Беспалов только засмеялся — друг детства слишком хорошо его знал.
— Ну, так и хули скулить, — с задором ударил его кулаком в колено Василий. — Трахни Кристинку вон, — махнул рукой куда-то в сторону огорода, где по его разумению должна находиться Москва с госпожой Мартыновой в ней. — Закуси, так сказать, и забудь.
Беспалов в раздумье пожевал губы.
«Дально-Бой дело говорит. Можно и Тину попробовать. А вдруг поможет».
— А потом Серый откинется, и мы вместе клубешник её отожмём, а? — засмеялся довольный Базин.
— Чего скалишься, — укорил его Иван. — Клуб не её, а Жорика, ты в курсе.
— А мне брехала, что её.
Беспалов молча отмахнулся рукой.
— Скажи лучше, когда брата ждёшь?
— Да вроде бы через три недели, — почесал затылок Вася. — Но хрен знает, когда сюда доберётся. У него же дружков на каждой станции. — Он опять поднялся к шашлыкам. — А ты правильно сделал, что ко мне приехал. Когда меня Маринка бросит, а она меня обязательно бросит, я к тебе приеду. Сходим на футбол, в клубе поклубимся. Как там, кстати, твои девчули? Козочки эти, а? Пасутся? С рук уже едят? Молоко дают?
— Базин!
— Ох, и лакомые они. — Со знанием дела покачал головой друг и громко поскрёб щетину на щеке. — Молочненькие такие, розовенькие. Сисички, наверное, и вправду как у козочек, — обнял своей шофёрской рукой невидимую женскую грудь размера так эдак четвёртого.
— Да, блять, Базин! — подорвался с табурета Ваня. — Яйца подбери! Раскатал. — Однако, он уже понял, что друг его больше дразнит, поэтому перестал угрожать его роже и зубам.
— Что «Базин»? Что? У тебя там мимо рота носят чачу, мимо носа алычу, а ты клювом щелкаешь.
— Базин, — как неполноценному начал объяснять на пальцах Иван. — Они. Малолетки.
— И? Теперь их вишенку можно сорвать какому-нибудь прыщавому, который умеет только втыкать? А нам нельзя, потому что полтинник на двоих, и щетина колосится? Не понима-а-аю.
— Пока я с ними, никто их вишенку не сорвёт, — процедил сквозь зубы опекун.
— Ха! Ну-ну… Ты себя-то вспомни.
И они вспомнили.
Просидели друзья где-то часов до трёх ночи. Телевизора у Васи не имелось, потому как смотреть его особо некому: сожительница Маринка постоянно на работе, а парализованной матери не до этого — поэтому только разговаривали, вспоминали и рассказывали.
Ржали над тем, как когда-то, насмотревшись всякого и разного в Америке, Иван приехал домой и на двери своей комнаты повесил табличку: «Вход без денег и пропусков только Скарлет Йохансон». Базину это понравилось, и он тоже на комнате Сергея, которая по причине очередной того отсидки перешла к Васе, повесил бумажку с надписью: «Часная собственность Памелы Андерсон». Так и написал с ошибкой.
А сейчас Василий поведал сплетню о том, что Шиш, то есть Шурик Шишов, который лет в двенадцать переехал к ним в Кратово из Талина, объявил себя открытым геем.
— Пацаны гутарят, будто живёт с таким же дрыщем где-то в районе Лосиноостровской.
— Совет да… совет, — отмахнулся Иван. — Женитесь, топитесь — море рядом.
К деду вернулся уже утром.
«Прямо, как в детстве». — Потихоньку открыл калитку и цыкнул на Вертика, чтобы не скулил от радости и не гремел цепью.
Перед его отъездом Иван Макеевич с Иваном Степановичем выпили чаю. У внука на языке вертелись слова об Арине, но не слетали. Держались, как приклеенные.
Взяв у деда связку сушеных грибов и банку перетёртой дикой клубники для близняшек, Иван уже уселся в машину, и хотел было сдавать задом со двора, но передумал.
— Знаешь, — вышел он из автомобиля и встал рядом с открытой дверцей под работающий двигатель Фольксвагена, — я тут немного… — забрался пятернёй в волосы.
— Говори… — прищурился дед.
— Мне-нравится-Арина, — выпалил Иван как одним словом. Он знал, что с дедом нужно вот так — прямо и честно.
