— Так ты думаешь, что это он за мной слежку установил?
— Вот этого не знаю. Одно могу сказать — работает этот человек умело. Мои ребята его по чистой случайности засекли. Расслабился видно. За тобой следить-то большого ума не надо. Ты по сторонам вообще не смотришь.
— И что теперь? В полицию идти?
— А толку? Нет. Просто будь поосторожнее. Если есть выбор между тем, чтобы дома сидеть или в Москву ехать, выбирай первое. Или мне звони.
Дела… И ладно бы речь только о моей собственной безопасности шла. Так ведь из-за меня под угрозой и Ванька оказывается. Мало ли что этому человеку, который за нами ходит, от меня надо… Способен ли мой бывший муж пойти на какой-то достаточно жесткий шаг из-за денег? Хороший вопрос…
А еще через неделю все сомнения разрешаются самым неожиданным образом. Звонит мой мобильник. На экранчике вместо цифр или имени надпись — «Номер не определен». Сразу вспоминаю слова того старика, который сдал свою дачу отцу моего еще не рожденного ребенка. Саше. Старик тогда так и сказал: номер звонившего не определялся. Дрожащим пальцем нажимаю кнопку, чтобы ответить. Точно. Он.
— Здравствуй. Узнала?
— Да.
— Как ты?
Пожимаю плечами. Потом осознаю, что увидеть этот мой жест он вряд ли может.
— Нормально.
— Хотел бы увидеться с тобой. Это возможно?
— Почему нет? Только имей в виду — за мной, как выяснилось, кто-то следит.
— Предупреждаешь?
— Да.
— Все еще думаешь, что я — бандит?
Молчу.
— Я не бандит и от народной полиции не скрываюсь. А этот «кто-то» уже не следит. Я узнал все, что мне было нужно.
Здорово! Просто отлично! Стоял бы сейчас передо мной, получил бы по роже. Все-таки он редкостный наглец. Сразу понятно это было. Но даже его наглость должна же, черт его побери, иметь границы!
— Ты испугал меня этой слежкой. Сильно. Оно того стоило?
Молчит. И опять, как и в прошлый раз, когда пришлось просить прощения — через силу:
— Извини. Не думал, что заметишь.
Ох как не любит он извиняться! Но ведь все-таки извиняется… В отличие от моего бывшего мужа, который не делал этого вообще…
— Я и не заметила.
— Откуда тогда узнала?
— Мой адвокат нанял людей, чтобы проверить свои подозрения… Думал — это мой бывший муж что-то затевает.
— Понятно.
— Так зачем тебе это было надо? Зачем следил? Чтобы найти доказательства того, что ребенок не твой? Я же согласилась на тест ДНК. Что уж точнее…
Перебивает нетерпеливо:
— Просто хотел узнать о тебе побольше.
— Узнал?
— Да.
— И что теперь?
— Я позвоню, когда подъеду, — и короткие гудки.
Вот ведь! Иду в домик привратника к Славе и Маше. Сказать, что я на какое-то время, наверно, должна буду отлучиться. Ваньке опять придется немного побыть под их присмотром. Ему сообщаю о том же. Он не против. Ясное дело! Есть шанс безнадзорно посидеть за компьютером.
Переодеваюсь. Все-таки несмотря ни на что хочется выглядеть получше… Саша появляется где-то через час. Снова звонок с номера, который не определяется. Супер-короткий.
— Выходи. Я у ворот вашего поселка.
И гудки…
За проходной обнаруживаю все тот же ржавый джип-американец на здоровенных колесах. Да еще и в глухую затонированный. Зимой как-то на это и внимания не обратила. Передняя пассажирская дверца демонстративно приоткрывается. Приглашает стало быть… Сажусь. В салоне сильный запах сигарет, хотя сам он, вроде, некурящий. Судя по вкусу его поцелуев… Да уж. Очень вовремя вспомнила.
— Ты округлилась.
Пожимаю плечами — теперь-то он это видит.
— Зачем эта встреча?
— Просто увидеть хотел.
Опять тянет пожать плечами. Вот ведь привязалось, как нервный тик какой-то! Но ничего не могу с собой поделать. Основное чувство, которое вызывает у меня этот человек с самого начала, это изумление. Ну, если не считать желания… Наклоняется ближе. Принюхивается, полуприкрыв глаза за стеклами очков в тонкой оправе.
— От тебя пахнет корицей.
Простая фраза. Констатация факта. И почему от нее в животе становится щекотно, словно фея крылышками взмахнула?
— Шарлотку пекла.
— Что это — шарлотка?
— Яблочный пирог.
— Тогда почему «шарлотка»?
— По одной из версий: повар-француз назвал новый придуманный им десерт в честь своей возлюбленной — девушки по имени Шарлотта.
— Романтично.
Молчу. И он молчит. Наконец:
— Как там Шарик-Бобик?
— Сидит на цепи.
— Бедняга.
— Никто не просил его объедать верхушки саженцам.
Качает головой. А потом:
— У меня еще есть часа два времени. Хочешь, поедем погуляем куда-нибудь?
— Это что же ты меня на свидание приглашаешь?
— Ну вроде того.
— А как же генетическая экспертиза?
Мрачнеет.
— Обиделась?
— А ты как думаешь?
— Думаю, что думать об этом сейчас не хочу совершенно. Так поедешь со мной?
Вздохнув, привычно пожимаю плечами.
— Поеду.
Сидит, смотрит вперед, сжимая пальцами руль. Потом поворачивается ко мне и неожиданно улыбается.
— Круто.
Все, больше ни слова. Просто заводит мотор и трогается с места. Везет меня куда-то еще дальше по Новой Риге. Но быстро сворачивает с нее, некоторое время петляет по каким-то небольшим дорожкам, а после и вовсе съезжает на сильно ухабистый проселок, ведущий через поле. Дорогой молчит. Часто смотрит в зеркало заднего вида. Сначала собран и серьезен. Потом расслабляется. Теперь о нем можно смело сказать, что он до крайности доволен. Странный он все-таки мужик…
Останавливается на берегу какой-то небольшой и мелководной, но чистой речушки. Здесь и правда хорошо. Народу — никого. Бережок не заплёванный. Дно песчаное. И откуда про это место знает?
— Будешь купаться?
— Да мне не в чем.
— Мне тоже. Но я все-таки буду.
Смеется. А потом решительно раздевается догола и лезет в воду. В самом глубоком месте на середине речушки вода едва доходит ему до белых, а потому особенно выделяющихся на фоне остального загорелого тела ягодиц. Но это его ничуть не смущает. Бахается на пузо раскинув руки, а потом просто плещется как мальчишка. Разве что не повизгивает от удовольствия. Вылезает только минут через пятнадцать. Стряхивает воду с волос. Потом внезапно замирает, оборачивается через плечо и смотрит на меня со странной полуулыбкой на лице. А затем идет ко мне ничуть не смущаясь собственной наготы. И очевидного возбуждения. Отвожу взгляд, смутившись сама. Ну что за несправедливость — он разгуливает голым со вставшим членом, который нахально покачивается в такт его шагам, а краснеть приходится мне!
Садится рядом.
— Хочу тебя. Ничего не могу с собой поделать, как ни стараюсь…
Берет мою руку и прикладывает к себе. Невольно вздрагиваю и пытаюсь вытянуть свои пальцы из его руки, но он не дает. Наоборот еще плотнее прижимает их. Смотрит при этом испытующе.
— Все еще неловко прикасаться ко мне?
— Так заметно?
— Да.
Отвожу взгляд.
— Ты у меня второй. До этого был только муж. Больше никого.
— Правда что ли?
Киваю и осторожно глажу нежную и очень горячую кожу у себя под пальцами.
— Думал, что таких уже и не осталось…
Удивленно крутит головой, вздыхает и откидывается назад, на траву, забросив расслабленные руки за голову. Отдается в мою власть? Что ж… Пожалуй, мне это нравится…
* * *
Обратной дорогой опять-таки молчим. Тормозит возле поселка. Мотор не глушит. Все понятно. Долгих нежных прощаний не будет. Смотрит тяжело. Трудно такой взгляд вынести. Что-то сейчас будет малоприятное для меня… Точно:
— Должен сказать тебе кое-что. Даже если экспертиза покажет, что ребенок мой, я на тебе не женюсь, Надь. Не смогу. Хочу, чтобы ты это осознала.
— Я… Я осознала.
— И ребенку фамилию свою я не дам.
— Ревнивая жена?
Усмехается криво и все. Ни «да», ни «нет». Ну и черт с тобой.
Насколько все было бы проще, если бы он так и не возник на моем горизонте, если бы я по-прежнему считала его покойником… Берусь за ручку на дверце, собираясь выйти из машины.
