После старика, который хотел заразить Артёма своим сумасшествием, он не мог ни о чем больше думать. Ворочался ночами гадая, где в его словах правда, а где вымысел? Нелогичность произошедшей встречи была столь явной, что поневоле начнешь задумываться о том, что это «жу-жу» неспроста. Выдумать такую несуразицу сложно. Сидеть дома было невмоготу и, вспомнив о приглашении Олега, он еле дождался пятницы. Сидя в подвальчике среди чудаковатой молодежи, Артём понимал, что, наверное, ничем не отличается от этих странных парней и девчат, пока ничего не умеющих и не на что не годных, но по-своему свободных. От предрассудков, от пресности обыденной жизни. Они фотографируют, марают бумагу и холсты, сплетают слова в рифмованные строки и думают, что у них получаются стихи. Они пишут рассказы, повести, а есть и такие, которые замахиваются на романы. Пятница — их день, полночь их время, но сутки уже перевалили и на календаре новая дата. Народ разбрелся, остались только хозяева подвальчика — Олег и, наверное, его девчонка… Может это одна из няшек-близняшек? Убитый и Леша — парень в тельняшке. Эти, как пить дать, — дельцы, зарабатывающие в таком месте. Артём знает подобную породу. С такими лучше не связываться… Но ему ведь с Убитым не детей крестить, верно? А вообще, сейчас неважно, кто они такие, главное — забыть сумасшедшего — всё ж лучше среди людей, чем в одиночку голову ломать…
А его… Его ждет спектакль!
Артём за последний месяц успел соскучиться по ощущению власти над людьми. Любой актер или танцовщик скажет, какое это наслаждение питаться энергией зала. А в малой аудитории ощущения ещё круче — спросите бардов или рок-музыкантов, играющих на кухнях. В этом подвальчике сейчас раскроет свои лепестки чистое искусство. Да, Убитый правильное слово подобрал — импровизация. Ему предстоит разыграть целый спектакль одного актера, одного автора. Он будет един в массе лиц. Он — дирижер, драматург, прима и примадонна, все сразу.
Но Артёму хотелось не только быть среди людей. Была и ещё одна важная причина. История Мартина и Файзы пришла к нему давно, сначала основа — непростая судьба человека без Родины, без прошлого. Потом он увидел девочку, её мытарства. А когда два ручейка переплелись, слились в единую реку, он понял, что становится обладателем чего-то большего, чем просто очередная рассказка для случайных зевак. Слишком много подробностей и сюжетных отклонений. Тут была не одна история, а несколько. Он впитал в себя целые миры, о которых даже не слышал и не читал. Поинтересовался, нашел в интернете страницы, посвященные организации, в которой служил главный герой — всё совпало. Даже имя их командира… Вот, не верь потом в гений рассказчика-фантазера! Когда он полностью открыл ВСЮ историю и, наконец-то, распутал ВСЕ тайны, то просто не имел права носить её внутри, ни с кем не поделившись. Ведь плоды его таланта были очень хрупкими. Сегодня воображение построило целый замок, с фундаментом — предысторией, башнями — персонажами, рвом и воротами — завязкой, стенами — временем, храмом — внутренним конфликтом героя, и самим зданием дворца — судьбой главного героя. Если не возвести здание перед кем-то, то можно его навеки потерять! Просто на смену одному придет другое. Такое же хорошее, не уступающее прежнему, но оно будет… просто будет другим. С новыми персонажами, загадкой, интригой…
И, да, рассказывать истории — это намного круче, чем писательство: гонорар живыми эмоциями здесь и сейчас… А ещё… Ему просто надо забыться, убежать от действительности, окунувшись в выдуманный им рассказ.
Старик к нему пришёл несколько дней назад…
3. Старик и судьба
— Вы читали «Фауста»?
— Даже не помню, кто написал. Гете? Гюго? — ответил Артём, не отрываясь от дела — когда вы влезаете на стремянку, лучше не отвлекаться.
— Гете.
— Да, точно… А Гюго?
— Из знаменитого — «Человек, который смеется», «Собор Парижской…»
— …Богоматери. Да, точно. Когда-то помнил.
