В Дублине нас навещают мои сыновья. И что за жизнь, если видишься с ними раз в год и то за границей? Мальчишки приехали в гости к Петькиной жене — англичанке, быстро загрустили в обществе ее чопорных родителей и с радостью ухватились за предложенную кем-то из них идею на выходные слетать в Ирландию ко мне. Известие о том, что скоро сыновей у меня станет на одного больше, воспринимают непросто. Правда комментирует ситуацию только Петька:
— Одним дядей больше, одним меньше…
Не сразу понимаю, что он имеет в виду. О ком говорит? О ребенке, который родился у моего бывшего мужа и его новой жены? Так какой же он Петьке дядя?.. Он ему брат, как и мой будущий малыш… Стоп! Это что же получается?..
— Петечка, я что же скоро стану не только мамой, но и все-таки бабушкой?
— Иес, мамусичек!
Сижу в некотором обалдении. Ну и новость! Всем новостям — новость!
— По крайней мере, дядя будет старше своего племянника?
— Ага. Месяца на три.
Мальчишки хохочут. Теперь их ситуация забавляет. Меня, впрочем, тоже. Они рядом со мной, и мне ничего не страшно. Первым прекращает смеяться Виктор. Как всегда. Уже говорила — он у меня большой мастер вернуть всех с небес на землю…
— Отец знает?
Повисает пауза.
— Нет. Откуда?
— Будет сюрприз.
Да уж. Рассказываю мальчишкам, что намерена пересмотреть наши с Игорем материальные взаимоотношения. Они меня не порицают. Даже напротив. Витька:
— Не по-мужски он с тобой поступил.
— Нечестно, — подтверждает Петька, а Митька кивает.
На сердце сразу становится легче. Все-таки сомнения в правильности своего поступка меня мучили. После стычки с новой Игоревой женой всерьез думала бросить все. Никакие деньги не нужны, если из-за них приходится терпеть такое. Но Всеволод Гарлицкий — тот самый адвокат, которого мне сосватал Евгений Васильевич, только глянул на меня как на умственно отсталую и даже отказался подобный вариант обсуждать.
— Надежда, но вы же должны понимать, что им только того и надо. И эта женщина наговорила вам все это исключительно с той целью, чтобы вы решили, что судиться с ними — вам же дороже будет.
— Пока так и получается.
— Так это только пока.
Голос адвоката, который доносится до меня из телефона, бодр. Сообщает, что дела наши идут просто отлично: нашлись свидетели, готовые под присягой подтвердить, что мой бывший муж действительно начал подготовку к разводу задолго до того, как сообщил мне о своем решении. Переводил деньги на независимые счета, переоформлял недвижимость… И регулярно навещал любовницу…
— Мы прижмем его, Надежда, и хорошенько пощиплем ему перышки. Чтобы впредь и ему самому, и ему подобным господам не повадно было. Право у нас, конечно, не прецедентное, но это дело, если мы его выиграем, поможет в будущем многим.
Хитрец. Знает, чем меня пронять…
* * *
Арина и Иван улетают в Лондон. Там их должен уже ждать Евгений Васильевич. До родов Арине осталось всего ничего. Я же отправляюсь в Москву. Тоже через Лондон, но просто транзитом. Пока Симоновы не вернутся домой уже с новым членом семьи на руках, у меня снова будет отпуск.
Думаю забрать Шарика-Бобика и махнуть на бабушкину дачу. Надеюсь, что мысли о том человеке, чьего ребенка я сейчас ношу под сердцем, не будут мучить меня там особо сильно… Интересно, как бы все у меня сложилось, если бы не его смерть? Если бы я нашла его, и он узнал о том, что вскорости станет отцом. Как бы он среагировал? Думаю, вряд ли был бы рад… Ребенок в качестве платы за одну ночь удовольствия с женщиной, имя которой он так и не узнал… Или осознанно не захотел узнать… Нет, вряд ли что-то из всего этого вышло бы путное.
Шарик-Бобик даче рад. Бегает, обнюхивает углы, а потом исчезает через дыру в заборе. Наверняка отправился по старым злачным местам. Я же беру в руки триммер и вступаю в очередной неравный бой с отросшим и уже набравшим силу бурьяном. Рычит этот чертов агрегат как трактор. Ясно, что ничего не слышу вокруг, а потому вскрикиваю от неожиданности, когда чья-то рука ложится мне сзади на плечо. Адская машинка при этом взвизгнув зарывается леской в землю. Торопливо выключаю ее и оборачиваюсь…
До этого момента я никогда не падала в обморок. А тут меня выключило так, словно это я — триммер, и на мне тоже есть кнопка. Глянула, узнала и — все. Пришла в себя уже в доме, на диване. И он рядом — мокрым полотенцем меня обмахивает. Вид перепуганный донельзя. Увидел, что я глаза открыла, обрадовался.