— Постой. Чуть не забыл за всем этим…
Интересно, что именно он называет «всем этим»? Наш «ни к чему не обязывающий» секс на природе?.. Или последовавший за ним краткий, но совсем не легкий разговор о будущем?..
— Я тут для тебя кое-что привез. Пусть этот твой адвокат посмотрит на досуге. Ну когда не будет занят очередным свиданием с тобой.
Усмехается и протягивает какой-то плотный конверт. Что это там? Компромат на меня? Результаты слежки? Про мои романтические отношения с Севой знает. Вон физиономия какая. Но молчит. Да и в чем может упрекнуть после того, что только что сам мне сказал?
В конверте действительно оказывается компромат. Только не на меня, а на моего мужа. Копии договоров, копии ценных бумаг и акций, которые, как объясняет мне позднее восхищенный Сева, полностью подтверждают то, что мы подозревали и раньше — муж мой готовился к разводу основательно и в сжатые сроки действительно спрятал от меня и суда изрядное количество денег… Дорого бы я дала, чтобы узнать — откуда эти бумаги у моего дачного знакомца. Вот только не спросишь — номер-то его у меня так и не определился, а дать его мне ему и в голову не пришло. Или пришло как раз то, чтобы ни в коем случае не давать? Инкогнито свое, видите ли, бережет…
Иной раз такое зло на него берет… После его второго появления на моем горизонте и последовавшего за этим многонедельного исчезновения даже какое-то время терзала Любку, чтобы она помогла мне его «вычислить». Любка пробила по каким-то своим каналам номер Сашиного джипа. Вот только выяснилось, что владеет им совсем не он. На фотографии, которую привозит мне Любка, вижу незнакомца. А других способов выйти на отца моего ребенка у меня нет. И даже моя боевая подруга весьма опытная по этой части подсказать мне ничего не может… Тем более, что в последнее время по Любке четко видно — не до меня ей. Проблемы у нее…
Как-то ближе к ночи, когда Ванька уже давно спит, обняв своего медведя, в дверь моей комнаты стучит Слава. Вид встревоженный. Безответно пугаюсь и кутаясь в халат выскакиваю в коридор.
— Что?
— Надежда Николаевна, там женщина. Говорит, к вам.
Ничего не понимаю. Что за женщина?
— Пьяная очень. Совсем пьяная. И плачет…
Час от часу не легче! И как какая-то пьяная баба попала на охраняемую территорию нашего поселка, а потом убедила Славу поднять меня с постели? Когда вижу ее, понимаю — эта могла. Александр Петрович — он же Шурик Сенцов — подметил совершенно верно: Любка умеет быть исключительно убедительной, когда ей это надо. Сидит на ступеньке крыльца в позе сестрицы Аленушки, подперев рыжую растрепанную голову ладошкой.
— Любань? Ты что это?
Косит на меня совершенно пьяным глазом и только рукой отмахивается. Нос красный, веки вспухли, щеки мокрые. И правда ревет. Любка? И опять ревет? Это что ж такое приключиться-то должно было?
— Вставай давай. Всю гинекологию с акушерством на камне сидя застудишь.
— А не нужны они мне больше.
Всхлипывает как-то особенно жалостливо, но все-таки послушно встает и даже идет следом за мной в дом. Втаскиваю ее на кухню. Совершенно очевидно, что ее надо отпаивать. Чаем. Или хотя бы просто водой из под крана. А то завтра умрет. И с чего так набралась-то? Я ее такой не видела уже… Чтоб не соврать… Да лет пятнадцать, наверно. С того самого момента, как ее любимый Вовка погиб.
И вот теперь она снова ревет белугой и разит от нее, как от ведра с дешевым самогоном. То есть я точно не знаю, как пахнет ведро самогона, но предполагаю, что именно так. Завариваю чай, наливаю в самую большую кружку, которая есть в доме.
— Пей. И рассказывай.
— С сахаром?
— Ты ж не пьешь с сахаром.
— Теперь пью. Теперь мне плевать!
Пододвигает к себе сахарницу и начинает методично перекладывать сахар из нее себе в чашку. В какой-то момент просто убираю сахарницу со стола. Любка провожает ее рассеянным взглядом и начинает ворочать расплывшийся и ставший коричневым сахар у себя в кружке. Даже смотреть на это приторно. Отбираю и кружку. Переливаю часть состряпанного Любкой сиропа в другую чашку, подливаю заварки и кипятку и снова ставлю перед подругой.
— Пей.
— Не хочу.
— Пей, сказала! И уже просвети меня, наконец, из-за чего ты такая расписная-то?
— Из-за того, что жирная дура.
— Я?!!
Смотрит удивленно.
— Ты-то тут при чем? Я!
— Ты?!!
— Женька сказал, что я жи-и-ирная дура-а-а-а…
Уголки ее рта неудержимо ползут вниз, и она снова принимается реветь. Так. Теперь хоть что-то понятно.
— Ты что, бросила его?
— Не бросала я его. Он са-а-ам… Сказал, что я жирная. Сказал: посмотри на себя в зеркало, разве можно тебя любить? И хоте-е-еть…
Любка у меня и правда девушка не мелкая. Как раз при взгляде на таких как она начинаешь верить великому русскому поэту Некрасову: коня на скаку действительно остановит. При этом не сильно напрягшись. Но чтобы жирная?.. С такой-то талией? При таком-то бюсте и с такими изумительно очерченными бедрами?!! С такой-то танцующей походкой и стремительностью движений опытного дзюдоиста?..
— Он сейчас где? В больнице?
— Почему в больнице?
— А ты что ж ему за такое даже ни разу не вмазала?
Опять машет рукой.
— Убежал.
Невольно принимаюсь хохотать, представив себе этот неравный бой. А Любка в ответ — плакать еще горше.
— Любань, ну ты что это? А? Это не ты, а он жирный дурак!
— Он не жирный… — скулит Любка и наконец-то отхлебывает чаю.
Правда тут же морщится и отодвигает чашку от себя. Пойло по всей видимости и после моих манипуляций сладкое адски. Как ни жалко переводить добро, выплескиваю его в раковину и завариваю новую порцию. Сахарницу на всякий случай задвигаю куда подальше. Слежу за тем как Любка пьет. С хлюпаньем тянет в себя чай, отвлекаясь только на то, чтобы гулко высморкаться в бумажный платочек. Весь стол перед ней уже в этих скомканных комочках.
— И что теперь?
— Все.
— Ну и фиг с ним. Другого найдешь. Подумаешь горе-то?
Отвечает с убийственной убежденностью в голосе:
— Я жирная дура. Меня нельзя любить. Вот меня и не любят.
— И правда дура! Как не любят, если вешаются на тебя как на новогоднюю елку, еще локтями друг друга отпихивают?
— Сначала вешаются, а потом от… отвешиваются. Хоть бы один удержать захотел, повоевать за меня, добиться… Неа…
— Ну ты, мать, захотела! Позволь вернуть тебе твой же вопрос: тебе что осьмнадцать? Романтические глупости голову кружат? Еще, поди, сейчас о рыцаре на белом коне мне сейчас толковать станешь…
— А что? И стану. И попробуй скажи, что сама от такого отказалась бы.
Вздыхаю. Права. Кто бы стал отказываться? Вот только где ж его взять-то? Все больше вместо рыцарей что-то маловразумительное попадается. Вроде моего Саши, который в очередной раз пропал с горизонта так основательно, что словно бы действительно умер…
— Знаешь что, душа моя, пойдем-ка я тебя спать уложу. Утро вечера мудренее. Проснешься завтра, глядишь, все не таким скверным тебе покажется.
— Я жирная дура…
— А я мало того, что дура, мало того, что жирная, так к тому же еще и беременная неизвестно от кого. Нашла перед кем прибедняться!
Любка принимается пьяно хихикать. Это мне нравится значительно больше, чем давешние завывания. Вот ведь балда! Нашла из-за чего слезы лить. До этого своего Женьки таких мужиков бросала с великолепной легкостью! А тут ревет из-за какого-то дерьма, прости господи! Самовлюбленный хлыщ. При этом какой-то… пронырливый. Из таких как раз выходят отличные жополизы…
Еще какое-то время накачиваю подругу чаем, а потом стелю ей в своей комнате, на диванчике. Как-то неловко мне хозяйничать в чужом доме и укладывать подгулявшую из-за жизненных невзгод Любаньку в гостевой спальне…
Глава 8
Утром просыпаюсь поздно. И совершенно разбитая. Все-таки заполночные посиделки слишком тяжелы для моего бедного организма, которому и так на старости лет перепали никак не запланированные нагрузки. Удивляюсь, что проспала так долго. Почему, интересно, Ванька меня не разбудил? Спускаюсь вниз и сразу чую истинную причину происходящего. Дом весь наполнен потрясающими ароматами.