— Ага! Вот и наш снайпер! — встрепенулся Джефф, — Давайте-ка его сюда!
Когда задержанного подвели ближе и поставили перед Гюйгенсом, он поднял голову и смело взглянул на жандарма слегка безумными глазами. Я не смог сдержать удивленный возглас — напротив меня стоял Билл Возник по прозвищу Кривоногий.
— Билл? — шеф удивился не меньше меня, — Так это ты?
— Да! Да, Джефф! — он дернулся всем телом, но жандармы держали крепко, — Жаль, что я не смог убить и тебя тоже!
— Значит, ты признаешь, что убийства мэра и мистера Штайера — твоих рук дело?
— Еще бы! Конечно, это я! — взгляд задержанного стал совсем бешеным, — Я бы и вас всех убил! Всех, у кого есть власть! Потому что только хаос приведет к порядку! Только анархия сделает людей воистину свободными! И счастливыми!
Он разразился совсем уж невнятной руганью. Джефф брезгливо сморщился.
— В допросную его! Поработайте с ним, как следует! Чтобы к вечеру у меня на столе лежали признательные показания!
Я быстро подскочил к Кривоногому, схватил его за руки.
— Что ж ты, сволочь, людям жить спокойно не даешь! — заорал ему прямо в лицо.
От неожиданности Билл отпрянул, потом закричал что-то в ответ. Я вмазал ему по лицу, меня оттащили в сторону. Но все это уже было не важно — то, что нужно, я успел рассмотреть.
Руки. Абсолютно гладкие, без следа характерных мозолей, руки. Если этот дуралей и стрелял из пулевика, то это было очень-очень давно. Его ладони явно не привыкли держать что-то более тяжелое, чем чашка утреннего кофе.
— Вы за это ответите! — орал совершенно поехавший Кривоногий, — Меня не остановить! Я буду жить вечно!
Задержанного увели прочь, суета потихоньку затихла. Наша команда как бы сама собой собралась вокруг Яна, тихо переговариваясь и обсуждая происходящее.
— Ян! Я очень благодарен тебе! И, конечно, твоим друзьям! — к нам подошел шеф Гюйгенс.
Он поочередно пожал мужчинам руку, а девушкам — галантно поцеловал.
— Я еще раз извиняюсь за причиненные неудобства! Не смею вас больше задерживать. Спасибо, что спасли жизнь мне, а, возможно, и многим другим людям! Я у вас в неоплатном долгу!
Один за другим мы попрощались с шефом и вышли из жандармерии. Толпа на площади за прошедшее время ничуть не уменьшилась, хотя немного и затихла. Увидев Яна люди оживились, послышались громкие оклики.
Пока все другие остановились в нерешительности, Ян смело прошел вперед и остановился у края высокого крыльца. Раздался гул, сначала тихий, но постепенно перешедший во всеобщий гвалт. Ему аплодировали, ему кричали приветствия, его восхваляли.
Все таки большая энергия присутствовала в этом человеке. Ян поднял вверх руки, и толпа стала затихать. Через пару секунд на площади воцарилась тишина.
Марио поднял валяющийся мегафон и передал его Яну.
— Друзья! — голос пожилого стрелка разнесся над людьми, — Преступник пойман! Зло наказано! Справедливость восторжествовала!
Эта простецкая речь вызвала просто бурю оваций. Переждав ее пик, Ян взмахнул рукой, опять добиваясь тишины.
— Я уверен, Фрайберг ждет великое будущее! Через несколько дней вы! Да-да, именно вы! Выберете себе нового мэра! Который приведет город к процветанию!
Новый шквал аплодисментов обрушился на мои уши.
— Мудрец! — кто-то из толпы умудрился перекричать всех остальных, — Слепой Мудрец! Мудреца в мэры!
Крик подхватили. То здесь, то там, новые и новые голоса не переставая вопили:
— Слепой Мудрец! Мудреца в мэры!
Ян бросил мегафон, низко поклонился народу и отступил назад. В тесном кольце жандармов наша команда прорывалась к своему мехмобилю, а со всех сторон слышалось слитное многоголосое скандирование:
— Мудрец — мэр! Мудрец — мэр!
И я почему-то не сомневался, что так и будет.