— Что с тобой приключилось-то? Словно привидение увидела…
Дрожащими пальцами дотягиваюсь до его лица. Кожа теплая. Отросшая за день щетина колется… Живой. Очки по-прежнему на носу. Седины, пожалуй, прибавилось… Одет уже не так убого. Хотя летом с этим всегда проще — футболку и джинсы себе может позволить каждый… Отвожу взгляд.
— А я ведь привидение-то и увидела…
Хмурится:
— Не понял.
— Схоронила я тебя и оплакала.
Я ведь тогда человека, тело которого нашла на дачах, действительно похоронила. Как представила, что будет он лежать в общей могиле с бомжами и прочими невостребованными личностями, так все для себя сразу и решила. Тело кремировали, а урну, которую мне выдали через несколько дней, я поместила в колумбарии на Котляковском кладбище. Долго думала, что же написать на могильной табличке. Ни имени, ни тем более фамилии, ни даты рождения. Даже дату смерти и то определили приблизительно… Так ничего и не придумала, а потому рабочие в мастерской написали просто: «Покойся с миром». Так беспомощно и жалко. Был человек и не стало. Только горстка пепла…
Плакала я тогда действительно сильно. Оплакивала его так внезапно оборвавшуюся жизнь. Свои несбывшиеся надежды… А ведь во время похорон я еще не знала, что беременна… А теперь вот он, передо мной, живой и здоровый. Вроде бы похудел немного и осунулся. Но точно он. Хмурит прямые темные брови. На лице недоверие.
— Чушь-то не говори.
Вздыхаю.
— Какая уж тут чушь… Попить чего-нибудь дай. Там, в холодильнике что-то должно быть.
Торопливо встает и приносит мне минералки. Осторожно сажусь. Пью. Хорошо. Холодненькая. Пузырьки горло щекочут. А в глазах слезы так и кипят. Неужели правда жив?
— Я той зимой недели через две после… Ну после того, как ты меня…
— В сугробе нашел, — смеется.
Я тоже невольно улыбаюсь в ответ дрожащими губами.
— Да. Так вот я тебя тоже тогда в сугробе нашла. То есть я была уверена, что тебя. Думала, что тебя. Телосложение похожее, одет так же, а вместо лица — месиво из костей и мозгов.
— Что?!! — даже кашлять начинает воздухом подавившись.
Продолжаю торопливо:
— Приехала из города, пошла к тебе. Хотела… Да мало ли чего я тогда хотела. Тебя не было. Дорога снегом засыпана, еле добралась. На калитке замок. Когда назад повернула, рядом с твоим забором оступилась и упала прямо на чей-то труп. Под снегом он был. Думала ты… Полицию вызвала… Сказала им… Да и что я могла сказать? Я ведь даже не знаю, как тебя зовут…
Внезапно даже для самой себя подаюсь вперед и вцепляюсь обеими руками в его руку.
— Как тебя зовут?
Смотрит. И на моих глазах его посуровевшее было лицо как-то мягчеет. Даже взгляд меняется.
— Саша. Меня зовут Саша.
— Саша…
Пробую имя на вкус. Смотрю на него. Сначала снова смеется, а потом серьезнеет и принимается меня целовать…
— Погоди. Постой! Я тебе сказать должна…
— И я тебе. Меня ведь на самом деле чуть не убили, — оттягивает в сторону ворот футболки, и я вижу небольшой все еще розовый шрам.
След от пулевого ранения. Даже я это сразу понимаю. В грудь. Слева. Еще чуть-чуть и рядом сердце.
— Так значит тот человек, которого я здесь нашла…
Хмурится, задумчиво прикусывая губу.
— Думаешь, случайно, вместо меня его?..
Киваю судорожно сглатывая.
— Кто? Почему на тебя… охотится кто-то?
Молчит. Смотрит в сторону. Потом переводит задумчивый взгляд на меня, и я вижу, как он внезапно опять начинает менять свое выражение. Наклоняется ко мне поближе, пальцами нежно касается моей щеки.
