— Хочу, чтобы ты следила за порядком, — спокойно ответил Стас.
И сказал это так, будто вопрос с моим трудоустройством уже давно решен.
— А тебя не интересует, чего хочу я?
Я с вызовом посмотрела в холодные серые глаза. Тоже мне, хозяин-барин нашелся!
— Нет, — покачал головой Брягинцев. — И тебя это не должно интересовать. Надо думать о сыне, а не показывать свою гордыню.
Ключи оказались у меня в руке.
Стас достал сигарету, зажал ее зубами, но прикуривать не стал. Лицо его потемнело. Глаза прищурились. Ишь ты, сердитый какой. Интересно, с чего это?
— Значит, так, — сдвинув сигарету в угол рта, веско сказал он. — Все в доме должно оставаться на своих местах. Проведешь опись и составишь список того, что нуждается в реставрации. Через неделю приеду, чтобы все было готово.
Стас не принимал отказов. Он уже все решил, а я после той волчьей ночи не могла ему сопротивляться. И это было ужасно. Хотелось хоть ненадолго остаться одной, подумать, принять для себя какое-то решение, но Стас не собирался давать мне такой возможности.
— Найми пару женщин, чтобы поддерживали порядок, — продолжал Брягинцев. — Деньги буду перечислять тебе на карту. Держи.
Мне в руку ткнулся пластиковый прямоугольник.
— Что, пытаешься заткнуть свою совесть?
Я не удержалась от колкости. Понимала, что это уже ничего не изменит, но не могла остановиться.
— Отобрал работу, а теперь подачками кидаешься?
— Замолчи, — предупреждающе рыкнул Стас.
— Иначе что?
Я с трудом растянула губы в язвительной усмешке, хотя внутри все дрожало от желания подойти ближе и поцеловать уголок рта, впадинку на подбородке, провести рукой по отросшей щетине. Проклятая волчья природа!
С той ночи, когда я услышала в голове голос Брягинцева, мне никак не удавалось привести мысли и чувства в порядок. Я так свыклась с любовью к Егору, так сжилась с ней, что даже не представляла, что могу оказаться чьей-то парой. Тем более парой такого, как Стас.
Нет, тогда я промолчала. У меня хватило ума скрыть тот факт, что я услышала волка в своей человеческой ипостаси. Природа мудра. Она оставила самке право решать, принимать или не принимать свою пару. И это правильно. Пока мы молчим, самцы не догадываются о том, что нашли единственную. Мудрая Луна обезопасила своих дочерей от ошибок и неизбежности, ведь что может быть хуже, чем оказаться связанной с недостойным самцом? Наверное, ничего. И только если пара начинает жить вместе, то через какое-то время происходит настоящая привязка, и волк понимает, что рядом с ним — его истинная половина.
— Садись в машину, — в голосе Стаса слышалась усталость.
— А что, секс тоже входит в мои рабочие обязанности?
Вместо ответа Брягинцев собственнически прижал меня к себе и поцеловал. Жадно, глубоко, взасос. Его не волновало, что мы стоим на тротуаре перед моим домом и нас могут видеть все обитатели улицы. Стаса такие мелочи не смущали.
Резко прикусив его губу, я вывернулась и отступила на шаг назад.
— Никогда больше так не делай, — прошипела Брягинцеву. — Я тебе не шалава, чтобы перед всем поселком меня позорить. И забери свою карту, я не собираюсь на тебя работать!
Я швырнула ему в лицо кредитку, бросила на землю ключи и забежала во двор, громко хлопнув калиткой. А потом привалилась к кирпичной стене и зажала зубами ладонь, сдерживая слезы. Проклятый волк! Откуда он на мою голову взялся…
За забором раздался шум двигателя. Бэха рванула с места, а я, послушав ее рассерженный рев, утерла глаза и пошла в дом.
***
— Мам, что-то случилось? — не успела я бросить сумку на полку, как из комнаты выглянул Никитка и замер, уставившись на меня настороженным взглядом. Похоже, почувствовал мою нервозность.
Черт! Это никуда не годится. Нельзя пугать ребенка.
— С чего ты взял? Все нормально, — бодро ответила я, скручивая волосы в узел и делая вид, что все в порядке.
— А сумка где? — не отставал сын.
— Какая?
