Как мышь за сырным духом иду на кухню. Ну точно. Когда у Любки стресс она всегда снимает его одинаково — наготавливает дикое количество самой разнообразной еды. А повариха она — от Бога. Надо признаться, что готовить-то я училась не у кого-нибудь, а у нее…
Ванька тут. Затаив дыхание смотрит на Любку, которая как факир мечет на стол все новые кулинарные шедевры. А на противоположном конце стола… Ну да Шурка Сенцов, шеф моего работодателя и наш с Любкой старинный знакомец, собственной персоной… Интересно, а они с Любкой друг друга узнали?
— Не стой с таким лицом, — командует моя решительная подруга. — Не видишь, тут еще есть и есть.
— Вижу. Тебе полегчало?
Улыбается смущенно, отбрасывая с лица огненную прядь.
— Да. И прости за вчерашнее. И за сегодняшнее тоже.
Осматривает стол и натыкается взглядом на Шурку. Накидывается воинственно:
— А Вы почему не едите?
На «Вы»? Значит не узнала. А он? Судя по всему тоже нет. Рассказать? Или пока понаблюдать? На Шуркином лице тоска. Глаза, которыми он косит в мою сторону умоляют.
— Да не могу я больше.
Любка воинственно упирает руки в свои крутые бока. Как любит делать Маша… Ну вот. Помяни и тут как тут. Появляется в дверях и окидывает мизансцену цепким взглядом. Любка ее не видит, продолжая буравить взглядом Сенцова.
— Надька, познакомься, это моя подруга Сашенька, она не курит и не пьет! И что самое скверное — не ест нифига. Потому что (в этом месте подруга моя демонстративно икает) больше не может!
Тон у Любки откровенно хулиганский. Я невольно принимаюсь хохотать. Маша бесшумно скрывается за дверью. Уверена, что побежала звонить Евгению Васильевичу и стучать на меня, непутевую. И ведь есть, что ей рассказать! Посреди ночи впустила в дом совершенно пьяную бабу, которая теперь перевела все продукты в холодильнике и насильно кормит не только Ваньку, но и ЕвгенияВасильевичева шефа…
Любка увлеченная своими переживаниями, которые, несомненно, сильно отличаются от моих, тяжело вздыхает.
— Все слабаки какие-то!
— Я не слабак, — возмущенно протестует Сенцов.
— Как это не слабак? Не хотите поддержать бедную женщину в минуту душевной невзгоды.
— Хочу! Но не могу…
— Ешьте!
— Вы моей смерти хотите!
— Вы же говорили, что ничего вкуснее не ели.
— Не ел. Но все равно больше не могу.
— Ешьте!
С тяжким стоном Шурка берется за вилку и запускает ее в тарелку с новым кушаньем, которое Любка уже поставила перед ним. Подруга моя при этом стоит, возвышаясь над ним и хмуря брови. Мы с Ванькой сидим и тихо хихикаем, переводя взгляды с одного на другого. Может все-таки пора заново познакомить их?
— Ты, Шур, прошлый раз очень верно подметил это качество моей подруги — она может быть очень убедительной.
— В смысле? — Любка смотрит на меня подозрительно.
— Любань, ты хоть познакомилась с ним как следует прежде чем закармливать до смерти? Узнали вы друг друга или нет?
Подруга моя хмурится еще больше. А Сенцов, судя по всему, уже все понял и теперь смотрит на Любку приоткрыв рот. А потом переводит взгляд на меня, и в глазах его я отчетливо вижу обещание мучительной смерти в том случае, если я скажу еще хотя бы полслова. Еще один любитель анонимности на мою голову! Приходится начать изворачиваться.
— Шу…, ну то есть Саша и есть тот самый человек, которому ты звонила, чтобы пристроить меня на работу.
Сенцов переводит дыхание, которое задерживал все это время. Любка же принимается мерить своего визави испытующим взглядом.
— Так это Вы — Дед Мороз, борода из ваты?
— Нормальная у меня борода. И все остальное тоже… не горбатое.
Любка смеется. Шурка тоже улыбается ей в ответ чуть смущенно, но с вызовом. Еще несколько неловких минут, в ходе которых подруга моя со всем присущим ей пылом благодарит «благодетеля» за совершенное им доброе дело, и смущенный до крайности Сенцов начинает прощаться. Мы все идем, чтобы проводить его до дверей. Интересно, а зачем он вообще приезжал? Спрашиваю на всякий случай. Но он только что-то мямлит, воровато поглядывая на мою подругу. Любка, внутренне навострив ушки, внешне демонстрирует свою полную незаинтересованность.
И в этот самый момент на сцене вновь появляется Маша. Вид торжествующий. Стало быть напакостить успела.
— Надежда Николаевна, — кланяется с издевкой, — надеюсь, мобильный телефончик у вас с собой? Бежать на второй этаж не придется? А то в вашем положении…
— Кто эта селянка? — мгновенно мрачнея интересуется Любка.
Я бы на месте Маши испугалась, но во-первых, она не знает мою подругу, а во-вторых, ее несет не гребне волны мстительной радости. И когда эта дурочка успокоится?
Наклоняюсь к Ванькиному ушку. Совершенно ни к чему ребенку слушать бабские склоки.
— Беги к себе. Я скоро приду. Только гостя провожу.
Ванька было начинает упираться, но я настойчиво подпихиваю его в сторону лестницы, и он, наконец, сдается и уходит. Маша тем временем продолжает, набирая обороты:
— Сама ты селянка! Я, между прочим, в райцентре родилась! А с тобой, — переводит взгляд на меня, — очень хочет поговорить Евгений Васильевич. Его сильно интересует, кто эта женщина, которая провела безо всякого спросу ночь в его доме, а теперь хозяйничает на кухне.
— Надь, а чегой-то она нам «тыкает»?
Ответить Любке не успеваю. Звонит мой мобильник. Евгений Васильевич. И что мне ему говорить, как оправдываться?
— Надежда Николаевна, ну что там опять у вас?
— Евгений Васильевич, я все объясню…
И опять не успеваю. Шурка решительно вынимает телефон из моих потных пальцев и прикладывает его к своему уху.
— Жень… Да. Это я. Что? А, за своей вот заехал… Что? Да. Моя. А ты что подумал? Нет, просто Любаша с Надеждой Николаевной дружит с детства. Да, мир действительно чертовски тесен. Согласен. Да, при случае обязательно познакомлю. Как у вас там с Ариной дела идут? Нормально? Ну, слава богу. Все. Удачи. Надежду Николаевну дать? Ага. Ну пока.
Передает мне трубку и подмигивает. Евгений Васильевич в телефоне некоторое время молчит и сопит. Потом:
— Ничего не понимаю. Это правда Сенцов или у меня галлюцинации?
— Правда.
— В такую ранищу?!!
— Мы… Мы завтракали. Втроем. То есть вчетвером. С Ванькой еще.
— У вас все в порядке?
— Да, у нас все в порядке.
— Тьфу ты господи!
После этой высокомудрой фразы в трубке раздаются короткие гудки. Видимо так мой шеф прощался… Обвожу взглядом холл. Маши нет. Оставила поле сражения не дожидаясь разгрома. Любка стоит сложив руки на своей роскошной груди и меряет Сенцова уничижительным взглядом.
— А вы, Александр Петрович, оказывается, врунишка.
— Это почему же?
— Зачем обманули Надькиного шефа по поводу моей персоны? Какая же я ваша?
— Ну, возможно, я несколько поторопил события, но в остальном…
— А в остальном, прекрасная маркиза, — перебивает его Любка злобно щурясь, — все хорошо, все хорошо!
А потом начинает надвигаться на Шурку, грудью тесня его к двери.
— Мне, Александр Петрович, сейчас не до шуток. У меня стресс и душевная травма.
— А я и не шучу, — лепечет Шурка, отступая.
— Вот и не шутите. Топайте в вашу машину и езжайте к жене и малюткам. А на роль своей любовницы другую дуру поищите. А то развелось вас, до сладкого охочих!
Любка распахивает створку. Изгоняемый за мнимые грехи Шурка делает один совсем небольшой шаг за порог двери и неожиданно, глухо вскрикнув, валится на ступеньки. Я замираю потрясенно, а вот моя подруга успевает все понять и более того начинает действовать. В действии такого рода вижу ее первый и, надеюсь, последний раз. Но сразу понимаю, что не зря ее, как профессионала, ценят так высоко.