— После. Давай обсудим все это после. И с трупом разберемся тоже… потом. Я ведь уже и надеяться почти перестал… Не первый раз сюда приезжаю. А тебя все нет. А я каждый раз мечтал, думал о том, как это все будет… В общем, не порти момент своей болтовней! Лучше скажи: ты мне рада? Думала обо мне?
— Еще б не думать!
Смеется на этот раз совершенно счастливо и решительно берется за пуговички на моей блузке. И опять все повторяется как в прошлый раз. Что за безумие на меня находит, стоит этому незнакомому мужику ко мне прикоснуться? И почему так получается, что мне нравится в нем все: запах его кожи, вкус его поцелуев, ритм, который он предпочитает в любви, его нахальство и самоуверенность, которые проявляют себя в постели столь же ярко, как и в «обычной жизни»?..
Когда все заканчивается, приподнимаюсь на локте и смотрю на него. Лежит. Молчит. Глаза закрыты. На лице неясная мечтательная полуулыбка. Рассматриваю его, пока есть такая возможность. Хорош, сволочь. Чудо как хорош. Мужчина в расцвете лет и силы. Руки перевитые мышцами — прекрасной лепки. Плечи широкие. Талия как у юноши — никакого тебе пивного пуза и в помине… Кожа загорелая. Так хочется до нее дотронуться, погладить, пройтись рукой вдоль всего его расслабленного тела. Но все еще испытываю неловкость касаясь его. И что за странный психологический феномен? Спать с ним — очень даже ловко и целовать всюду тоже, а вот руками пощупать… Нет, так и не могу. Просто смотрю. Взгляд невольно зацепляется за круглый шрам на левой стороне груди… Все-таки решаюсь и неловко дотрагиваюсь до него пальцами. Саша тут же прихлопывает мою руку своей ладонью, прижимает ее к груди и распахивает глаза.
— Его нашли?
Морщится.
— Кого? Того парня, что стрелял?.. Нет. Но это не главное. Главное, что обошлось. Провалялся в больнице, правда, долго… И теперь беречься серьезно приходится. Кто знает, когда опять избавиться от меня попробуют? Не боишься?
— Нет.
— А надо бы…
Внезапно мрачнеет. Кто же он такой, что сплошной криминал вокруг?..
— Ты бандит?
Даже вытаращивает глаза от возмущения.
— Нет, с чего взяла?
— А зачем еще, если не для того, чтобы от кого-нибудь скрываться, тебе могло понадобиться снимать здесь дачу? Да еще зимой, когда тут ни единой души на несколько верст вокруг.
Хохочет.
— А я и правда скрывался. Но это совсем не значит, что я бандит. Просто… Просто настроение такое было. И вообще… Иногда так хочется скрыться. Совсем. Чтобы ни одна собака…
Хмурится. Потом внезапно снова веселеет.
— Кстати о собаке! Что с тем псом?
— У меня живет.
— Неужели забрала?
— Забрала.
— И как его теперь зовут?
Смущаюсь.
— Шарик-Бобик.
Хохочет. А потом снова прикрывает глаза и расслабляется. На лице опять растекается мягкая неясная улыбка. Бормочет:
— Хорошо-то как с тобой…
Потом вдруг снова открывает один глаз.
— Кстати, как тебя-то зовут? А то получится как в том анекдоте: хорошо-то как, Света. Да я не Света…
— Надежда. Надя.
— Хорошее имя. Главное — редкое.
Смеюсь дежурно. Набираюсь храбрости заговорить о ребенке. Но опять опаздываю. Он притягивает меня к себе и снова принимается целовать. Может, это трусость, а может причина в ином, но опять вместо того, чтобы сказать о своей беременности, принимаюсь отвечать на его поцелуи с не меньшей увлеченностью. Оказывается я очень сильно соскучилась по нему. Оказывается то, что происходит сейчас между нами, для меня важно. Очень важно…
Однако после, когда он снова лежит рядом, пытаясь выровнять дыхание и уперев отрешенный взгляд в потолок, все-таки решаюсь заговорить. Хоть и очень страшно.
— Мне, правда, надо тебе сказать кое-что действительно важное. Так сложно начать… Но раз ты жив, должен знать…
Видно что-то в моем голосе, в интонациях есть такое, что заставляет его резко приподняться.
— Ну говори.
Отвожу глаза, но потом все-таки нахожу в себе силы смотреть на него, а не в сторону, как мелкий воришка пойманный на месте преступления.
— Я беременна. От тебя. С того первого раза.
