Вера улыбнулась, вспоминая, как пыталась купить или хотя бы выяснить, продаётся ли где-нибудь вообще хоть какое-нибудь горючее. Все делали большие глаза и спрашивали: «А зачем вам?», она отвечала: «Для экспериментов». Её направляли в лавку алхимических реактивов или в аптеку, но ни туда, ни туда она не попала.
«Сходим в следующий раз.»
Она опять взялась за иероглифы, но мысль о танке всё не давала покоя. Взяв новый лист, Вероника вдохновенно замахнулась кисточкой и написала вверху «сорок тонн», поставила «равно», оставила место и добавила «телег». Задумалась. Почесала затылок и пожав плечами, дописала с новой строки: «одна телега — сто золотых». Отодвинула листок, рассматривая его, как инвестор какой-то сомнительный бизнес-план, потом махнула рукой и дописала ещё ниже: «сорок телег — четыре тысячи золотых», взяла в скобки и добавила умножение на коэффициент телеги.
«Что-то я сомневаюсь, что в телегу влезет тонна железных чушек.»
Опять проделав древний мозгопрочищающий ритуал с потиранием затылка, Вера постаралась припомнить хоть какую-нибудь виденную в жизни телегу. Припомнила. Решила, что тонна таки влезет, но не факт, что какая-нибудь лошадь утянет такую телегу и что телега в процессе не развалится.
«С другой стороны, а вдруг, это специальная телега, с осями из сурового чугуния и быками вместо лошадей? Тогда вполне возможно, что клепать танчики выйдет не так уж и дорого…
Но их ведь ещё и кормить чем-то надо.»
Она зарычала от досады и взялась за виски, ляпнув себя кисточкой по щеке. Поморщилась и вытерлась рукой, взяла новый лист, попыталась начерно набросать развертку корпуса танка, чтобы посчитать площадь брони, увлеклась так, что стала тихонько бормотать под нос, разговаривая с чертежом:
— Здесь у нас лобик, мощненький такой… на лобике пушечка, толстенькая, жирненькая… тут башенку в обе стороны развернём, крыша, люк и нормуль. А тут бока и задница, а гусельки с каточками посчитаем оптом…
Рядом кто-то деликатно прокашлялся.
Вера оторвалась от рисунка и сконфужено улыбнулась министру Шену, стоящему прямо перед столом и заинтересованно рассматривающему её художества. Он чуть поклонился и изобразил ироничный великодушный жест «продолжайте, не обращайте на меня внимания, я пришёл просто постоять, посмотреть…». Вероника выровнялась и сделала преувеличенно суровое лицо:
— Сколько железа в одной телеге?
— Смотря какая телега, — пожал плечами он.
— Такая, в которой возят железные чушки и которая подорожала до сотни золота, — ещё суровее потребовала Вера. Министр чуть нахмурился, отошёл от стола и обрисовал жестом прямоугольник пространства между собой и двумя стенами:
— Вот такая где-то, борта по пояс, загружают чуть ниже борта.
— Угу, — глубокомысленно протянула Вера, на глаз записывая размеры телеги. — А по весу?
— В чём измерять? — чуть улыбнулся он.
— В Верониках Зориных, — криво улыбнулась она, он на секунду поднял брови, потом понимающе кивнул и задумался, но почти сразу ответил:
— Человек тридцать, смотря как загружать.
— Ого, — она записала цифры, — кто таскает эти телеги?
— У нас — волы, на севере — северные кони или олени.
— Ясно. — Она быстро считала на пальцах и писала, вывела финальную сумму и невесело присвистнула, подперла пальцем висок и с умным видом заявила министру: — Не знаю, обрадует вас это или расстроит, но склепать правильный танчик из обычных чушек, по ценам для мелкооптовых закупщиков, без учёта начинки, а только тушку корпуса, чисто по металлу выйдет около шести с половиной тысяч золота. — Министр присвистнул точно как она, Вера кивнула: — Ага. Я могу позволить себе два дома в столице, но не наскребу даже на один танк.
Он перестал улыбаться и качнул головой:
— В масштабах страны это не деньги, Империя богата, даже сейчас. Цыньянцы могут себе позволить тратить на военные нужды гораздо больше.
— А горючка? — Вера опять опустила глаза в лист и написала «топливо», поставила знак вопроса. — Я не помню точные цифры, но где-то читала, что по пересечёнке, на крейсерской скорости, тяжелый танк сжирает столько топлива, сколько наберётся, если уставить его путь канистрами через каждые несколько метров. Этот, конечно, не тяжёлый, он потребляет скромнее, но тем не менее. Как у вас с нефтепродуктами? Король мне ни слова не сказал про нефть.
— Месторождения есть, — кивнул министр, — но их почти не разрабатывают, смысла нет.
— Пора начинать, — криво улыбнулась Вера. Министр неопределённо пожал плечами и отмахнулся:
— Посмотрим. Как ваш список, вы высчитали время?
— Да, где-то час после полуночи. А список обрастает пометками, но легче от них не становится. — Вера невесело опустила голову, откапывая из-под бумажек свой пестрый список, министр протянул за ним руку и Вера отдала, криво улыбаясь про себя.
«Как будто вы там что-то поймёте.»
— Что значит линия и точка?
— Восклицательный знак, обратить внимание.
— А изогнутая линия и точка?
— Знак вопроса, неуверенность.
— Угу. — Он придвинул себе кресло, положил листок на стол и внимательно посмотрел на Веру, кивая на список: — Вперёд, с самого начала и подробно.
«Ох твою же ж мать…»
— Все сорок человек? — со слабой надеждой вздохнула она, он бросил на неё взгляд, в котором ясно читалось: «лентяйка», Вера мысленно показала язык, министр чуть улыбнулся и сжалился:
— Ладно, давайте начнём с самых вероятных. Кто у нас под первым восклицательным знаком?
Он взял себе чистый лист и карандаш, Вероника бросила взгляд на лежащий вверх ногами список и сказала:
— Флай, моя бывшая одноклассница. Она часто не спит ночами и вполне может думать обо мне в половине второго. Она профессиональный фотограф, если попадёт сюда, то вряд ли чем-то поможет в военных делах. — Вера задумалась, вздохнула и криво улыбнулась, — и ещё она вегетарианка, так что не станет строить оружие даже под страхом смерти.
— Что значит "вегетарианка"? — министр что-то быстро писал, Вера ответила:
— Человек, который не ест мясо. У вас такого нет?
— Есть, — кивнул он, не отрываясь от записей, — но не в Карне. В Ридии есть храмы богов, запрещающих своим жрецам есть то, что когда-то было живым и что взято от живых существ — мясо, молоко, мёд, яйца и блюда, которые их содержат. — Он дописал и выпрямился с кривой улыбкой, — ужасно ортодоксальные жрецы. Тощие, бледные, вечно раздраженные и ищущие, на кого бы обрушить божьи кары.
Вера понимающе улыбнулась и качнула головой:
— Нет, у нас это, чаще всего, из-за нежелания человека убивать живое существо ради еды. Моя Флай помешана на всём маленьком и пушистеньком, вечно всех жалеет, тащит домой всякую доходяжную живность с улицы, лечит, находит хозяев. А они липнут к ней, как чувствуют.
— Ясно. Дальше. — Он дописал ещё пару строк, Вера посмотрела в список и невесело продолжила:
— Нэрди. Старый друг, очень умный мужик, — поморщилась и замолчала. Министр оторвался от записей и подозрительно поднял бровь, Вера тихо сказала, — очень умный. Может создать очень много проблем. Он электрик по первому образованию, физик по второму, а работает в исследовательском институте конструктором, можно сказать, молодой учёный. Если цыньянцы получили его, то готовьтесь к тому, что их танки лет через тридцать смогут выходить в космос.
«Дзынь».
Министр посмотрел на белый шарик, Вера тоже, криво улыбнулась и изогнула бровь:
— Часики не могут в сарказм?
— Это неточный прибор, — поморщился министр. — Дальше.
Дальше шёл гитарист виталиковой группы, Вероника решила объединить всех музыкантов и отделаться от них скопом.
— Вот этот, эти двое, этот и этот — все музыканты. Творческие люди, по большей части не способные даже гвоздь забить. Да и вряд ли кто-то из них носит с собой мой танк, я их отметила, просто потому что они могли обо мне думать.
— В вашем окружении так много музыкантов? — подозрительно поднял брови министр, — откуда, вы же вроде бы не связаны со сценой?