Кое-как все втиснулись в салон мехмобиля. Я сел за руль, Ян рядом, а как остальные четверо влезли сзади — признаюсь, в тот момент меня это не сильно заботило. Я находился под впечатлением от того, как все закончилось.
Не понимаю, как в таком состоянии мне удалось довести мехмобиль до цели, даже ни разу не сбившись с пути. Видимо, вывело подсознание, потому что разум в управлении совсем не участвовал.
Выбравшись из-за руля, я не останавливаясь, прошел к своему дивану и, прямо как был — в одежде, забрался под одеяло с головой. Я не спал, скорее мое состояние походило на тоскливую полудрему. Мозг на какое-то время отказался воспринимать реальность, ему нужно было время, чтобы все переварить и принять.
По видимому, прошло не мало времени, прежде чем я очнулся. Меня никто не беспокоил, не тормошил, я сам вылез из своего кокона. Уселся, свесив ноги на пол.
Стоял теплый летний вечер, на улице темнело. Компания, как и вчера, собралась на террасе за домом. Все сгрудились вокруг мангала, на котором крутился вертел с каким-то диковинным животным. Тихонько переговаривались, приглушенно смеялись.
Я давно не ощущал себя таким... беспомощным? Словно я часть, маленький винтик чьего-то большого плана. Убогая шестеренка, которая не может даже представить всю сложность целого механизма, частью которого она является. Помнится, только Ханс постоянно дарил мне подобные впечатления. С тех пор, как его не стало, я думал — все! А вот, гляди ж ты.
Вроде бы дело завершено, преступник задержан. Но насколько же оно шито белыми нитками! Слишком много несостыковок или, наоборот, совпадений.
Ночная отлучка Яна, задержка Марио, заклинание Анжелы, которое притянуло бы любую пулю, даже лети она в молоко. Потом этот проклятый Билл, который, судя по виду, пулевик первый раз в жизни держал. А ведь не далее, чем вчера, Григорий рассказывал, что с помощью некоего зелья можно человеку внушить что угодно...
И как результат — Ян станет мэром Фрайберга?! Причем, имея репутацию героя и абсолютно лояльного по отношению к себе шефа полиции.
Я смотрел на счастливые лица своих друзей. Марио рассказывал очередную свою историю, Хельга, смеясь, оперлась на его плечо. Ян с улыбкой переворачивает вертел с мясом. Анжела наблюдает за ним с бокалом вина в руках. Григорий стоит ко мне спиной, чем он занят — я не вижу. А за спиной Яна силуэты двух его дам — Эльвиры и Сюзанны.
А так ли уж важно мне докопаться до истины? Ведь все закончилось хорошо. Почти для всех. Может, лучше так и жить, в счастливом неведении? Доверяя своим друзьям и не пытаясь распутать то, что не мной запутано?
— Эй, Глеб! — Григорий развернулся и махнул мне рукой, — Хватит спать! Давай, дуй сюда, повеселимся!
Остальные дружно присоединились к этому призыву.
Я встал, тряхнул сонной головой, и вышел на свежий воздух. В моих руках тут же оказался бокал с вином, запах жареного мяса дразнил обоняние.
— Ян, а нет ли у тебя чего покрепче? — спросил я, катая вино по стенкам бокала, — Надоел этот сок.
— О! Да ты растешь, Босс, — Григорий движением фокусника выудил из под полы объемную непрозрачную бутыль.
— Настоечка, шестидесятиградусная! — похвалился он, — Берег для особого случая!
— Давай, наливай! — Ян со смехом протянул руку со стаканом.
— А ты выдюжишь? — ухмыльнулся я.
— Ха! Я бросал пить, когда ты еще начать не успел!
— Это значит, я тебя уже перегнал!
— Давай, Григорий, — Ян поднял стакан, произнося тост, — Покажем молодежи, что мы, пенсионеры, способны на многое!
Интерлюдия №3
Канцлер Рино ест, с демонстративным аппетитом поглощает сыр, колбасы. Открывает вино, наливает полбокала и не торопясь дегустирует. Закусывает фруктами: виноградом и долькой мандарина.
Какое-то время я с жадностью наблюдаю за этим процессом, потом отворачиваюсь, закинув голову назад и вперив взгляд в грязный потолок.
Признаюсь, в тюрьме меня не морили голодом, но и хвастаться потреблением разносолов я бы не стал. Основное мое меню — однообразные каши и, лишь изредка — жидкий картофельный суп.
