«Нет! Конечно, нет!» — Амари такого и предположить не мог. Все южане чтут родную кровь.
— Я… — он вдохнул слишком глубоко и закашлялся, — поговорю с герцогом Керво, он, скорее всего, уже раскаялся в допущенной несправедливости. Вы правы в отношении его. Во всем.
Валэ безразлично пожал плечами.
— Не стоит такого беспокойства, мой принц.
Вид у него был донельзя несчастный. Амари разбередил его душевную рану и теперь чувствовал себя обязанным и виноватым. Он поможет. Непременно! Сейчас же!
— Я все исправлю! — пообещал он и направился к двери. Лестница кинулась под ноги. Он и не заметил, как миновал ее, выбежал на улицу и взлетел в седло.
Глава 7
Амари ворвался в герцогский кабинет без стука, впрочем, Керво это не разозлило, он, казалось, даже не обратил внимания.
— Вы вовремя, — бросил он вместо приветствия, поднимаясь из любимого кресла у камина и наливая вино в свободный бокал. — Сначала выпейте.
Амари принял бокал, вдохнул изысканный аромат вина.
— Великолепный букет.
— Именно, — Керво улыбнулся уголками губ. — Когда допьете, налейте себе еще и проглядите послание, — Амари проследил за его взглядом и заметил большой пакет. Он столь удачно вписывался в бумаги, раскиданные по столу, что не сразу бросался в глаза. — Доставили утром на ваше имя.
Амари отставил бокал и схватился за пакет, тот оказался невскрытым. Видимо, недоумение все же отразилось у него на лице, потому что Керво поморщился и фыркнул:
— Думали, я излишне любопытен?
— Но… — Амари покраснел. Об истории с приглашением Бастиана он так и не забыл.
— Каким еще злодеяниям и порокам я, по-вашему, подвержен? Одно дело — незапечатанная записка, но совсем другое… а впрочем, неважно, — хмыкнул герцог и махнул рукой. — Кровь младенцев хотя бы не пью?
Амари не ответил. Он достал письмо, сел в ближайшее кресло, пробежал взглядом знакомый почерк: легкие округлые литеры, состоящие из завитков и кружев, напоминали морозные узоры на окнах. Изгибающаяся «в», а ножка «у» завивалась и потому смотрела в другую сторону. Эрику в детстве кто только не ругал за красивый, но неразборчивый почерк, сестра, должно быть, уже прибыла в Моревию.
— Я хотел спросить вас…
— Еще успеете. Читайте. Письмо сестры важнее.
Амари прикусил губу, посверлил Керво подозрительным взглядом и нарвался на такой же — в упор.
— Гонец оказался весьма словоохотлив, — сказал Керво, не сомневаясь, о чем пойдет речь. — К тому же Карлос способен разговорить и статую.
— Действительно, — буркнул Амари и вернулся к письму.
На нескольких листах столь любимого в Моревии пергамента принцесса (вернее, уже княгиня) Эрика — на юге свадьбы играли быстро — расписывала красоты островной столицы. Далее шли длинные описания цветов и трав, легенд, моря. Сестрица вспоминала путешествие по Кассии и морской вояж, рассказывала о торжестве и о том, как повезло ей с мужем, рассыпалась в чувствах к брату, делилась тем, насколько сильно скучала по дому… Амари радовался этому письму, но ожидал от него другого: того, о чем постоянно спорила Эрика со старшим братом, Рамелем. Помощь Моревии в предстоящей войне с Намитом не помешала бы.
Через некоторое время он дочитал письмо до конца. Завершали его всего несколько строк, в них сообщалось о том, что моревийские пираты по негласному распоряжению князя взяли несколько намитских портов. Кесарии объявлена морская блокада, и ни один их корабль не может выйти в акваторию Жемчужного моря.
Амари возблагодарил погибшего Создателя, кровь Его и сегодняшний день. Моревия не имела равных на воде, никто не смел ей противостоять. Намит не выдержит войны на оба фронта, а значит, войска от границ Кассии отведет. Невидимая рука, сжимающая сердце с тех пор, как Амари покинул Валэ, наконец отпустила. Теперь не придется выбирать между Нозароком и границей, метаться, переживать, судорожно писать отцу и не находить себе места, ожидая ответа. Все наладится само собой.
— Хорошие новости, принц Рейес? — поинтересовался Керво.
Он не смог скрыть облегчения, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла:
— Даже не представляете насколько…
— Представляю, — усмехнулся герцог. — На вашем месте я немедленно отписал бы сестре, а заодно поблагодарил за помощь ее мужа.
Амари мгновенно открыл глаза и выпрямился:
— И откуда вам все это известно?!
Керво повел плечом, но сжалился и пояснил:
— Видите ли, муж Эрики Рейес, принцессы кассийской, не кто иной, как мой внучатый племянник Йастагант, князь моревийский. Гонец, привезший пакет вам, вручил послание и для меня.
— Так… — Амари перевел дух и сказал как можно спокойнее: — Теперь мы родичи.
— Вижу, вас это не обрадовало. Только ли потому, что я Керво? — он чуть повысил тон голоса и напомнил: — Во мне течет столько же моревийской, сколько и кассийской крови.
Амари потянулся за вином, сосредоточенно взял бокал. Отчего-то ему казалось, будто рука предательски дрогнет, но этого не произошло.
Молчание висело в воздухе все время, что он пил вино. Амари знал за собой одну досадную особенность: когда ему было слишком хорошо или плохо, он замыкался в себе и слышал лишь собственные мысли. Кто находился рядом, и какие произносил слова, становилось почти безразлично. Конечно, схватись собеседник за шпагу, Амари отреагировал бы, но вот пересказать смысл отдельных фраз и разговора в целом мог вряд ли. Алонцо, когда видел его в подобном состоянии и хотел завладеть вниманием, обычно сжимал плечо Амари — сильно, до боли. Герцогу подобное поведение, конечно, не сошло бы с рук, потому он и нашел другой способ, даже более действенный: подошел почти вплотную и зашептал:
— А в родстве мы с тех самых пор, когда Керидо Керво взял дочь Аларо Рейеса. У нас общие предки, принц Амари, не советую об этом забывать.
В созданном из крови Творца Эрохо родственные узы считались священными. Пошедший против родича совершал преступление не только против семьи, но и всего мира. Преступников ждала кара страшнее смерти. Амари хоть и считал себя несуеверным, но законы крови чтил. Не из страха — совесть ослушаться не позволяла. Он попытался вспомнить, что двигало им, когда он вызывал Керво, — ярость и гнев, ничего более; об общей крови, текущей в их жилах, он тогда не думал. Да и какая общая? Они породнились… Творец знает когда. Вернее, не знает — по причине своей смерти!
— Я в курсе, с чего началась кровная вражда Рейесов и Керво, — Амари криво усмехнулся. — И догадываюсь, почему убили Керидо, но не его сына. Однако в отношении нас с вами прошло слишком много времени. Предки общие, да кровь уже не та!..
Герцог фыркнул, а Амари внезапно понял все: и почему Керво не убил его на дуэли, и зачем коротает с ним вечера за беседой и вином у камина. Просто он слишком чтил старые законы! Как и все моревийцы, Керво оказался суеверен и верил в проклятие за убийство родича, пусть и дальнего.
Чувство, в следующий момент всецело захватившее Амари, было каким-то детским и глупым, но он никак не мог от него отделаться. Он ведь уже несколько дней искренне полагал, что примирился с Керво, и все эти беседы и фехтование по утрам — прямое следствие взаимного интереса. А оказалось, причина их хороших (в сравнении со знакомством) отношений — всего лишь общая кровь и фанаберии Керво.
— Прошу извинить, — Амари отставил бокал. — Я пойду.
— Сидеть! — коротко бросил-приказал Керво. — Иначе я на вас снова сорвусь, вы не выдержите и вызовете меня на дуэль, а ничего путного из этого, естественно, не выйдет, — он поднялся, наполнил бокал и отошел к камину. — У вас такое лицо, словно узрели всех наших предков разом, пусть столько призраков в комнате и не поместится. Не желаете разделить со мной посетившие вас тяжкие думы?
Амари качнул головой и вздохнул:
— Это всего лишь глупости, и не стану я вас вызывать. Какой смысл, если вы меня даже не раните?
Керво сложил руки на груди, склонил голову к плечу, но допытываться, против обыкновения, не стал.
— Ладно, — сказал он после продолжительной паузы, — тогда расскажите, зачем вы сюда ворвались. Очередной пожар или бунт? А может, я вновь задел неосторожно?
— Мои новости устарели после письма сестры.
— Если вы о заставе, то там случайно загорелись склады. Виновные уже наказаны, а война нам и не угрожала.
Амари кивнул.
— Вы, вероятно, хотели спросить о чем-то? — настаивал Керво.
Амари прикусил губу и усмехнулся:
— Это слишком личное. Впрочем, мы же… родичи.
— Смелее.
— Могу я узнать, как погиб предыдущий герцог Нидоса?
— Узнать — да; спросить — нет, — нараспев произнес герцог и прежде, чем Амари возмутился, продолжил: — слова всегда способствуют лжи, но можно же показать.
***
Дюжина факелов кромсала ночную мглу, разрывала, разметывала, отбрасывала с пути. Теперь она неуверенно жалась к стволам близкого леса: притихшего, чужого и безмолвного. Копыта глухо ударяли в наезженную дорогу, порой вырывая комья земли. Отряд спешил преодолеть как можно большее расстояние, а в лучшем случае — достичь родных стен с первыми солнечными лучами.
От Нозарока до Кастеллы — несколько дней неспешного пути и всего две смены дня и ночи, если не позволять расслабляться ни себе, ни людям. Герцог Рикардо знал об этом, как никто другой. Два дня заняла у него поездка до столицы. Три — чтобы уладить дела с Алонцо, хмурым, резким и злым по причине крайней усталости. Когда смута и интриги отнимают жизни ни в чем не повинных людей, королям достается сильнее прочих. Если они, конечно, настоящие и правят страной, а не просиживают бархат на троне.
Алонцо правил. И решал все сам, лишь выслушивая советников, но не доверяя им всецело. Именно по его велению вышел в город гарнизон: и стрелял, и вешал, и усмирял. Пожар, приведший к бунту и волнениям, — глупость. Но только не тогда, когда он спланирован заранее кое-кем из старой кастеллской знати при поддержке намитских шпионов. А может, и не только их. Элалия и Парис тоже не сидели сложа руки.
Даже блистательным правителям иногда нужна поддержка и сильное плечо, чтобы опереться и на мгновение разделить груз ответственности. Рикардо понимал это, к пятидесяти аньо он вообще стал понятливым и сразу почувствовал, когда понадобился в столице, — ну так на то он и Керво, в конце концов.
Северяне, обожавшие держаться за древние легенды, давно и упорно верили, будто герцоги Нидоса не совсем люди, а Керво не приходилось особенно притворяться, поддерживая ходящие о них байки. Стоило Рикардо только появиться на улицах Кастеллы, как бунтовщики разбежались, покидав вилы и топоры. К тому же такая репутация позволяла ему умалчивать очень многое, не раскрывая всей правды ни королю, ни родичам, ни даже самым близким людям. Действительно близких у него было двое: сын — талантливый, дерзкий, сумасбродный; не знающий, что ему нужно от жизни и необходимо ли хоть что-нибудь вообще, да дочь… Но о ней Рикардо в последнее время старался не думать, не желая тревожить даже в мыслях.
Когда он переступил порог королевских апартаментов, Алонцо почти не узнал. Тот напивался и срывался на любого, заглядывавшего в кабинет.
— Прекрасно! — восхитился Рикардо, пристально рассматривая кассийского короля. — Да вы, ваше величество, как я погляжу, учитесь заливать усталость вином? — Алонцо был младше его лет на двадцать, потому фамильярное обращение казалось вполне уместным. Кроме того, Рикардо радовался, что прибыл вовремя. — В стоящей под столом корзине с десяток бутылок вина, и только в одной из них яд.
Алонцо резко вскинул голову и взглянул на него.
— Под ногами валяются пять опустошенных. Исходя из факта вашего существования, яд по-прежнему находится в оставшихся бутылках, — Рикардо усмехнулся и поинтересовался: — Продолжим рисковать? Готов составить компанию.
— Зная о яде? — Алонцо покачал головой.
— Эрохо хранит вас, ваше величество, а значит, все сотворенное верно.
— Глупая отговорка.
— Какая уж есть, — фыркнул Рикардо и прибавил: — Не волнуйся, имя отравителя мне известно.
Первая супруга Алонцо выросла в Сурэе, она подарила ему четверых детей: черноволосых, ясноглазых, похожих на отца и друг друга, как капельки воды. Королеву Кариту настиг горный обвал пять лет назад во время поездки правящей четы к морю. Вместе с ней погибла кормилица, две фрейлины… а далее мнения придворных разнились. Даже тех, кто воочию наблюдал трагедию. Некоторые утверждали — королева ждала очередного ребенка. Злые языки судачили о том, что ее величество попросту поправилась из-за недавних родов и неравнодушия к еде. Третьи… эти самые немногочисленные третьи клялись, будто младшему королевскому отпрыску к тому времени исполнилось уже несколько мес, и даже имя его называли — Амари.
А далее все только больше запутывалось. Двор, уже складывающий легенды о безутешном короле, узнал, что Алонцо снова женится. Династический брак — решили первые; кесарь Намита как раз думал, кому сбагрить дочку. Бракосочетание, долженствующее укрепить Кассию, — уверенно кивали другие, считавшие, будто южную кровь на троне давно следовало разбавить северной. А третьи, которые действительно могли помешать, помалкивали, да и запугали их изрядно к тому времени: Керво сам этим занимался.
Северная знать готовилась предложить своему королю невесту из числа своих — Урсулу, дочь герцога Бенедикта. Девица заказала свадебное платье, села у окошка и, мысленно примеряя корону, принялась ждать. С ее легкой руки отцу светили бы финансовые уступки и богатые земли. И, безусловно, она уже обдумывала, как побыстрее родить королю сына. Именно он, по ее мнению, стал бы будущим правителем в обход старших сыновей.
Алонцо возвратился из Рея с молодой женой — мало того никому не известной, так еще и в тягости. Приехал, представил королеву Эльвиру и отбыл обратно. Родившегося несколькими месами позже сына назвал Амари.
Рикардо усмехнулся, разлил отраву по бокалам и поглядел свой на свет.
— Так и есть — яд. Хорошее южное вино таким мутным не бывает, — сказал он, подмигнув своему королю, и, забрав у него бокал, вылил немного в камин. Свой двумя пальцами взял за тонкую ножку: осторожно, словно дотронулся до чего-то пакостного, а не хрусталя.
— Ты же не собираешься…
Рикардо коснулся кромки бокала, слегка смачивая губы. Яд он узнал, почувствовал, как напрягся Алонцо, и повел плечом:
— Не стоит беспокойства.
Мать Рикардо была моревийской княжной, сына она воспитывала в духе южных островов, и даже муж не смел ей указывать. К ядам юного маркиза Нозарок начали приучать аньов с четырнадцати, и теперь Рикардо мог позволить себе не только пригубить, но и хорошенько отпить отравы. А вот королю Рейесу следовало поберечься: моревийской крови в его жилах текло недостаточно, да и воспитывался Алонцо преимущественно во дворце.
Травить короля и его гостя чем-нибудь мгновеннодействующим не собирались — слишком опасно. Поднесший яд слуга обязан был благополучно уйти и наткнуться в темном переулке на нож грабителя. И, конечно, главный заговорщик возжелал бы позлорадствовать — когда убедится, что удача на его стороне.
— Странное вино. Горчит, — сказал Рикардо много громче, чем до этого.
За дверьми услышали. Тяжелые створки не преминули открыться.
— Бенедикт, герцог Оливер, — доложил слуга.
Алонцо прищурился и поджал губы. С тем же выражением лица король отдавал приказ вешать мародеров, и Рикардо подумал, что тот может сорваться раньше срока и тогда вся игра полетит коту под хвост. Алонцо — Рейес, и этим многое сказано. Когда-то Аларо собственными руками погубил счастье дочери и оставил внука без отца из-за вспыльчивого нрава и сердца, заглушившего разум.
— Проси, — распорядился он.
Король промолчал.
Герцог праздновал победу: очень уж уверенно вошел и взгляды бросал, словно кесарь при получении контрибуции. Еще не старый, хоть и седой, высокий и поджарый Бенедикт казался неплохим бойцом, однако ума ему явно недоставало. Только глупцу могла прийти в голову идея подсыпать яд в вино тому, кто с трехлетнего возраста приучен к напиткам на основе винограда, а с юности отличает до полусотни сортов по одному лишь запаху.