— Ну… — она глубоко вдохнула, пытаясь тянуть время и выглядеть расслаблено, пожала плечами, отводя глаза, некстати вспомнила про "часы истины" и нервно поджала губы. Наконец решилась и ткнула пальцем в одно имя из списка: — Вот этот когда-то сидел со мной за одной партой. Музыканты просто такие люди, они постоянно между собой общаются и все друг с другом знакомы, если знаешь хотя бы одного, то постепенно перезнакомишься со всеми группами города.
— Ладно, — он сделал вид, что поверил, молча написал ещё пару строк и сделал приглашающий жест: — Дальше.
— Это Миланка, она могла думать обо мне в любой момент, танк у неё мог с собой быть, потому что я когда-то сама ей его скидывала. Она тоже инженер и, в принципе, может создать проблемы типа нового оружия, — Вероника задумалась, качнула ладонью, подбирая слова, — но она… оружие — не самое страшное, что она может принести сюда в своей голове. На самом деле, я не знаю, что бы она делала, если бы сюда попала. Это зависит от миллиона факторов, начиная с того, кто её встретит и как обратится, и заканчивая цветом обоев и запахом в комнате.
— Вы говорили, она проектировщик систем вентиляции, — поднял глаза министр, Вера с лёгкой досадой сжала губы — она говорила это Эйнис и наедине. Сухо кивнув, она ответила:
— Да. В угольной шахте километровой глубины, которую проветривают здоровенными электрическими вентиляторами.
— То есть, в мире без электричества она безопасна?
— Ой… — Вера вздохнула, подпёрла щеки ладонями и с невесёлой иронией сказала: — Я знаю её уже больше двадцати лет. Я видела её весёлым ребёнком, оторвой-школьницей, трудным подростком, томной юной девушкой, взрослой хитромудрой тетерей, всегда находящей способ сделать так, чтобы ничего не делать и всё было сделано… — Она на секунду задумалась, потом посмотрела на министра и с сарказмом развела руками: — Но я ни за что не возьмусь предсказывать её поведение. Я знаю, что она надёжный человек, что если я куда-то влипну или что-то натворю, то она всегда поможет мне спрятать труп, достать деньги или уехать из страны. Но даже я никогда не знаю, что она скажет или сделает в следующую секунду. — Видя лёгкое недоумение на лице господина министра, Вероника не сдержала ехидную улыбку и прошептала: — В этом и прелесть.
Он закрыл глаза и приподнял брови, потирая висок, медленно качнул головой и стал записывать. Ещё раз пробежал глазами список и вздохнул:
— Дальше.
— Дальше сестра, — криво улыбнулась Вера, — но если она — второй Призванный, то её, скорее всего, убьют.
Министр резко поднял глаза:
— Откуда такая категоричность?
— Из личного опыта, — злобно усмехнулась Вера. — Мою сестру можно похитить, можно закрыть в клетке, можно убить, но заставить сотрудничать нельзя. У неё настолько тяжелый, отвратный характер, что если какому-нибудь придурку-шовинисту, вроде Тонга, придёт в голову обратиться к ней «женщина» или хоть посмотреть на неё не так, она из чистой вредности ни слова ему не скажет, даже если ей это боком выйдет. На неё нельзя давить, нельзя повышать голос, нельзя хоть каким-то образом ограничивать или говорить ей, что делать — она из принципа упрётся и сделает наоборот, даже во вред себе, лишь бы досадить обидчику. Так что если это она — она не жилец. Желание её убить — это то, что чувствуют абсолютно все, кто проходил с ней день по магазинам или полдня просидел в одной комнате.
— А если цыньянцы поумнели? — тихо сказал он, Вера задумалась, глядя как он крутит в пальцах карандаш, медленно приподняла плечи, неуверенно сказала:
Министр тихо фыркнул и иронично прошептал:
— Любите вы сестру…
— Я её обожаю, — с весёлым сарказмом запрокинула голову Вера, — если будет надо, я буду за неё драться до смерти, но жить с ней я не стану ни за какие пряники.
— Ладно, с сестрой ясно, — усмехнулся он, ещё что-то отмечая у себя. — Дальше. Двух последних строчек вчера не было.
— Это родители, — понурилась Вера, он понимающе кивнул и молча приготовился писать. Вера посмотрела на него и опустила глаза, пожала плечами, помолчала. — Если это папа, то он быстро найдёт общий язык с кем угодно и за несколько пятилеток поднимет горнодобывающую промышленность, настроит автозаводов и наклепает танков и прочей стреляче-ездячей хрени. А если это мама… — она криво усмехнулась и с чувством выдохнула, — то песец вашим цыньянцам, я им реально не завидую.
По иронично-понимающей улыбке господина министра было ясно, что ход её мысли он улавливает. Не разделяет, но спорить не будет.
— Ваша мама настолько впечатляет?
— О, да, — протянула Вера, тут же сделала игривые глазки и прошептала: — Если хочет впечатлить. — Тихо рассмеялась и уже нормальным тоном сказала: — Во-первых, она не страдает косностью мышления и учтя новую информацию, мигом поймёт, что я тоже, возможно, где-то здесь. И приложит все усилия, чтобы меня заполучить или как минимум не дать в обиду. А моя маман, вставшая на тропу войны — это армагеддец покруче моей сестры и Миланки вместе взятых.
Вера хищно улыбнулась, мечтательно вперив взгляд в неведомое, министр попытался вернуть её на грешную землю, мягко спросив:
— Какая она?
— Она как я, — довольно улыбнулась Вера, — только гораздо образованнее, раза в два обаятельнее и раза в три страшнее в гневе. Прибавьте к этому двадцатилетний опыт командования мужиками и внешность… ну, вы же видели, — ещё шире улыбнулась Вероника. Игриво двинула бровями, хихикнула и сняла с волос заколку, перекинула хвост на макушку и опять заколола, стала выравнивать свисающие на глаза длинные пряди, чтобы они симметрично обрамляли лицо. Поправила, пригладила, села ровно и шепотом пояснила: — Мама носит чёлку. — Сделала иронично-суровое лицо, прокашлялась, проверила голос и глубоким альтом мурлыкнула: — Верочка, ко мне на родительском собрании подходила мама Вадика, спрашивала меня, как ты могла избить её сына. Я сказала ей, что в нашей семье все женщины это могут, в этом нет абсолютно ничего особенного. — Сменила тон на чуть более дружелюбный и с подначивающим видом сложила руки на груди: — В чём дело, дочь? Раньше на тебя боялись жаловаться, теряешь хватку!
Министр не выдержал и рассмеялся, опустил голову, потирая лоб и медленно качая головой:
— У вас талант.
Вера улыбнулась и стала театрально раскланиваться, сняла заколку и попыталась привести волосы в порядок, уже серьёзно сказала:
— Короче, было бы неплохо, если бы это была она, но я в это почти не верю. У мамы строгий режим, она всегда ложится в десять и во время Зова должна была уже видеть седьмой сон, а не думать обо мне. Да и она вообще ещё может не знать о моём исчезновении, мы редко созваниваемся. А даже если узнает, то скорее всего, не станет поднимать панику, я так уже делала, так что волноваться она начнёт не раньше чем через пару недель, а то и месяцев.
— Вы так уже делали? — заинтересовался министр, Вера замялась, но посмотрела на "часы истины" и неохотно кивнула:
— Да, ещё когда училась. Милке предложили поехать в детский спортивный лагерь, поработать младшим воспитателем, вроде как подработка на каникулы и одновременно отдых. Она боялась ехать одна, позвала меня, меня не пустили родители. — Вера пожала плечами и невинно улыбнулась, — я сбежала. Позвонила им оттуда через пару недель, когда все уже перебесились, — она небрежно махнула рукой, — обошлось. Это было очень клёвое лето.
Она опять задумалась, рассеянно улыбаясь, он иронично усмехнулся:
— Да… на цепь вас посадить, что ли? — Вера резко перестала улыбаться и подняла глаза, министр улыбнулся ещё ироничнее, — а то вдруг вам Барт предложит куда-нибудь с ним метнуться на отдых, а вы мне оттуда напишете через две недели?
Вера натянула угрожающе ненатуральную улыбку:
— Вы говорили, я не в тюрьме.
— Я уже начинаю думать, что погорячился с этим заявлением, — он смерил её ироничным взглядом, медленно пожал плечами и кивнул сам себе: — Да, на цепь — оно понадёжнее будет.