Я все еще не могла выровнять дыхание. Одна мысль о Стасе — и сердце несется вскачь, а душу надвое раздирает. Черт! Когда я считала, что Брягинцев — враг, охотник, все было проще. И понятнее. А теперь…
— Ты же за продуктами пошла? — Никитка едва заметно нахмурился, все пристальнее вглядываясь в глаза, и я снова пожалела, что мой ребенок растет таким наблюдательным.
— А, не дошла, — как можно беспечнее улыбнулась в ответ. — Кошелек забыла, пришлось вернуться.
Хорошо, что Ник в наушниках за компом сидел, не слышал нашу перебранку. И Брягинцева не видел. Иначе точно бы из дома выскочил, чтобы со Стасом поговорить. И чем он ему так понравился? Вокруг полно нормальных мужиков, тот же Егор, например, а мой сын выбрал себе в кумиры чужака-одиночку.
— Ты опять пойдешь?
Настороженное выражение никак не исчезало с Никиткиного лица.
— Да.
— Ма, а шоколадку тогда купишь? — попросил сын, и всю его «взрослость» как рукой сняло.
— Куплю, — улыбнулась в ответ.
Я схватила с вешалки сумку и двинула к выходу.
Проклятый Брягинцев. Мало у меня проблем, так еще и он навязался! «Вот ключи», — вспомнился сумрачный взгляд и внутри что-то заныло. И зачем я только согласилась на эту проклятую волчью ночь? Как теперь жить в таком раздрае? Как вижу Стаса, так мне его то убить, то поцеловать хочется, а волчица в какой-то безвольный кисель превращается, на все готова, только помани. Предательница.
Выскочив на улицу, огляделась и пошла к магазину. На дом альфы старалась не смотреть. Если Егор видел нашу безобразную сцену…
На душе стало горько. Вспомнилось, как я вернулась из города с огромным животом, как осуждающе косились на меня соседки, как сплетничали они за моей спиной, и какими глазами смотрел Чадов. Еще бы! Загуляла с кем-то на стороне, принесла в подоле, осталась одна… Раз уж волк не захотел серьезных отношений, значит, я никуда не годная волчица, как мне Петровна сказала.
«Плохое про тебя болтают, Инга, — вздыхала бабушкина подруга, наливая молоко. У меня тогда козы еще не было, приходилось соседке кланяться. — А ведь тебе здесь жить. Сказала бы, кто отец, может, все бы и отстали, а ты ж молчишь, что еще людям думать, коли ты сама не знаешь, от кого твой байстрюк?»
Мне тогда так обидно стало. Помню, крышкой бидон закрываю, а у самой руки трясутся и перед глазами все расплывается от слез. «Нагуляла…» Хотелось убежать, закрыться в доме и больше не выходить, не видеть косых, осуждающих взглядов, не слушать поучения и упреки, не знать, что про меня говорят.
Я тогда не стала никому ничего объяснять. Пусть думают, что хотят. Стиснула зубы и жила, всем назло. Это уж потом, когда Никитка родился и время прошло, пересуды стихли, и та же Петровна не раз мне помогала. Да и остальные тоже. Кто — советом, кто вещички детские приносил, а кто и с Никитой нянчился.
— Инга!
Голос рыжей заставил меня вынырнуть из омута прошлого. Ника выскочила из дома, в распахнутом пуховике и веселой шапке с большим помпоном. На лице — улыбка, щеки разрумянились, глаза блестят таким счастьем, что свои закрыть хочется.
— Ты в магазин? — пристраиваясь рядом со мной, спросила «подруга». — Не против, если я с тобой пройдусь?
— Идем, — пробормотала в ответ.
— Хочу купить для Крыси когтеточку, — тут же затарахтела рыжая. — Ободрал все обои в доме и ни на какие замечания не реагирует. Стресс у него, — пояснила она, оправдывая кота. — Третий переезд за три месяца, вот он и психует.
— А ты уверена, что у Татьяны есть когтеточки?
Я и сама не заметила, как улыбнулась. Все-таки умеет рыжая одним своим присутствием всех моих демонов разогнать. Интересно, как ей это удается?
— Мне кажется, у Тани есть все, — весело откликнулась Ника. — А если покопаться в подсобке как следует — то даже больше, чем все.
Рыжая оказалась права. У Таньки в магазине оказались не только когтеточки, но и всякие игрушки для домашних питомцев: мыши, косточки, пищалки.
Я взяла булку хлеба, большую упаковку муки и шоколадку для Никитки, и остановилась у прилавка, наблюдая, как рыжая придирчиво оглядывает обитые сизалем доски. По мне, так они выглядели все одинаково, но Ника была уверена в обратном.
— Эту, — определившись, отложила она высокий столбик с мягкой лежанкой сверху.
— Возьмите еще что-нибудь из игрушек, — посоветовала Татьяна. С Никой она была на редкость уважительна и даже не пыталась фамильярничать. Ну еще бы! Пара альфы все-таки. — Многие берут мышей, они из специальной резины и пищат, как настоящие. Вашему котенку понравится.
Ника замялась. Я видела, как она неуверенно погладила резинового грызуна, задержалась на длинном хвосте, но тут же отдернула руку и отложила пищалку в сторону.
— Наверное, в следующий раз, — чуть виновато улыбнулась рыжая и полезла за кошельком. — Сколько с меня?
— Тысяча шестьсот двадцать, — ответила Танька, убирая игрушки в пластиковую коробку.
— Ага, сейчас. — Ника достала карточку, провела по сканеру и тут же убрала ее в кошелек, словно торопилась что-то скрыть, но я успела заметить характерную черно-желто-красную расцветку и задумалась. Вообще-то, яндексовские карты Егор не жалует. У него ни одной нет, насколько я помню. Выходит, Ника не хочет перекладывать содержание своего любимца на плечи мужа? Интересно.
Татьяна тоже заметила эти манипуляции, и глаза ее заинтересованно блеснули. Ну все. Пойдут по деревне выводы гулять. Танька обязательно до чего-нибудь додумается, сплетен потом не оберешься.
— Мне еще упаковку муки, три пачки масла, пакет молока и ореховую смесь, — добавила Ника.
— Молоко вчерашнее, — предупредила Татьяна.
— Ничего. Давайте.
Танька сложила покупки рыжей в пакет и назвала сумму.
Ника вытащила другую карту. М-да. Зря она это сделала. Теперь у Татьяны на руках все козыри будут. Уж она-то такой факт не пропустит, точно какую-нибудь историю сочинит.
— Ты все? — поторопила я Нику.
Надо было уводить ее, пока вопросы не посыпались.
— Да, — кивнула рыжуха и улыбнулась Татьяне. — Спасибо, Таня, у тебя не магазин, а настоящий клондайк!
— Стараемся, — широко улыбнулась Танька, но я видела, что она уже складывает в уме два плюс два. Правда, что получится на выходе — еще вопрос. Не факт, что четыре.
Рыжая подхватила пакеты с покупками и обернулась ко мне.
— Идем?
Я кивнула и двинулась к выходу.
— А почему ты мышей не купила? — поинтересовалась у подруги, как только мы оказались на улице. — Сделала бы выручку Татьяне.
— Выручку я ей и так каждый день делаю, — усмехнулась Ника. — А Крыся и без игрушечных мышей обойдется, пусть настоящих ловит.
Похоже, мои выводы были верными. Деньги Егора — это деньги Егора, а на свои «маленькие слабости» Ника предпочитает собственные тратить. Странно. У волков в семье обычно все общее.
— Инга, можно задать тебе личный вопрос? — посмотрела на меня рыжая, заставляя оставить «чужую арифметику». — Не захочешь — не отвечай.
У меня внутри зашевелилось неприятное предчувствие, но я пересилила себя и кивнула.
— Спрашивай.
— Стас — твоя пара? — выпалила рыжуха.
Я споткнулась и удивленно посмотрела на «подругу». Та серьезно глядела на меня своими огромными глазищами, и в их серой глубине застыло ожидание. Вот же… заноза. Знает, какие вопросы задавать.
— С чего ты взяла?
Голос дрогнул, и я сделала вид, что закашлялась. Не хотелось, чтобы рыжая все поняла, но та оказалась чересчур уж проницательной.
— Так я и думала, — кивнула она и пояснила: — Он ведь никак не может выкинуть тебя из головы, все время приезжает. Тянет его, как магнитом, хоть Стас и сопротивляется.
— Мне он без надобности, — отрезала я, ускоряя шаг.
Тоже мне, провидица нашлась! И чего лезет, куда не просят? Тут и сама разобраться толком не могу, так еще и рыжей обязательно нос сунуть нужно.
— Прости, я не хотела к тебе в душу лезть, — словно подслушав мои мысли, тихо сказала Ника и осторожно коснулась моей руки. — Просто я слишком хорошо знаю, что такое быть одной. Не отталкивай его, Инга. Дай шанс и ему, и себе.
— А с чего ты так за Брягинцева волнуешься?
Я ускорила шаг, торопясь побыстрее отделаться от «подруги».
— Не за него. Я за тебя переживаю.
Ника посерьезнела, и мне на миг показалось, что она гораздо старше своих двадцати четырех. Такое уже было, тогда, в лимузине, когда она о своей семье рассказывала.
Я присмотрелась к рыжей внимательнее. Интересно, как ей удается быть такой жизнерадостной? Жизнь-то не сахар, и Нике сполна пришлось горя хлебнуть, а она даже не думает унывать, светится вся, как солнышко. Почему у меня так не получается?
— Это только кажется, что одиночество — благо. Ничего хорошего в нем нет, уж я-то знаю.
Ника вздохнула и поправила выбившуюся из-под шапки волнистую прядь.
Я усмехнулась. Нет. В некоторых случаях одиночество — именно благо. По крайней мере, ни от кого не надо зависеть и можно не бояться, что тебе причинят боль.
— Я подумаю, — уклончиво ответила рыжей и прибавила шаг.
— Ну, вот и отлично, — улыбнулась та и снова стала выглядеть молоденькой девчонкой.
— Зайдешь?
Я кивнула на свою калитку. Не то, чтобы мне так уж хотелось видеть Нику в гостях, скорее, просто из вежливости.
— Если ты не против, — заметно обрадовалась рыжая.
Похоже, ей хотелось пообщаться. И то, сидит одна, Егора целыми днями дома нет. Тоска зеленая…
Мы вошли в дом, оставили куртки в прихожей, и я повела Нику в гостиную.
— Ничего себе! — восторженно воскликнула рыжая, переступив порог комнаты. — Так красиво!
Она приблизилась к столу и осторожно дотронулась до скатерти. Я ее почти сразу после рождения Никитки связала. Помню, так хотелось от ненужных мыслей избавиться, что я почти все время, пока Ник спал, орудовала крючком. Как в трансе каком-то. Утром сама не верила, что столько за ночь успела.
— Это ты сама? — спросила рыжая.
— Да.
— А картины? Тоже ты?
— Нет, это бабушка вышивала. Она у меня настоящая мастерица была. Сама придумывала сюжеты, подбирала нитки. Редкое чувство цвета.
Я машинально убрала с кресла брошенную Ником подушку и отодвинула с края стола деревянную плошку с домашними чипсами.
— Ма, ты шоколадку купила? — послышался из коридора голос Никитки.
— В сумке, — крикнула я.
Сын выдал что-то неразборчиво-радостное, и вскоре послышался торопливый топот. Я усмехнулась. Никитка потащил добычу в свою берлогу. Услышал, что у нас гости, теперь его из комнаты не выкуришь.
— Это твоя бабушка?
Ника подошла к портрету, написанному художником Васильевым.
Обычно тот изображал только местных дворян, но бабуля ему понравилась своим, как он выразился, типажом, и живописец попросил ее позировать. А дедушка потом купил эту картину, не захотел, чтобы его женой всякие чужаки любовались. «Валькирия, валькирия, — ворчал он. — Пусть себе своих валькирий в другом каком месте нахваливает, а мою жену нечего всякими словами называть». Помню, баба Маша всегда мечтательно улыбалась, когда мне об этом рассказывала, и лицо у нее таким молодым становилось, светящимся.
— Красивая. Ты на нее очень похожа.
Ника посмотрела на меня, а потом снова вернулась к портрету и даже провела рукой по холсту, словно здороваясь. Я иногда тоже так делала, когда хотелось ощутить бабушкино присутствие, вспомнить прикосновение ее пальцев к своей щеке, услышать мелодичный голос.
— У нас все женщины в роду похожи, — отсекая ненужную слабость, коротко ответила рыжей.
— А твоя мама, она…
Ника не договорила, вопросительно вскинув на меня взгляд.
— Она в Канаде. Умотала туда в конце девяностых, вышла замуж, теперь у нее другая семья.
Я достала из горки сервиз и расставила чашки. Раз уж пошли у нас такие «задушевные» разговоры, без чая точно не обойтись.
— Выходит, ты с бабушкой росла?
Ника все еще не могла оторваться от картины. Она словно приклеилась к портрету, внимательно разглядывая изображенную на нем статную женщину с гордо поднятой головой и ясным взглядом. Наверное, лет в сорок пять я буду выглядеть так же. У нас с бабушкой не только внешность, у нас и волчицы похожие — белые, синеглазые, редкие. Если б еще моя не была такой предательницей…