Сказать, что он выглядит потрясенным, значит не сказать ничего. Даже рот приоткрылся.
— Но… Как?.. Почему?..
— Почему не сделала аборт?
Кивает. По сути нервно дергает головой.
— Потому что, как сказала моя подруга — идиотка я. Думала, месячные перестали приходить из-за нервотрепки и вообще из-за климакса, а потом, когда сообразила что к чему, уж больше четырех месяцев прошло… Еще можно было избавиться, но… В общем не захотела. Решила, что буду рожать. Будет у меня еще один ребенок. Еще один сын. Выращу как-нибудь. И мне не так одиноко. И по тебе память… Считала ведь тебя мертвым. Как-то мне казалось подлым убить последнее, что, быть может, от тебя на земле осталось…
— И правда — идиотка.
Встает, поворачивается спиной и принимается нервными торопливыми движениями натягивать на себя одежду. Смотрю ему в спину. Мышцы на плечах кажется даже закаменели — так и бугрятся. Был бы зверем — вся шерсть на загривке дыбом бы стояла… И правда не рад. Но я ведь так себе все это и представляла. Ну, когда думала — что было бы, если бы… Натягивает футболку и наконец-то поворачивается ко мне. Лицо такое, что и взглянуть в него страшно. Опять невольно отвожу взгляд. Вид наверняка как у побитой собаки, хотя вины моей перед ним нет никакой.
— На что ты сейчас живешь?
Вот как… Вот, чем в первую очередь поинтересоваться решил.
— Работаю.
— А потом?..
Пожимаю плечами. Уже, естественно, думала об этом.
— Машину свою продам. Куплю «Ниву», чтобы не застревала нигде. Сюда жить переберусь. Квартиру буду сдавать. Протяну…
— Стало быть, план есть.
— Есть.
— Круто.
Киваю. Молчит. А я встаю и тоже начинаю одеваться. Очень неловко под его пристальным взглядом, но что делать?.. Сидеть, стыдливо прикрывшись ладошками, еще противнее.
— Когда рожать?
Смотрю удивленно.
— Считай сам. В сентябре, если все будет нормально. И не смотри на меня так. Мне страшно.
— Мне самому страшно. Убила ты меня просто. Безо всякой пули.
— Прости. Так получилось…
Молчит. Потом с очевидным усилием, отводя глаза:
— И ты меня прости. Взрослый уж дядя. Должен знать, что если спишь с женщиной, то могут быть дети… Кстати, ты не будешь против, если я сделаю потом генетический анализ?
Как пощечину отвесил. Он что же думает, я где-то еще ребеночка нагуляла, а теперь на него его навесить хочу?..
— Не доверяешь?
— Есть причины. Не с тобой связанные, но есть.
Пожимаю плечами. Теперь уже предельно ясно: сказки — это сказки, а жизнь есть жизнь. Сказочного хэппи-энда не будет. Никогда. Будет сплошная проза…
— Делай.
— Как с тобой связаться?
Диктую ему свой номер телефона. Записывает опять-таки на уголке, который отрывает от газеты… Правда теперь вряд ли думает, что я великолепна…
— Ну… Я пошел?
— Иди.
— Я позвоню тебе… Только как-то переживу все это, обдумаю и позвоню, Надь.
Киваю, по-прежнему глядя в сторону. Неловко мнется еще какое-то время, а потом я слышу шаги и звук негромко захлопнувшейся входной двери… Все. Вместо «жили они счастливо и умерли в один день» только два использованных презерватива на полу возле дивана… В этот раз к свиданию подготовился. Не то, что тогда, когда все у нас случилось впервые…
Заметаю их веником в совок. Почему-то прикоснуться к ним неприятно. Холодные, не живые. И выглядят как маленькие скрюченные трупики так и не зачатых детей… Бр-р… Что-то воображение у меня разыгралось. Наверно всему виной его реакция на мои слова. Ну а на что рассчитывать-то было? На то, что завопит при таком известии радостно и тут же мне руку и сердце предложит? Нет, конечно. Но все равно как-то… Как-то все не так. Еще и генетический анализ этот…
С телефона лезу в Интернет. Хочу узнать подробности. Пишут, что можно его сделать еще до рождения ребенка, но есть риск спровоцировать выкидыш. А вот после рождения — в любой момент. Несложно и безболезненно для малыша. Даже анализ крови не нужен. Просто пробу его слюны возьмут или волосики срежут и все. Ну и слава богу. А то колоть иголками новорожденного из-за чьих-то комплексов…