Клер наконец-то развязала фартук и судорожно комкала его в руках, набирая воздуха в грудь для последней, самой убийственной фразы, но в это время Ренье подошел к столу, взял нож и вилку, отрезал кусочек от ножки цыпленка, обмакнул в остатки соуса на тарелке и попробовал.
— Что это вы делаете, месте Рейв? — строго спросил гофмейстер.
Ренье не ответил, положил вилку и нож, снял колпак и поклонился Клер.
Это было уже слишком! Клер не смогла сдержаться и всхлипнула. Он еще насмехается над ней! Скорее, скорее! Убежать прочь от этих снобов-мужчин! Только бы не показать им своих слез, не выказать перед ними слабости!
Она швырнула фартук под ноги королю и помчалась прочь, расталкивая зевак.
— Награждайте победителя! — прогремел король.
Оркестр опять заиграл что-то бравурное, а мадемуазель Агнес бросилась на шею к жениху.
— Ты победил! Победил, Рен! — восхищенно лепетала она. — Я так счастлива, милый! Это успех! Несомненный успех! Победа!
— Ты права, — скупо улыбнулся он, придерживая ее за талию, чтобы не слишком рьяно лезла с поцелуями. — Это победа.
Горечи слишком много
Клер удалось избавиться от назойливых горожан, которые умирали от любопытства узнать, что произошло. Она убегала так быстро, что даже месье Жероним не догнал ее. Пробравшись к бушону задворками, совсем как Жюль, когда любезничал с невестой Ренье Равеля, Клер бесшумно проскользнула в дом, намереваясь окунуться головой в мойку, чтобы охладить разгоряченное лицо, но остановилась возле лестницы. Через полуоткрытую дверь было видно, как Жюль пакует вещи в новенький кофр.
Брат был в превосходном расположении духа и даже начал напевать, укладывая в чемодан воскресный костюм.
Встав на пороге, Клер некоторое время наблюдала за Жюлем. Он был так увлечен сборами, что не сразу ее заметил, а когда заметил, то петь перестал.
— Сколько она тебе заплатила, братик? — спросила Клер напрямик. — Так много, что это оправдало предательство семьи?
Жюль взъерошил волосы, отвел глаза и принялся укладывать в кофр рубашку, сворачивая ее так долго и аккуратно, что Клер поняла — набирается смелости, чтобы оправдаться.
— Прости, Клер, но я не могу больше тратить свои силы и таланты в этой глуши, — сказал он, наконец. — Скажи только слово, и я заберу тебя с собой.
— Куда это?
— Сначала посмотреть мир — я желаю объехать восток и юг, чтобы посмотреть, как живут люди в других странах, — Жюль был полон воодушевления. — А потом обоснуюсь в столице какой-нибудь потрясающей страны. Возможно, и нашей.
— Смотрю, ты просто щебечешь, радостная пташка, — сказала Клер. — И никакой неловкости за предательство? Между прочим, ты уничтожил мою жизнь и дедушкин бушон быстрее и вернее, чем мамзель Агнес со своими папашей и женишком.
— Причем тут предательство? — возмутился Жюль. — Это ради нашего с тобой блага. Чем ждать, когда бушон медленно умрет, лучше покончить со всем разом. Получив выгоду. Это тоже немаловажно. Согласись?
— Называл себя романтиком, а все упиралось в деньги? — произнесла Клер сквозь зубы. — Как быстро ты переменился, братик.
— Да и ты тоже сама на себя не похожа, Клер, — усмехнулся брат. — Так тряслась над каждым луидором, а на деле в тебе сентиментальности больше, чем в юной барышне из церковного хора. Прости, но кто такой романтик без денег? Жалкий неудачник. Я был именно таким. А теперь передо мной открыт весь мир. Поедем вместе?
— Проваливай, — сказала Клер, с трудом сдерживаясь, чтобы не врезать ему в нос кулаком. — Хорошо, что дедушка не дожил до этого дня.
Жюль запихнул в кофр последние вещи и с удовлетворением застегнул замок. Посмотрел на Клер. Широко улыбнулся.
Она отступила от дверей, давая ему пройти.
— Мне и правда жаль, — сказал он.
— Было бы правда жаль — не предал бы, — Клер скрестила на груди руки.
— Пока-пока! — Жюль помахал на прощанье, надел шляпу и скрылся за дверью.