Артём скосил глаза на «умника». Дядьке лет за семьдесят. Кутается в легкое не по погоде пальто. Ему, наверное, что-то надо. Артёму почему-то стало досадно за своё незнание классиков, и он себя успокоил: «Плохая память разве грех?». Внимательней посмотрел на незнакомца. Черты лица резки, отчетливы, запоминающиеся, как у актера. Глаза потертого припыленного временем старика были печальны. Артём видел его впервые — это точно. Такого один раз заметишь в толпе — отпечатается в памяти надолго.
— Кинотеатр не работает. Это на следующую неделю, — сказал он раздраженно, — детям.
Движения Артёма были суетливы. Он спешил быстрее взгромоздить тяжелую афишу в стеклянный ящик, замкнуть замок и вернуться в свой теплый кабинет, подальше от сырости ихолодного ветра. На белом картоне были нарисованы девочка и Дед Мороз с красивым посохом, а внизу размещены огромные буквы — МОРОЗКО. Снегурочка и дед были очень похожи на актеров, играющих в этой сказке.
Артём понимал глупость подбора фильма — на дворе стоял конец ноября, и до Нового года оставалось ещё целых пять недель. Дни сейчас тянулись промозглые, сырые, с туманами по утрам и ежедневными холодными дождями после обеда. Торчащие по всему городу голые деревья с мокрыми стволами и ветвями. Успевшая перегнить бурая листва на сырой земле. Лужи, грязь, медленно едущие машины и автобусы, облезлые голодные собаки с впалыми боками — все эти и миллионы других безрадостных мазков, показывали, как уходящий год устал, и как ему перед скорыми похоронами необходим покой. Больные, постоянно кашляющие и сморкающиеся, люди ждали праздников. Они с ненавистью смотрели на хмурое цвета грязной марли низкое небо, невольно выискивая там солнце. Вот только Новым годом, морозом, апельсинами, конфетами, конфетти, гирляндами, шоколадными зайцами в фольге в эти дни и не пахло…
— Я к вам, — сказал старик. — Можно?
Артём посмотрел на афишу — ровно ли стоит? Убедившись, что все сделано правильно, прикрыл стеклянную створку и, защелкнув навесной замочек, слез с лестницы на асфальт. Сложив стремянку, он поднял с мраморных плит дерматиновую сумку с инструментом. Бросив старику через плечо: «Почему бы и нет?», — пошел к двери.
Оба вошли внутрь дворца культуры. Каблуки гулко стучали по каменному полу, и эхо далеко расходилось в пустынном зале. Свернули направо к лестнице, ведущей на второй этаж, где были расположены пустующие сейчас гримёрки, раздевалки и залы для бальников. Там же, в правом темном углу, находилась дверь, ведущая в конуру механика. Комната была небольшая, но и немаленькая — как раз, чтобы поместить два огромных, стоящих на постаментах, кинопроектора, столы для катушек с фильмами, личные вещи, и всякий, необходимый для его ремесла хлам. Здесь было сыро, тускло, но по-своему уютно. Особенно в углу, где обитал хозяин. Самодельный обогреватель с раскаленной спиралью, столик, покрытый порезанной ножом грязной клеенкой, стул, яркая лампа — от неё тоже шло тепло. Свет конусом грел ряд грязных чашек, цветные жестяные банки из-под кофе, какао и чая, стеклянную сахарницу и край электрического чайника с потертыми боками. Здесь было хорошо, а вот остававшееся в полумраке пространство: стеллажи, динозавры-проекторы, наваленные в дальних углах коробки, ряд одинакового размера кожаных баулов, в которых можно перевозить объемные тяжелые вещи, сейчас были словно чужие, нездешние, не принадлежащие маленькому, домашнему мирку киномеханика.
— По чайку? — спросил хозяин.
— Не откажусь. Вас зовут Артёмом?
— Да, а вас?
— Иван Константинович.
— Очень приятно, Иван Константинович, — сказал механик отчетливо, явно стараясь запомнить звучание имени отчества. За ним водился грех — была слабая память на имена. — Было бы что покрепче, по паре капель залить, не отказался б. Но чего нет — того нет.
