Часть II. Глава 1
Карлос бесшумно отворил дверь. Комната тонула в полумраке, тяжелые портьеры отгоняли день, однако свет проникал все равно: спокойный, осторожный, ненавязчивый — такой, чтобы не тревожить больного. Справа в камине потрескивали поленья — тоже умиротворяюще. Ковер на полу и дверь уже сменили, и ничто теперь не нарушало спокойствия комнаты. Карлос подошел к столу, поставил на него витой бронзовый подсвечник и взглянул на спящего. Тот был бледен, как и три дня назад; под глазами залегли темные круги, а черты лица заострились. Он раскинулся на кровати, неудобно запрокинув голову, отчего волосы разметались по подушке. Видимо, снова поднимался жар и его мучили кошмары.
Три дня. Младший Рейес не приходил в себя слишком долго. Днем он лежал спокойно, будто просто спал, ночью метался в бреду. Герцог хоть и говорил, что ничего страшного не случится, с каждым днем хмурился все больше; остальные слуги старались лишний раз не попадаться ему на глаза. А еще Карлосу уже надоело выставлять из дома виконта Валэ. Можно подумать, тот о здоровье сюзерена беспокоился.
Карлос вздохнул и смочил кусок ткани в тазу, который принес с собой. Осторожно, словно стирал пыль со статуэтки тончайшего элалийского фарфора, провел по лбу и скулам принца. Обычно горькая вода с характерным резким запахом быстро приводила в чувство, но не в этот раз. Керво просил тормошить Рейеса как можно чаще: говорить с ним, звать, что-нибудь специально ронять в комнате.
— Сударь, пора просыпаться, — буднично произнес Карлос, но ответа не последовало, как и во все прочие дни.
Дверь с грохотом отворилась.
— Нам нужно поговорить, ваше высочество, вставайте!
Принц никак не отреагировал. Карлос качнул головой — бесполезно.
— У него еще есть время… пусть и немного, — нарочито ровно произнес герцог.
— Сколько? — одними губами спросил Карлос и поднялся, чтобы уйти.
Герцог пожал плечами:
— День-два. Дольше на границе между жизнью и смертью еще никто не задерживался. Как правило, переживет ли человек встречу с нингуном, становится ясно в первый же день. Ну… ты помнишь.
Кто такие нелюди и как они влияют на живых, Карлос знал. Ощутил он на себе однажды их прикосновение — проявил неосторожность и позволил себя схватить. Хорошо, покойный Маклери вмешался вовремя, иначе не было бы Карлоса в этом мире, да и в никаком другом наверняка тоже.
— А если он так и не очнется, господин?
Герцог пожал плечами:
— Меня обвинят в убийстве и государственной измене. Если повезет, до столицы я не доеду.
— Ох…
— Если он не очнется, моя смерть или жизнь уже не будут иметь никакого значения, впрочем, в его случае ничего не ясно до сих пор, — герцог сел в кресло и устало провел кончиками пальцев по вискам. — Он может очнуться и не вставать с постели половину аньо или проснуться и счесть произошедшее кошмаром и вообще все забыть.
Карлос поклонился и направился к двери, но остановился на пороге и спросил:
— Скажите, герцог, вам жаль?
— Того, что опоздал? — он повел плечом. — Нет. Мальчишка расплачивается за собственную глупость.
Управляющий кивнул и схватился за резную ручку.
— Карлос, — догнал его спокойный и усталый голос, — когда он все жеочнется, ты не скажешь ему ни слова о том, что здесь происходило. Пусть думает, будто его одолела обычная лихорадка.
— Воля ваша, но не лучше ли…
— Нет! Он должен все понять и действовать сам, а не по чужой указке, иначе ни к чему хорошему это не приведет.
Карлос был не согласен, но кто он такой, чтобы спорить?
— Я сделаю, как вам угодно.
— И скажи Омеро, пусть готовится выехать в Кастеллу. Мало ли что…
***
Тени от камина жались по углам. За окном шел дождь, крупные капли бились о карниз, отчего создавалось впечатление, будто снаружи кто-то настойчиво просился в дом. Этот кто-то казался огромным и добродушным, чем-то похожим на кота. Амари улыбнулся пришедшему в голову сравнению. Кот замурлыкал раскатами отдаленного грома, он не собирался нападать, до людей ему вообще не было дела.
«Как же хорошо: ничто не трогает и можно просто лежать, закутавшись в одеяло и наслаждаясь покоем», — подумал Амари. Когда вчера вечером он очнулся, то ничего, кроме тепла, не почувствовал; не хотелось никого звать или вставать, тем более второе ему вряд ли удалось бы — лежать и слушать урчание дождя казалось достаточным. Иногда он прикрывал глаза, но сон приходить отказывался, потом неслышно отворилась дверь, и в комнату вошел Карлос. Кажется, он обрадовался, хотя… может ли слуга Керво радоваться пробуждению Рейеса? С чего бы?
— Сколько я так лежу? — голос казался чужим. Слишком сиплым и слабым.
— Сударь, вы уже трижды задавали этот вопрос, — ровно отвечал Карлос. — Вы проспали пять дней.
— Вот как, — упущенное время его не трогало. — И что со мной?
Цедить слова неожиданно оказалось настолько приятно, что не хотелось прерывать разговор.
— Простуда — так сказал лекарь. Лихорадка унялась только вчера.
На самом деле ответ слуги не имел значения.
— Похоже на правду, — значит, все произошедшее с ним после возвращения в особняк являлось бессвязным бредом и ничем больше. Странно, но Амари испытывал разочарование от осознания этого. Монстр из тумана не пытался его убить, а Керво не защищал. Так было проще, не противоречило представлениям о герцоге, не снимало с него подозрений в найме убийц, только отчего-то становилось тоскливо на сердце.
— А где сейчас твой хозяин?
— Присутствует на казни, — Карлос говорил так, словно ничего важного не происходило.
— Кого-то еще или тех же? — в голосе сквозило безразличие; впрочем, вполне искреннее — Амари ничего не чувствовал.
— Обвиненных в убийстве Маклери, — ровно ответил Карлос. Он словно доложил о приготовленном обеде.
Амари попробовал возмутиться, открыл рот, но тотчас закрыл. Умом он понимал, что следует встать, мчаться на площадь и препятствовать несправедливому убийству, но сердце оставалось равнодушным. Туманная тварь перед внутренним взором превращалась в одного из горожан, осужденных Керво на смерть, и Амари вновь ощущал холод и боль, охватывающую руку. Противостоять же видению не получалось, оно было слишком реальным.
«Пусть уж лучше все остается так, как есть», — Вставать не хотелось, кого-нибудь видеть — тоже. Общество Карлоса устраивало абсолютно: он был всего лишь слугой, с ним не приходилось держать лицо и на удивление приятно оказалось молчать, а иногда перебрасываться ничего не значившими фразами.
***
Дверь открылась бесшумно — как, впрочем, и всегда. Хорош бы был Карлос, если бы не следил за домом. Еще прошлый герцог не спускал за пренебрежение обязанностями, а уж нынешний… впрочем, от него как раз ничего плохого не видели. Пожалуй, он требовал только не распускать языки — а этого в особняке никогда не водилось — да чтобы вино не иссякало. А с чего ему иссякать, если южные родичи не забывают? Такого погреба и в столице не найдешь.
Гостиную заливал теплый золотистый свет. Здесь свечей не жалели, но с тех пор, как в особняке поселился младший Рейес, герцог предпочитал сидеть в полумраке: то ли подыгрывал заблуждениям молодого принца, наверняка представлявшего и его, и этот дом мрачным средоточием зла, то ли сам играл с гостем. Как кот с мышью или, скорее, ворон с птенцом (Карлос удивился неуместному сравнению и решил обдумать его позже). Странные рассуждения были не единственным, что вызвало непонимание. Звонкий, высокий, почти мальчишеский смех, разнесшийся по комнате, заставил Карлоса насторожиться. Обычно он сам открывал входные двери, потому мог поклясться, что гостей сегодня не было. Удивление, однако, развеялось, стоило переступить порог. Гость не жаловал обычные двери и не беспокоил слуг, он попросту появлялся когда заблагорассудится, словно из воздуха.
