Эти группы он готовил в перерывах между боями, учил своих солдат приемам борьбы с танками теми средствами, которыми располагал дивизион. Учил для того, чтобы в критическую минуту каждый боец действовал умело, уверенно.
Отправив Логвинова, Забродин поспешил к установке сержанта Демина. И вдруг увидел, что лейтенант возвращается. Бежит, размахивая руками, и что-то кричит. Забродин, не понимая, почему Логвинов оставил людей, кинулся ему навстречу.
— Назад! Назад! — повторял Забродин.
— Товарищ капитан! — задыхаясь, выпалил лейтенант. — Это наши танки, наши!..
Теперь Забродин и сам увидел, как из лесу вышел один, а за ним и другие танки с красными звездами на башнях. Он не выдержал, опустился на опаленную огнем и покрытую сажей свежую глину и тихо сказал:
— Молодцы, устояли!..
6
Во время боя Забродина не покидало беспокойство по поводу отсутствия связи с начальником разведки и со штабом дивизии. Ругая связистов, он понимал, что с Шахтариным что-то случилось.
Шахтарин был зачислен в дивизион начальником разведки еще во время формирования полка. В бою проявлял смекалку, был смел, но осмотрителен, и всегда находил выход из сложных положений. Забродин ценил своего начальника разведки, доверял ему.
Зная характер Шахтарина, его исполнительность и пунктуальность, Забродин недоумевал, почему на этот раз начальник разведки не подает никаких признаков жизни. Наконец, потеряв всякую надежду на связь с ним, Забродин приказал подготовить другую машину, временно назначив лейтенанта Борисова исполняющим обязанности начальника разведки.
Когда Борисов с радистом грузили в кузов рацию РБ, они увидели свернувший с дороги газик разведчиков, который прямо по полю катил к ним. Из кабины легко выпрыгнул Шахтарин и быстрым шагом направился к Забродину.
— Где вы пропадали? — сердито спросил Забродин. Заметив бинт под разорванным рукавом гимнастерки Шахтарина, добавил: — Докладывайте.
— Рацию разбило, без радиста остались, убило Шмакова при бомбежке, — тихо ответил Шахтарин, — поэтому и молчали.
— Ну а как же вы через фашистов проскочили? Мы ведь и вас могли накрыть своим залпом? — спросил Забродин.
— Так ведь там все перемешалось, товарищ капитан. Вот мы и воспользовались этой неразберихой. Крепко вы им задали. Отползают куда попало. С двух сторон их теперь бьют. Отсюда танкисты жмут, а оттуда батареи развернулись.
— А штаб дивизии где? — спросил Забродин. — Нашли вы его?
— Все данные для связи я привез, наши части подошли к Петровке. Нам приказано незамедлительно прибыть туда же, — доложил Шахтарин.
Выяснив обстановку, Забродин позвал фельдшера:
— Лейтенант ранен, отправьте его в санбат…
7
Забродин на этот раз решил рассредоточить дивизион и продвигаться к указанному Шахтариным месту побатарейно.
Когда боевые машины вытянулись в колонну, он отправил машину с разведчиками вперед и подал сигнал первой батарее двигаться за нею.
Фашистские войска, пытавшиеся нанести удар по тылам дивизии, поспешно откатывались к реке Ингулец. Продвигались они по шоссе, в то время как части дивизии преследовали противника по полевым, лесным дорогам. Погода пока благоприятствовала маневру дивизиона, дороги были легко проходимы для всех видов техники, и это давало возможность нашим войскам свободно маневрировать во всей полосе наступления. То здесь, то там они настигали фашистов и в коротких схватках громили их по частям, не давая развернуться в боевые порядки.
Дивизион Забродина вышел в назначенный район только к ночи. Рассредоточив батареи, капитан отправился в штаб артиллерии дивизии. Он рассчитывал дать короткий отдых бойцам дивизиона. Однако, зайдя в дом, где размещался штаб, сразу понял, что отдыха не предвидится. По деловой суете, которая царила там, присутствию большого количества офицеров, он понял, что происходит нечто значительное. Командующий стоял около развернутой на столе карты и отдавал короткие приказы окружившим его офицерам.
Обратившись к Забродину, он сказал:
— Дивизии приказано в ночь выйти к реке Ингулец, занять там оборону. А с вами мы расстаемся. Жаль, конечно, но приказы не обсуждают, а за помощь большое спасибо. Всем своим гвардейцам передайте нашу благодарность.
Глава седьмая
СЫН ПОЛКА
1
Подполковник Бежалов, склонясь над столом, подписывал документы, которые принес начальник штаба майор Щербина. Вид у командира полка был усталый: сказывались и тяжелые бои, из которых только что вышли гвардейцы, и бессонные ночи.
Наконец все бумаги подписаны. Откинувшись на спинку стула, Бежалов спросил:
— Капитана Дорощенко вызвали?
— Здесь он, дожидается, — ответил Щербина, не зная, зачем потребовался Бежалову замполит дивизиона.
— Пусть заходит.
Щербина вышел из комнаты. Бежалов выпрямился, побарабанил пальцами по столу; вроде бы все учел, а как доходит до дела, выясняется, что чего-нибудь не хватает — то запчастей мало, то машина с продуктами в грязи застряла, то снарядов не успели подвезти. Бездорожье, ничем помочь нельзя, жди морозов, когда они будут, а бой вести надо сейчас. А тут еще этот мальчишка. Все выдумки Дорошенко…
В комнату, перешагнув порог, вошел молодой офицер в хорошо подогнанной форме, с орденом на гимнастерке. Бежалов окинул внимательным взглядом вошедшего, указал на стул:
— Садитесь.
Дорошенко опустился на стул, настороженно посмотрел на Бежалова.
— Доложите-ка, что у вас там в дивизионе происходит? Пополнение из детского сада набираете? — сказал Бежалов.
Дорошенко заерзал на стуле, лицо его покраснело.
— Если вы имеете в виду солдата Перебейниса, товарищ подполковник, так он сам пристал к дивизиону, да и лет ему уже около двенадцати.
— Хорошо, что двенадцать, но не восемнадцать же.
— Солдатам он понравился, товарищ подполковник.
— Это хорошо, что понравился. Но где ему выдержать то, что взрослому не всегда под силу. Надо отправить его в тыл.
— Мне трудно это сделать, товарищ подполковник. Поговорите с ним сами, он пришел со мной.
— Так он здесь? — удивился Бежалов. — Ну хорошо, зовите его.
Дорошенко встал, подошел к двери и, обращаясь к пареньку, который о чем-то болтал с ординарцем командира полка, громко сказал:
— Заходи, солдат!
Не ожидая, что его вызовут к самому командиру полка, Валентин в растерянности посмотрел на Дорощенко. Затем, совладав с собой, расправил гимнастерку и вошел в комнату.
Бежалов уставился на мальчишку. Перед ним стоял не то чтобы юноша, но и не ребенок. Он был одет в новую, сшитую по росту, форму с погонами на гимнастерке, с гвардейским знаком, в новых брезентовых сапожках. Весь чистенький, аккуратный, он с уважением смотрел на незнакомого ему человека с орденом Красного Знамени на груди. Почувствовав строгость во взгляде командира, опустив голову, уставился на носки сапог. От Бежалова не ускользнула эта перемена, и, желая ободрить мальчика, он подошел к нему и, положив обе руки на его плечи, спросил:
— Ты что же, Валентин, убежал от родителей?
Мальчик молчал, он совсем приуныл, чувствуя, что над ним сгущаются тучи. Однако на помощь пришел капитан Дорощенко.
— Родителей у него нет, товарищ подполковник. Отец погиб на фронте, а мать в оккупации потерял.
— Так ему в школе надо учиться. Уже область освобождена, а там, смотришь, и всю Украину освободим от фашистов.
— Вот я и хочу освобождать Украину от фашистов. Мне за отца нужно отомстить. Я клятву маме дал, — выпалил Валентин.
— Ты смотри какой! — по-новому взглянув на мальчишку, с уважением сказал Бежалов.
Мальчик поднял голову.
— Но все же ты должен учиться, — продолжал Бежалов.
— Я хочу отомстить за отца, — упрямо произнес мальчик. — Я все равно уйду на фронт.
— Мы отомстим за твоего отца, — начиная сердиться, сказал командир полка.
— Я очень прошу взять меня с собой. Я не боюсь никаких фашистов и никогда не буду ни на что жаловаться, только возьмите.
Подполковник видел мольбу во взгляде мальчика. Его робкое «возьмите меня», выступившие у него слезы окончательно разволновали командира.
