешь посмотреть на них, если выглянешь в окно. Десять больших красных роз на скамейке прямо напротив кардио-блока. Если я не промахнулся…
— Спасибо. — Приподнявшись немного, я приняла полу-лежачее положение.
Каждый новый вдох давался мне с трудом, выдох — еще труднее.
— Ну, как ты? Рассказывай. — Он улыбнулся, заставив меня залиться краской.
Подошел ближе, сел на стул.
При взгляде на Райана мое тело покрылось гусиной кожей. Кажется, за то время, пока мы не виделись, его плечи стали еще шире, лицо приобрело приятный золотистый оттенок загара, а глаза теперь лучились каким-то особым светом.
— Странно. — Призналась я. — Вроде все хорошо, но что-то не так. Наверное, нужно просто привыкнуть.
— Это сперва. Скоро все наладится. Я так думаю. — Райан потянулся ко мне. — Можно? — Взял меня за руку. — Смотри-ка, она теплая. Теплая! — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Прикольно!
Сдерживая острое желание вырвать руку, слегка прикусила нижнюю губу. Что-то внутри меня вызывало странные ощущения, необъяснимый дискомфорт. Было как-то не по себе, но почему — трудно было понять до конца.
— Как дела с учебой? Когда ты уезжаешь? — Спросила, дернув плечом.
Поднял на меня глаза.
— Куда?
Я нервно сглотнула.
— В Дарем, конечно.
Райан сначала нахмурился, потом улыбнулся:
— Вы с мамой сговорились, что ли? Я же сказал, что не поеду, пока…
— Тебе нужно ехать! — Воскликнула я, грубо отстраняясь.