А с профессиональными занятиями плаванием пришлось завязать. Грубоватый тренер с отвращением глядя на Любкин бюст изрек тогда: «С такими буферами, Крылова, тебе теперь если только на спине плавать. И то до финиша не доплывешь. Выловит кто-нибудь на полдороге и умыкнет для личного пользования…»
Обиженная пловцами Любка бросила все усилия на дзюдо. И вскоре стала занимать чемпионские места. Ну а потом жизнь ее резко изменила курс. Подруга моя наконец-то влюбилась. И как декабристки за мужьями, двинула за своим возлюбленным в совершенно неожиданном для меня направлении.
Дело в том, что ее Вовка служил в ФСО. Занимался охраной и сопровождением первых лиц нашего немаленького государства. И как-то так получилось, что его руководство, наверняка с его подачи, до крайности заинтересовалось персоной Любови Крыловой. Телохранитель-женщина да еще с такой внешностью? Неожиданно для противника. И открывает широкие перспективы для применения. Например, не каждый высокопоставленный муж согласится, чтобы его высокопоставленную супругу охранял здоровенный плечистый парень. А вот особа женского пола — совсем другое дело… Да и многим мужчинам приятнее видеть рядом с собой не каменную рожу и бритую башку, а красотку со скульптурной фигурой…
Один раз, правда, возник серьезный конфликт. Но Любка так доходчиво объяснила, что те эскорт-услуги, которые оказывает она, несколько отличаются от тех, что можно заказать по телефону, что больше такого рода проблем не возникало. Даже после того, как ее Вовка во время проведения одной из операций погиб… Как же она тогда убивалась бедная! Даже из ФСО ушла. Сказала: не могу там больше. Занялась оказанием частных услуг. И надо признать не прогадала. Теперь к ней разве что очередь не стоит…
Так к чему я это все? А вот к чему: какие могут быть комплексы у девицы с такой внешностью, с такой профессией и с таким жизненным опытом? Этого я никак понять не могу. Неужели так здорово по ней прошлось пионерское детство, что отголоски его отравляют ей жизнь и сегодня?.. Вот ведь дурочка! На иную взглянешь — что называется «ни кожи, ни рожи», а настолько уверена в себе, что ходит прынцессой. И ведь что поразительно: этой своей самоуверенностью и окружающих в своей неотразимости убеждает! Другая же, имея начальный капитал куда богаче и интереснее, профукивает его настолько бездарно, что хоть плачь. От чего это зависит? В чем залог успеха? Хотела бы я это знать…
Глава 5
В особняк Симоновых возвращаюсь за пару часов до их приезда из отпуска. Хочу испечь для Ваньки приветственный пирог. Получается он на славу — румяный, пышный. Вот только мальчик ему не рад. Какой-то он вялый. Сонный. Мне совсем не нравится. Надеюсь, что просто устал с дороги. Но когда захожу к нему в комнату вечером, чтобы уложить его спать и рассказать ему обычную вечернюю сказку, обнаруживаю, что у него температура. И судя по всему высокая. Меряем. Тридцать девять. Черт!
Стучусь в хозяйскую спальню. Они, судя по всему, уже спят — тоже устали с дороги. Перелет-то был долгим. Но я проявляю настойчивость. Мальчик мне ну совсем не нравится. Наконец на мой стук отвечают, и в дверях возникает обряженный в халат хозяин дома.
— Что?… О Господи, никак не проснусь толком… Ну что случилось-то?
— У Ваньки температура высокая.
Надо отдать ему должное — просыпается сразу. Идем в детскую. Мальчишка лежит в той же позе, в которой я его оставила, после того, как мы померяли температуру. Еще один скверный знак. Евгений Васильевич присаживается рядом.
— Ваньчик, маленький, ну что с тобой, дружище?
— Голова очень болит, пап.
Переглядываемся.
— Надо скорую вызывать.
Он против — ну чего людей ночью дергать? Может просто устал после полета, акклиматизация опять же… Однако я не отступаю. Пусть это называют женской интуицией, но я твердо знаю — медлить нельзя. И без опытного врача нам не обойтись. В итоге Евгения Васильевича мне все же удается убедить. Он уходит звонить, а я присаживаюсь на его место — рядом с мальчишкой.