Стариксел на гостевой стул, — он был расположен напротив хозяйского, — спутать невозможно. Кресло Артёма было закрыто старым, побитым молью теплым пледом, с висящими до пола концами, чтобы обматывать ноги, а гостевое место прикрывала четырехугольная грязная с вышивкой по краям тряпочка.
Пока хозяин готовил чай, старик прокашлялся и, не затягивая, сказал, зачемпришел:
— У меня для вас есть забавный сюжетец. Писатель выдумал целый мир с приведениями, упырями-вурдалаками, маньяками, практикующими черную магию… Ведьмами там… И много книг написал. Популярных. Персонажи такие получились достоверные, словно с живых срисованные. Ситуации забавные, характеры запоминающиеся. Такую книжку прочтешь — захочешь узнать продолжение, хочется очутиться там, в этом мире, страшном, но при этом манящем. Если можно так вычурно высказаться. И вот однажды… Однажды приходит к этому писателю пожилой человек. Похожий на меня. Чудаковатый, одетый странно, ни то, что не по моде, а словно из другой страны. Или времени. Застал писателя врасплох. Предположим, тот собирался отдыхать… А что? Состоятельный человек, может себе позволить. Но этот гость… Он просит писателя уделить ему несколько минут. Он говорит, что случилось горе. Некий колдун совершил убийство. Доказательства собраны, заслушаны стороны обвинения и защиты, но перед тем как суд должен огласить приговор, колдун в качестве последней просьбы потребовал привести… Вас. То есть этого писателя.
— Куда привести? — спросил механик, не поднимая головы.
Артём рассыпал по чашкам заварку и сахар, достал из старого пакета стопку галетного печенья и положил на блюдце, предварительно сдув с него крошки. Затем взялся за ручку чайника — вода вот-вот готова была закипеть. Его движения были плавны, уверены. Когда раздался противный писк, снял чайник с платформы, разлил воду по чашкам, рассматривая как чаинки, пуская чернильный сок, закружились в вальсе.
Артём внимательно слушал старика.
Сколько гостей сидело на этом стуле? Сотни? Тысячи? Каморка киномеханика уже многие годы притягивает неудачников, алкоголиков, девчонок-поэтесс, наркоманов, реально опасных, больных на всю голову сумасшедших мудаков, рок-музыкантов, начинающих журналистов, астрологов, и ещё много-много всякого неустроенного в этой жизни люда…. Они приходят, каждый со своей историей и знакомятся, и рассказывают, смеются и плачут…
Сегодняшний гость имел вид холостяка или, скорее, вдовца. Возраст — под семьдесят. Уставший, слабый, больной. Это и неудивительно — здоровых и довольных жизнью сюда, в темную конуру с двумя грозными рычащими, стрекочущими динозаврами, не тянет. Сюда приходят неуспокоенные мечущиеся в постоянном поиске вселенской гармонии души. Не важно, кто хозяин логова — сюда влечет чудаков, непризнанных гениев, бандитов и уродов всех мастей их внутренний магнит. Так было здесь до Артёма, так будет и после, а внешность старика как раз подходила для клуба городских сумасшедших.
Заляпанные грязью, легкие не по сезону туфли, помятые черные брюки, драповое такого же цвета легкое пальто, явно с чужого плеча: раньше рукава были короче и чтобы подогнать под нового хозяина, ткань портному пришлось распарывать и приспускать, но полоски на сгибах-то остались. И всё равно рукава казались коротковатыми — это, наверное, из-за тонких запястий и узких старческих ладоней, длинных, сейчас крепко сцепленных в замок узловатых пальцев.
Комнату медленно заполнял крепкий, бьющий под дых запах немытого тела.
Старик, не обращая внимания на тяжелый взгляд Артёма, продолжал:
— …привести писателя в мир, похожий на книжный. Где-то были настоящие колдуны и шаманы, убийцы и чернокнижники. Они прятались в своих норах, тайных катакомбах, соборах. Жили по своим, понятным только им правилам. Это был закрытый микрокосмос, где существовала понятная и принятая только там, в том мире, мораль, закон и справедливость. Колдун, чтобы доказать свою невиновность, в качестве последнего аргумента, обратился за помощью к тому, кто может на всю ситуацию посмотреть со стороны, но при этом принять его. Ведь писатель в своем воображении создал нечто подобное, и, попав в необъяснимый для рационального человека мир, он не скатится в истерику, не сойдет с ума, а легко поймет правила игры и сделает то, на что рассчитывает попавший в беду колдун.