Любанька отпихивает из дверного проема меня, а потом делает стремительный рывок вперед, подхватывает рухнувшего Сенцова на руки и буквально закидывает его внутрь, ухитрившись еще и одним мощным толчком ноги захлопнуть за собой дверь. И в ту же секунду я слышу, как в нее стучат…
— Твою мать! — орет Любка. — Отойдешь ты с линии огня, курица несчастная, или будешь дожидаться пока и тебя подстрелят?!!
Подстрелят? Перевожу взгляд на Сенцова, который неподвижно лежит на полу. От его головы по паркету начинает растекаться темно-красная, почти черная лужа.
— Ложись на пол к стеночке и, давай, звони охране, в полицию, черту с дьяволом, но чтобы кто-нибудь был здесь как можно быстрее. И скорая, блин, нужна. Совсем срочно нужна.
На этот раз Любка превосходит сама себя — такая она в этот момент убедительная. Слушаюсь безропотно и трясущимися руками принимаюсь искать телефон охраны нашего поселка. Как ни крути, они быстрее всех могут появиться возле нас. Шурка начинает шевелиться и даже пытается подняться. Однако мощная длань моей подруги не дает ему сделать это.
— Лежите. Еще успеете набегаться. По ментам и врачам, блин.
— Что?.. Что случилось?
— Огнестрел случился. Кто это вас так не любит, друг мой Шура, что палит в вас без разбору?
— Меня все любят. И взрослые и дети.
— Ну да, я забыла, вы же Дед Мороз…
Под эти шутки с прибаутками я дозваниваюсь до охранников. Они уже, что называется, в курсе. Выстрелы слышали и даже послали людей проверить что к чему. Прошу вызвать полицию и, главное, скорую. Заверяют, что все сделают.
Кладу трубку и вдруг мгновенно покрываюсь холодным потом. А где Ванька-то? С ним-то что? Все в порядке или?.. Вскакиваю, проигнорировав Любкин грозный окрик, и пригибаясь бегу по дому, оглашая его призывными криками. В ответ — тишина. Мне уже совсем плохо, когда я нахожу ребенка там, куда сама же его и отправила некоторое время назад — в его же комнате, у компьютера. На голове наушники — лупится в очередную компьютерную стрелялку. Похоже и не слышал ничего из того, что только что обрушилось на нас, в реальной жизни, безо всяких компьютерных ужасов… Слава богу, хоть успокаивать его не придется. Меня бы кто теперь успокоил…
Иду вниз. Здесь уже многолюдно. Суетятся горе-охранники нашего поселка, которые проворонили киллера на подведомственной территории. Рыдает, размазывая по лицу косметику Маша, рядом с ней нервно топчется Слава. Лишь подруга моя сохраняет великолепное спокойствие. Рядом с ней уже лежит автомобильная аптечка с бинтами, которую по всей видимости принес шофер Сенцова, и она споро и деловито бинтует раненому голову.
— Лежите смирно.
— Больно.
— Разве это больно? Это так, фигня. Везунчик вы, Шура.
— Я не Шура, я Саша.
— Ну Саша. Но все равно везучник. Или стрелок — мазила. Только черепушку вам поцарапало и клок волос с кожей выдрало. Зарастет как на собаке. И не вспомните, что было.
— А вы откуда знаете?
— От верблюда.
Не любит моя подруга Любка о своей профессии говорить с мужиками. Мало кто стоически эту информацию выдерживает. Слабонервных ей приходится бросать особенно быстро.
Прибывают менты, следом подкатывает скорая. Начинается суета и общая круговерть. Раненого грузят на носилки и уже норовят вынести из дома, но он громко протестует, заявляя, что должен сказать что-то важное. Любке.
— Ну что еще? Борода отклеилась или мешок с подарками потеряли?
Подхожу ближе.
— Люб, ну хватит его шпынять-то.
— Я еще и не начала. Это так, разминка. Я лежачих не бью.
— А за что меня вообще бить?
— А за то! Нечего языком молотить!
— Я не молотил. Я вашу подругу… выгораживал. И вообще! Дайте же мне, наконец сказать!!!
Рявкает так, что тут же хватается за перебинтованную голову. Но добивается своего — Любка замолкает.
— У меня нет жены и малюток. И толпы любовниц тоже нет.
— Что?
— Что слышали.
Шурка замолкает, придерживая голову уже двумя руками. Любка стоит разинув рот. Так что санитары, воспользовавшись всеобщим замешательством ловко запихивают носилки с Сенцовым в свою бело-красную машину и отбывают. А мы остаемся.
Нас с Любкой допрашивают. Правда, толку от наших показаний — чуть. Ничего не видели, ничего не знаем. Слава и Маша отвечают на вопросы полицейских приблизительно так же. Лица у хранителей правопорядка такие, что с них можно писать картину маслом под названием «Опять „глухарь“».
Когда все наконец-то отбывают, Слава с Машей скрываются в своем домике у ворот, а мы с Любкой в компании изумленного происходящим Ваньки остаемся наедине, не могу не поделиться своими подозрениями. Сначала, правда опять отправляю Ивана в его комнату.
— Люб. Ничего не могу с собой поделать, уверена, что стреляли не в него.
— А в кого? В тебя? Думаешь муженек твой на тропу войны вышел? Не спорю — намного ему дешевле выйдет киллера нанять, чем бабки с тобой по-честному делить.
— Тоже вариант, но я не о том. Саша… Ну тот, которого я… Который меня…
Перебивает:
— Я поняла, о ком ты.
Киваю благодарно.
— Так вот. Когда мы виделись в последний раз, он мне след от пули показывал. В него тоже стреляли недавно. И тоже не убили только чудом…
— К чему ты, подруга, клонишь?
— Не перебивай, сама собьюсь. Тот, убитый на дачах тип, которого я нашла, был сложением и цветом волос похож на Сашу. И Шурик тоже… Понимаешь, что это может значить?
Любка какое-то время размышляет. Потом выносит краткий вердикт:
— Чушь. Саши твоего здесь не было никогда. С тобой его кроме твоего чудного положения, — указывает на мой живот, — ничего не связывает. С чего бы киллеру поджидать его здесь?
Отвожу глаза.
— Был он здесь совсем недавно.
— И ты мне ничего не рассказала? Ну ты… Чего хотел?
— Оказывается, это он за мной следил. Сказал: «Хотел узнать о тебе побольше».
— Идиот, блин. Ну, и что дальше?
— Сообщил, что не женится на мне, даже если я не врала, и ребенок действительно от него.
— Скотина. А ты?
— Опять с ним переспала.
Смотрит как на душевнобольную. Разве что пальцем у виска не крутит. Потом вдруг смеется и машет рукой.
— Ну и правильно. С паршивой овцы — хоть шерсти клок.
* * *
В Москву возвращаются Евгений Васильевич и Арина с маленькой Катей. Мой работодатель задумчиво изучает входную дверь своего особняка, погружая палец в оставленные пулями следы, а потом уходит в свой кабинет. Вижу, как следом за ним проскальзывает Маша. Опять ведь, небось, какую-то каверзу затеяла… Но после ничего не происходит, никто меня никуда не вызывает и разбор полетов не устраивает.
С возвращением Арины у меня появляется немного личного времени, чтобы посвятить его решению моих проблем. Оформляю кое-какие документы под надзором Севы Гарлицкого. Посещаю в очередной раз врача, сдаю очередные анализы. Выясняю, в каком роддоме мне предстоит рожать. Естественно, никаких Лондонов и Парижей. Обычный районный роддом. Бесплатная отечественная медицина, которая, слава богу, все еще жива.
Все это проделываю в основном в компании с Любкой. У нее, как она сообщает мне, масса свободного времени. Решила взять себе что-то вроде отпуска, за новый контракт не браться пока. Я только рада. С ней мне и надежней как-то и, конечно, веселей. Кстати, пару раз ездим и к подстреленному на наших глазах Шурику Сенцову. Старательно слежу за собой, чтобы не назвать его так. Ведь в пионерском лагере мы его знали именно под этим именем. Если произнесу имя шефа моего работодателя именно в такой связке, Любка его непременно вспомнит, а он почему-то категорически отказывается признаваться моей подруге в том, что когда-то был с ней знаком… Даже специально звонил, благодарил за то, что я не проболталась, и настаивал на сохранении своего инкогнито. Помешались они все что ли? Явление массовой паранойи? Осеннее обострение?
Первый раз навещаем Шурку в больнице. Но его очень быстро выписывают. Пуля, как и сказала ему с самого начала Любка, лишь оставила ему на голове след на всю жизнь и все. А мужчин шрамы, как известно, лишь красят. Так что вторичное «посещение» — уже чистой воды поход в гости. Просторная квартира в тихом центре. Старинная мебель. Большая библиотека. Портреты на стенах.