— Привет, Карлос! Все служишь этому зануде? — Винто Осадиа, самый загадочный друг герцога, восседал в кресле, по привычке перекинув ноги через подлокотник. В одной руке он держал бокал тончайшего элалийского хрусталя, во второй — надкусанное яблоко.
Карлос поклонился и принялся расставлять бутылки и легкие закуски. Гостя он знал и всегда был рад видеть. Когда-то герцог спас Осадиа жизнь, и с тех пор тот стал частым гостем в его доме. Рыжеволосый, высокий и очень худой, неопределенного возраста, он не был не только жителем Нидоса, но и Эрохо вообще. Он прекрасно разбирался в ядах, холодном оружии и интригах, а главное — всегда оказывался рядом, когда требовалась помощь. Если бы не он, то герцога, почитай, лет десять как не было бы в живых. Еще он величал себя Ветром, уверял, будто может оборачиваться лисицей, и умел быть в двух местах одновременно (как ему это удавалось, не знал, наверное, и герцог). Карлос не мог вспомнить человека, расположения которого Осадиа не завоевал бы с первого же взгляда — последнее казалось особенно важным, учитывая присутствие в замке принца Рейеса.
— Винто, ты желаешь меня оскорбить или раззадорить? — усмехнулся герцог, сидящий у камина и что-то записывающий в небольшой книжице. Переплет синей кожи бросался в глаза: ни одно животное Эрохо не имело такой.
— Небеса! — тот вскинул руки и устремил к потолку удивленно распахнутые глаза: синие, как утреннее небо весной. — Зачем мне это?
Герцог неопределенно повел плечом.
— Готов поспорить, в фехтовании ты давно не упражнялся.
— Виновен!.. — Осадиа опустил руки и горько вздохнул, понаблюдал некоторое время за реакцией присутствующих и расхохотался. — Там, где меня носило, о дуэлях и не помышляют. Увы, кстати, — оживился он, — а зачем ты меня позвал? Я, конечно, всегда рад: ты один из самых гостеприимных хозяев, кого я знал или видел, но интересно же.
При слове «гостеприимных» герцог устало вздохнул:
— Не для всех, мой друг. А позвал я тебя… на помощь.
Карлос перестал возиться с посудой, поклонился и вышел. Не в егоправилах было мешать господам. Подслушивать за дверью он тоже не собирался, но пришлось находиться поблизости. Время от времени слуха достигали реплики:
— Ты уверен?!
— Нелюдь шел за ним. В мой дом, чего никогда не случалось раньше. Я еле успел, но мальчишка провел пять дней на грани.
— Ох, я тебя умоляю, ему только на пользу.
— Нингуны тупы, но напрасно не рискуют. Тварь знала, что я уничтожу ее, но все равно решила попытаться убить мальчишку.
— Знаешь, а ведь это донельзя… забавно. И страшно. Если бы он погиб…
***
Небо за окном прояснилось. Амари резко сел, и голова, вопреки опасениям, не закружилась. Лежать казалось невыносимым, тело требовало движения. Он почти забыл, как хорошо чувствовать себя здоровым и полным сил. На то, чтобы встать и одеться, не понадобилось много времени. В дверь осторожно постучали и, не дожидаясь ответа, вошли, слуги в особняке Керво вели себя, как обычно, развязно.
— Прошу прощения, сударь, — управляющий поклонился. В руках он держал серебряный поднос, на котором стояли кувшин и кубок. — Просили передать, — второй рукой Карлос извлек из-за манжеты незапечатанный листок.
— Керво пришла в голову блажь обмениваться со мной записками? — усмехнулся Амари. Карлос застыл, словно изваяние, и на подчеркнуто язвительный тон никак не отреагировал. Пришлось перестать шутить, протянуть руку и взять листок. Амари пробежал взглядом узкие строчки и округлые литеры. Он ошибся: послание оказалось не от герцога.
Приглашение в дом Милагринов, к счастью, ничего личного не содержало. Барон в очень вежливой форме интересовался здоровьем Амари и высказывал надежду, что тот вскорости посетит их скромный дом… Это сколько же посторонних глаз читали адресованное ему послание? Бастиан слишком беспечен, или… приглашение изначально было запечатано? Вскрывать чужие письма — недостойно дворянина, но вряд ли Керво считал так же.
— И как вам почерк барона Милагрина? — осторожно, стараясь не выдать раздражения и радуясь, что голос звучит ровно, поинтересовался Амари.
— Его светлость нашел его ужасным, а по мне — ничего так, разобрать можно.
Амари стиснул зубы и швырнул на постель несчастное приглашение: его и так уже прочитали все кто мог! Неуверенный в том, что долго сможет держать лицо бесстрастным, он направился к окну и сделал вид, будто происходящее за ним интересует его куда сильнее надоедливого слуги. Можно подумать, Омеро, ведущий в поводу герцогского Фьорда, представлял собой неописуемое зрелище.
— Карлос…
— Слушаю, сударь.
Черный с белыми гривой и хвостом жеребец Керво все же был великолепен. Злату уж точно не уступал. Фьорд не вырывал повод, но, судя по тому, как выгибал шею и прижимал уши, ему что-то сильно не нравилось.
— Мог бы и соврать для приличия.
— Не приучен врать господам, сударь.
Во двор вышел Керво и, не озаботившись стременами, взлетел в седло; глянул вверх и, ухмыльнувшись, отсалютовал Амари шляпой, склонившись в шутовском поклоне. Фьорд остервенело хлестнул по бокам роскошным хвостом и успокоился. К сожалению. Пожалуй, если бы Керво выпал из седла и вывалялся в пыли, а еще лучше получил копытом по темечку, Амари посчитал бы себя отомщенным.
В следующий миг Омеро отскочил, Фьорд взвился на дыбы и прыгнул в галоп — только ворота открыть успели.
— Послание доставили незапечатанным, и было бы глупо уверять вас в том, что его никто не прочел, сударь.
— Вы издеваетесь?! — Амари поморщился. Незачем было оборачиваться, чтобы увидеть гадкую ухмылку, которая наверняка — Амари руку отдал бы на отсечение — перенята у Керво.
— Нет, сударь.
— ПустьОмеро выведет Злата, — сквозь зубы выдавил он (по крайней мере, не придется объяснять, как долго его не будет и куда он направится).
— Да, сударь.
***
Дом Милагринов встретил его радостным щебетом птиц и солнцем, запутавшимся в густой листве, приветственным ржанием чалого жеребца и суетившимся хозяином. Бастиан самолично раскрыл перед Амари тяжелые массивные двери, не забывая кланяться и расплываться в улыбке. Он был донельзя забавен, этот барон.
— Я искренне рад приветствовать его высочество в своем доме!
Знакомая служанка с миловидным, но незапоминающимся лицом поднесла кубки: для хозяина и гостя. Амари кивнул, чуть пригубив терпкую жидкость (на сей раз — легкое южное вино, не слишком дорогое).
— Счастлив посетить ваш дом, — сказал он и склонил голову в полупоклоне. В груди разлилось тепло, и голова слегка закружилась. Какими отварами и тинктурами потчевал его Карлос, если хватило нескольких глотков, чтобы опьянеть, даже думать не хотелось.
В обеденной зале обнаружился капитан Валэ. Он немедленно вскочил, стоило Амари переступить порог, и припал на одно колено.
— Мой принц, — произнес он, прижав к груди правую руку и почтительно опустив голову, — я так беспокоился за вас.
— Поднимитесь, капитан, — разрешил Амари, — право, не стоило. Герцог не посмел бы причинить мне вред. — Губы помимо воли растянулись в улыбке, даже странно, что за несколько дней он мог так истосковаться по людям, которых и хорошими знакомыми язык не повернется назвать. Валэ Амари, конечно, знал чуть дольше, чем семейство Милагринов, но ведь все равно недостаточно, чтобы считать другом.
— О да! — барон театральным жестом воздел руки к потолку. — Герцог Веласко может вызвать на дуэль или опуститься до прямых угроз, но никогда не отвернется от беспомощного человека.
— Не так уж я и беспомощен, — фыркнул Амари.
— О да! — повторил барон и рассмеялся. — Однако, — его голос внезапно упал до шепота, заставив внимательнее вслушаться в произносимые им слова, — я не побоялся бы сидеть с Керво за одним столом и даже принял бы поднесенный им или его слугами кубок.
— Намекаете на то, что он еще никого не отравил? — скривился Валэ.