Кроме того, верхом по лесу передвигались только люди лендлордов, да еще наиболее удачливые мародеры, успевшие разжиться лошадьми. Обе категории не сильно отличались друг от друга манерой поведения и были, бесспорно, самыми опасными в лесу.
— Я не причиню вам вреда, — тихо произнес Генри. — Я вас не трону, — повторил он чуть громче.
Они молчали. Генри постоял посреди поляны, чувствуя себя полным идиотом, потом раздраженно вздохнул, поднял лук и стрелы, отчего женщины испуганно подались назад, запрыгнул в седло и поехал прочь.
«Дуры, — подумал он зло. — Вот что, по их мнению, я собирался с ними сделать? Мелко нашинковать в качестве заготовок на зиму? Обобрать ввиду вопиющего отсутствия в моем гардеробе юбок? Или, может быть, изнасиловать всех трех разом? Или четырех? Дуры».
Генри вернулся на уже выбранное для ночлега место. Расседлал коня, который продолжал самодовольно фыркать, и улегся, подложив одну из сумок под голову. Во сне он продирался через густой ельник, чтобы спасти каких-то вздорных детей, но дети стали разбегаться по сторонам, и он уже не понимал, кого из них спасать в первую очередь. Постепенно лес превратился в огромный пустой замок. Генри знал, что в одной из комнат найдет Джоан, и открывал дверь за дверью. Но каждый раз за ними оказывался подвал, в котором его пытали, и Генри с ужасом захлопывал дверь, не успев толком рассмотреть, что же было внутри. Потом ему приходило в голову, что, возможно, где-то там в темноте подвала все-таки была Джоан, и Генри возвращался и снова начинал открывать все двери подряд.
Он проснулся с тошнотворным ощущением отчаяния и бессилия. Хуже этого сна был только его постоянный кошмар, в котором она умирала, а он ничего не мог сделать. Генри долго лежал, глядя в сизое предрассветное небо. Потом резко поднялся — он заметил, что на поляне есть кто-то еще.
Это была одна из вчерашних дур — самая старшая, с сединой в волосах. Она пристально смотрела на него, и ему показалось, что за ее спиной маячат остальные.
— Мы пришли высказать свою благодарность, мой господин, — сказала она глубоким, плавным и величественным голосом.
«Невероятно», — подумал Генри, не сводя с них взгляда.
— Прими это от нас, — сказала она все с тем же достоинством, вышла вперед и положила на мокрую от росы траву что-то маленькое и бесформенное. Генри присмотрелся. В сумерках можно было разглядеть пару длинных ушей и четыре маленькие лапки.
«Кролик. Они поймали и принесли мне кролика. В знак благодарности».
Генри посмотрел на женщин. Вероятно, стоило улыбнуться.
Но хотелось плакать.
***
— Я правильно вас услышал? Вы хотите, чтобы я сопровождал вас в лагерь под Корхемом?
— Мы просим, мой господин, — мягко поправила одна из женщин.
Корхем. Миль сто обратно на восток.
— Я не могу, — покачал головой Генри. — Я должен ехать прямо в противоположную сторону.
— Но это не так далеко... — возразила старшая нерешительно.
— Нет, — резко возразил он. — Простите, но нет.
Уезжая, Генри заставил себя не оборачиваться.
***
Когда он остановился на дневной привал, игнорировать внутренний голос, упорно нашептывающий то, что Генри и сам знал, стало совершенно невозможно.
«Ну что, — вкрадчиво повторял голос в такт шелесту листьев, — как ты думаешь, сколько они еще протянут? Пару дней? Неделю, может быть?»
Генри устало потер лицо рукой.
— Я должен искать Джоан, — возразил он самому себе.
«Почему? Чем ее жизнь принципиально отличается от любой другой? Почему она стоит семерых?»
— Хотя бы потому, что я вижу ее во сне каждую проклятую ночь!
«Кто сказал, что теперь ты не будешь видеть и их тоже?»
Генри заскрипел зубами.
— Я не могу возвращаться, — прошептал он.