— Глеб! — канцлер подает голос, едва проглотив содержимое тарелки, — После этой истории во Фрайберге, у тебя внутри ничего не дрогнуло? Неужели не появилось ощущение, что твоя команда — она уже не твоя? Авторитет подорван, подчиненные плетут интриги за твоей спиной. Ты не контролируешь ситуацию, ты стал заложником своей должности.
— Чушь! — уверенно говорю я, выпрямляясь.
— Ну как же! Из твоего рассказа можно сделать вывод, что все события, произошедшие во Фрайберге, ловко подстроены Яном Крюгером, бывшим участником вундертим, а ныне — мэром этого самого Фрайберга. Погибли люди, Глеб! Два человека мертвы, один неправомерно осужден, сколько еще пострадало в результате беспорядков — мы пока умолчим. Или я в чем-то не прав?
Рино опять налегает на еду, давая мне время ответить.
— Из моего рассказа не следует ничего, что мне стоило бы скрывать. Правосудие восторжествовало, суд вынес свой приговор, дело закрыто. И я не собираюсь вмешиваться в работу правоохранительных органов. Если за моей спиной и осуществлялся какой-то хитроумный план, то он был сплетен таким образом, что я оставался в счастливом неведении относительно его существования. Именно поэтому я могу честно, не кривя душой, рассказать о всех тех событиях, ничего не скрывая и не приукрашивая.
Я перевожу дух, облизывая языком пересохшие губы.
— Что касается того, как интерпретировать мой рассказ — тут все на ваше усмотрение. Я же предпочитаю придерживаться официальной версии происшедшего, отображенной в протоколах. Преступник — Билл Верник, и точка.
— Удобно, ничего не скажешь! — канцлер криво ухмыляется, — А совесть не мучает? Спать не мешает?
Я внимательно прислушиваюсь к своей совести и с удовлетворением понимаю — все в порядке. Она не выказывает никаких признаков недовольства.
Канцлер допивает вино, испытующе глядя на меня.
— Хотя, о чем это я? Ты ведь достойный ученик великого Ханса. Совесть — это не про вас. Но Ханс хотя бы пытался держаться в рамках, ты же развернулся по полной, не сдерживая ни себя, ни своих друзей.
Я молчу. Дешевая провокация, попытка разбудить мой гнев, вызвать яростную вспышку. Я все это проходил, я знаю. И ты знаешь, что я знаю. И я знаю, что ты знаешь, что я знаю... В эту игру можно играть очень долго.
Рино вновь наполняет бокал, и, держа его в одной руке, другой неспешно перебирает листы докладов.
— Ладно, Фрайберг — это так, пустяки. История для затравочки, — он переворачивает несколько страниц и пригубляет вино, — Мне просто хотелось попробовать понять твои мотивы, цели команды и ее лидера. Теперь я не уверен — кто, собственно, является лидером?
Канцлер листает дальше, бормоча себе под нос невнятные замечания.
— Так... тут все ясно... это не существенно... это подождет... — на очередном докладе он резко поднимает на меня свой жесткий взор, — Ну вот то, что вы учудили в Берлине! Это, извини конечно, за гранью добра и зла... Даже обсуждать не хочу!
Я отворачиваюсь, тоже не хочу вспоминать те события. Слишком все запутано, слишком много незначительных нюансов, которые никому не известны. Слишком ужасное решение пришлось принимать, такое, что лучше забыть, как страшный сон. Но избавиться от воспоминаний мне не суждено — каждый раз, глядя в зеркало, вижу седину, появившуюся после того раза.
— Давай обсудим события в Белостоке, конфликт с Ниппонией и, как итог — отделение от Республики пресловутого Карафуто, — Рино обрывает мои невеселые мысли.
Я устало вздыхаю, внутренний хронометр говорит мне, что сейчас время ужина. Но пока любопытство канцлера не удовлетворено, рассчитывать на еду мне не приходится.
— Канцлер, вы же читали мои рапорты, я писал их тогда штук десять, — добавляю в голос немного просительности, — Там очень подробно все изложено, не вижу смысла повторяться.
— Рапорты — это одно! История, эмоции, впечатления — совсем другое, — резонно замечает Рино, — Уж позволь мне судить, в чем есть смысл, а в чем нет.
