Для себя я решила еще в лабиринте, когда выберусь, буду искать браслет-портал и вернусь в свой мир. Именно так — «когда», а не «если». Эта мысль поддерживала меня все то время, что я спасалась, охотилась и сражалась, выживая в проклятом месте, на которое меня обрек Макс. От мести ему отказалась сразу, но если судьба нас сведет вновь, то без перелома красивого носа блондинчик точно не уйдет. А стратегия выживания одна — быть по возможности более незаметной, хитрить. Я, пожалуй, слабее всех в этом мире, не знаю о нем ничего, отрубленная кисть сразу укажет на меня, как на воровку, а таких нигде не любят. Но я умею таиться и собирать информацию. Выжила же как-то в лабиринте среди чудовищ. Хотя опыт подсказывает, что люди похуже самых жутких тварей будут.
Среди поскрипывания снега под ногами мародеров, я уловила слабый шум размеренного плеска большой воды. Высунув нос из душной вони, осторожно принюхалась, до конца не веря собственным ушам. Ноздри пощекотал едва уловимый запах свежей рыбы и водорослей.
Неужели море?! Так мы на побережье! Но зима же, море замерзнуть должно.
Глава 8
Глава 8
Из сонного забытья меня выдернули непривычные слуху звуки. Хлюпающие о камни волны заглушали хриплое дыхание уставшего носильщика. Под ногами поскрипывал деревянный настил.
— Эр, Гур, где вас носит, ш-урхи морские? Живо к-апитану! — простуженный голос, пьяно икая, заставил моего носильщика притормозить. — Хотел уже от-чалить.
— Тебя выспросить забыли, Олли, — угрюмо буркнул Гур. — Зови Патрика.
Я затаилась, понимая, что сейчас решится моя судьба. На секунду высунула нос из тюка, оглядываясь в едва начавших светлеть предрассветных сумерках. Прямо передо мной, за фигурой Эрика высилась громада парусника. Высокие деревянные борта застыли темными монолитами. Ни единого скрипа не доносилось с той стороны. Повернуть голову и выдать себя не решилась. Я всеми силами загоняла страх внутрь, понимая, что мерзавцы Гур и Эрик, скорее всего, решили продать меня пиратам. А что сделает пьяная матросня с такой как я, даже думать не хотелось. Но для себя решила, что не сдамся и лучше утону в ледяной воде, чем стану их игрушкой.
— Зач-ем Патр? Я приму груз, — пьяно икнул Олии и нетрезвые шаги прошуршали приближаясь. — О-о-о… хорош-а! Откуда?
— Ну, будя лапать, — строго рыкнул Гур. — Зови Патрика. Я дело с ним замучивал.
Ласки от Олли достались мертвой кошке. Чему я была только рада, на мгновение позавидовав отмучившемуся зверю.
— Гур, Эрик, поднимайте обеих на палубу, — низкий, хриплый голос повелительно прикрикнул на мародеров. — Сейчас мои ребята вам помогут. Олли, покличь…
Эрик тихо зарычал, не торопясь слушаться приказов неизвестного. Я почувствовала, как плечо подо мной напряглось, а придерживающая тюк рука закаменела.
— Патрик, нам нечего делать на твоей посудине. Сходь, тута обговорим, — самоуверенно возразил Гур, но предательски дрогнувший голос его выдал.
Я почувствовала, как стылый от мороза воздух зазвенел от напряжения. Никакой нормальный капитан не спустит такого пренебрежения к себе, выказанного мародером при всей команде.
— Гур, ты забыл, с кем говоришь? — ревом разнеслось по пристани. — Окружайте их! Корт, Бриз, кошку и девку на палубу. Этих в море к шурхам!
Я только охнула, когда больно приземлилась на бок, немилосердно сброшенная с плеча Эриком. Вокруг зазвенели скрещивающиеся клинки. У самой головы затопали тяжелые сапожищи.
Вот и момент для побега… Первой эти двое потащат кошку, а я пока сбегу.
Ужом выползла из тюка, стараясь держаться в стороне от топчущихся совсем рядом мужчин. Не теряя времени, поднялась с колен, секунду замерла, преодолевая дурноту, и рванула в сторону, по едва различимому в темноте деревянному настилу пирса. Тут же тень метнулась мне наперерез, и тихий голос прошипел:
— Куда ты?
Ощутимый толчок в бок и я теряю равновесие. От падения меня удержали сильные руки, жестко сжавшие плечи. Паника захлестывает, кусаю стальной бицепс, пинаюсь, стараясь выкрутиться из железных тисков. Ветхая одежда трещит, а над головой раскатисто и довольно ржет здоровенный детина.
— Горячая и с норовом! Люблю таких, — он выдыхает пьяный перегар в лицо. — Объезжать тебя буду я. А остальные после, если им что останется…
Громила снова заржал, больно сжав лапищей грудь. Я же забилась сильнее, понимая, что меня вскоре ждет. Мои пинки и тычки были этому бугаю, как мертвому припарка. Он только ржал и лапал меня, таща в обход дерущихся, где глупый Эрик пытался защитить свою жизнь, и бесславно проигрывал троим здоровякам. Гура не слышала. Похоже, его смяли еще в начале.
— Бриз, в трюм ее, — скомандовал тот же ледяной голос, и холодное дыхание коснулось моих волос. — Успеешь еще развлечься. Корту помоги с кошкой.
Я выдохлась, и Бриз легко скрутил меня, закинул на плечо и потопал к трапу. Настил под ногами прогнулся, когда солидная туша вступила на трап.
— Потише там, — предупредил Патрик. — Не разбуди Ортисию. Отбываем скоро. И девку пальцем не трогай, пока в море не выйдем.
— Слушаюсь, капитан, — нехотя пробурчал Бриз, стискивая лапищами мои ягодицы и шепча мне на ухо:- Зачем мне палец, у меня есть кое-что получше. Слышала, веди себя хорошо, и обещаю быть осторожным.
— Иди к шурхам, — выплюнула зло в ответ.
Бриз громко заржал, больно ущипнув за бедро.
Спустившись в пропахший рыбой трюм, здоровяк огляделся по сторонам, небрежно скинул меня на вонючий тюфяк. Он отошел в сторону, загораживая источник света, пихнул что-то перед собой ногой и зло процедил сквозь зубы:
— Когда уже ты сдохнешь, мелкая мразь?
Досадливо сплюнув, глянул на меня, призадумался, что-то решая, поскреб заросшую волосами грудь, мерзко осклабился, явив желтые, криво растущие зубы. Глаза пробежали по рванине, оставшейся от одежды, которая почти не прикрывала тело. Нехороший огонек вспыхнул внутри, язык похотливо облизнул губы. Он потер себя по промежности. Помогая рукой, спиной отползала к стенке, затравленно озираясь по сторонам. Заметив мое метание, пират остановился, наслаждаясь моей беспомощностью.
— Слушай меня, девка. В твоих интересах молчать и быть ласковой, иначе на крики сбежится вся команда, и тогда…
Он тихо засмеялся, опускаясь передо мной на колени. Серые глаза горели превосходством, смакуя мой страх.
— Не надо. У меня никогда и ни с кем не было…
Похабная улыбка обнажила кривые клыки.
— Обещаю быть нежным, — глумливо произнес мужчина и с размаха ударил меня по лицу.
Скула вспыхнула болью, голова откинулась, больно впечатываясь в стену. Из разбитого носа закапала кровь. Я вскрикнула, и мозолистая ладонь тут же запечатала мне рот, прижимая затылком к стене.
— