— Армия не всегда решает исход битвы. Мне пора. И спасибо…
За её спиной показались небольшие крылышки, выросшие за секунду до огромных крыльев, взмахнули так, что я невольно заслонилась рукой от ветра, и в следующее мгновение Алконост взмыла вертикально вверх, скрывшись за кронами деревьев.
Я снова вздохнула. Армии не будет. Надо продумать стратегию, как победить паршивца Кощея нашим маленьким отрядом боевых Чебурашек.
Глава 20. Блондинка и чудо-юдо
Уснула я лишь под утро. Проворочалась всю оставшуюся ночь под боком у Агея, стараясь не разбудить его. По ногам бродили стаи муравьёв или то и дело пробегали словно электрические разряды. В голове мешались воспоминания и сны — Жанна с Далой, мама и папа, чёрные крылатые тени, красноглазая нежить… Мучали меня все вместе и каждый по отдельности. Агей бормотал что-то недовольно и обнимал меня одной рукой. Грел и успокаивал, а потом мне становилось жарко и я снова вертелась, чтобы найти подходящую позу…
Меня разбудило звяканье ложек в кухне. Все уже встали. Я слушала тихие неразборчивые разговоры, обыденно-неторопливые, и мне вдруг подумалось — ведь сегодня мы должны идти в логово Кощея! И возможно, кто-то оттуда не вернётся…
Нет! Прочь, унылые мысли! Всё будет хорошо! А ещё говорят, надо молиться… Только кому? В бога я никогда особо не верила, а совсем недавно встретила несколько очень даже живых богов…
— Матушка Макошь… — прошептала я, сложив руки перед грудью, и замолчала. Что сказать? Как молиться? Меня этому не учили.
— Матушка Макошь, тётушка Мара, сделайте так, чтобы у нас всё получилось!
Креститься не стала. Всё-таки они мои родственницы, ещё оскорблю невзначай. И встала. Нефиг разлёживаться!
В ноздри ударил запах кофе — настоящего, свежесваренного, и я приподняла брови. Кофе? Откуда? Если только Захар не приволок в кармане заговоренную кофеварку из какой-нибудь сказки! Я потянулась на любимый аромат, как крыса на зов дудочки, и вошла в кухню.
На меня глянули четыре пары глаз. Смотрели одинаково: настороженно и вопросительно. Чего это они? Ах да, я же зелье пила, знать хотят небось, вспомнила или нет… Расскажу, но не сразу. После завтрака.
— А откуда у нас кофе? — как можно более непринуждённо спросила я, садясь за стол. Агей кивнул на сестру:
— Янка заработала!
— Хочешь кофе? — благодушно спросила волчица и, не дожидаясь ответа, поставила турку с водой на непонятное сооружение, похожее на древнюю керосинку.
— Что это за хрень и откуда вы её выкопали? — изумилась я. Огонёк псевдо-керосинки горел ровным синим пламенем, облизывая бока турки.
— Это холодная свеча, — деловито объяснил Захар, поправив пальцем очки. — Довольно сложная в получении, но удобная, когда нет огнива под рукой.
— Ну вы даёте, ребята! — восхитилась я. — С вами в поход можно идти!
Агей фыркнул от смеха. Яна покрутила головой:
— Походы… Не надо об этом!
— Тогда рассказывай, где заработала на кофе, — покладисто согласилась я. Оборотня пожала плечами, но было заметно, что она гордится своей смекалкой.
— Я же жила между людей. Суббота сегодня. А в пятницу все бухают. В магазинах беда — грузчики в субботу всегда пьяные, как… Как грузчики! — со смехом сравнила Яна. — Ну, сходила в здешний продуктовый с утречка, так и есть — фура пришла с товаром, а разгружать некому! Я им быстренько всё перетаскала из машины, завхоз мне заплатила и хоп! Кофе, сахар, молоко, хлеб и…
Она картинно указала двумя руками на два пакета, покрытые изморосью:
— Пельмени!
Агей облизнулся. Захар кашлянул:
— Я такого блюда не знаю, но надеюсь, что это вкусно!
— Уж всяко вкуснее каши, — скривилась Яна, насыпая три ложечки кофе в турку.
Все заметно нервничали. Света упорно молчала, разглядывая узорную пенку на кофе. Захар барабанил пальцами то по столу, то по колену, так что хотелось сломать ему руку. Яна старательно вела себя как обычно, но натянутость проскальзывала сквозь балагурство, как малёк сквозь ячейку сети. Даже Агей напряжённо думал о чём-то, щуря и без того узкие индейские глаза. Мне даже стало немного неловко от того, что я отволновалась за ночь.
