Любовная косточка - Лакомка Ната 7 стр.


— Воры и обманщики — вот вы кто! Вы не имеете права называться поварами!

— Какая ужасная сцена, — вздохнула Агнес, прижимаясь к Рену. — Эта крикливая девица по-настоящему опасна. Я пожалуюсь мэру.

Рен Рейв, прищурившись, смотрел вслед сестре и брату Леферам, пока они не скрылись за дверями своего дома, а потом подозвал главного повара и сказал совершенно будничным тоном:

— Ты уволен, Бонбон. Забирай свои ножи и уходи из моей кухни.

— Что?! — повар уронил платок. — Вы поверили этой…

— Ты уволен, — повторил Рен раздельно и пошел в дом.

Агнес побежала за ним.

Они прошли зал, причем Рен даже не взглянул на посетителей, которые очень оживленно обсуждали происшествие. Агнес раскланялась и разулыбалась, пытаясь скрыть неловкость, а потом взлетела на второй этаж за женихом, который зашел в свой рабочий кабинет.

— Ты не можешь уволить Бонбона, Рен! — начала она с порога.

— Я его уже уволил, — ответил Рен, усаживаясь в кресло и пододвигая чернильницу и перо. — Сейчас выпишу ему чек, чтобы получил двенадцать серебряников… в качестве оплаты за усердие.

— Какой грубый намек! — ахнула Агнес. — Ты оскорбишь его до глубины души! А Бонбон — напоминаю тебе, если забыл — лучший повар в стране!

— Не настолько он хорош, если ворует чужие рецепты.

— Ты поверил этой вульгарной девице?! — Агнес схватилась за сердце и прижала руку ко лбу. — Мне дурно…

— Выпей воды, — спокойно посоветовал Рен, затачивая перо.

— Но ведь ясно, что она лжет, — Агнес передумала падать в обморок и подошла к столу Рена, нависнув над ним, как укор совести. — Она бесится оттого, что ее забегаловка доживает последние дни — и решила устроить скандал, чтобы еще хоть немного остаться на плаву. Ты же знаешь, ничто так не подпитывает интерес, как пикантные скандальчики!

— В чем ты пытаешься меня убедить? — Рен открыл чековую книжку и обмакнул перо в чернила. — В том, что Бонбон, который все блюда готовит исключительно по рецептам Эскофье, вдруг придумал два потрясающих новых блюда? Мне это сразу показалось подозрительным, так что появление мадемуазель Лефер лишний раз убедило меня, что повара-воры нам не нужны.

— Ты не изменишь решения? — спросила Агнес, и в голосе ее послышались угрожающие нотки.

— Нет.

— Ты мог хотя бы посоветоваться со мной, прежде чем решать — кого выгонять. Мой отец спонсирует этот ресторан, и я хотела бы, чтобы впредь…

— Вообще-то, мы сразу оговаривали, что в дела кухни никто из вас не вмешивается, — сказал Рен, заполняя бланк на двенадцать серебряников, — ни ты, ни твой отец. Но спасибо, что напомнила. Я ведь стал забывать, что всем обязан тебе и твоему отцу.

Гневная краска сбежала с лица Агнес.

— О! Рен! — прошептала она, округляя рот, как обиженный ребенок. — Я не хотела сказать ничего подобного…

— Но сказала, — Рен вырвал страницу из чековой книжки и поднялся.

— Ну не сердись, милый, — Агнес обняла его за шею, ластясь и мурлыкая. — Твоя глупая девочка не хотела ничего дурного… Поцелуй меня.

— Оставим поцелуи на потом, — сказал Рен и мягко, но непреклонно отстранил невесту. — Прости, я должен передать Бонбону чек.

Он ушел, и Агнес проводила его темным взглядом, поджав губы.

Прийти в бушон, поесть машон

— Вы читали утреннюю газету, мамзель? — спросил месье Пражен после утреннего кофе.

— Что пишут? — улыбнулась Клер, подавая ему на блюдце кусок яблочного пирога, политый ванильным соусом.

— Занятные вещи, — Пражен сделал глоток кофе и посмотрел на Клер внимательно и испытующе. — В интервью газете «Утро понедельника» артист королевского театра месье Эмильен Вален рассказал, что во время гастролей в городке Вьенне ему пришлось позавтракать в бушоне «У Лефера», и там он отравился несвежей рыбой и потом долго болел, в связи с чем ему пришлось прервать выступления.