«А не взять ли его и правда с собой?» Посмотрев на паренька и Дорощенко, Бежалов сказал:
— Пусть побудет с ординарцем, а вы останьтесь.
— Есть, остаться, товарищ подполковник, — почувствовав перемену в настроении Бежалова, ответил Дорощенко. Он взял мальчика за плечо, подтолкнул его к двери и сказал:
— Подожди там.
Оставшись вдвоем, они помолчали. Подполковник как-то сразу отяжелел, в задумчивости побарабанил пальцами по столу.
— Так что будем делать с мальцом?
— Разрешите оставить в дивизионе, товарищ подполковник, — ответил Дорощенко.
— Мы не можем рисковать жизнью мальчика. Он должен учиться, а не скитаться по окопам и землянкам, подвергаясь ежеминутной опасности. Неужели вы не понимаете этого?
— Понимать-то понимаю, товарищ подполковник, только и мальчишка пропадет один, ведь круглый сирота, кто его кормить и одевать будет? А мы и учить его будем, есть у нас один солдат, бывший учитель.
По мере того, как Дорощенко говорил, Бежалову стало казаться неразумным оставлять мальчика одного. Он вспомнил свое безрадостное детство и тяжелую юность, разруху и голод после гражданской войны. Ему до боли стало жаль этого бездомного, но уже пригретого солдатами мальчишку, судьбу которого должен определить теперь он, Бежалов.
— Хорошо, капитан. Пусть он будет сыном нашего полка.
Высказав решение, взглянул на Дорощенко. Капитан от души поблагодарил командира и заверил, что в дивизионе мальчику будет хорошо.
— Верю, а теперь идите. — И подполковник отпустил замполита.
2
Бывший сельский учитель, ставший в войну номером боевого расчета, рядовой Тихонов, которого Дорощенко обязал в свободное время заниматься с Валентином, быстро подружился с ним. Он раздобыл бумагу, задавал ему задачи, устраивал диктанты. Мальчик тоже привязался к своему учителю, не отставал от него ни на шаг. Вскоре круг его знакомств расширился, он свободно разгуливал по огневой позиции, разглядывая боевые машины. И если на занятиях он выполнял все, что требовал Тихонов, не очень-то охотно, то здесь, среди солдат, мог часами не отходить от установок, расспрашивая, что к чему, чем занят каждый из них.
Но больше всего его интересовало стрелковое оружие. Он просил у Тихонова подержать автомат, показать, как его заряжают, пытался сам снарядить диск. Вначале у него не получалось. А поняв, как это делается, самостоятельно повторил несколько раз. Затем попросил разрешить ему выстрелить из автомата. Вначале Тихонов опешил от мальчишеской просьбы, но, поразмыслив, решил дать возможность Валентину выстрелить из автомата. Нацепили на сук консервную банку, отошли шагов на пятьдесят. Тихонов вскинул автомат, прицелился, выстрелил и поначалу не попал в мишень. Валентин даже расстроился за своего учителя. Вторым выстрелом Тихонов сшиб банку и передал автомат Валентину. Мишень установили снова. Выстрелив, мальчик пробил банку первой пулей.
— Снайперски стреляешь, — похвалил его Тихонов, — придется мне у тебя учиться, а не наоборот. А ну-ка, давай еще раз.
Валентин вновь прицелился, выстрелил, и банка снова со звоном отлетела в сторону.
— Тебе бы у нас на севере охотником быть, — удовлетворенно произнес Тихонов. — Знатный вышел бы из тебя охотник.
3
Часовой красноармеец Кобзев, охранявший боевую машину, первым заметил Валентина, который тащил какой-то тяжелый предмет. Он видел, как мальчик положил свою ношу и опустился на траву на пригорке недалеко от установки. День был солнечный, на передовой установилось затишье, и солдаты, пользуясь случаем, отдыхали.
Прохаживаясь возле машины, Кобзев нет-нет да и посматривал на пригорок, где из травы торчала стриженая голова Валентина. Он уже хотел было доложить командиру боевого расчета, чтобы тот проверил, чем занят Валентин и что за подозрительный предмет притащил он. Но увидев, что парнишка направился в сторону батареи, успокоился. Между тем Валентин, прихватив молоток, вернулся к найденному предмету. Кобзев заподозрил неладное, окликнул командира, находившегося в землянке:
— Товарищ сержант, выйдите на минуточку!