Когда передо мной появилась дымящаяся чашка, я ожила при одном только взгляде на неё. А отхлебнув глоток, понежилась в нирване и спросила как можно беззаботнее:
— Так какой у нас план? Или у нас нет плана?
— Ну… — Агей бросил быстрый взгляд на сестру и глянул мне в глаза: — В принципе, план есть. Сейчас сгоняем кой к кому!
Я подняла брови. Темнишь, волчок! Но кивнула:
— Хорошо. Только не забудь меня взять.
— Как же без тебя! — усмехнулся Агей. — Вот кофе попьешь, и двинем. А вы пока активными зельями побалуйтесь, Захар, у тебя точно в блокнотике есть рецепты?
— Найдётся, — солидно кивнул студент. — Со второго курса точно что-то записывал.
— Ну так дерзайте, только квартиру не подорвите. А мы быстро, туда и обратно.
С сожалением отставив пустую чашку, я встала. Агей подождал, пока я обуюсь, и вышел из квартиры. Я за ним. Но в тот момент, когда уже занесла ногу над порогом, в груди что-то тюкнуло, как будто кошелёк забыла или телефон. Вернувшись, я нахмурилась, сосредоточившись. Что это было?
Книга лежала на краешке стола. Одинокая и несчастная. Не знаю, можно ли применить это слово к неодушевлённому предмету, но старинный фолиант словно обиделся на меня. Брошенный и забытый. Я поспешно сунула его под мышку, виновато погладив по корешку, и вышла из квартиры.
И не увидела, как одна из трёх пар глаз оставшихся в кухне ребят вспыхнула на миг злобным красным всполохом.
Агей придержал мне двери лифта, впустил. Нажал на прожжённую кнопку в самом низу панели, кабина ошалело вздрогнула и двинулась вниз, скрипя тросами. Оборотень негромко кашлянул:
— Ты куда ночью опять шлялась?
— Воздухом подышать выходила, — вежливо ответила я. — С птичками поболтать.
— С какими это интересно… Постой! С той самой птицей?!
— Да. С Алконост. Или с Алконостом? Как правильно?
— Да без разницы! Что она тебе сказала?
Агей был возбуждён до колик, и я с усмешкой похлопала его по руке:
— Да успокойся! Ничего особенного. Совсем ничего, правда. Кроме того, что армии мы не дождёмся, всё сделаем сами.
— Она сказала тебе, что ты победишь Кощея?
— Ну типа того, да. Его победит ярость, замешанная на дерзости, и оба качества у меня есть.
Агей с усилием выдохнул. Чуть меня не сдул в открывшиеся двери лифта. Пришлось шлёпнуть его по руке:
— Да успокойся ты уже! Куда мы едем?
— Сюрприз, — буркнул он. Мы вышли на крыльцо, и Агей огляделся по сторонам. Потом тихо сказал:
— Сейчас ты укроешь нас мороком. Мне придётся вскрыть машину.
— Чего-о? — обалдела я. — Каким мороком? Какую машину?
— Морок. Невидимка. Понимаешь? А машину… Да хотя бы вот эту!
И он кивнул на потёртый жизнью старенький красный Жигуль, спавший на стоянке чуть дальше от подъезда.
— Я не собираюсь помогать тебе украсть машину! — возмутилась я. — Это вообще-то преступление!
— Мы её просто одолжим! — Агей широко улыбнулся, обнажив крупные белые зубы, и мне захотелось его поцеловать. И ударить. В одно и то же время. Но я сдержалась, проворчав:
— Бандит.
— Ну не пешком же топать до центра! Давай, морочь!
— Да я не умею!
Он остановился, обернулся ко мне и глянул так, что я устыдилась. Ну чего, я же ведьма…
— Ты ведьма! — повторил он мои собственные мысли. — Ты умеешь всё, просто никогда ещё этого не делала. Это легко! Представь. Как с нежитью, помнишь? Пожелай скрыть нас.
Зажмурившись неизвестно для чего, я начала шептать про себя: «Хочу, чтоб нас никто не видел! Хочу, чтоб нас никто не видел!»
— Глаза открой, — усмехнулся Агей и повёл меня к машине. Я приоткрыла один глаз и увидела серебристую пелену вокруг нас. Как будто огромный мыльный пузырь поглотил меня и Агея, а чуть позже и красную девятку. Мой бандитский волк вытащил из-за пояса плоскую длинную железку и точным жестом сунул её между стеклом и дверцей машины. Вот ушлый! Интересно, сколько раз он проделывал такие номера? Я паниковала, старательно удерживая морок вокруг нас, и боялась, что всё равно увидят. Аж ладони вспотели! Но громкий щелчок задвижки на дверце заставил меня облегчённо выдохнуть:
— Получилось!
— Конечно, а ты что думала? — Агей сел на сиденье и принялся копаться под рулём, согнувшись в три погибели. Зажигание ворчливо рявкнуло, мотор, прочихавшись, заработал ровно, и волк кивнул, выпрямившись:
— Давай быстренько, поехали!
Рысью обежав машину, я плюхнулась на пассажирское место, лихорадочно пристегнулась. Агей вырулил с парковки и весело рассмеялся, скосив на меня глаза:
— Да расслабься ты! Видишь — никто ничего не заметил!
— А если бы сигнализация? — мне даже говорить было трудно, так я переволновалась.
— Да на такие вёдра никто сигналку не ставит!
Он фыркал от смеха ещё пару минут, пока не выехал на проспект. А там сказал серьёзно:
— А теперь рассказывай, что тебе зелье показало.
Я вкратце описала ему свои детские воспоминания, стараясь не поддаться чувствам и не расплакаться при мысли о маме и папе. Агей слушал внимательно, не отрывая взгляда от дороги, и только кивнул в конце:
— Понятно.
Я уловила исходящую от него жалость и насупилась. Никогда не любила, когда меня жалели. Вот не надо! Лучше я сама себя пожалею и поплачу в одиночку, но чтобы никто не видел!
Агей свернул направо, попетлял немного по внутренним улочкам и остановил машину перед странной помесью магазинчика и кафе. Вспомнились Марусины лекции: теперь это называлось тягучим заграничным словом «лаундж»! Симпатичная вывеска «Чайхана» с причудливой азиатской вязью букв и неожиданно белорусской стилизацией фона удивляла на первый взгляд, а реклама на окне завлекала «всегда свежей выпечкой» и «восточными сладостями». Представив себе горячую плюшку с мёдом, я невольно сглотнула слюну. Почему восточная выпечка ассоциировалась у меня именно с мёдом? А вот не знаю! И кого, интересно знать, Агей собирается навестить в этом магазине?
Мы вошли внутрь, тихо звякнул колокольчик над дверью, и улица позади нас словно исчезла — ни тебе шума моторов, ни звяканья трамваев, ни гомона вездесущих воробьёв… В чайхане было прохладно и сумрачно. Ни души. Всё вокруг украшали восточные мотивы, как на съёмках фильма про Среднюю Азию: на подушечках у низких столиков, на мандалах, развешанных по стенам, на портьерах, прикрывавших окна и разделявших столики. Уютное тихое местечко посреди города-миллионника.
На звук неслышно появилась красивая молодая девушка с роскошными чёрными косами и узкими глазами газели. Застыв у прилавка с выпечкой, она смотрела на нас с приветливой улыбкой и ждала. Агей обратился к ней, как к старой знакомой:
— Привет, Набиля! У себя?
— Здравствуй, Агей, — девушка кивнула. — Проходи, я предупрежу. Здравствуйте, — кивок мне и любопытный быстрый взгляд настоящей женщины, оценивающий и даже слегка ревнивый.
Решив не обращать внимания (мало ли что у волка было в прошлом с девушками!), я кивнула в ответ. Агей подхватил меня под локоть и потянул за прилавок, в гулкий, слабо освещённый коридор. Если в чайхане было уютно и украшено с восточным размахом, то за кулисами оказался обычный совдеповский минимализм: крашеные отвратительной зелёной краской стены, кафельный пол, бетонные ступеньки и внутренние двери цвета детской неожиданности. Набиля постучалась в одну из дверей и громко позвала:
— Ваша, к тебе гости!
— Пусть войдут, — отозвался знакомый голос. Агей нажал на ручку и открыл дверь:
— Ишь! Как министр сидишь тут! Небось, и приёмные часы есть?
— По статусу положено! — рассмеялся сидевший за шикарным столом массивного дерева молодой мужчина из южных народов.
Я широко распахнула глаза и крепче прижала фолиант к груди, рискуя раздавить его:
— Алим?! Ты?
— Ладочка! — на широком лице чеченца появилась фирменная улыбка, от которой у меня всё внутри сжалось. Маруся… Клубы… Беззаботная наша жизнь…
Алим по-кошачьи выскользнул из-за стола и приблизился, взял мою руку и галантно, совсем по-заграничному поцеловал кисть:
— Я ведь так и не сказал тебе спасибо!