«В конце концов, — примирительно сказал голос, — никто не знает, в правильную ли сторону вообще ты едешь. Почему-то ты вдолбил себе в голову, что если дракона видели летящим на запад, то и Джоан тоже нужно искать на западе. Но ты же знаешь, она может быть где угодно. По большому счету, любое направление может быть правильным».
Генри закрыл лицо руками.
— Проклятье, — прошипел он, запрыгнул в седло и поехал обратно. Он ругался весь день, пока ехал, и даже часть ночи, пока не уснул.
На следующий день ближе к полудню Генри нашел их. Они брели медленно, то и дело подгоняя усталых детей. Генри подъехал к ним сбоку, остановился и спешился.
— Сажайте их на лошадь, — сухо сказал он, кивая на мальчика и двух девочек. — Так будет гораздо быстрее.
Женщины не стали спорить, спрашивать или благодарить. Они просто подхватили детей и быстро взгромоздили на спину огромного жеребца. Конь покосился на них, но фыркнул вполне благосклонно. Генри взял его под уздцы и пошел вперед, задавая темп и заодно проверяя дорогу.
Они шли строго на восток.
***
Шли Генри и женщины вместе, но при этом существовали как будто порознь. На стоянках они всегда разводили два костра — один для себя, и один — для Генри, и не давали детям приставать к нему, что было, впрочем, совсем не просто. И конь, и лук вызывали у детворы град вопросов, на которые немедленно нужно было дать ответ. Но дети не сильно мешали Генри. Во всяком случае, они раздражали куда меньше их матерей.
На пятый вечер, когда все, кроме Генри, уже улеглись спать, он заметил неясную фигуру, стоявшую за кругом света. Она приблизилась, он всмотрелся в темноту — это была та самая девушка, возраст которой он никак не мог определить.
— Я не мешаю? — очень тихо, запинаясь, спросила она.
— Нет, — ответил он, продолжая рассматривать девушку. Длинные косы были распущены, худенькую фигурку облегало замысловатое одеяние, которое в другое время он мог бы счесть весьма любопытным. Девушка подошла ближе, и в неясном свете Генри заметил, что ее обычно бледненькие щеки были совершенно пунцовым.
И тут он все понял.
Девушка продолжала стоять, неловко теребя рукой рукав платья, составленного, судя по всему, из лучшего, чем располагали на данный момент странствующие женщины. Генри опустил взгляд на огонь и очень постарался не выругаться в голос.
— Тебя зовут Анна, верно? — наконец спросил он, и сам вздрогнул от того, как холодно это прозвучало.
— Да, — ответила она еле слышно.
— Вот что, Анна, — сказал он, стараясь придать голосу больше мягкости, — иди спать.
Она моргнула.
— Уже поздно. Все давно спят, — сказал он с нажимом.
— Но, мой господин, — начала она, краснея еще сильнее, — ведь я пришла...
— Я знаю, зачем ты пришла, — прервал ее он, с ужасом чувствуя, как щекам становится горячо.
«Подумать только, — пронеслось у него в голове. — А я-то думал, что уже ничто не может заставить меня покраснеть».
— И именно поэтому, — продолжил он, — я повторяю — иди спать.
Она закусила губу.
— Анна, — начал он, но она быстро покачала головой.
— Они засмеют меня, — она покосилась на то место, где раньше горел второй костер. — Скажут, что я не справилась.
«О, Свет, — изумился про себя Генри. — Что это вообще за компания? Остатки разоренного борделя? Или я упустил в жизни что-то важное, и на самом деле все женщины такие?»
«Или, — вдруг пришла в голову мысль, — они просто здраво рассудили, что лучшая награда для одинокого странствующего мужчины — это юная дева?»
Самое печальное заключалось в том, что они были правы. Ему определенно нужна была женщина. Но не так, не здесь, не сейчас.
Не эта женщина.
Тем более, что и эту-то женщиной можно было назвать только в темноте и только с большими допущениями.
На этот раз Генри не выдержал и тихо прошипел сквозь зубы нечто не очень разборчивое. Анна вздрогнула. Он резко встал, она невольно попятилась назад.
— Значит, будешь спать здесь, — он указал взглядом на свою попону.
Анна недоверчиво смотрела на него.
— Я серьезно. Ложись.