Ждем. Успокаивает то, что вечер поздний — пробок уже быть не должно. Евгений Васильевич возвращается одетым в джинсы и рубашку и в сопровождении Арины. Она обеспокоена, но вижу, что подходить к мальчишке близко не рискует. Понять ее не сложно, а вдруг зараза какая? А в животе ведь собственный еще не рожденный ребенок…
Медики приезжают действительно очень быстро. Врач — совсем молодой мужик, и фельдшер — женщина постарше. Это меня поначалу даже сбивает с толку — фельдшерицу за врача принимаю. А он-то… Совсем мальчик… Наверно только после института. Хорошо это ли плохо? Опыта нет, зато свеж весь объем полученных в институте знаний… Сидят долго. Врач все мнется. Все никак не может принять решение. Укладывает Ваньку на спину без подушки и все сгибает ему и распрямляет ноги в коленях, потом кладет ладонь мальчику под затылок и приподнимает ему голову, сгибая шею. Наконец качает головой и все-таки решает: надо ехать в больницу.
— Кто поедет? Мамочка? — смотрит вопросительно на меня, потом на Арину.
— Я поеду, — Евгений Васильевич сосредоточен и хмур.
— Тогда собирайтесь.
Уезжают. А чуть позже Евгений Васильевич звонит и просит, чтобы я утром пораньше собрала Ваньке кое-какие вещи.
— Ко мне шофер поедет. Для меня всякие мелочи Арина передаст, а вы уж о том, что может понадобиться Ване, подумайте. Утром ему будут делать пункцию спинного мозга. Подозревают менингит…
— Господи! Но как? Откуда?
— Оказывается, он передается как грипп — воздушно-капельным путем. Кто-то рядом кашлянул или чихнул — и все.
Спать не могу совершенно. С телефона выхожу в интернет и читаю все про менингит. Страшно. Помню, у нас в школе учился мальчик-инвалид. У него были изувеченные руки и ноги. И голова большая, странной формы. Он не был умственно-отсталым. Иначе просто не смог бы учиться наравне со всеми остальными, но смотреть на него было тяжело. А мальчишки дразнили его как раз так — «Менингит». Неужели и Ваньку ждет что-то вроде того? Читаю. Пишут, что если вовремя диагностировать, то все излечимо. Конечно, воспаление оболочки головного мозга — а менингит затрагивает именно ее — не подарок и могут быть какие-то неприятные осложнения, но если вовремя… Я так надеюсь, что мы успели именно вовремя!
Утром Евгений Васильевич сообщает, что пункция первоначальный диагноз подтвердила. Менингит. Серозный. Лечится проще, чем гнойный, но зато страшен именно осложнениями и последствиями.
— Они говорят, что в больнице Ванька проведет минимум месяц. Не знаю, что делать… Я столько не смогу. У меня ведь работа… Нанять сиделку? Но он и слышать не хочет… Плачет только. Больно ему очень, бедняге. После пункции. Смотреть не мог на это. Связали его как барана. Коленки к голове притянули и к шее привязали. Чтобы позвоночник выгнулся и легче было к спинному мозгу подобраться… В общем — жуть. В страшном сне сниться теперь будет.
— Но хоть во-время перехватить успели?
— Говорят да. Говорят, в ножки поклонитесь этой своей няньке, что заставила скорую вызвать. И врачу тому, что диагноз поставил. Говорят: «Очень нетипичный случай. И как это он сумел верно определить?» А я, дурак, даже имя его не узнал… А вам вот кланяюсь, Надежда Николаевна. Никаким деньгами не оплатить то, что вы для Ваньки и для нас с Ариной сделали.
— Ну и хорошо, что не деньгами, Евгений Васильевич. Куда как лучше, когда чисто по-человечески… И не надо никакой сиделки. Я вполне могу подменить вас там, в больнице.
Понимаю, что на это и рассчитывал. Очень рассчитывал. Начинает торопливо говорить о том, что заплатил за отдельную палату с отдельным туалетом и душем — нам с Иваном будет вполне комфортно. Что удвоит, нет, утроит на время больничного сидения мне зарплату. Что позаботится о Шарике-Бобике… Слушаю уже не очень внимательно, потому как начинаю собираться.
Ванька рад мне. Лежит на больничной койке и улыбается. Глаза блестят радостно, вроде все с ним нормально. Слава тебе, Господи! И все же как это несправедливо, неправильно, дико, когда так серьезно болеют маленькие дети!
Дальше жизнь наша идет размеренно и неторопливо. Утром нас будит медсестра, которая разносит градусники. После завтрак и горка таблеток «на сладкое». Потом мы болтаем, читаем, рисуем и вообще посильно развлекаем друг друга. Затем обед, еще горка таблеток и тихий час. На ужин — третья порция таблеток (мне кажется штук пятнадцать за день Ванька так точно принимает). Перед сном — наша привычная игра в придуманную сказку про приключения Шарика-Бобика и его приятеля собакоговорящего Деда Мороза.
От безделья, пока мальчик спит, начинаю эти свои истории записывать. Получается что-то вроде Остеровской «Сказки с подробностями» — одна история цепляется за другую и обрастает все новыми сюжетными линиями и ответвлениями от них.
Евгений Васильевич навещает нас каждый день. Приносит разные вкусности Ваньке, а мне — книги и газеты. Как-то в приемном покое натыкаюсь на Юру — водителя моего бывшего мужа. Вид у него встревоженный. Да тут, в отделении редких инфекционных заболеваний — отдельном здании, которое как чумной барак стоит на отшибе, вид у всех, прямо скажем, не спокойный.
— Юрочка… Что-то с Ильей?
Илья — это Юрин сын. Тот самый, которого я устраивала в школу.
— Здравствуйте, Надежда Николаевна. Вот уж кого тут встретить не думал…
— Мой воспитанник тут. Ну а я с ним…
— Понятно. А я вот Илюхе одежонку кое-какую чистую принес.
— Надеюсь, с ним ничего страшного?
— Сальмонеллез. Жена во взрослой больнице лежит, а Илюха здесь…
— Один?
— Один, бедолага. А что делать? Мне Игорь Владимирович даже за свой счет не дал.
Молчим.
— Ладно, Юрочка, я пойду. Прости, но твоего мальчика навестить не смогу. Еще своего подопечного не ровен час заражу…
— Я понимаю, Надежда Николаевна. Что вы! Даже не думайте об этом. Он у меня парень самостоятельный. Плохо ему вот только все время…
— А что врачи?
— Говорят — вылечим.
— Ну и слава богу.
— Да… Только жалко его очень. Маленький ведь еще… Вчера звонил ему. Спрашиваю: «Врач был?» Говорит: «Был. Проверял нас всех». Я: «А что проверял?» — «Дышим мы или нет».
Смеюсь — ну что взять? Дети. «Дышим или нет». Смешно, но ведь верно — когда доктор легкие прослушивает, так все и выглядит. Юра тем временем продолжает:
— И Юльку тоже жаль. Ей еще хуже, чем малому. И чем только ухитрились так травануться? В чем эта зараза была? Я-то — вот, как огурец, а они… — машет рукой и отворачивается.
— Все будет хорошо. Хочешь… Ну хочешь, я Игорю позвоню, за тебя словечко замолвлю? Чтобы хоть на недельку тебя отпустил.
Улыбается смущенно, но решительно качает головой.
— Не надо. Только хуже будет.
Прав. Это я сглупила. Привыкла просто, что всю жизнь служила чем-то вроде буфера между персоналом и моим непростым и жестким мужем…
Возвращаюсь в палату к Ваньке. Мальчишка, слава богу, идет на поправку. Это видно по нему, это видно по тому, как во время обхода ведет себя его лечащий врач. Точнее врачиха — пожилая и очень уютная тетка с густыми черными бровями. Раз за разом только всплескивает руками:
— Какой же молодец тот врач со скорой. Ваш мальчик болеет так нетипично! И как диагноз правильный поставить сумел?
Сумел вот… Дай бог ему счастья в жизни.
* * *
Судя по тому, что творится за окошком, весна в нашей сильно средней полосе наконец-то окончательно вступила в свои права. Ванька изводится — так хочется гулять. Побегать, поиграть со сверстниками… Но врачи пока не разрешают. Да и у меня со здоровьем творится что-то неладное. Хотя… Может все так и должно быть? В моем-то возрасте… Или все-таки рановато для климакса?
Как-то по телефону жалуюсь на свои проблемы Любке. Думаю: поохаем вместе, а потом посмеемся. А она принимается на меня орать:
— Ты совсем дура, Романова? Тебе что 15?
Плохо дело. По фамилии меня Любка называет примерно раз в год и то по особым случаям. Когда выкидываю я что-то такое, что приводит подругу мою в состояние крайнего бешенства.