Иван Макеевич молчал долго. Посмотрел себе под ноги, глянул на улицу в распахнутые ворота, и только потом на внука.
— Ваня, — потёр он подбородок, — оно ведь йзнаешь, как получается. Люди живут друг с другом просто так. Найти своего человека — большая удача. Это я тебе как мужик говорю. А вдруг это она?
— Я не хочу её обижать.
— Ну, так не обижай, — развёл руками старик и поджал губы. — Будь с ней честен.
— А как же мать?
— Мать… — горестно вздохнул Иван Макеевич. — Мать-перемать. Мать — это серьёзно, но не будешь же ты отказываться от девушки из-за матери. Она ведь не отказалась от этого своего… мужа… из-за тебя.
Иван улыбнулся и обнял деда.
— Только, внучок, не делай глупостей. Не торопись, — погрозил ему пальцем прародитель.
— Хорошо, — закивал Иван. — Не буду.
* * *
Разумеется, такой роскоши, как сразу поехать домой, Беспалов позволить себе не мог. Сначала заехал в офис к отцу и забрал бланки налоговых претензий. Их они вместе с экономистом Ниной Анатольевной заполнили, и Ваня погнал в налоговый отдел на Переяславской. Потом побывал в одном из довольно крупных магазинов розницы чая, куда они поставляли сырец из Черногории. Иногда даже настоящий.
Как только вспоминал об Арине, сразу же начинал волноваться.
«Правда что, как пацан», — чувствовал он, что учащается дыхание, и пульс вообще делает, что хочет.
А ведь пока ещё ничего страшного не произошло. Рано впадать в отчаяние. Ему нужно только сделать первый шаг и посмотреть, что скажет девочка. Если пошлёт, придётся послушаться и пойти. И даже так далеко, как укажет. Она ещё не в том возрасте, чтобы добиваться её — преследование и совращение впаяют моментально.
Поэтому его нога на педали газа так и дрогнула напротив Детского мира.
Иван остановился, припарковался, вошел в здание и попал в сказку. Ему казалось, что он смотрится среди этих смешных коровок и мышек крайне нелепо и чужеродно, но несгибаемо прошел и через это. Ему хотелось найти для Арины что-то очень-очень мягкое, невесомое, потешное, милое до зависания и дорогое до слёз.
Выбрал небольшого бело-рыжего «собакена» — так между собой называли этих четвероногих близняшки — чем-то похожего на Тайсона. На обоих Тайсонов.
Зная, что Марго сейчас в училище и, радуясь её отсутствию, Иван чувствовал себя беспрецедентно. Никогда в жизни он не ощущал себя настолько странно, но и в то же время как-то правильно. В его душе, не смотря на волнение, царили гармония и согласие с собой. С тем, что он делает.
Всё это ему жутко нравилось. Да. Определённо нравилось. Это будоражило, воодушевляло, разгоняло кровь, поднимало настроение — хотелось жить.
Иван подошел к входной двери и с замиранием сердца дёрнул за ручку. Заперто. Парень возликовал — Арина дома одна.
Он не стал звонить, а достал ключ и аккуратно открыл дверь. Вошел с собакой подмышкой и как обычно скинул куртку и ботинки. Не стал надевать комнатные тапки, а прошлёпал в холл в носках.
Там работал телевизор. На диване лежала Арина, и когда парень приблизился и загородил собой экран, то даже слегка задохнулся от картинки — свернувшись клубочком, девочка сладко спала. Она пригнула голову к груди и поджала коленки.
«Котёнок, — первое, что пришло Ивану на ум. — Сама, как игрушка».
Но завис он на другом. На Арине были надеты белые короткие носочки. Её гладкие, стройные голые лодыжки, заканчивающиеся этими тоненькими беленькими, такими детскими, невинными и в то же время жутко соблазнительными носочками — Ивану захотелось провести вдоль её икры языком. Взять сейчас её ногу в ладони и почувствовать нежность её кожи. Наверняка, у него даже на лице грубее.
Он обернулся и нашел глазами на журнальном столике пульт. Потянулся и осторожно, в качестве эксперимента, нажал на красную кнопку. Экран погас, стало тихо, но девушка не проснулась и даже не пошевелилась. Тогда положил «собакена» будущей хозяйке на грудь, присел и аккуратно подсунул руки ей под шейку и коленки. Прижал к себе, стиснув между ними игрушку, и поднялся.
«Удобно», — прислушался к ощущениям девичьего тела у себя в руках.
Направляясь в крыло сестёр, он вспоминал даже не то, как относил Марго в их комнату, а Базина и его планы с футболом и клубами.
«К чёрту!», — ему хотелось только держать этого нежного, трепетного «котёнка» возле себя и не отпускать никогда. Гладить её, играться, целовать. Запах женщины ударил в нос и кружил голову, мягкое тело приятно тяжелило руки, упругая девичья грудь покачивалась в такт его шагам. А ведь есть ещё и носочки! Правда, о них думать пока рано, достаточно не забывать. Как показал опыт (тот, который «сын ошибок трудных»), физиология и без мозга отлично справляется.
От полноты чувств Иван ещё сильней прижал девушку к себе. Он понимал, что ворует эти мгновения, ведь даже объятья с ней для него отграничены страшным словом «совращение». Да, запретный плод сладок, но у опекуна Беспалова таковых аж целых два. Почти одинаковых. И как оказалось, слово «почти» может разрастись до размеров пропасти, разделяющей равнодушие и чувства.
Когда он входил в спальню девчат, Арина зацепилась пальчиком за косяк и издала негромкий вздох.
— М-м-м… — обняла она за шею своего «носильщика» и с удовольствием и нежностью прижалась. — Мака-а-ар… — и открыла глаза.
И тут же округлила их с ужасом и страхом. Хорошо хоть ухватилась за шею Ивана ещё сильнее — не ожидала оказаться высоко над полом.
— Ой!
Беспалов молчал. Он уже подошел к кровати — опять же не различая, где чья — и аккуратно опустил девушку на ложе. «Собакен» откатился в сторону. Арина не сразу отпустила его шею, но когда опомнилась, резко одернула руку и боязливо прижала к груди.
— Извини.
— Макар, говоришь? — выпрямился парень и зачесал себе пятернёй волосы назад уже взрослым опекуном и «здесь главным». — Вот, — взял и положил растерянной Арине на живот мягкую игрушку. — Это тебе.
Девушка ещё ничего не понимала, но как начинающая женщина уже почувствовала, что где-то накосячила. Взглядом оленёнка в свете фар она посмотрела на «собакена».
— Это… от… дедушки?
— Ага. От дедушки, — кивнул парень. — Ивана Степановича.
Глава 6 Джек Дэниэлс VS ФрутоНяня
— Нет! — Иван легонько прихлопнул по спинке Дрю, сидевшую у него на руках.
Кошка чуть оглянулась на хозяина, но тут же опять втянула голову в туловище. Судя по его интонациям и энергетике, её главная задача сейчас — не отсвечивать.
— Нет, — повторил парень уже более спокойно и своими идеальными пальцами погладил умную Дрю между ушек, как бы поощряя за понятливость.
Рядом стояли близняшки с растрёпанными волосами и чувствами. «Все в раздрае». Опекун, чтобы его моль поела, не пускает на день рождения к Макарону, а молодость тем временем проходит мимо, и её не вернуть.
— Что там намечается у вашего… этого? — поднял подбородок на сестричек Ваня, надеясь услышать что-нибудь такое, за что можно зацепиться и запретить уже вполне легально и предметно.
— Вначале всё скромно и как всегда — Джек Дэниэлс и шлюхи, — выпалила Марго.
Парень скептически скривился — кроме всего прочего и очевидного ему приходилось очень и очень старательно избегать зрительного контакта с Ариной.
— А дальше… как пойдёт. Может, будет мартини у бассейна и купание голяком, — рубила с плеча Маргарита.
Беспалов вскинул брови, как бы показывая, что оценил сей изящный, тонкий троллинг. Достаточно. Он уже составил представление о предстоящем светском мероприятии, готов сделать выводы и наметить шаги по оптимизации ситуации.
— Курнуть будет чего? — показал у губ пальцами всем известный жест.
— Обязательно, — голосом полным ответственности, заверила Марго.
— Решено! — поднялся с дивана Иван, и Дрю спрыгнула на пол. — Диктуйте адрес — к вашему Макару еду я! Вы можете Джек Дэниэлс с ФрутоНяней перепутать. — Отряхнул он невидимую пылинку с брюк. — Но мы поступим по-другому: я отвожу вас к придурку и жду в машине пятнадцать минут. Уверен, этого достаточно, чтобы вручить подарок и поздравить.
Близняшки только запыхтели носиками.
— Ничего, ничего, — зло кусала ноготь Марго, вперившись в Ваню пылающим взглядом. — Перевернётся и на нашей улице… КамАЗ… с ФрутоНянями.
Арина же только поджала губки — такая версия дня рождения Гусева её устраивала вдоль и поперёк. И даже вглубь. Ей только абсолютно не нравилось, что Ваня держит их за детей каких-то. Она привычно молча стояла рядом с сестрой, но как-то непривычно, по-особому волновалась.
Девушка уже третью ночь спала в обнимку с «собакеном», которого, только лишь получив от НЕГО, первым делом расцеловала в новую, ещё пахнущую искусственным мехом, морду. Даже подпортив ситуацию именем Макара, Арина всё равно хотела быть счастливой. Душа пела. Телу хотелось плясать. Она тут же вскочила с кровати и понеслась вслед за вышедшим Иваном, но из его комнат уже доносился звук воды в душе.
Тогда, недолго думая, счастливица ринулась на кухню приготовить что-нибудь вкусненькое. Собственно, это она и собиралась сделать, если бы так позорно не вырубилась. Но Иван, даже не взглянув в её сторону, уехал за Марго в училище, а вернулись они вдвоём, весело смеясь и подкалывая друг друга.
— Ариш, скажи ему! — игриво куксилась Рита, расстёгивая на ходу пуховик. — Он говорит, что я толстая. Но я ведь даже худее тебя!
— А Аринка вообще Колобок, — прошел к холодильнику Беспалов и достал оттуда бутылку Швепса. Он хамовато улыбался.
— Ха-ха, сам ты Колобок! — со смехом кинулась к нему и начала пытаться ущипнуть за бока Марго.
Иван, красиво запрокинув голову и выставив кадык, от души заржал в потолок, а Арина только горестно вздохнула — они с сестрой сколько раз обсуждали показательно худощавое телосложение опекуна. Его будто вылепили исключительно из мышц и обтянули кожей — всё. Такое тело бывает у мужчины, которому сверх гендерной природы вопиюще повезло с конституцией. Да, сейчас, в двадцать пять, он стал шире и крупнее, но исключительно за счёт нарастания мускульной массы. Складывалось ощущение, что жировая ткань его организму неведома в принципе. На его плоском животе (без всяких кубиков) был такой же слой жира, как у Арины — на запястье. Она сама видела. Подобным строением среди их сверстников могли похвастаться единичные особи. Даже Макар выглядел заметно упитанней и щекастей.
Но какой бы коровушкой девчушка не чувствовала себя рядом с Иваном, посчитала своим святым долгом на «Колобка» обидеться.
И обиделась.
— Ты что-то в последнее время какая-то задумчивая, — заметила тогда перед сном Марго. — Да не переживай ты! Отпустит он нас к Макарону, никуда не денется. А если не отпустит, мы ему такое устроим! Домашний террор рулит!
Арина даже не представляла, как сможет признаться сестре, что ей абсолютно индифферентен этот день рождения. Она очень хорошо относится к Гусеву, привыкла к нему, притёрлась, так сказать, но одноклассник никогда не заставлял её задыхаться и замирать одним взглядом, интонацией, голосом.
Поэтому решила никаких КамАЗов не ждать, и уж тем более — когда они перевернутся, а переворачивать их самой.
На следующий вечер, перед временем прихода опекуна с работы, она стояла на кухне в полной боевой готовности — в коротеньких шортиках и маечке с кошечкой Китти и собиралась запечь в маминых горшочках мясо с картошкой. Была мысль надеть домашние сапожки угги с помпонами, но их носить не разрешал Матрас — наглые, вероломные непоседливые шарики бросали вызов кошачьему характеру, бессовестно глумились и думали, что они здесь главные. Поэтому Арина натянула обычные, никому не интересные, белые вязаные носочки.
Однако даже на них Иван отреагировал так, что у неё до сих пор при воспоминании коленки трясутся и ноги слабнут.
Она уже почистила картошку и достала с полки набор керамических горшочков, который очень нравился им с мамой. Там посудины были разного размера. Самый большой с надписью: «Михайло Потапыч», другой поменьше со словами: «Настасья Петровна» и три маленьких с именами: «Мишутка», «Машенька» и «Алёнушка».