Теперь она смотрела испуганно.
— Быстро! — почти крикнул он, и она стрелой метнулась на землю и легла, не сводя с него широко раскрытых глаз.
Генри молча посмотрел на нее. Потом вздохнул, поднял с земли свой плащ и аккуратно укрыл ее, стараясь не встречаться с Анной взглядом.
— Спокойной ночи, — сказал он тихо и зашагал к деревьям.
— Куда вы? — удивленно бросила она ему в спину. Генри остановился, но не обернулся.
— Подальше, — пробормотал он наконец. — Куда-нибудь подальше.
И решительно пошел прочь.
Генри долго и бессмысленно блуждал по совершенно черному лесу, царапая лицо и руки о ветки и то и дело пытаясь навернуться об очередной поваленный ствол.
«Прекрасно, — думал он мрачно, продираясь через очередные заросли непонятно чего. — Сначала был кролик, теперь — целая девица. Размер добычи постоянно растет».
Наверное, стоило улыбнуться.
Но хотелось плакать.
***
На рассвете Генри вернулся к стоянке, замерзший, усталый, но уже не такой злой. Анна спала, положив руки под голову и свернувшись под его плащом. В сумеречном утреннем свете она казалась совсем девочкой.
«Какие же все-таки стервы», — подумал он почти равнодушно, потому что сон буквально валил с ног. Генри взял седло, кинул его под ближайшим деревом, рухнул, прислонившись спиной к стволу, и тут же уснул.
Во сне он видел Джоан. У нее были распущенные волосы и странное платье, как будто составленное из разных частей. Она стояла, слегка наклонив голову, улыбалась, и Генри отчетливо видел родинку у нее на шее.
***
На следующий вечер Анна снова пришла к нему. Она была одета как обычно, в рубашку, юбку и стеганный жилет, и тащила с собой не очень большой узел.
У костра, возле которого Генри задумчиво доедал остатки своей похлебки, она бросила узел на землю и села сама. Вид у нее, в отличие от вчерашнего, был довольно решительный, если не сказать воинственный.
Генри вопросительно смотрел на нее.
— Я буду спать здесь, — заявила Анна твердо, но ее голос все-таки дрогнул в конце фразы.
— Это они... — начал Генри, но она яростно помотала головой.
— Нет. Это я так решила.
— Потому что?.. — поднял брови Генри, усиленно повторяя себе, что сердиться нет никакого смысла.
— Потому что не одному тебе хочется уйти подальше, — тихо ответила она, и он сразу успокоился. В ее «ты», разительно отличавшемся от «моего господина», было что-то очень правильное. Оно отдавало доверием.
Генри кивнул. Анна невозмутимо развязала узел, как будто не сомневалась в его согласии, и стала деловито раскладывать на траве толстый, хотя и сильно потрепанный плед.
— Сколько тебе лет, Анна? — неожиданно спросил Генри.
— Четырнадцать, — ответила она, не прекращая своего занятия. — А тебе?
Он ответил не сразу.
— Прошлым летом было двадцать семь.
Она подняла на него взгляд, явно удивленная ответом.
— А этим сколько?
Генри слегка улыбнулся, задумчиво потирая лоб рукой.
— Сто двадцать семь. По ощущениям.
Она непонимающе смотрела на него. Он отставил миску в сторону и лег.
— Спокойной ночи, Анна.
— Спокойной... — она запнулась. — А как тебя зовут?
— Рой, — ответил он, уставившись в темное беззвездное небо.
— Спокойной ночи, Рой.
Некоторое время было очень тихо, если не считать ветра, шумящего в верхушках сосен.
— Почему ты не убил их? — неожиданно спросила девушка.
— М?
— Бандиты, которые напали на нас. Ты ведь мог убить их всех, не сходя с места.
Генри слабо улыбнулся, по-прежнему глядя наверх.
— Я много кого мог бы убить.
— Но не убил?
— По-разному, — ответил он уклончиво.
— Ты очень хороший человек, — сказала она после небольшой паузы.
Он ничего не ответил. Над верхушками деревьев быстро проплывали облака.
