— Ты бредишь, — покачала головой Эмили. Прозвучало едва слышно, растерянно. И я осознал, что зануда ничего не знает. Вообще ничего из того, что произошло за последние два дня в этом ее центре. А обстановка там накалилась. Появились у стен какие-то протестующие с плакатами на картоне, по периметру выставил охрану. Обвинения становились все громче и злее. Здание забрасывали краской, работающих там волков оскорблениями. Журналисты кучковались на парковке перед центром, как стая помоечных голубей в дождь на одном узком карнизе, орали на перебой в камеры, стараясь переплюнуть друг друга в умении раздувания информационных поводов. Сотрудники лаборатории по-прежнему не давали комментариев, чем еще больше подстегивали фантазию СМИ.
Как ни крути, а получалось, что Эм действительно вовремя уехала.
— С фактами сложно спорить, Бартон, — прошипела Лиззи. — Скоро вашу богадельню прикроют, и ты об этом знаешь, и поэтому решила вернуться. Просить защиты. Вот только ты, как всегда, думаешь только о себе. Ты — угроза для стаи!
— Что за бред?
— Вас обвиняют в опытах над оборотнями, — прошептал я в ухо Эм. — В пытках, издевательствах и убийствах.
Эмили развернулась так резко, что пиво выплеснулось ей на руку, неверяще уставилась на меня, стараясь разглядеть что-то в моем лице, хмурилась, побледнела еще больше.
— Обвиняют… Кто?
Ее голос звучал почти неслышно, губы едва шевелились. Она смотрела на меня с каким-то непонятным выражением на лице, как у ребенка, который говорит, что не верит в монстров под кроватью, а сам каждую ночь трясется от страха.
— Пока только газеты и какие-то защитники каких-то там прав.
Бартон опять начала кусать губы, отвела взгляд в сторону, осмотрела волков за моей спиной. Пальцы на несчастном горлышке сжались так, что на какой-то миг мне показалось, что стекло не выдержит и треснет.
— Это чушь…
— Я знаю, — я обнял девушку за плечи одной рукой, заставил повернуться вместе со мной к волкам. — Эмили Бартон здесь по такому же праву, как и все вы! — прорычал. — Она — член стаи и всегда желанный гость, от нее не отказывались и не изгоняли. Это я пригласил Эмили Бартон сюда, не доверяя ей, вы не доверяете мне. Так что? Не доверяете?
Тишина.
— То есть теперь вы заткнулись?! — прорычал, начиная заводиться. — Если не доверяете, значит бросайте вызов! Ну?
— Мы доверяем альфа, — нестройный хор голосов, сдержанные кивки.
— Не слышу, мать вашу. Вы стая или наделавшие в штаны тинейджеры?
— Мы доверяем, альфа! — уже громче и увереннее.
— Еще раз услышу что-то подобное, заставлю землю жрать! Этих вывести отсюда, — кивнул парням на Сару и Ленни, — с ними будет отдельный разговор. Совсем охренели.
— Мы так не думаем, Марк, — раздалось откуда-то сбоку.
— Мы помним, как Эм лечила нас и наших щенков, когда сама была еще ребенком, — снова чей-то голос.
— И уж стаю перед тупыми идиотами мы отстоять сможем, — заржал Стив. — Эмили, мы рады тебя видеть!
Эм неловко улыбнулась, кивнув волку, и высвободилась из моих рук. Через миг ее окружили волки, снова посыпался град вопросов.
Я убедился, что новых выпадов в сторону заучки не предвидится, и вышел, направляясь к собственному дому. Стражи должны были отвести Ленни и Сару ко мне. Предстоял долгий и тяжелый разговор, возможно, с бабскими визгами, соплями и истерикой.
Чудесная перспектива. Альфа — должность мечты.
В такие моменты я чувствовал себя той самой миссис Саммерхолд в школе в гетто или Дэнни Де Вито перед классом новобранцев.
— Альфа, — склонила голову Ленни, стоило мне войти в кабинет. Жест зеркально повторила Сара. Обе стояли с таким видом, будто готовы бухнуться на колени и ползать на брюхе, лишь бы заслужить мое прощение, вот только я не верил этим позам, взглядам и неловким движениям.
— Вы сегодня меня разочаровали, — провел рукой по волосам. — Ленни, ты под домашним арестом на неделю, за территорию стаи ни ногой. Сара, на тебе работа в ночлежке на вокзале. У них дни профилактики, а народу не хватает. Мэр слезно просил выделить кого-нибудь из наших для охраны.