— Хорошее начало для романа, — сказал Артём. — Сами сочинили?
— Да, — сказал старик. — Поневоле.
— А что будет дальше?
— Ну, как это бывает в бульварных романах? Писатель берется за дело. Ему многое в диковинку, но он быстро осваивается в этом таинственном мире. По просьбе адвоката он начинает свое расследование.
— Какого адвоката?
— Ну, обвиняемого. Там чтят закон…
— Интересно…
Старик пожал плечами.
— Вы знаете, чтобы читателя держать в напряжении, необходимо иметь какие-то временные рамки, а за сутки или двое писатель должен найти настоящего убийцу. Ему помогают странные персонажи, не совсем подпадающие под наши понятия приличия. Они объясняют, что совершил подсудимый, какие есть доказательства его вины, указывают на нестыковки. Потом на писателя нападают, как бы хорошие с виду герои, угрожают, просят по-плохому бросить это дело, не вмешиваться в неизвестный ему мир. Но писателя уже не вытащить оттуда, ему там нравится… Там он чувствует себя как дома. Он идет против своей интуиции, против логики и здравого смысла. Запутанная, в общем, история должна получиться.
— И кто в итоге оказался убийцей? — спросил Артём.
— Ну, если бы я писал книгу, то сделал бы так, что реальная вина будет лежать на колдуне. Ему необходимо было просто затянуть время, чтобы его помощники успели подготовить побег. В конце концов, писатель раскрывает все тайны, и тут мы подходим к самому интересному — открытому для автора концу. Мне любопытно, сможет ли убежать главный отрицательный герой? Победит писатель колдуна или нет? Он обязательно одолеет негодяя, но когда? Сейчас или придется писать продолжение?
— Ну, вы же автор, — отозвался Артём. — Неужели вы сейчас не можете сказать, каков будет финал?
— О, нет. Для этого необходимо сесть и все выразить на бумаге. Идея сюжета — это только начало, а когда садишься за воплощение, история начинает жить уже своей жизнью. У неё собственные законы, мораль и…
— Справедливость, — закончил мысль Артём.
— Да. Вам ли этого не знать?
Механик внимательно посмотрел на старика.
— Что вы имеете в виду?
— Вы же понимаете, что моя присказка, это… только шутиха для привлечения вашего внимания? Это… сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.
— Но я не рассказываю истории о вурдалаках, — усмехнулся Артём. — И вы не похожи на гостя из потустороннего мира.
Лицо старика было строгим, как у людей, разучившихся улыбаться. Две глубокие складки между бровей, бесцветные, ничего не выражающие глаза, скорбные морщины-щели, словно надрезы, по краям губ. Артём подумал, что на посланца из выдуманного микрокосмоса старик не годится, но судью в пьесе детского спектакля сыграть смог бы.
— Я пришел к вам… Давно собирался. Уже несколько лет… Но никак не мог решиться, — продолжил гость. — Иногда сидел там внизу, в зале. Кино идет, а я в это время пытался набраться храбрости. Мне надо было только подняться в эту комнату, но… не мог. А потом просто перестал сюда ходить. Но, как не тяни, больше прятаться нельзя. Время настало!
— Какое время? — что-то Артёма насторожило. В голосе старика стали проскальзывать нотки, какие бывают у истинно верующих и психически нездоровых людей. Уж Артём в этом разбирался — приходилось иметь дело как с одними, так и со вторыми.
— …Раньше можно было: я знал, что не срочно — время терпит. Но вот сейчас… Простите меня, Артём. Уже все началось. Я знаю, что отнял время, вам его, наверное, теперь будет не хватать, но и вы меня поймите! На это так сложно решиться! Это так… страшно…
Артём почувствовал, как по его спине пронесся прохладный ветерок.
— Это так страшно… — повторил старик, моргая маленькими, тусклыми, закисшими в уголках век глазками. Спустя пару секунд он добавил: — Страшно, что придется вам сделать.
Артём перестал перемешивать ложкой сахар.
— Что мне придется сделать?
И вот тут-то гость снова повторил свои первые слова: