Эдвин опустошил чашечку и продолжил, рассматривая ее дно.
На семейном совете мы решили, что в королевстве долженоставаться только я. Рисковать многими, если их присутствие в стране необязательно, неразумно, - он усмехнулся, повел правым плечом. - Отец оформил бумаги, позволил мне распоряжаться поместьем в его отсутствие. И родственники уехали через два месяца после моего совершеннолетия. Я промолчала. Если бы Эдвин тогда попытался уехать, ни к чему хорошему это бы не привело. Его вынудили бы сотрудничать, а его родных ожидала бы плаха. Как моих родителей.
После их отъезда мы общались только письмами.
Относительно короткое время. Два года. А потом я решил, что слишком долго позволял Ордену распоряжаться моими талантами, - в лице вновь появилась ожесточенность, дар искрился от нарастающего напряжения, голос звучал сухо. - Я и раньше старался вредить инквизиции, но после одного случая стал прилагать значительно больше усилий. И переписка с родными могла превратиться из поддержки мне в угрозу их жизням. Я написал фразу, о которой заранее договорился с отцом. Заверил, что нашел свое предназначение. Что отныне служение Ордену - цель моей жизни. И получил ответ, что мои устремления семья полностью разделяет и желает мне успехов на выбранной стезе.
Он говорил подчеркнуто спокойно, а у меня сердце сжималось от жалости и боли.
Орден разрушил слишком многие семьи. В жизнях слишком многих появились последние слова, которыми обменялись любящие родственники. Вспомнив родителей и брата, подумала, что наши последние слова были искренними.
Последние слова Эдвина и его семьи - лживыми.
У меня были мои мертвые, я могла скорбеть по ним. А Эдвин для семьи стал живым мертвецом, и они жили в неведении. Ожидали вестей из Ордена, потому что замалчивать смерти аристократов нельзя, но надеялись, что Эдвин найдет возможность, лазейку и уедет на континент. - Не плачь, не надо, - он встал, обнял меня.
Уткнувшись ему в плечо, я рыдала. Справиться с эмоциями не получалось и, вцепившись в любимого обеими руками, просто дала волю слезам. Давно уяснила, что иногда нужно плакать, чтобы потом опять долгое время держать себя в руках.
Конечно, ему удалось меня убедить. Кроме нежелания отпускать и страха, я ничего не могла противопоставить его логичным аргументам. Казалось правильным, что после неудачной попытки освободить лиса, один из подозреваемых будет вести себя так, словно ничего даже не слышал о взбудоражившем Орден происшествии. Будто все это время честно трудился во имя церкви и процветания инквизиции. Я смирилась с его возвращением в Орден, больше на эту тему не заговаривала. Он радовался моей покладистости и окончанию ссоры. Все вошло в привычную колею. Улыбки, поцелуи, нежность, заглушавшая холод, поселившийся в душе. Мы трудились над артефактами для инквизиции. Прошли времена, когда Эдвин мог позволить себе вернуться к магистру Лейоду с пустыми руками. На столе перед нами горкой высились одноразовые амулеты. Из серьезных мы сделали только парочку исцеляющих. Эдвин считал, мне нужно развивать навыки и учиться новому, а создание одноразовых амулетов этим целям не соответствовало.
Он ушел сразу после ужина. Объяснил, что должен побывать в доме, который выделили ему для экспериментов с артефактами. Завернувшись в теплое одеяло и грея ноги о горячий камень, не смогла избавиться от мысли, что Эдвин намеренно уехал до наступления ночи. Боялся, что я изменю решение или попытаюсь лаской убедить его передумать. Мысль была противной и оскорбительной. Но при дворе я слишком часто видела, как король и некоторые советники меняют мнение едва ли не на противоположное. После одной ночи с умелой любовницей. Эдвин, без сомнения, тоже верил в силу женских чар и поэтому ускорил отъезд.
Я зябко поежилась, натянула повыше одеяло. Согреться не получалось, и дело было не в холодной комнате. В душе поселилась тревога, чувство близкой беды превращало сердце в кусочек льда.