— За что? — еле выдавила я, поразившись произошедшим с ним изменениям. Это был Алим, но не тот, который платил широкой рукой за выпивку и распускал павлиний хвост при виде симпатичной девушки. Новый Алим был сдержан, улыбался открыто и без маслянистого блеска в глазах, даже говорил без противного горского акцента!
— За спасённые жизни, — ответил он тихо, и я совсем смутилась.
— Да ладно, — пробормотала. — Даже не знаю, как получилось.
— Когда магия в крови, она действует сама собой.
— Так ты… В курсе? — я подняла брови, но тут же их опустила на место. Конечно, он в курсе. Они же друзья с Агеем. И он именно тот «кое-кто», который должен нам подсобить с Кощеем.
— Ну, немного, — подмигнул мне Алим заговорщицки.
— Значит, поможешь? — с надеждой спросила я, машинально поглаживая корешок книги.
Алим отстранился и вопросительно глянул на Агея. Тот кивнул:
— По делу мы. Уж извини…
— Дело так дело! — решительно тряхнул головой Алим. — Садитесь, сейчас чай будем пить, будем кушать сладости, как раз и о деле поговорим.
Он нажал на кнопку допотопного селектора, негромко сказал что-то на быстром гортанном языке. А я даже сесть не успела. Дверь распахнулась, и мне пришлось упереться задом в стол, иначе бы меня снесла живая лавина. Которая обнимала до боли в рёбрах и вопила русалочьим голосом:
— Яцке-е-евич! Ладка, сучка ты крашена!
— Маруся! — пролепетала я, пытаясь вдохнуть. — Боги, ты меня задушишь!
— И задушу, а шо ты себе думала! — она выпустила меня из цепких объятий и принялась вертеть во все строны, разглядывая: — Хорошо тебя кормили, хоть поправилась, а то была тощая, шо твоя вобла сушёная!
— А ты похудела, что ли?
Я не верила своим глазам. Маруся, моя циничная беззаботная русалка, превратилась в настоящую королевну. Даже не внешне — Машка всегда выглядела ахово. Какое-то новое благостное сияние глаз, спокойствие души и совсем другая уверенность в себе появились вместо бестолковости и суетности. Улыбнувшись в ответ на моё удивление, подружка повертела перед лицом правой рукой, и я наконец заметила кольцо на безымянном пальце. Простое колечко из белого и жёлтого золота.
— О, поздравляю! — искренне обрадовалась я и повернулась к Алиму: — Ну ты и жмот! Мог бы и на бриллиант разориться!
Он оценил шутку, усмехнувшись, и ответил:
— Бриллиант не может носить бриллиант!
Взгляд, брошенный им в сторону Маруси, порадовал и одновременно опечалил меня. Алим смотрел на подружку, как на сокровище, бесконечно нежно и гордо. Она больше не моё солнышко в окошке. Она принадлежит ему. От этой мысли стало немножко грустно. Но лишь на мгновение, потому что Машка увлекла меня к низкому столику, на котором Набиля тихо и быстро расставляла всё для чаепития, и зашептала возбуждённо:
— Ну а ты, ты-то как? С Агеем? Как у вас сложилось? Рассказывай давай, куда он тебя увёз! Я хочу всё знать!
— Маш, давай потом, а? — жалобно попросила я, косясь на Набилю. Как мне рассказать подружке о Заоблачной? О моих родителях — богине Лели и брате медвежьего царя? Об упырях, оборотнях и нежити? О бабке Яге? Язык не повернётся вот так сразу… Надо ее как-то подготовить сначала!
— Когда потом-то? — чуть ли не обиделась Машка. — Опять пропадёшь и ни слуху ни духу!
— Ну… Понимаешь… У нас очень важное дело! — замямлила я. Тут рядом присели на мягкие подушки оба парня, и Алим без предисловия сказал Марусе:
— Кощей у нас в городе. Взял одну ведьму в заложницы, только демоны знают зачем! Надо его нейтрализовать, а сил маловато.
— Алимчик, это опасно? — побледнела Маруся и глянула на меня: — Что за ведьма? Из твоей родни?
— Знакомая, — на автомате отозвалась я. — Постой! Ты всё знаешь?! Ты… Марусь, только не говори, что ты тоже… Ну…
Она шлёпнула меня по лбу:
— Нет, я не тоже! Я вообще, похоже, единственный человек в этой комнате! Развели тут Дозоры, понимаешь! А я вляпалась!
— Машенька, моя Маша Бузу Куока! — Алим завладел рукой жены и прижал её ладонь к щеке. — Моя богиня мира, это всего лишь небольшая карательная экспедиция малым отрядом. Всё будет хорошо!