– Я нашла их! Я нашла их!
В огромном зеркале, которое Марта пыталась сейчас втащить в комнату, ведьмы увидели Флотсама и Джетсама. Мурены шпионили за Ариэль и принцем Эриком.
– Кто-нибудь, помогите же мне! – крикнула Марта. Она зацепилась краем своего платья за раму зеркала и теперь никак не могла освободиться. Платье трещало, грозило порваться в любую секунду.
– Чтоб тебе, Марта! Поменьше зеркало взять не могла? Ладно, сейчас мы тебе поможем!
Сестрички помогли Марте втащить зеркало в гостиную, прислонили его к одному из двух поставленных возле камина медных воронов и уселись наблюдать за младшей дочерью Тритона.
В том, как вели себя в последнее время сестрички-ведьмы, даже в том, как они разговаривали, чувствовалось огромное напряжение. Если такое напряжение вовремя не снять, это обычно заканчивается взрывом. Отчего возникло и стало накапливаться напряжение на этот раз? Да оттого, что сестрички-ведьмы оставили на время свои милые старые привычки вмешиваться в чужие дела, накладывать злые заклятия, перестали вредничать и танцевать до упаду. Притихли сестрички, поблекли, и все ради своей любимой младшей сестры, ради Цирцеи. Они даже рифмовать все подряд, как прежде, перестали и следили за тем, чтобы говорить правильно, то есть как все. Надеялись, что это понравится Цирцее и она будет гордиться своими старшими сестрами. Правда, оставались у сестричек сомнения в том, не запятнает ли их еще больше слежка за Ариэль и особенно участие в намечающемся убийстве ее отца, Тритона? С одной стороны, они пошли на это ради того, чтобы найти Цирцею. С другой стороны... Запятнает, конечно, что и говорить.
А может быть, Цирцея как раз и не поставит это в вину своим сестрам? Может быть, даже гордиться ими будет?
Ведь если рассуждать логично, то вот что получается. Цирцея любит Урсулу, она сама об этом не раз говорила. Если Цирцея узнает обо всем, что натворил брат Урсулы, этот ужасный, мерзкий Тритон, она скорее всего будет только рада тому, что ее сестры помогли Урсуле расправиться с ним.
Цирцее будет достаточно узнать хотя бы то, как Тритон обошелся с Ариэль. Цирцее определенно не нравятся отцы, которые лишают дочерей возможности видеться со своими возлюбленными и уничтожают коллекции любимых, дорогих сердцу вещиц. Если бы Цирцея была в то время здесь, она, скорее всего, исполнила бы желание Ариэль стать земной девушкой сразу, без каких-либо условий, и заодно примерно наказала бы Тритона. Нет, не стала бы Цирцея возражать против того, что ее сестры объединились с Урсулой. Скорее всего, она и сама взялась бы помогать ей против гадкого морского царя.
– Нет, не думаю, что она стала бы помогать Урсуле. Она такая добрая, – возразила мыслям Руби Марта. – Пожалуй, она не одобрила бы всего этого.
– Но именно ради Цирцеи мы на это и пошли, – вздохнула Люсинда.
– То же самое мы говорили, когда решили превратить в Чудовище того принца, – не согласилась с ней Марта. – А теперь Цирцея разозлилась на нас за это так, что даже видеть не желает!
Люсинда изо всех сил сжала кулачки, чтобы не сорваться, не выплеснуть на сестру весь свой гнев.
– Урсула обещала нам помочь найти ее! Пока мы не согласились помогать Урсуле, и она была слабее Тритона, она не могла этого сделать, теперь может. Так что оставь все посторонние мысли, и давай всеми силами помогать Урсуле.
– Но ведь именно этого опасается Темная Фея – того, что с нашей помощью Урсула станет очень сильной. Даже слишком. Можно ли допустить, чтобы одна ведьма была настолько могущественной? Быть может, Малефисента права?
Люсинда схватила подвернувшийся под руку хрустальный кувшин и швырнула его в стену. Кувшин, само собой, разлетелся на сотни маленьких осколков, а в воздух взлетело и рассеялось облачко оранжевой пыли.
– Я же запретила тебе упоминать это имя!
Руби и Марта вначале оторопели, а затем наперебой закричали.
– Ты разбила кувшин с гадальным порошком!
– Ты вечно все коверкаешь и портишь, Люсинда!
Люсинда театрально закатила глаза, выдохнула и раздраженно ответила:
– Ничего я не испортила, идиотки. Марта уже все показала нам в зеркале, когда приволокла его в гостиную, разве нет? Ну и зачем тогда сдался этот ваш гадальный порошок, когда все и так понятно?
Сестры что-то невнятно пробормотали и вновь повернулись к зеркалу.
А там были видны Флотсам и Джетсам. Мурены плыли рядом с лодкой, в которой сидели Ариэль и Эрик.
– Эй, они же сейчас поцелуются! – взвизгнула Руби. – Как же мы их упустили? Теперь Урсула с ума сойдет! Нужно наложить на них заклятие! Скорее!
Но не успели сестрички-ведьмы начать колдовать, как скользкие проныры-мурены толкнули и перевернули лодку Эрика и Ариэль.
Сестрички-ведьмы облегченно вздохнули, Флотсам и Джетсам хитро переглянулись, поздравляя друг друга с успехом. Видно было, что они очень горды собой – еще бы, такое романтическое свидание испортили, да еще в самый подходящий момент!
– Видели? Все в порядке, бояться нечего! Да, отвлеклись мы здесь немного, но Ариэль с Эриком свой роман так и не закрутили, – воскликнула Люсинда.
– Пока не закрутили, – рассеянно откликнулась Руби, мысли которой явно витали где-то далеко отсюда.
– Эй, что с тобой? – спросила Люсинда.
Руби ничего не ответила.
– Отвечай же! – прикрикнула Люсинда.
Тогда Руби осторожно, чтобы не упомянуть ненароком имя Малефисенты, начала делиться с сестрой своими опасениями.
– А что, если Урсуле действительно нельзя верить? Что, если она придумала свою историю? Солгала? Откуда мы знаем, совершил ее брат на самом деле все то, о чем говорила Урсула, или нет? И потом, куда делась Фланци? Она пропала из дома сразу после визита Урсулы!
Где Фланци?
А кто ее знает, где она. Если честно, то Люсинде сейчас было совсем не до кошки, хватало головной боли и с загадочным посланием Темной Феи, и с исчезнувшей Цирцеей, а теперь еще и с разбушевавшимися сестрами. Люсинда была вне себя от гнева, но никак не могла выбрать подходящую цель, чтобы обрушить этот гнев на нее.
Отыграться на сестрах за то, что они смели усомниться в ее правоте? Или лучше направить свой гнев на Малефисенту, которая вмешивается в их дела и не позволяет искать Цирцею? Но больше всего Люсинду мучил вопрос: а не на себя ли она должна в первую очередь злиться за то, что так слепо поверила Урсуле?
Однако ситуацию в любом случае необходимо было разрешить. Нельзя браться за дело, если чувствуешь страх и неуверенность. Люсинда подошла к стене, о которую разбила кувшин, наклонилась, чтобы собрать с пола немного гадального порошка, забыла при этом про осколки стекла и порезалась. Кровь ведьмы смешалась с оранжевым порошком, окрасила ее ладони в темно-красный цвет, и Люсинда вздрогнула, неожиданно вспомнив предупреждение Темной Феи: «На твоих руках будет кровь Ариэль».
Люсинда подошла к разожженному камину, бросила в огонь щепотку собранного с пола оранжевого порошка и приказала:
– Хочу увидеть и услышать все, что было в давний час, когда Урсула и Тритон друг с другом виделись в последний раз.
– Плохие стихи у тебя получились, Люсинда! Размер хромает! – прошипела Руби, очень довольная тем, что ее сестре не дано убивать взглядом. Ведь если бы Люсинда могла это сделать, то после таких слов Руби уже валялась бы на полу в луже собственной крови.
По счастью, все ограничилось лишь словами.
– Прикуси язык, Руби! Еще не хватало, чтобы ты мешала мне колдовать!
Однако насчет размера она была права, и Люсинде пришлось исправить свое заклинание.
– Открой, о чем Тритон с Урсулой говорили, когда в последний раз друг с другом были!
Она стряхнула в огонь остаток оранжевого порошка со своих ладоней, и в огне камина возникло изображение. Урсула стояла на берегу королевства Морнингстар, прощаясь с принцессой Тьюлип. Это был тот самый день, когда морская ведьма спасла бедную девушку, охваченную отчаянием и страхом.
– Надеюсь, ангел мой, ты больше не будешь бросаться со скал в море из-за любви какого-то мужчины, который совершенно того не заслуживает. Когда же найдется другой мужчина, который влюбится в тебя, знай, что полюбит он тебя такой, какая ты есть на самом деле, а не за твою внешнюю красоту. И если такой день вдруг когда-нибудь настанет, я возвращу тебе твой голос.
Тьюлип что-то отвечала Урсуле – чуть слышно, со слабой улыбкой на губах. Переведя взгляд на сестер, напряженно наблюдавших за появившейся в огне Урсулой, Руби сказала:
– Я понимаю, это тот день, когда Урсула спасла Тьюлип. Бедняжка бросилась со скалы в море, потому что принц Чудовище разбил ей сердце. Это все понятно, но где же Тритон? Мы же просили показать нам последний разговор Урсулы и Тритона, разве не так? Зачем же нам эту мыльную оперу показывают?
– Боюсь, ты что-то напутала с заклятием, Люсинда, – озабоченно подхватила Марта. – То ли размер все-таки подкачал, то ли ты слишком неопределенно высказалась.
Люсинда посмотрела на сестер так, словно придушить их хотела. А тут еще Руби снова уколола:
– Очень душещипательную сценку ты заказала, Люсинда, должна я заметить.
Люсинда посмотрела на Руби так, словно та была какой-то диковинной букашкой, и ответила:
– «Душещипательную»? «Должна заметить»? С каких это пор ты начала употреблять такие заковыристые словечки? Где ты их набралась? – она фыркнула, а затем уже спокойно добавила: – Не спешите, сестры! Тритон еще появится, я уверена.
Ведьмы вновь уставились в камин.
Урсула вздохнула, глядя вслед Тьюлип, которая медленно брела в сторону отцовского замка. Затем морская ведьма нырнула и поплыла под водой к своему дому. Вообще-то ей было даже жаль бедную маленькую принцессу, но не потому, что та потеряла свою красоту, а потому, что не умела по достоинству ценить ее, пока имела. Настроение у Урсулы было мрачным, ее не оставляли мысли о собственных утратах, а вскоре морскую ведьму поджидала еще одна неприятность.
У входа в свое логово Урсула увидела стоящую на дне раковину, в которой обычно разъезжал Тритон. Гнев охватил морскую ведьму, когда она представила брата, сидящего в ее доме, куда он явился без приглашения. Тритон часто позволял себе подобные вольности с сестрой, но вовсе не потому, что они близкие родственники. Нет, он просто считал себя вправе поступать так, как ему вздумается. И большой еще вопрос, любил ли он Урсулу как свою сестру, считал ли вообще ее своей сестрой. Впрочем, какой там вопрос – конечно, не считал. Конечно, не нужна она была Тритону, иначе не бросил бы он ее в детстве, не унижал бы, когда она жила в его дворце, и из своего царства не прогнал бы.
«Но как же давно все это было, – подумала Урсула. – Целую вечность тому назад!» Те давние дни жизни во дворце Тритона вспоминались ей теперь как кошмар – побледневший, размывшийся, но все же не целиком стершийся из памяти. Теперь – и давно уже – она жила в Открытых водах, вдали от Тритона и его подданных. Некоторые из них перебрались во владения Урсулы, и она с радостью сделала перебежчиков своими приближенными.
Тритон пытался изобразить ее существом, способным только на злые дела и подлость. Он никогда ни единым словом не упоминал о том, что Урсула могла предложить много полезных для морского царства вещей, и даже не заикался о том, что вдвоем они могли бы править своими подданными намного лучше, чем поодиночке.
А ведь когда еще были живы отец и мать, они всегда мечтали именно о том, чтобы их сын и дочь правили вместе. Собственно говоря, ради этого родители еще тогда разделили между детьми магическую силу, дающую власть над подводным миром. Половину этой силы они заключили в трезубец, с которым никогда не расставался Тритон, вторую половину поместили в ожерелье из позолоченных раковин, которое Тритон отобрал у сестры, когда прогонял ее из своего царства. Но была в наложенном родителями заклятии одна особенность, одна тонкость. Даже обладая ожерельем сестры, Тритон не мог использовать заключенную в нем магическую силу без согласия Урсулы. Только она одна могла управлять этой силой, однако Тритон не отдавал Урсуле ожерелье, держал его в своем тайнике. И места на троне рядом с собой – места, которое принадлежало ей по закону, по праву наследования, – тоже не давал.