Сержант не подавал голоса, и Кобзев, откинув плащ-палатку, прикрывавшую вход в землянку, стал будить его:
— Товарищ сержант, проснитесь!
Через минуту сержант Воробьев, протирая глаза, стоял рядом с Кобзевым.
— Товарищ сержант, Валентин что-то с поля притащил, — указывая на Перебейниса, начал Кобзев. — Что — не знаю, предмет какой-то круглый с ручкой. Я подумал, не мина ли…
Воробьев сразу понял опасность ситуации и, вскинув автомат, дал очередь в воздух. Услышав выстрелы и увидев сержанта, бежавшего к нему, Валентин вскочил на ноги.
Когда Воробьев подбежал, первое, что бросилось ему в глаза, — была противотанковая мина, а рядом на траве лежал отвинченный, блестевший на солнце взрыватель. Побледнев, сержант схватил мальчишку за шиворот.
— Жить надоело, паршивец этакий? Мина это. Хорошо, что не взорвалась, осталось бы от тебя мокрое место! — кричал Воробьев.
Немного успокоившись, сержант прижал мальчишку к себе и, поглаживая по стриженой голове, проговорил:
— Не обижайся, сынок. До беды один шаг оставался.
Дорощенко отдыхал в штабной машине, когда раздалась автоматная очередь, стрельба подняла его с топчана. Он выскочил из машины.
— Что случилось? — спросил капитан у писаря штаба сержанта Демина, стоявшего около машины.
— Сам не пойму, товарищ капитан, — ответил Демин, указывая в сторону дороги. — Там сержант Воробьев объясняется с Валентином.
— Как объясняется? — удивился Дорощенко. — С помощью автомата, что ли?
— Сержант Воробьев зря стрелять не станет, товарищ капитан, — высказался Демин.
— Позовите-ка его, — начал было Дорощенко, но тут же, не договорив, быстрым шагом направился к Воробьеву.
Капитан взбежал на пригорок и остолбенел, увидев мину, взрыватель и молоток на траве.
Переведя дух, он спросил:
— Что здесь происходит, почему стреляли, сержант? Ворон надумали пугать, что ли?
— Какие тут вороны… — помедлив, ответил Воробьев.
— Так почему стреляли? — повторил вопрос Дорощенко.
— Может, я, товарищ капитан, жизнь мальцу спас. Если бы не стрелял, добежать не успел бы. Этот гвардеец чуть было молотком взрыватель не разбил.
— Товарищ капитан, сержант не виноват ни в чем, — сквозь слезы проговорил Валентин, — это я во всем виноват.
— С тобой у нас отдельный разговор будет, — проговорил капитан, — а тебе, сержант, спасибо. Ну, гвардеец, рассказывай, где ты это добро достал?
Мальчик, понимая, что гроза миновала, бойко доложил:
— Вон там. — И указал в сторону кухни. — И еще видел такую же, повар сержант Попов рядом с ней спит.
— Что? Попов на мине спит? Вы что тут, все с ума посходили?
Не на шутку испугавшись, Валентин, стараясь оправдать Попова, думая, что и тому достанется от капитана за злосчастные мины, объяснил:
— Да нет, товарищ капитан, не Попов на минах спит, а мина рядом с ним, такая же, как и эта, торчит из земли. Он не видел ее, а я его будить не стал. У нас, когда немцы были, около дома куча таких мин лежала.
Дорощенко понял, что в том месте, где у дороги стояла кухня дивизиона, осталось не разминированным минное поле. Нужно было немедленно принимать какие-то меры. Поручив Воробьеву присматривать за мальчишкой, он кинулся на огневую позицию.
Объявил тревогу, приказал выстроить боевые расчеты около установок. Когда бойцы построились, Дорощенко рассказал про обнаруженные мины.
— Да нет там никаких мин, товарищ капитан, — возразил старшина первой батареи Зотов, — мы не один раз на кухню ходили.
— Ходить ходили, но могли и не возвратиться, — прервал его Дорощенко. — Мины-то противотанковые, человека выдерживают, а вот кухня может взлететь на воздух. Надо иметь в виду и то, что немцы вперемешку с противотанковыми ставят противопехотные мины. Саперов надо бы срочно сюда, но ждать их некогда, в любую минуту нам могут поставить боевую задачу. Так что спасать кухню будем сами. Трех смелых человек мне нужно, — вглядываясь в лица притихших солдат, закончил капитан.