— Что за ужасы вы рассказываете? — удивилась Клер. — Никто никогда не жаловался на нашу еду, да и месье Вален никогда не бывал у нас…

— Это вы будете объяснять толпам поклонниц Валена, — месье Пражен отправил в рот ломтик засахаренного яблока. — Редактор — мой давний знакомый, мы вместе учились, он сообщил мне, что каждый день получает горы писем от разгневанных женщин. Они требуют провести расследование и прикрыть заведение, лишь по недоразумению называющееся бушоном.

— Но это неправда! — чуть не плакала Клер.

— Хотел бы я с вами согласиться, — проворчал Пражен, допивая кофе. — Кстати, это мой последний визит к вам.

— Что?! Вы поверили этим нелепым слухам?!

— Мне нет дела до слухов, — высокомерно сказал писатель. — Но завтра я отбываю в кругосветное путешествие. Мне нужнаы смена обстановки, новые впечатления. Я думал, что навсегда оставил писательство, но перо зовет, и я не могу не откликнуться на его зов. Возможно, меня не будет года два-три. А возможно, я никогда не вернусь во Вьенн… если найду более приятное место.

— Два-три года?.. — пролепетала Клер, чувствуя, как пол закачался под ногами.

— Можете пожелать мне удачи, а не смотреть, как на мертвеца, — рассердился Пражен. — А я в ответ пожелаю удачи вам и вашему бушону. Удача вам придется сейчас весьма кстати.

Писатель оказался прав. Не прошло и недели, как на имя Жюля стали приходить горы писем от почитательниц невинно отравленного месье Валена. Женщины поливали Жюля такой ненавистью, что он перестал читать письма и прятался всякий раз, когда видел почтальона.

Дальше стало еще хуже — женщины принялись съезжаться во Вьенн со всех уголков королевства, и каждая считала своим долгом посетить то место, где едва не погиб кумир. Однажды бушон даже не смогли открыть, потому что вход в него перекрыли разгневанные поклонницы, скандирующие на разные лады требования закрыть опасное заведение, в котором травят людей.

Толпу разгоняли полицейские, а Клер пришлось заплатить штраф, потому что Жюля признали виновником беспорядка.

Все это не способствовало притоку клиентов, и, несмотря на все ухищрения Клер, посетителей становилось все меньше и меньше.

Жюль относился к несчастьям, постигшим бушон, философски и почти каждый вечер пропадал в центре города, в компании друзей. Дельфина приходила на работу исправно и четко выполняла все поручения, но и у нее лицо становилось все более унылым.

По ночам Клер не могла спать, обеспокоенная судьбой дедушкиного бушона. Неужели, его придется закрыть?! Она в гневе падала на подушку, испытывая жгучее желание прибить Рена Рейва. Конечно же, история с отравлением месье Валена — это не просто случайность. Кто-то все подстроил, и этот кто-то — несомненно, Рен Рейв.

Однажды вечером, после того, как Жюль и Дельфина уже ушли, Клер гасила свечи, готовясь закрыть бушон на ночь. Тихо постучали, и она испуганно оглянулась — кого привело так поздно?

— Можно войти? — на пороге стоял Рен Рейв и держал корзину, которую Клер когда-то позабыла под каштанами. — Вот, нашел, наконец, время вернуть твою корзину.

Клер смотрела на него, не в силах пошевелиться или вымолвить слово.

Зачем он появился? Пришел позлорадствовать? Посмеяться над ее неудачами?

— Я уволил Бонбона, — сказал Рен, поставив корзину на стол. — Ты права, ворам не место в нашем деле.

— О! Какой жест доброй воли! — Клер удалось справиться с изумлением, и она мысленно пожелала себе удачи в предстоящей схватке. А то, что сейчас произойдет именно она, девушка ни капли не сомневалась. — Испугался за репутацию своего заведения? И именно поэтому поспешил избавиться от проштрафившегося и пустить гнилой слушок про мой бушон?

— Гнилой слушок? — любезно переспросил Рен.

— Не делай вид, что не знаешь!

— Ты про Валена? — он усмехнулся и как ни в чем не бывало сел за стол. — А это неправда?

— Конечно, неправда! — возмутилась Клер. — И вообще-то, тебя не приглашали. Изволь убраться.

— Почему ты меня гонишь? — он пожал плечами. — Я ни при чем в истории с Валеном.