«Теперь с помощью сестричек-ведьм у меня хватит сил, чтобы свергнуть Тритона и вернуть власть, которая принадлежит мне по закону!» – продолжала размышлять Урсула, а Люсинда, Марта и Руби напряженно вслушивались в ее мысли.
– Какой же тиран этот Тритон, – негромко заметила Люсинда, наблюдая за тем, как Урсула входит в распахнутую пасть морского чудовища, служившую дверью в ее жилище. До сестер долетели приглушенные крики и мольбы существ, обитавших у морской ведьмы в саду потерянных душ. Урсула улыбнулась Гарольду.
Он был самой первой ее жертвой и, следовательно, провел рядом с морской ведьмой больше времени, чем все остальные. Можно сказать, что Гарольд стал своего рода домашним любимцем Урсулы, вроде кота или собачки.
– Привет, Гарольд. Как вы тут, баловники? – Она смотрела по сторонам, делая вид, что не замечает стоящего здесь же в саду брата.
– Я вижу, ты очень занята, Урсула.
– А ты, я вижу, забыл, что вломился сейчас без приглашения в чужие владения. Это противозаконно!
– По-моему, изгнание не пошло тебе на пользу, Урсула. Ты заманиваешь в свои магические сети любого, кто отваживается проникнуть в Открытые воды и полюбоваться на твой отвратительный облик.
Отвратительный облик.
Урсула сглотнула обиду, обратила ее в злость.
– Твои подданные не приходили бы умолять меня о помощи, если бы ты не душил их своими сумасбродными понятиями о стандартах красоты! Кстати, милый, ласковый и глупый Гарольд – прекрасный тому пример. Все, чего он хотел – это производить впечатление на леди, обладающих достоинствами, которые так высоко превозносишь ты и твои придворные. Вы ставите красоту выше остальных человеческих качеств, выше человеческого «я», и вот смотри, куда это завело бедного Гарольда.
– Урсула... – попытался прервать сестру Тритон.
Но Урсулу было не остановить.
– Мои договоры с твоими бывшими подданными справедливы и прозрачны. В них нет ни капли магии, брат.
– Не называй меня братом! Ты – мерзкое, уродливое и жестокое чудовище. Убийца!
Мерзкое чудовище.
Уродливое чудовище.
Жестокое чудовище.
Убийца.
Да-да, именно такой и представлял себе братец сестру с той минуты, когда встретил ее у побережья Ипсвича. Более ранних воспоминаний о брате у Урсулы не сохранилось, и это, пожалуй, только к лучшему. Помни она Тритона с детства, сильнее было бы и ощущение утраты, а так можно считать, что они познакомились только в Ипсвиче, и все.
Никакого сочувствия, тем более симпатии к Тритону Урсула не испытывала, да и трудно, согласитесь, испытывать такие чувства к тому, кто считает тебя уродливым чудовищем. Не имели успеха и все попытки Урсулы чем-то помочь Тритону, сделать что-то полезное для его – их! – царства. Бесполезно было и прятать свою истинную внешность под фальшивой красивой личиной – Урсула все равно чувствовала, что Тритон продолжает считать ее уродливым чудовищем с холодным черным сердцем.
Забавно, но он видел ее такой, каким сама она когда-то видела городок Ипсвич с его жителями.
Урсула рассмеялась.
– Было время, когда твои слова причиняли мне невероятную боль, – сказала она брату. – Теперь они только разжигают ненависть к тебе.
– Ты много раз нарушила законы моря, Урсула, – ответил Тритон. – Пришло время вернуть тебя на сушу, чтобы ты могла пожить среди жалких людишек, которых ты так сильно любишь!
– Ты намекаешь на принцессу Морнингстар?
– Да. Ты знаешь закон. Ее отец набил золотом свои сундуки за счет рыбной ловли, грабя и опустошая наши воды. Я не позволю тебе защищать дочь человека, который наносит урон моему царству каждый раз, когда его подданные забрасывают в море свои сети.
– Я не признаю твоих законов, Тритон. Я не живу в твоих водах. Это моя территория! Мои Открытые воды, и это я диктую здесь законы! Между прочим, можешь быть доволен: сундуки короля Морнингстара опустели после нескольких его неудачных сделок с принцем Чудовищем. Может быть, хватит с короля этого наказания? К тому же я никак не понимаю, почему его дочь должна и дальше страдать из-за прихотей своего папаши.