Клер прислонилась спиной к косяку. Осталась одна. Бушон проигран, брат сбежал, сейчас еще поползут слухи о том, что «У Лефера» гостей кормила женщина, а значит, отравление Валена — не просто сплетня. Разве женщина может справиться с мужской работой?
Усилием воли Клер удержалась от слез. Как бы то ни было, жизнь продолжается. И дедушкин дом никуда не делся. И бушон, между прочим, тоже. Охладив голову, Клер немного успокоилась и тут же отчитала саму себя:
— Вдруг завтра кто-то вздумает придти позавтракать, а у тебя и дома, и в бушоне — форменный свинарник! Немедленно берись за метлу!
Работа помогала — она прогоняла тяжелые мысли.
Вымыв полы и выскоблив столы, Клер уже в сумерках села у окна, плотно занавесив шторы, зажгла свечи и достала дедушкину записную книжку, куда он записывал интересные рецепты или кулинарные тонкости. Пытаясь сосредоточиться на чтении, Клер все равно слышала, как играет музыка в ресторации «Пища богов», и как подъезжают и подъезжают экипажи с гостями. Там был праздник, были восторги и торжество, не то что в пустом бушоне.
Чтобы не слышать чужого веселья, Клер заткнула уши. Но разве просидишь долго с заткнутыми ушами?
Дверь отворилась без стука, и Клер даже не удивилась, когда вошел Ренье.
— Как ты? — спросил он.
Клер пожала плечами.
— Мне очень жаль, что все так получилось, — почти повторил он слова Жюля.
На нем был выходной черный костюм и белая роза в петлице — видимо, пришел к ней сразу после праздника, даже не стал переодеваться.
— Мне тоже жаль, — ответила Клер очень спокойно.
— Могу я чем-то помочь? — спросил он после продолжительного молчания.
— Нет, — ответила Клер.
Он топтался на месте и совсем растерял высокомерие и надменность. Не похоже на Ренье Равеля. Точнее, на Рена Рейва.
— Что будешь делать сейчас? — спросил он, стараясь разговорить Клер.
Она опять пожала плечами:
— У тетушки Мадлен завтра именины, испеку ей «любовных косточек» в подарок.
Губы Ренье тронуло подобие улыбки:
— С голубикой? — спросил он.
— Да, — Клер отложила записи и встала. — Шел бы ты… Сегодня день выдался не из легких, а мне еще делать заварное тесто.
— Клер! — позвал он, как будто она находилась за сотню миль, и взял ее за плечи.
— Что такое? — холодно вскинула она брови.
— Я не хочу уходить, — ответил он просто и потянулся с поцелуем.
Поцелуя не получилось. Нет, Клер не ударила его, и даже не отшатнулась, как от зачумленного. Она просто отвернулась со скучающим видом, не сделав даже попытки освободиться из его рук.
— Не гони меня, — попросил он.
— Не буду, — ответила она. — Ты сам уйдешь.
— Но я же пришел, Клер…
— Зачем ты пришел? — она посмотрела ему прямо в глаза. — Сейчас ты — признанный королем повар, победитель, у тебя богатая и красивая невеста. Тебе не место в грязном бушоне, тем более, где шеф — женщина. Это ведь так оскорбительно для благородных месье вроде тебя.
— Ты знаешь, что я никогда не думал ничего подобного.
— Думал — не думал, — Клер отвела его руки и прошла к столу, поправляя салфетки. — Иди-ка ты отсюда, а то испачкаешь свою дорогущую рубашку.
— Зачем ты со мной так? — спросил он с укором. — Ведь я помогал.
— Помогал? — насмешливо фыркнула Клер. — Ты помог моему бушону попасть на королевский конкурс, а когда мы прошли во второй тур — выпустил на меня свою невесту, подкупив Жюля. Беспроигрышный план! Браво! Вернее выигрыша и не придумаешь!
Ренье стремительно шагнул к ней:
— Это не так. Я не знал, что брат тебя предаст, и не знал, что Агнес провернет такое.
— Позволь мне тебе не поверить? — сказала Клер вежливо. — И позволь указать тебе на дверь? Я сейчас не в настроении беседовать.
— Клер, — предпринял он последнюю попытку, но девушка покачала головой и кивнула в сторону выхода.
Тягостное молчание, Ренье кусает губы, словно не может на что-то решиться — Клер казалось, все это длится долго, неимоверно долго, хотя на самом деле прошло несколько секунд.
— Спокойной ночи, — сказал Ренье и вышел из бушона.