Смотрю на него с негодованием.
— Дайте хоть горло промочить! Я тут уже почти три часа болтаю без передыха!
Канцлер удивленно смотрит на меня, на бутылку вина, потом опять на меня.
— Нет, — он говорит, как о чем-то само-собой разумеющемся.
Какое-то время мы играем в гляделки, потом я сдаюсь.
— Хорошо! Но после этой истории вы нальете мне чертового вина!
Не уверен, что он согласился на мои условия, не уверен даже, что Рино вообще принял их во внимание.
— Карафуто! — чеканит он, — Рассказывай, что там стряслось на самом деле!
— Что-что! Случилось то, чего никто не ожидал! — раздраженно злюсь, — То, во что никто не верил! Случился Кайдзю!
Глава №3. Кайдзю
Самолет приземлилися уже полчаса назад, но пассажиров не выпускали из салона, поскольку мехмобиль с трапом до сих пор не соизволил приехать. Я сидел рядом с Григорием, пытаясь разглядеть через его плечо, что же происходит снаружи.
Наконец, в поле моего зрения показался приближающийся трап. Он ехал не торопясь, с гордым чувством собственной значимости и незаменимости.
— Ох, я уже успел позабыть, как тут все неспешно, — пробурчал Григорий, — В Карафуто что угодно работает также, как этот чертов трап — хреново, медленно и не факт, что успешно.
— А ты здесь уже бывал? — заинтересовался я.
— И не раз. Карафуто — совсем другой мир, Глеб. Это не то, что материк, здесь все по-другому.
— Подожди... — я на секунду задумался, — Но ведь Карафуто тоже часть материка?
— Формально да. Только перешеек, соединяющий его с сушей — очень узкий и абсолютно непроходим. На Карафуто можно попасть либо по воздуху, либо по морю. Поэтому местные зовут его островом, а остальную часть Республики — материк.
— Занятно... И что же здесь не так, как на материке?
— Да как тебе сказать... Свой уклад жизни, особый, размеренный ритм. Свои повадки, привычки, — Химик задумался, — Не знаю, как объяснить! Ты и сам скоро увидишь. Поживешь — поймешь.
Трап подали к самолету, но присоединяли его крепления так же неспешно и чинно.
Внезапно, самолет слегка тряхнуло, несколько несильных толчков заставили меня изумленно оглядеться. У некоторых пассажиров попадали вещи, у кого-то расплескалась вода из незакрытой бутылки.
— Не переживай, обычное землетрясение, — пояснил Григорий, — Тут это в порядке вещей. Сейчас еще что, бывает и гораздо сильнее. Вообще, Карафуто считается самым сейсмоопасным регионом в Пруссии.
— А почему так?
— Так тут вулканы везде. Есть потухшие, есть активные. Большинство спящих, конечно. Ты и сам должен был видеть, когда мимо летели.
Я согласно кивнул. Вид на Карафуто с высоты запомнился мне своим великолепием. Бушующий океан, разбивающийся о скалы; могучие дикие горы с шапками ледников; просторные долины, заросшие лесами; чашки озер и источников, не замерзающие в самые лютые морозы. И все это — с минимальным присутствием человека.
— Что-то вулканов я не припоминаю, — заметил я.
Григорий глянул на меня с иронией.
— Тут что ни гора — то вулкан. Спят они, вот и не заметны. А ты что ожидал, увидеть дым и лаву? Не приведи Единый!
Я немного смутился.
— Ну должны же быть какие-то следы... Пепел...
— А вот пепла тут хватает! Весь Карафуто им покрыт, ровненьким слоем, вместо грунта.
Когда трап все таки пристыковали к самолету, и все пассажиры спустились вниз, меня поразили две вещи: относительно теплая атмосфера и полное отсутствие воздушного порта.
Не смотря на то, что вокруг было много снега и таять он вовсе не собирался, солнце прогревало воздух до вполне комфортной, пожалуй даже плюсовой температуры. По крайней мере захотелось сразу же снять шапку и расстегнуть теплую куртку.
Что касается здания воздушного порта — его попросту не существовало. Обернувшись, я увидел большое расчищенное поле, разделенное на несколько взлетно-посадочных полос, но вот никаких строений не наблюдалось в принципе.