Генри глубоко вздохнул. Дракон продолжал улыбаться.
— Слишком много вопросов, Генри. Вопросов, на которые у тебя, человека, нет ответа. Потому что ты никогда не можешь знать наверняка. И тебе приходится выбирать.
Дракон внезапно посерьезнел и бросил на Генри долгий, изучающий, золотистый взгляд.
— И это то, чему я так завидую. Мое знание делает меня безучастным наблюдателем истории. Твое незнание делает тебя ее творцом.
— Но, если все уже предрешено — как я могу что-либо творить? — устало спросил Генри.
Рыжий шар давил на него словами дракона. «Она там».
Дракон улыбнулся.
— Ты можешь творить себя. Твой выбор делает тебя тем, что ты есть.
Генри вскинул на него глаза.
— Я думаю, мне следует перейти к тому моменту, когда я встретил Джоан, — сказал дракон тихо, не отрывая взгляда от Генри, который при звуке ее имени вздрогнул. — Тем более что именно из-за нее ты не можешь мне простить остальных сто пятьдесят одного человека, ведь так?
Генри не ответил.
— Я не хотел проникать в ее сознание. В то время я начал склоняться к мысли, что эти превращения бессмысленны и ни к чему хорошему не приводят, и собирался положить этому конец. Когда я увидел Джоан, я не собирался ничего делать с ней. Но в тот момент, когда она нечаянно посмотрела на меня — разумеется, не зная об этом, я отчетливо и явно увидел конец.
— Ее?
— Нет. Свой. И твой, Генри.
Генри громко вздохнул.
— Тебе не нужна была Джоан, — догадался он. — Тебе нужен был я.
Дракон с улыбкой кивнул.
— Но зачем тогда было вселяться в Джоан? Зачем было ломать ей жизнь?
— Генри, неужели ты еще не понял. То, что мы с тобой стоим здесь — результат выбора, множества решений, твоих и Джоан. Если бы я не вселился в нее, ты никогда не оказался бы здесь. И не был бы тем человеком, которым ты стал. Ваш выбор делает вас теми, кто вы есть. Не только то, что вы выбираете — но и то, как вы это выбираете.
Рыжий шар горел беспощадным рыжим светом. Дракон проследил за взглядом Генри и обернулся к странному светилу.
— Пора заканчивать, ты прав. Джоан там. Ее сознание поглощает и испепеляет все, что раньше здесь было, в бесполезной агонии. Она не хочет умирать, Генри. Пытается выжить и использует для этого меня. Но я слишком стар, — заметил юноша с грустной иронией. — Я и сам давно должен был бы умереть.
— Что я должен сделать? — тихо и невыразительно спросил Генри. И тут же ответил на вопросительную улыбку:
— Это ведь и есть то, для чего я был тебе нужен с самого начала?
— Иногда ты бываешь невероятно проницательным, — похвалил дракон — и осекся, встретившись с Генри взглядом. Снова стал серьезным и очень мягко сказал:
— Она умирает. И я ничем не могу ей помочь. Один — не могу.
— Я слушаю тебя.
— Я мог бы попробовать отдать ей свою жизнь. Ту сущность, которую она и так уже частично поглотила за эти годы — самую человечную свою часть, самую понятную для Джоан. И она снова станет обычным человеком.
Генри задержал дыхание.
— Но я не могу сделать это просто так. Если я отдам ей свою жизнь, я умру — а мы стали слишком сильно связаны друг с другом. Ты видишь, что делает со мной ее смерть — моя будет ни чуть не лучше.
Дракон замолчал. Генри смотрел в спокойные, вечные глаза, полные тьмы и золота.
— Ты должен отдать свою жизнь мне.
— Вместо Джоан? Существовать вместе с тобой? — спросил Генри — и тут же задумался. Жить с драконом. Не так страшно. Он справится. Джоан справлялась — значит, и он сможет. Лишь бы вытащить ее оттуда.
— Нет, Генри, — возразил дракон. — Ты должен стать мной. Или я — стать тобой. Я не могу сказать точно, как это лучше назвать — но от тебя останется не так много. От меня, впрочем, тоже.
— И это спасет ее? — спросил Генри тихо. Дракон слегка пожал плечами.
— Если сможешь вытащить ее оттуда. И если выживешь сам.
Генри посмотрел на него со злой, отчаянной усмешкой.
— И ты не можешь сказать наверняка? Ты же знаешь все!
Дракон мягко — и очень грустно — улыбнулся.
— Знаю. Но это твой выбор, Генри. И сделать его ты должен сам.
Генри поднялся и подошел к ажурной стене. Ему показалось, что переплетения стали еще тоньше, как будто они таяли от тяжелого рыжего света.
— Как мне добраться до нее? — спросил он спокойно.
— Захотеть, — просто ответил дракон.
***
Он стоял на узкой винтовой лестнице, а перед ним была толстая дубовая дверь. Генри обернулся — ступени уходили за поворот, в темноту. Он поднялся — и осторожно толкнул дверь.
В комнате ему пришлось зажмуриться — яркий дневной свет лился во все окна, расположенные по кругу. А вдоль стены ходила девочка, одетая в светло-серое платье. При виде Генри она остановилась и недоверчиво посмотрела на него.
— Как ты здесь оказался? — спросила девочка — и Генри готов был поклясться, что она не узнала его.
Генри невольно оглянулся — но за спиной был лишь еще одно окно. Он повернулся к девочке, которая не сводила с него серьезных ореховых глаз.
— А как ты оказалась здесь? — спросил он в ответ.
— Я пришла через дверь. Но я ее потеряла.
На этих словах девочка снова зашагала по кругу, бормоча что-то под нос.
— Что ты делаешь? — удивился Генри.
Она остановилась и раздраженно посмотрела на него.
— Считаю окна. Одно из окон — дверь. Окон одиннадцать, дверь — двенадцатая. Но ты меня опять сбил.
Она начала считать снова, а Генри вышел на середину комнаты и как завороженный следил за ее движением.
Девочка снова остановилась — и вдруг ее лицо скривилось, как будто она вот-вот заплачет.
— Я все время сбиваюсь, — прошептала она. Генри шагнул к ней. Обнял за плечи, хрупкие и сильные одновременно. Он боялся, что девочка отстранится от него — но та только еле слышно всхлипнула.
— Ч-ш-ш, — пробормотал он тихо. — Все хорошо. Я помогу тебе выбраться.
Девочка подняла на него серьезное, хоть и заплаканное лицо — и вновь посмотрела с недоверием.
— Как?
Генри улыбнулся — и отступил на шаг назад, отпуская ее.
— Выйди на середину комнаты.
— Так невозможно считать. Я пробовала.
— Поверь мне. Иди.
Девочка слегка поморщилась, но послушалась его и вышла в центр.
— И?
Генри отступил на несколько шагов назад — пока не уперся спиной в стену.
— Начинай считать от меня. Слева направо или наоборот — как тебе больше нравится.
Девочка нахмурилась. Генри ободряюще улыбнулся.
— Начинай.
Она глубоко вздохнула — и начала считать, медленно поворачиваясь налево и скользя взглядом от окна к окну.
А потом она снова повернулась к Генри — и замерла.
— Ты стоишь рядом с дверью, — удивленно сказала она — и вдруг крикнула, радостно и ясно:
— Ты стоишь рядом с дверью!
Генри улыбался.
Она подбежала к двери, которая и впрямь была на месте двенадцатого окна. Дернула за ручку, распахивая тяжелое полотно.
— Идем? — повернулась она к Генри.
— Да, — кивнул он. — Иди.
— А ты?
— А я — следом.
Девочка долго и внимательно смотрела на него.
— Спасибо.
— Не за что. Иди. А то она ведь может опять исчезнуть, — пошутил Генри, продолжая улыбаться. Девочка вздрогнула, кивнула — и скрылась за дверью.
Генри прикрыл глаза, слушая, как скрипят старые петли. Когда он открыл глаза, слева от него было лишь окно.
Он вышел на середину комнаты, лег на пол, уставившись в потолок.
Потолок, которого не было.
Было небо, белое, голубое, синее, бледно розовое, золотистое, ярко-рыжее, глубокое и бесконечное. Генри лежал на полу — и улыбался.
И небо улыбалось ему в ответ.
***
... Сущность всего?
... Сущность всего — Жизнь.
... Сущность Жизни — все.
... Сущность Света — Тьма.
... Сущность Тьмы — Свет.
... Сущность Жизни — Смерть?
... У Смерти нет сущности. У Жизни нет сущности. У всего нет сущности.
... У всего есть сущность. У Жизни есть сущность.
... Узнать сущность Смерти?
... У Смерти нет сущности.
... У Смерть есть сущность.
... Сущность Начала — Конец.
... Сущность Конца — Начало.
Сущность Смерти — Жизнь?
Спокойствие дракона
Она не сразу поняла, что открыла глаза — вокруг стояла такая же непроглядная темнота, как в небытии, из которого она только что вынырнула. Джоан моргнула несколько раз, пытаясь подстроить взгляд — но ничего не получалось.
И тогда она наконец поняла. Она ослепла.
Осознание обрушилось на нее такой тоской и беспомощностью, что Джоан судорожно стала шарить руками вокруг себя, пытаясь ощутить действительность, ощупать ее...
Под руками был шелк, чуть прохладный, гладкий.
— Ш-ш-ш... — раздалось вдруг откуда-то слева. Джоан замерла, парализованная страхом и темнотой, с трудом сдерживая желание закричать. Попыталась вспомнить, что было до того, как ее поглотило небытие, как могло оказаться, что она ослепла...
Внезапная вспышка света почти ослепила ее по-настоящему, и Джоан увидела полог кровати, на которой лежала, неясные очертания комнаты вокруг — и лицо человека, подошедшего к ней со свечой в руке. Это лицо казалось знакомым, и, разгоняя тьму, поглотившую мысли, Джоан смогла вспомнить, что человека с похожим лицом звали Генри.
Но это был не он.
Серые глаза Генри всегда смотрели мягко и пронзительно одновременно, твердо и нежно, грустно и весело. И никогда — холодно.
У человека с лицом Генри глаза были ледяными. И светились, переливались спокойной радугой перламутра.
— Как ты? — спросил человек с перламутровыми глазами голосом Генри.
Джоан глубоко вздохнула, пытаясь одновременно проглотить ужас, застрявший в грудной клетке — но он не исчезал. Она задыхалась, а ужас все рос и рос, заполняя собой все ее существо, затмевая разум и сознание, вглядываясь в нее спокойным перламутровым светом...
Джоан закричала.
***
— Съешь что-нибудь, — спокойно повторила леди Теннесси. — Тебе нужно восстанавливать силы.
Джоан с тоской посмотрела на стол, уставленный блюдами и напитками. Она не хотела есть. При одном взгляде на этот стол и этот зал ее начинало тошнить. К счастью, существо с лицом Генри больше не появлялось. Иначе Джоан снова с криками убежала бы.
Утром стало окончательно ясно, что она не ослепла — просто перестала видеть в темноте. Джоан понимала, что это могло означать. Она попробовала потянуться внутрь себя, отыскать снова силу и спокойствие дракона — но там ничего не было. Она наконец-то осталась наедине с собой. Стала свободной.
Джоан не чувствовала себя свободной. Она чувствовала себя пустой.
Почти сразу после того, как Джоан проснулась утром, к ней пришла леди Теннесси. Объяснила, что произошло и каким образом Джоан оказалась в Тенгейле, в котором больше не было людей ее брата.
Когда стрела ранила Джоан, она превратилась. Само по себе это не испугало нападавших, но одной струи пламени из пасти рычащего от боли дракона оказалось достаточно, чтобы люди Джона во главе с ним самим поспешили убраться из замка. После этого дракон улетел, а Генри отправился на его поиски. Леди Теннесси не могла сказать, что точно произошло, когда Генри нашел дракона, поскольку рассказывала она со слов существа с перламутровыми глазами, а оно многого не объясняло. Когда леди Теннесси вернулась в Тенгейл, то обнаружила пустой разоренный замок и записку от своего сына. А месяц спустя появилось существо, которое она приняла бы за Генри, если бы не его глаза. Существо принесло Джоан, ослабшую, замерзшую, без сознания, и начало за ней ухаживать — методично и бесстрастно. Спустя три дня Джоан очнулась.
Леди Теннесси не могла рассказать, что произошло, когда Генри встретил дракона — но Джоан догадывалась. Она больше не чувствовала ничего внутри — и так же отчетливо чувствовала, во что превратился Генри. Его глаза светились спокойствием и силой, которых у нее больше не было. Он был драконом, по-настоящему, целиком и полностью. Мыслил, как дракон, действовал, как дракон, чувствовал, как дракон...
Но ведь драконы не умеют чувствовать, верно?
***
Мир давил на нее. Джоан не подозревала раньше, насколько привыкла к способностям, подаренным ей драконом — к силе, скорости, слуху, зрению, ловкости. Теперь, когда она всего этого лишилась, ее прижимало к земле собственной неповоротливостью и медлительностью. Джоан сонно бродила по замку — из комнаты в зал, из зала в библиотеку, а оттуда — в кабинет леди Теннесси, нигде не находя себе места — и нигде не находя дракона. С той ночи она ни разу не встречалась с ним, и только один раз видела в окно. Он сидел у парапета на той самой скамейке, на которой так любил сидеть Генри. В той же позе, точно так же вытянув ноги.
Джоан отошла от окна.
***
Когда она остановилась рядом с ним, он не обернулся — хотя наверняка знал, что она здесь. Джоан посмотрела на горы, туда, где закат еще догорал над вершинами, очерчивая пики тяжелым черным цветом. Дракон молчал — и это было ледяное, спокойное молчание. Она не могла пробиться через него, не могла увидеть, есть ли что-то там, за маской отрешенности и равнодушия, или...
Или ничего уже не осталось.
Небо становилось все темнее.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил дракон тихо, но очень отчетливо. Джоан стало холодно от звука его голоса, и она поплотнее завернулась в плащ.
— Я чувствую себя... пустой.
Дракон повернулся к ней и внимательно взглянул перламутровыми глазами.
— Это пройдет. Ты привыкнешь.
— Не знаю.
— Поверь мне.
— Ты тоже не можешь этого знать, — неуверенно возразила она.
— Я знаю все, — спокойно заметил он, не сводя с нее глаз. И они подтверждали его слова. Эти глаза не могли ошибаться. Им были неведомы сомнение, неуверенность, страх...
Джоан не знала, что толкнуло ее на это. Но, повинуясь внезапному порыву, она подбежала к парапету, запрыгнула на него и повернулась к дракону. Голова закружилась, на мгновение Джоан показалось что она упадет, но ей удалось сохранить равновесие.
Глаза дракона чуть потемнели.
— Что ты сделаешь, если я упаду? — спросила Джоан жестко.
— Ты не упадешь, — спокойно возразил он. — Я поймаю тебя.
Она усмехнулась.
— А если нет?
— Я знаю, что поймаю тебя, — произнес он ровно.
— А я — нет! — закричала Джоан вдруг, и почувствовала, что на глаза навернулись слезы. — Я этого не знаю! И никогда не смогу знать наверняка!
Он слегка поморщился, как будто ее крик мешал ему сосредоточиться на чем-то важном.
— И мне страшно, — прошептала она, а слезы побежали по щекам, и она понимала, что все бессмысленно. Она не могла до него докричаться. Но все равно упрямо продолжала: — Сколько бы ты ни говорил, что поймаешь меня, мне все равно будет страшно. Потому что у меня за спиной пропасть. У каждого из нас за спиной пропасть. И однажды мы, рано или поздно, туда упадем. И я не знаю, — добавила она совсем не слышно, — когда ты не успеешь меня поймать.
Его глаза еще немного потемнели.
— Но я знаю, — возразил он, но уже не столь уверенно. — Я могу рассказать тебе.
Она замотала головой, и та снова опасно закружилась.
— Я не хочу знать. И это ничем не поможет. Этот страх не победить разумом, — слабо усмехнулась она, и соленые капли побежали по уголкам губ. — Я все равно знаю, что когда-нибудь умру. Но это не важно — если до этого у меня будет жизнь, целая жизнь, которую я смогу прожить. Так хорошо, как смогу.
— У тебя будет целая жизнь, — уверенно сказал он.
— А у тебя? — спросила она мягко. Из глубины ущелья у нее за спиной медленно поднимался промозглый туман, пробираясь под одежду, оседая на кончиках пальцев холодом, наполняя легкие свежестью и предвестьем ночи.