— Это… нечестно… — пробормотала Ленни. — Я всего лишь беспокоюсь о стае!
— Твоя задача родить мужу щенков, а не беспокоиться о стае. До конца этого месяца ты должна забеременеть, — усмехнулся я, с удовольствием отмечая, как теперь по-настоящему бледнеет лицо волчицы, как округляются ее глаза, как пухлые губы хватают воздух.
Они с Нэдом объявили себя парой три года назад, поставили метки, и вроде бы все наладилось. Забияка-Ленни успокоилась, начала обустраивать семейный быт, прекратила устраивать мелкие разборки и задирать других волчиц, нарываться на неприятности в городе.
Вот только полгода назад из отделения городской жандармерии мне позвонил Нэд… Ленни надралась в баре на юге и устроила драку. Разбила голову и сломала нос официантке. Человеку. С девушкой, к счастью, все обошлось, впрочем, как и с судом. Я оплатил лечение, дал щедрые отступные, позаботился о том, чтобы пластику делал лучший хирург, но… Но за волчицей с тех пор присматривал. И чем больше проходило времени, тем больше понимал, что все вот-вот вернется на круги своя. Жена Нэда постепенно снова превращалась из почти образцовой Николь Кидман в отбитую Бритни Спирс. И вот именно в этом и была главная угроза для стаи. Слов волчица не понимала, слушать не хотела.
Сегодняшняя стычка с Эм стала для меня последней каплей.
Ленни не просто задиралась, она отлично манипулировала: месяц назад из-за нее подрались двое щенков. Подрались серьезно, один все еще хромает.
— Либо так, либо я собираю совет по вопросу твоего изгнания из стаи.
— Но…
— Тема закрыта. Ты поняла меня? — я всмотрелся в бледное лицо девушки. Она сжала кулаки, по вискам катился пот, в глазах плескался гнев.
Стражи за моей спиной не издавали ни звука, молчала Сара, не решаясь поднять на меня взгляд, источая страх и покорность.
— Да, альфа.
— Хорошо. Сегодняшняя твоя выходка стала последней каплей. Если еще раз что-то подобное повторится, я вообще запрещу тебе выезжать в город. Некуда спустить энергию? Занимайся с щенками или гоняй по лесу белок!
— Это больше не повторится, альфа, — выдавила волчица, отступая на шаг и склоняясь еще ниже. Руки все еще были сжаты в кулаки.
— Услышал тебя. Надеюсь, ты понимаешь, что сдержать обещание в твоих же интересах, — я заставил собственного зверя угомониться и взял инстинкты под контроль. Ленни хотелось размазать по полу. Потом посмотрел на Фрэда и Дерека. — Отведите их по домам. С Нэдом я поговорю сам.
— Он обходит территорию, альфа, — подал голос Дерек. — Сейчас должен быть у утеса.
— Хорошо.
Я дождался пока стражи выведут волчиц, и отправился к въезду. Сара все-таки была умнее Ленни, сдержаннее уж точно: не спорила и не оправдывалась.
Я тряхнул головой.
Она терпеть не могла людей, терпеть не могла работать, а лучше всего — у Сары очень чувствительный нос. Надеюсь, неделя среди бомжей вправит ей мозги, ну или чем там ее Бог наградил вместо них.
Разговор с Нэдом получился длинным и тяжелым. Оборотень выглядел потерянным, подавленным, совершенно непохожим на себя. Он хмурился и злился, извинялся вместо жены, даже порывался извиниться перед Эм. Но вместо этого я отправил оборотня домой. Взбешенной Ленни муж сейчас явно нужнее, чем холодной упрямице Бартон. К тому же с занудой я собирался поговорить самостоятельно. И не только о том, что случилось на «семейной встрече».
Вот только, когда через два часа я вернулся в большой дом, Эмили там уже не было. Не было ее и в больнице, и дома.
Я замер на дорожке, стараясь понять, куда она могла деться. Огляделся и скрипнул зубами: машины Эм на дорожке не наблюдалось.
Я достал мобильник и набрал Эдварда — сегодня он дежурил на въезде в поселок. Эмили уехала час назад. Выглядела нормально, переодеваться не стала.
Я сощурился, замерев на дорожке, тихо ругаясь про себя и поминая добрым словом зарвавшихся волчиц, а потом вернулся к своему дому, чтобы взять ключи и отправиться в город.
Кажется, я догадывался, куда поехала зануда.
Северная окраина, местная СиЭнТауер и Бартон, сидящая на полу, свесившая ноги сквозь перила в пустоту.
Я заметил ее, когда только подъезжал, кажется, в руках она держала бутылку пива. Я понятия не имел, откуда у нее ключи, я понятия не имел, за что она любила это место, но я отлично помнил, как точно так же нашел ее здесь лет десять назад, может, чуть меньше или чуть больше. Тем летом она должна была уезжать в какую-то частную школу в Торонто, и за две недели до отъезда с ней стало совсем невозможно. Эм огрызалась чаще, чем обычно, хамила и грубила, задирала меня и Крис. И в конце концов подралась с Грейс Шорн, расцарапала волчице лицо, сломала нос и руку. А после ничего не объясняя, показав мне средний палец, прыгнула в машину и уехала.
В тот раз я искал ее почти всю ночь, нашел здесь. В точно такой же позе, только без пива.
Я стоял внизу, опираясь о собственную машину, и разглядывал темный силуэт.
Эм меня заметила, сомнений не было. Ее взгляд ощущался так, будто зануда стояла рядом, будто касалась моих плеч, груди руками, самыми кончиками пальцев.
Я достал из кармана зазвонивший мобильник, не глядя принял вызов, не отводя взгляда от волчицы. Эмили молчала.
— Я могу подняться к тебе? — спросил, вслушиваясь в тихое дыхание.
— Нет, — холодное и короткое. Фигура в темноте практически не изменила позы, не пошевелилась, только руку с трубкой к уху поднесла, когда набирала меня.
— Хорошо, давай тогда поговорим так. Мне жаль, что все так вышло, Ленни и ее клоны практически не изменились со школы. На самом деле они всех достали.
— А мне нет.
— Что? — не понял я, продолжая вглядываться в девушку. Она глотнула пива, поставила бутылку на пол.
— Не жаль, что так вышло, — объяснила Бартон, придвигаясь ближе к перилам. Она согнула одну ногу в колене, положила на нее подбородок, свободной рукой обхватив стальной прут. Эмили смотрела вниз, на меня.
— И поэтому ты сидишь там?
— Я сижу здесь не из-за того, что случилось сегодня в бывшем доме твоих родителей, Джефферсон. Я сижу здесь, потому что мне надо подумать. Высота, она… прочищает мозги.
— И пиво?
— Это кока, Марк. И у меня в багажнике ее несколько бутылок. Можешь взять себе одну.
— Ты не знала о том, что происходит в центре, — не вопрос, утверждение. Слишком красноречивым было поведение Бартон сегодня вечером, чтобы оставались какие-то сомнения.
— Не знала. Точнее знала, но не обо всем. Я тут послушала радио, — она снова сделала глоток из бутылки, поболтала ногой в воздухе, — пока ехала сюда. Все не так плохо, как могло бы быть, но гораздо хуже, чем должно было быть. А еще, пока ехала, я позвонила своему куратору. Дня через два сюда приедет лаборант.
— Зачем тебе лаборант, Эм? Почему не попросить Фрэн?
— Потому что я ей не доверяю. И я сказала тебе о лаборанте не для того, чтобы спорить на эту тему. Просто предупредила.
— Ты по-прежнему не прощаешь ошибок, да? — выдохнул в трубку.
— Ты знаешь, что в этот раз дело не в прощении, правда?
Я не спешил отвечать на вопрос. Меня неприятно царапнула последняя фраза, ее формулировка. Бартон и правда всегда умела посылать трехочковые в корзину без особых усилий. Почти пугающая способность.
— Спускайся, Эмили.
— Зачем?
— Нам надо поговорить.
— Мы и так разговариваем, разве нет?
— Нет. Я хочу смотреть тебе в глаза, когда буду говорить, спускайся.
Тишина. Почти оглушающая, напряжение, вдалбливающее иглы в позвоночник и шею. И тысяча вопросов, повисших в воздухе. И всего один важный.
— Ты приказываешь? — очень тихо.
— А я могу тебе приказать?
Тихий смех, тихий и искренний. Только очень короткий. И я внезапно поймал себя на том, что до этого момента никогда не слышал такого смеха у Эмили. Ее смех всегда ехидный, колючий, острый, как охотничий нож.
— Нет. Наверное, нет.
— То есть ты не уверена? Эмили Бартон в чем-то не уверена? Нас ждет конец света, зануда?
— Я — ученый, Марк. И никогда ни в чем не уверена, — в голосе девчонки все еще чувствовалась улыбка. Эм сидела там, наверху, смотрела на меня, болтая ногой в воздухе, прижимая трубку к уху, потягивала колу и улыбалась. Но…
— Спускайся, Эм. Давай подумаем здесь, внизу, над тем, что тебя беспокоит.
…она была слишком далеко. В этот странный августовский вечер, как будто целиком вырванный из тех времен, когда я еще только собирался поступать в колледж, когда самой большой проблемой было протрезветь до того, как вернешься в стаю из города, когда вода в озере была теплой всегда, несмотря на время года, когда я еще думал, что люблю Кристин Хэнсон и что она обязательно будет моей Луной. И звезды на небе тоже словно были оттуда, и ветер, и запах леса. И Эмили Бартон… Зануда и язва, слишком правильная маленькая волчица, слишком заносчивая, смеющая со мной спорить и не соглашаться, смеющая меня отчитывать и тыкать мордой в собственные ошибки.
— Что меня беспокоит…
— Ты думаешь о том, чтобы уехать? — спрашиваю и чувствую, как легкое беспокойство зверя во мне переходит в злость. Она горчит на кончике языка и вырывается из груди длинными, протяжными выдохами. Зверь недоволен, более чем недоволен.
— Нет.
И снова тишина. Я не торопился задавать следующий вопрос, пытаясь понять, хочу ли, готов ли услышать то, что она скажет. И насколько вообще мне нужно услышать то, что она скажет. Разве это что-то изменит?
Очень странный вечер. Очень странный разговор.
— Скажи, ты бы приехала, если бы не Арт? Если бы я просто позвонил тебе и попросил приехать. Не важно по какой причине?
— Нет.
— А если бы я приехал за тобой?
— Нет, — слишком быстро, почти не задумываясь над ответом. Так, словно этот ответ был заготовлен заранее и тщательно отрепетирован. Так, как будто Эмили думала об этом не один раз. И, несмотря на значение, мне нравится этот ответ.
— Мы играем в правду или действие, Джефферсон?
— Никаких игр, Эмили. Мне хотелось бы верить, что мы переросли этот возраст.
— Думаешь? — легкая насмешка в словах.
— Надеюсь.
— Ладно, тогда и ты ответь на мой вопрос. Только честно, Маркус. Потому что я пойму, что ты врешь. И если ты соврешь, значит….
Бартон не договорила. Будто с силой оборвала себя на полуслове, испугавшись или засомневавшись.
— «Значит» что?
— Значит, мы все-таки играем. Ответишь?
— Да, — шея начала уставать, а Эм так и не изменила позы, только взгляд стал еще напряженнее. И еще больше стала моя необходимость видеть ее передо мной, чувствовать тепло тела, дыхание, смотреть в зеленые, холодные глаза. Еще пять минут. Я даю ей еще пять минут, а потом поднимусь. — Я отвечу, и ты спустишься.
— Нет, Марк. Мы так не договаривались.
— Мы вообще никак не договаривались, — я отталкиваюсь от машины и иду ко входу, тяну на себя дверь. На другом конце трубки тишина. Даже дыхания не слышно.
Сзади раздается какой-то звон, и в этот же миг я слышу, каким частым и шумным стало дыхание Эмили.
Я оглянулся, только чтобы убедиться. Бутылка коки разлетелась на осколки. У ступенек — горлышко, у передних колес моей машины — дно и часть с этикеткой.
У дверей сидел охранник — сонный мужик с чашкой кофе и планшетом в руках.
Его удалось усадить на место при помощи тридцатки и фразы о том, что я за девушкой. Кажется, последнее обрадовало его куда больше, чем мятая банкнота.
— Ты внутри? — наконец-то раздалось в телефоне.
— А ты сомневалась?
— Ладно. Только помни, ты обещал ответить честно, — Бартон частит, фраза слилась в одно слово, без интонаций и пауз.
— Отвечу, — я уже на третьем этаже. Лифтом пользоваться опасался — связь могла и оборваться.
— Чтобы ты сделал, если бы они оказались правы?
Я не понял. Смысл вопроса ускользнул и растворился.
— Кто «они», зануда? И в чем именно правы?
— Ленни и Сара… Что если я и правда убийца, что если я и правда мучаю оборотней, издеваюсь над ними, провожу эксперименты и опыты? Что если это правда?