— И тебе того же, — сказала Клер ему вслед, хотя он уже не мог ее услышать.
Воспоминания под каштанами
Гости разошлись, и слуги уже закончили уборку. Ренье прошел опустевшими тропинками между пальм и фонтанов, и остановился перед своим рестораном. Своим. Он усмехнулся.
Свет в окнах не горел, но стоило только Ренье зажечь свечу в кабинете, как появилась Агнес. В воздушной ночной рубашке, в кружевном чепчике, она несла свечу, прикрывая ее ладошкой. Нежное, хрупкое существо — фея, а не земная женщина.
— Где ты был, Рен? — слабым голосом спросила «фея». — Я ужасно волновалась. Даже с гостями не попрощался.
— Надо было уйти, — ответил он, перебирая бумаги, разложенные на столе.
— Какие дела могли быть важнее сегодняшнего праздника? — ласково поругала его она. — Это — величайший день в твоей карьере! И я вдвойне рада, что тебе не только удалось выиграть, но еще и поставить на место ту стряпуху.
Ренье не ответил, хотя Агнес явно ждала ответа. Не дождавшись, она досадливо дернула плечом, но спросила, по-прежнему, ласково:
— И отчего это ты молчишь? Можно подумать, не рад победе.
— Может и не рад, — ответил он, и лицо Агнес вытянулось.
— Что-то случилось, милый? У тебя вид, как будто… — она деланно засмеялась, — как будто ты задумал преступление!
Ренье собрал документы стопкой, а потом снова бросил их на стол, так что они разлетелись веером. Он прошелся к окну, поднял штору, словно хотел увидеть что-то на противоположном конце улицы, и спросил:
— Зачем ты устроила эту подлость, Агнес?
— Подлость? — недоуменно зазвенел ее голосок. — О чем ты, Рен?
— Ты соблазнила ее брата…
Агнес протестующе вскрикнула, но Ренье остановил ее восклицания жестом, досадливо поморщившись:
— Не трать понапрасну красноречие. Ты прекрасно знаешь, о чем речь. Я видел, как вы целовались с Лефером в саду, я же не слепой. Ты вызнала тайну его бушона и уговорила рассказать о ней всем.
— Между прочим, он взял деньги, — Агнес обиженно надула губы. — Я никого не соблазняла. Он сам преследовал меня везде и всюду, я не хотела тебя волновать, я сама со всем разобралась. О! — она вздохнула, трагически приподняв брови. — Это так важно для тебя, милый?
— Совсем неважно, — легко согласился Рен. — Но это ведь ты скупила все товары, когда в бушоне был праздничный ужин. И воровала рецепты тоже ты, Бонбон рассказал, что получил их от тебя. Ты вызнавала их у Лефера. И слух про Валена пустила тоже ты. Как там зовут журналиста, который нацарапал эту мерзкую статейку? Дюпон? Ведь твои родители живут с ним по соседству?
Агнес с полминуты молчала, а потом топнула:
— Все честно. Все должны были узнать, что этот идиот не умеет готовить, а забегаловкой управляет его сестра. Теперь к ней никто не пойдет.
— Пойдет, — сказал Ренье безо всякого выражения.
— Почему это? — изумилась Агнес. — Да ее сегодня даже никто утешать не пришел! Она всему городу — как черствая булка в горле. Не сегодня-завтра ее притон совсем позабудется. Подумать только — бушон, где готовит женщина!
— Бушон не закроется, — Ренье отвернулся от окна, глядя на невесту со снисходительной насмешкой.
Этот взгляд заставил Агнес занервничать:
— Почему не закроется?
— Хотя бы потому, что у них будет мужчина-повар.
Агнес захлопала глазами так, будто он сообщил ей, что небо зеленое, а трава красная.
— Мужчина? О чем ты, Рен. Ее брат сбежал, и вряд ли вернется. Только когда спустит все деньги, — она засмеялась. — А нанять кого-нибудь она не сможет. Кто сейчас пойдет к ней работать?
— Я пойду, — сказал Ренье. — Если Клер захочет меня взять.
Свеча выпала из рук Агнес и погасла, не долетев до пола.
— Ты шутишь, милый? — спросила Агнес осторожно.
— Ничуть, милая, — Ренье вытащил розу из петлицы. Цветок уже подвял и лепестки потемнели. Он положил розу на стол, поверх документов.
— Не верю, что ты это серьезно, — Агнес дергала вязки чепчика. — Да она даже готовить не умеет!
— Умеет. Получше меня.
— Ты выбросил мясо, что она приготовила, в мусорное ведро! — почти крикнула Агнес.
— Тише, — Ренье приложил палец к губам. — Всех перебудишь. Да, выбросил. Чтобы ты не попробовала. Потому что если бы его попробовала ты, то точно принялась пакостить Клер. Ты же завистливая до глубины сердца, Агнес.
— Я?! — оскорбилась она.
— Ты. Тебе хочется, чтобы только у тебя было все самое лучшее. И меня выбрала себе в коллекцию — в придачу к ресторанам.
— Неблагодарный! — Агнес снова топнула и сморщила нос, готовясь расплакаться. — Из-за моего отца твой талант раскрылся в полной мере! Кто бы узнал о твоем рагу из горошка, если бы папа не подал его гофмейстеру?! Ты слишком высоко взлетел и возомнил, что все это — твоя заслуга?
— Взлетел? — Ренье усмехнулся. — До сегодняшнего дня я думал, что летаю. А оказалось… сижу на колокольне, как откормленный голубь. Прости, Агнес, нам не по пути.
— Что ты такое говоришь?! Какой голубь? — она уже не смогла сдерживаться и разревелась — зло, с ненавистью. — Ты в самом деле хочешь уйти к ней?! Подумай хорошенько, Рен! Ты столько шел к этому! Ты многого достиг! Уйдешь — и все потеряешь!
— Я уже все потерял, — ответил он, проходя мимо нее к двери. — Не сейчас. Раньше. Гораздо раньше. И еще… Меня зовут Ренье.
Она выскочила следом за ним и закричала, когда он спускался по лестнице:
— Ты не получишь ни солида, предатель! Ни самого крохотного луара!
Ренье остановился и раскланялся, выворачивая карманы — они были пусты.
— Остановись! Остановись, Рен Рейв! — завопила Агнес. — Завтра ты готовишь для короля! Ты соревнуешься с королевским поваром! Подумай, что теряешь!
Он еще слышал ее крики, когда выходил из ресторации, и первым делом, оказавшись во дворе «Пищи богов», расстегнул верхние пуговицы на рубашке. После духоты ресторана хотелось вдохнуть свежий ночной воздух полной грудью.
В бушоне «У Лефера» было темно. Агнес думает, он пойдет к Клер. Но Ренье пошел вниз по улице — на окраину, а потом вышел из города. Его тянуло к озеру, к старым каштанам. Туда, где когда-то стоял дом, в котором прошло его детство.
Было темно, но Ренье помнил каждую кочку, каждый камешек на пути. Вот здесь он ловил сусликов, а вот здесь мать разбивала грядки для пряной зелени. Даже сейчас здесь пахло мятой, которая с тех пор разрослась пышным ковром.
Ренье бродил по берегу озера до рассвета. Здесь стояли лодки, а вот здесь — мостик, на котором мать стирала и мыла котелки. Когда умер отец, она подрабатывала швеей, но денег все время не хватало. Ему пришлось бросить школу и поступить младшим поваренком. Сначала работал в дешевой забегаловке на окраине, потом его переманили в один из центральных ресторанов, а потом он попал в дом мэра.
Его талант был очевиден — абсолютный вкус, божественный дар. Он мог определить все ингредиенты с совершенной точностью, воспроизвести любое блюдо. И тогда мать решилась — продала дом, отказалась от прежней жизни и увезла его в столицу, чтобы он мог учиться, чтобы у него было будущее. Настоящее будущее, а не копирование кулинарных рецептов для мэра и его гостей.
Они порвали с родней и друзьями, Ренье Равель перестал существовать, а вместо него появился Рен Рейв. Он думал, что навсегда отказался от прошлой жизни.
И от нее, в самом деле, ничего не осталось. Дом разобрали, мать умерла. Даже от прежнего имени он отрекся.
Только под каштанами — голубика.
В утреннем свете Ренье разглядел крупные темные ягоды. Когда они с Клер целовались здесь, у ее губ был вкус голубики.
Ренье сорвал несколько ягод и бросил их в рот. Вкус их властно напомнил ему детство, и он внезапно понял: воспоминания держат нас, как корни. И хотя мы тянемся к солнцу, совсем как дерево тянется ввысь цветами и листьями, питают нас именно корни — наши воспоминания, наше прошлое. Нельзя отказаться от них, как нельзя вырвать корни из земли и не засохнуть.