ГЛАВА 10
Все десять дней одиночества беспокойство не отпускало, лишь усиливалось. Чтобы побороть его, первые дни целиком и полностью посвятила артефактам. Думала, опустошенный резерв и усталость помогут заснуть. Выматывала себя едва ли не до беспамятства, но истощение превращало ночи в кошмары. Забытье, в которое я раз за разом проваливалась, не называлось сном. Мне чудился Серпинар, стоящий рядом, какие-то смутно знакомые люди и эльфы, слышались голоса и мелодии.
На третью ночь я не выдержала. Перерыла несколько книг по заклинаниям и нашла то, которым усыплял меня Эдвин. Заклятие можно было обращать лишь на другого, но после нескольких бессонных ночей это меня не остановило. Одноразовый артефакт с сонным и оздоравливающим заклинаниями сработал прекрасно.
Мне снились зеленые луга, широкая река, голубое небо над березовой рощей, запах лопнувших почек, летящие по ветру лепестки яблони.
Утром поняла, что мне невыносимо душно в этом доме. Что услужливые коболы раздражают, а просторная купальня с чуть соленым, неживым воздухом бесит. Я злилась на себя и отчегото на Эдвина из-за столь длительного затворничества. С наслаждением вспоминала пьянящий весенний ветерок, и даже наяву грезились запахи трав, птичьи трели, постукивание дятла.
Решилась быстро. Коболы не возражали. С тех пор как я под присмотром Эдвина сама заводила их, они считали меня хозяйкой. А действия хозяев не обсуждаются глиняной прислугой. Эдвин сказал, что магия рода Волка проведет меня до порога, дом впустит. К тому же, далеко отходить я все равно не собиралась.
Затхлый воздух подземного прохода, дрожь в коленях, нарастающее волнение. Будто я совершала что-то запретное, такое, о чем пожалею в ближайшее время. Уже хотела повернуть назад, возвратиться в дом. Но, назвав себя малодушной трусихой, неспособной сделать ничего для самой себя, подкралась к выходу из тоннеля.
Весенний вечер, солнце еще не село, легкий ветерок пах речной водой. На крошечной полянке у входа красочным ковром цвели примулы. На верхушке березы голосил дрозд, где-то неподалеку перекрикивались горлицы. Так и не выйдя за магический барьер, я стояла на пороге, наслаждалась вечером, свежим воздухом. Пыталась не думать о том, что через пару часов вновь пройду по земляному тоннелю, вновь запрусь в склепе.
В ту ночь я спала спокойней. Снилась далекая река, заманчиво поблескивающая между деревьями, шелест камышей и кваканье лягушек, запах илистого берега. Проснувшись, пообещала себе вечером дойти до нее.
Данное слово сдержать не получилось - шел дождь, мокнуть не хотелось, как и использовать магию в такой близости от убежища. Соблазн защититься от воды коконом и все же выйти на берег был поразительно велик. Но я помнила о предосторожности и останавливалась, когда с губ уже готово было сорваться нужное заклинание. Борьба с искушением мешала наслаждаться свежим воздухом и звуком дождя, падающего на недавно распустившиеся листья, поэтому в дом вернулась быстро.
Желание выходить на улицу постепенно преобразилось из ощущения духоты в доме, спертости воздуха в своеобразную одержимость. Я усилием воли заставляла себя не выходить дважды в день, как хотелось, и не отходить от порога. Так и не сделав ни единого шага на полянку, стояла у прозрачного барьера по несколько часов.
Еще одним необъяснимым желанием стала потребность наколдовать хоть что-нибудь. Заставить цветы расти быстрей, усилить голос поющей птицы, стряхнуть ветерком лепестки с цветущей рядом дикой сливы. Это казалось невинным баловством, простительной слабостью. На третий вечер бороться с собой стало настолько трудно, что я предпочитала выходить с совершенно опустошенным резервом.
Эдвин отсутствовал уже девять дней, и впервые я ждала его возвращения с сожалением. Его присутствие означало, что снова придется сидеть взаперти.
Я стояла у барьера и смотрела на проглядывающие между ветвями звезды. Как вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Борясь с поднимающимся в душе ужасом, медленно опустила голову и встретилась глазами с волком.
Зашедшееся стуком сердце пропустило несколько ударов, прежде чем поняла, что смотрю не на Эдвина в другом обличье.
Вероятней всего, это был волк из его стаи. Серый, темноглазый, крупный и возмутительно спокойный. Такими бесстрастными, по моему мнению, дикие волки не бывали. Он просто смотрел на меня, чуть вопросительно, но без особенного интереса. А мне стало безумно стыдно. Будто каждый день прокрадываясь на порог, я поступала безрассудно, и стая приглядывала за мной, хотела оградить от еще больших глупостей.
Эдвин вернулся поздно вечером одиннадцатого дня. Оказавшись в его объятиях, наслаждаясь вкусом поцелуя и тонким ароматом духов любимого, я оттаивала. Впервые за прошедшие в ожидании дни вздохнула полной грудью и успокоилась, расслабилась. Мы ушли в купальню, там восхитительно пахло солью и травяным мылом. Тепло источника не могло соперничать с жаром объятий Эдвина, а нервное напряжение из-за долгого ожидания давно превратилось в желание. Облюбованный затончик подходил для наших утех как нельзя лучше, и времени мы терять не стали.
— Я очень скучал по тебе, - тихо шепнул он, ласковым движением заправив прядь мне за ухо.
Поцелуи обожгли мочку, шею, висок. Мой дар подрагивал от восторга, вспыхивал разноцветными искрами, отголосками только что прогремевшего взрыва, по телу разливалась нега. Я прижималась к моему волку, ласково гладила его спину, красивые плечи. Он улыбался, отвечал на поцелуи и казался счастливым.
Тот прекрасный вечер и не менее чувственная ночь принадлежали только нам.
Время Великого магистра, планов и разговоров об Ордене настало утром, когда поздний завтрак уже подходил к концу. Выяснилось, что Эдвин очень вовремя решил наведаться в выделенный ему для экспериментов домик. На следующий день туда приехал магистр Лейод. Друг Великого магистра и главный инквизитор провинции остался очень доволен результатами внезапной проверки, несмотря на произошедшее. Мы раньше обсуждали с Эдвином, что его официальное уединенное место должно не только выглядеть обжитым, но и производить впечатление такого, где часто творится волшебство. Больше всего следов оставляла щитовая магия, поэтому Эдвин окружал домик заклинаниями-заслонами. Они не пропускали магов и птиц Серпинара.
Но магистр Лейод обычным магом не был. Он осторожно раздвинул щиты, прошел к дому и заглянул в окно. Если он подозревал в чем-то виконта Миньера, то в тот день получил доказательство невиновности подчиненного. Он застал одного из лучших артефакторов Ордена за созданием амулета от отравления ядом кьесиртке, крупной и опасной ящерицы, которых много водилось на западе страны. Артефакт должен был действовать не менее недели.
Сложный рисунок, громоздкое плетение, долгий процесс создания. И в самый разгар работы дар магистра Лейода начал влиять на кулон в руке Эдвина. Заклинание искривлялось, покачивалось и с шипением рванулось к главному инквизитору провинции. Тот отпрянул от окна, но было поздно.
Эдвин не смог совладать с магией. Нестабильная сила выбила стекло. Выломала раму.
Исказившееся заклинание ударило по Эдвину, рассекло плечо до кости.
Магистр Лейод успел в последний момент прикрыться щитом от бесконтрольного разряда, бросился Эдвину на помощь. Магистр был прекрасным лекарем, к тому же чувствовал свою вину и выложился весь. После его вмешательства рука не утратила ни чувствительность, ни подвижность, а на месте пореза остался только тонкий рубчик. Дополнительное лечение в больнице Ордена Эдвину не понадобилось.
Но все же выводы главный инквизитор провинции сделал правильные.
Строжайший запрет приближаться к официальному дому Эдвина стал теперь не просто настоятельной просьбой артефактора, а законом. Повышение оклада - настолько серьезным, что даже владелец собственного поместья и потомок небедного рода счел его приятным и щедрым дополнением. А вот повышение в иерархии инквизиции Эдвина обрадовало значительно меньше. Большей частью потому, что означало личную аудиенцию у Великого магистра. Серпинар принял его с неизменной благосклонностью, даже с радостью. Так привечают любимого племянника, по которому скучали. Эдвин рассказывал о долгом ужине, как о сущем наказании. И откровенно злился из-за этого. Я не понимала его настроения и видела в этой встрече добрый знак. Как бы Эдвин ни относился к Серпинару, он не мог отрицать, что множество мирян и инквизиторов мечтали о подобной чести.
Он пригласил меня на следующей неделе к себе, - сухосообщил Эдвин, положив мне кусок вишневого пирога. - Это же хорошо, - я попробовала успокоить, ласково погладила его по плечу.
Он ответил досадливо и раздраженно:
То, что я привлек внимание врага, хорошей новостью бытьне может.
Эдвин слишком грубым движением отрезал себе пирог. Нож неприятно стукнул по тарелке.
Ты всегда привлекал его внимание, - пожала плечами я. - Априглашение рассматривай как возможность еще раз вблизи рассмотреть особняк. Может, придумаешь другой способ попасть туда. В обход змей и ловушек.
Ты знаешь, сколько раз я там бывал? - вспылил он. - Этосамый простой путь!
Не кричи на меня, - строго осадила я. - Ты просчитывал всес точки зрения одиночки. Теперь же нас двое.
Он бросил на меня сердитый взгляд, отвернулся к тарелке. - Ты права, - выдержав небольшую паузу, спокойней ответил Эдвин, попрежнему не отрывая глаз от пирога. - Нас двое. Его тон настораживал. Прислушавшись к золотому дару, почувствовала закрытость, желание утаить что-то. Это оскорбило, но и взволновало.
Мне кажется, ты не договариваешь, - осторожно заметила я. Он нахмурился сильней и не ответил. Позволить ему отмолчаться не могла, собиралась настаивать, но успела только окликнуть.
Мне скоро двадцать семь лет, - его голос прозвучалнеожиданно зло. - Великий магистр хочет познакомить меня, преданного делу Ордена артефактора, с чудесной девушкой. Ее дар значительно уступает моему по силе, но молодость пленяет красотой.
Ответ отрезвил, напомнил, что за пределами этого дома идет обычная жизнь. Люди тревожатся о продолжении рода, о положении в обществе, о наследстве, поместье, деньгах. А Орден активно вмешивается в личную жизнь своих членов, чтобы в будущем не остаться без верных инквизиции магов.
Понятно, - я выдавила улыбку, скрыла досаду за чашкой. После минутного размышления пришла к выводу, что беспокоиться все же не о чем.
Не понимаю, почему тебя так злит предстоящее свидание, -стараясь говорить уверенно, все же опасалась вызвать бурю негодования. Эдвин иногда был довольно несдержанным, а сейчас к тому же сильно раздраженным. Его дар поблескивал красными всполохами. - Оно как-то может повлиять на твои планы?
Никак, если не учитывать вынужденное общение с людьми,которых я предпочел бы не знать! - резко ответил он. - Если родители девушки в тебе заинтересуются, ты всегда можешь сказать, что служение Ордену для тебя превыше всего. И откладывать визиты к ним бесчисленное множество раз. Количество заданий от магистра Лейода они проверить не смогут. Ничто не помешает тебе уезжать из Ордена, как и прежде.
Я пыталась его успокоить, но отлично понимала, что родители девушки не могли не вцепиться в такую блестящую партию для своей дочери.
Молодой маг, уникальные умения которого обеспечивали ему уважение Ордена и рост. Один из наследников древнего рода, самолично распоряжающийся большим и богатым имением. Представила, как отец неведомой девушки ведет долгие беседы о приданом и брачном договоре. На мгновение вообразила, что Эдвин увлекся предложенной невестой, но быстро погасила проснувшуюся ревность. Она казалась мне безосновательной. Я пыталась придать голосу твердость, но он все равно выдавал нарастающее волнение. Ссориться с Эдвином не хотелось, а тема была ему настолько неприятна, что он не мог сдержать дрожь. Вилка трепетала в пальцах, постукивала по тарелке.
Дело не в этом, - процедил он, все еще не глядя в моюсторону. - Серпинар обещал, что не будет навязывать мне невесту.