***
С тех пор они так и разделились — Анна ела и спала у костра Генри, а остальные женщины продолжали держаться особняком. Генри был совершенно не против — девочка трогательно заботилась о нем, иногда выводила из не самых веселых раздумий каким-нибудь неожиданным вопросом, и, самое главное, была незаменимым спутником днем, развлекая детей всю дорогу. Генри не знал, что именно думают об их явном сближении остальные. Но ему было все равно.
Спустя три с лишним недели они добрались до лагеря беженцев близ Корхема. За всю дорогу им ни разу никто не встретился, не говоря уж о том, чтобы пытался напасть. Но Генри уже не думал об этом. В конце концов, направление действительно не имело значения. Он мог отыскать Джоан только чудом. Оставалось надеяться, что у чуда нет конкретной географической привязки.
Генри сдал своих подопечных старшине лагеря и собирался тут же уехать. Можно было остаться и один раз переночевать не в лесу, но в лагере царила слишком сильная атмосфера потерянности и неизвестности. Ему вполне хватало этого и в собственной душе.
Он уже успел отъехать достаточно далеко, когда услышал чей-то оклик за спиной. Генри обернулся, догадываясь, кто это мог бы быть.
Анна подлетела к нему, растрепанная и запыхавшаяся.
— Ты даже не попрощался, — выпалила она.
Генри спешился.
— Прости. Вы были слишком заняты, а я...
— Хотел побыстрее смотаться. Я знаю.
Он виновато улыбнулся. Отрицать не было смысла.
— Я тебя не буду долго задерживать. Только одна вещь...
Она вдруг потянулась и быстро поцеловала его.
— Пока. Будь здоров, — бросила она и тут же побежала обратно.
Генри стоял неподвижно, пытаясь вспомнить, как вдохнуть. Потом вдруг опомнился.
— Анна! — крикнул он. Она остановилась и обернулась.
— Не смей ждать меня! — приказал он. — Слышишь? Я никогда не вернусь!
— Я знаю, — ответила она просто.
— Ты обещаешь, что не будешь ждать?
Анна вдруг весело улыбнулась и слегка развела руками.
— Это уж как получится! — крикнула она и убежала прочь.
Генри долго стоял посреди леса, глядя, как ветер стряхивает первые желтые листья с деревьев. Наконец конь тихо ткнулся носом ему в плечо.
— Ты прав, — сказал Генри задумчиво. — Нам пора.
***
Он знал, что делал, когда старался ничего не замечать. За первые три месяца Генри проехал почти тысячу миль. За следующие три — около шестисот, но конец осени застал его там же, где и конец лета — у въезда в лагерь под Корхемом.
Их было много. Семей, бежавших с юга на север. Семей, идущих с севера на юг в надежде вернуться в свой дом. Жен, потерявших мужей. Детей, потерявших родителей. Людей, которых в пути ранило. Раненных, оставленных в пути.
И он провожал их всех, взад и вперед, с юга на север, с запада на восток, отводил домой, к родным, под крышу, в лазарет, в лагерь беженцев. Один раз — на кладбище.
Когда он перевозил последнюю пожилую пару в лагерь, лес уже был совершенно пустым. Ударили первые морозы, и все, кому было, где зимовать, забились под крышу, попрятались в свои убежища и старались не высовывать оттуда носа. Генри пытался не думать о тех, кому прятаться было некуда. Это получалось не всегда. Особенно если в лесу он натыкался прямо на них.
Двоих старичков Генри обнаружил в полуразвалившемся шалаше, оставшемся после чьей-то стоянки. Генри не особенно расспрашивал их о том, кто они, откуда и куда шли. Он просто посадил обоих на своего коня и отвез в Корхем, благо это было ближе всего.
Передав старичков под опеку местных сердобольных матрон, он поспешил тут же уехать — но она все равно перехватила его.
— Ты говорил, что не вернешься.
На этот раз Генри на всякий случай не стал слезать с коня.
— Я вернулся не к тебе.
— Это ничего не меняет, — улыбнулась Анна. — Возможность встречи остается все та же.
Ему очень хотелось пнуть себя. «Надо было оставить их на краю лагеря и уезжать как можно скорее», — подумал он зло.