— Говорил кот: я не ел сметану, — скептически засмеялась Клер, — и облизывал усы! Не пытайся изобразить передо мной благородного рыцаря — не получится. Я не верю ни одному твоему слову. И я страшно удивлена, что ты не донес на меня в королевскую корпорацию поваров. Это же такая безнравственность — женщина-повар!

— Вот этого я точно не говорил. И я не пользуюсь низкими методами, чтобы победить.

— Вот как? — Клер расхохоталась.

— Припоминаю твои обвинения. Но я не скупал продукты. И об отравлении узнал только из газет.

— Послушай, — Клер прищурилась и подошла к Рену вплотную, ткнув пальцем ему в грудь. — Про ледяную рульку я рассказала только тебе. Никто больше не знал, какие ингредиенты будут использоваться. И вдруг — ай-я-яй! — именно они-то и пропали с рынка! Не знаешь, что за странное совпадение?

Рен покачал головой, посмотрев на палец, которым Клер продолжала его тыкать.

— Я тебя насквозь вижу, лицемер, — сказала она страстно. — И если другим ты кажешься невинным ягненочком, то я знаю твою волчью сущность. Наверное, вы там, в столице, все такие. Но у нас люди живут по-другому, поэтому ты тут всегда будешь чужой.

— Не тыкай в меня пальцем, — сказал Рен обманчиво мягко.

— А то что? — произнесла Клер с вызовом.

— А то откушу твой пальчик, — сказал Рейв, молниеносно перехватывая руку девушки. — Он, наверное, вкусный — такой тонкий и нежный.

Несколько секунд Рен и Клер молча боролись, и победа оказалась на стороне мужчины. Притянув Клер к себе, Рен приблизил лицо к ее лицу и словно нечаянно скользнул взглядом по ее губам.

- Только прикоснись ко мне, — сказала Клер дрожащим голосом, не оставляя попытки вырваться, — я тебе тут же физиономию в кровь разобью!

— Там, под каштанами, у озера, ты была не против.

Воспоминание о сборе голубики так и поставило Клер на дыбы:

— Лучше проваливай! — завопила она. — Пока я тебе что-нибудь не откусила!

Рен тут же отпустил ее, и девушка отбежала на безопасное расстояние, вооружившись для верности метлой. Но Рен не спешил ее преследовать, а наоборот — пододвинул стул поближе к столу, как самый примерный посетитель, и переложил с места на место пеструю салфетку, свернутую трубочкой и перетянутую зеленой веточкой плюща.

— Разве я не заслуживаю награды? — спросил он.

— За что?!

— За то, что вернул твою корзину.

Клер посмотрела на корзину и немного смягчилась.

— Да, спасибо. Ее плела моя бабушка, мне и правда было бы жаль ее потерять.

— Я так и понял. Ты же возвращалась потом, искала ее.

— Откуда ты знаешь? — Клер посмотрела на него исподлобья.

— Просто видел тебя.

— Ты тоже был там? Зачем?

Но Рен предпочел сменить тему:

— Так что насчет награды?

Клер замялась, потом швырнула метлу в угол и преувеличенно долго стряхивала невидимый сор с ладоней.

— Что ты хочешь? — спросила она, наконец, глядя подозрительно.

— Чтобы ты меня покормила, — коротко сказал Рен. — Ведь в бушон приходят, чтобы поесть машон.

Настоящее имя

Вот так заявление!

Клер потеряла дар речи, а потом покраснела от негодования:

— Ты издеваешься надо мной?! Ты пришел в бушон из своего шикарного ресторана, чтобы попробовать стряпни женщины-повара?!

— Да, — ответил Рен. — И если ты не хочешь кормить меня в знак благодарности, то скажи, сколько заплатить — я заплачу, — он достал из кармана горсть монет.

— Столичные типы вроде тебя всегда сорят деньгами, — сказала Клэр с неприязнью. — Деньги даются вам легко, и вы не знаете им цену, поэтому разбрасываетесь направо и налево.

— Но ты ведь не откажешь мне? — он улыбнулся, и синева глаз вдруг потеплела, а вместе с ней потеплело и на сердце Клер. — Несмотря ни на что, я пришел с миром. И не строил против тебя козни, хотя ты и обвинила меня во всех грехах.

— Надеешься, я тебе поверю?

— Очень надеюсь, — сказал он серьезно.

В бушоне повисла напряженная тишина.

— Хорошо, — сказала Клер после долгого молчания, усердно хмурясь при этом, чтобы Рен Рейв не подумал, что она сдалась слишком быстро. — В бушон приходят, чтобы поесть, и если ты платишь — я не могу тебя выгнать. Чем тебя покормить? — она ополоснула руки под рукомойником и повязала фартук.

— На твой вкус, — сказал Рен. — Я так голоден, что съем все.

— Голоден? — фыркнула Клер. — В «Пище богов» перестали сносно кормить?

— Можно я посмотрю, как ты готовишь?

Клер насторожилась:

— Хочешь вызнать какой-то секретный рецепт?

— Просто пожарь яичницу с ветчиной, если боишься, — усмехнулся Рен.

— Яичницу!.. — девушка вдруг прыснула. — Пусть тебе готовит яичницу мадемуазель Форсетти, а Клер Лефер готовит блюда только по семейным рецептам.

Они прошли в кухню, и Клер вытащила из-под стола маленькую переносную жаровню.

— Обычно я пеку на ней вафли, — объяснила она, закладывая лучинки и поленья. — Ты не такой уж важный гость, чтобы я ради тебя заново топила печь.

— Ну, это само собой, — согласился Рен.

Он прислонился плечом к косяку двери и наблюдал, как Клер достает сковороду, ставит ее на огонь и смазывает маслом. Потом девушка принялась рубить ингредиенты — сельдерей, морковь, лук, чеснок, зелень. Клер поглядывала в сторону Рена, ожидая насмешку, но он смотрел очень внимательно и даже… мечтательно.

Мечтательно? Может, ей показалось?

— У тебя отличная техника, — похвалил он. — Никогда бы не поверил, что повар из провинции управляется с ножом с такой ловкостью. В этом видна хорошая столичная школа.

— Дедушка некоторое время жил в столице, — сказала Клер, стараясь не показать, как взволновала ее похвала. — А тебе уже давно надо избавиться от снобизма.

— Подумаю над этим, — пообещал он шутливо.

— И все же не понимаю, — сказала она, доставая кусочек замаринованного на завтра мяса, — зачем тебе приходить сюда? К твоим услугам — лучшие повара, да и сам ты готовишь… — она смутилась, — потрясающе. Да, что уж тут лукавить. Потрясающе.

— На самом деле, причина веская, — сказал Рен. — С некоторых пор я не могу есть. Не могу есть — только пробовать.

— Боже, какие мы нежные! — засмеялась Клер, доставая меленку для перца.

Она засмеялась, чтобы скрыть неловкость, которая возникла после слов Рена. Что за глупости он говорит?

— И что с тобой случилось, столичный господин, если ты не можешь есть? Увидел тухлую рыбу?

— Два года назад умерла моя мать. После этого любая еда кажется мне пресной.

— О! — Клер покраснела и с особым усердием принялась толочь чеснок. — Прости, я не должна была смеяться, я не знала. Конечно, смерть родителей — это страшный удар. Я была совсем маленькая, когда мои родители умерли, поэтому почти их не помню, но когда умер дедушка — мне казалось, что мир рухнул. И только бушон удержал меня на плаву. Так что я прекрасно тебя понимаю, Рен Рейв.

— Зови меня Ренье, — сказал он.

— Что за новости? — Клер обжарила лук и чеснок, посолила и приправила специями.

— Мое настоящее имя — Ренье Равель. А Рен Рейв — это псевдоним на заграничный манер.

— Постой-постой, — Клер погрозила ему деревянной ложкой, которой перемешивала лук. — Разве ты не из Тоффурдшира?

— Нет. На самом деле, я родился в Вьенне, и до четырнадцати лет жил здесь с матерью. У нас был дом возле каштановой рощи, у озера. Там, где ты собирала ягоды. Но сейчас дома нет. Когда мы съехали — все растащили по камням.

— Ты из Вьенна? — изумилась Клэр. — Вот уж никогда бы не подумала… но почему?.. — она осеклась и замолчала.

— Почему — Рен Рейв? — угадал ее гость. — Потому что все заграничное лучше продается. Маркетинговый ход, только и всего.

— Боже, сколько откровений за один вечер, — покачала головой Клэр. — А теперь помолчи, Ренье. Я буду петь.

Она выложила на шипящую сковороду мясо, добавила вино и начала петь:

— Пишу я сонет,

Друг мой Пьеро!

Дай мне на вечер

Назад Дальше