— Ты, блин, переспала с мужиком, у тебя пропали после этого месячные, а ты про климакс?!! Твою мать! Романова! Ну хоть тест-то на беременность купи! Может еще не поздно на аборт сходить будет! Или сколько уже времени прошло?
— Больше четырех месяцев…
— Пипец! — резюмирует моя подруга, и мы принимаемся молчать каждая в свою трубку. И каждая, видимо, о своем. Или в конечном итоге об одном и том же?
Неужели правда? Неужели я на самом деле такая идиотка, что не подумала о самом очевидном объяснении того, что со мной происходит? Так убедила сама себя в том, что уже бабушка-старушка, что даже в голову не пришло…
Любка прибывает к нам с Ванькой в больничку примерно через час. С двумя разными комплектами теста на беременность в сумке.
— На! С запасом. Чтобы наверняка. Давай, двигай, в туалет.
— Я не хочу.
— Уж поднапрягись как-нибудь! Я все равно не уеду, пока результат не узнаю.
Иду. И вскоре со смешанным чувством, закусив губу, смотрю на две полосочки, которые отчетливо проявились на каждой из задействованных мной тестовых пластиночек.
— Поздравля-яю! — даже не взглянув на тесты, а только увидев мое лицо возвещает Любка, когда я выхожу обратно в приемный покой, где она меня поджидает. — Молодца! Хвалю! Переспать с каким-то бомжом, при этом даже не узнав его имя, потом найти его труп, а после выяснить, что беременна от него. На аборт ведь не пойдешь? — отрицательно качаю головой и посматриваю виновато. Любка только всплескивает руками. — Ну, ясное дело, не пойдешь. Могла и не спрашивать. Знаю тебя, идиотку. На что ты его растить-то собираешься, своего бомжонка-то, а? На пособие по безработице что ли?
Об этом я пока еще совсем не думала. Все больше о коварстве судьбы. А Любка как всегда зрит в корень. И так-то работу только благодаря вмешательству какого-то незнакомого мне доброхота нашла, а с грудным ребенком на руках — и вовсе «нереал Мадрид», как говорит один из моих сыновей.
Прикладываю руки к животу. Неужели? До сих пор не верится. Ну мутило меня чуть-чуть. А так… Первая беременность у меня была такая, что казалось всех троих моих сыновей с завтраком в раковине оставлю вместе с собственными кишками. Так рвало — уж не знала, как переживу все это. А тут, на старости лет — ну просто идеальная беременность. О которой, кстати, придется говорить моему работодателю. И скорее всего прощаться с местом и с Ванькой, к которому я так привязалась…
Ванькин лечащий врач, узнав о моем открытии, начинает сильно тревожиться. Не за меня — чего со мной, дурой стоеросовой, случиться-то может? За ребенка. Последний месяц я ведь провела не где-нибудь, а в отделении редких инфекционных заболеваний.
— Даже если вы сами ничего не подцепите интересненького, то плод через плаценту может.
Звонит коллеге в гинекологию, и меня очень быстро забирают на обследование. Узи, анализы изо всех возможных мест. Ругают меня в каждом кабинете, каждый узнавший мою историю врач. Согласна, есть за что. Как ни странно — несмотря на возраст, несмотря на «редкие инфекционные заболевания» по соседству, несмотря ни на что, все у меня и моего не рождённого сына (четвертого!) в полном порядке. Ну точно — идеальная беременность!
Нас с Ванькой наконец-то выписывают. Как только оказываюсь в доме Евгения Васильевича, сразу прошу его уделить мне время для приватного разговора. Не хочу тянуть с новостями. Сказать, что они его ошарашивают — значит не сказать ничего. Рука сама собой тянется к затылку, где у русских мужиков стандартно расположено место, которое они принимаются чесать при первом приближении трудных вопросов и проблем. Молчим.
— Что делать думаете?
— Рожать.
— Я не о том. Что сейчас делать будете?
— Если это вам подходит — поработаю, пока силы будут.
— Да подходит, конечно. Только…
— Только что?
— Попадос, вот что. И уже садитесь, не стойте столбом, как партизан на допросе.
Сажусь на краешек стула перед его столом. Виновато посматриваю на него. Морщины на лбу залегли такие, что страшно смотреть. Уверена — думает при этом не обо мне, а о сыне. Только-только мальчик к няньке привык, а тут — вон какое дело. Вздыхаю: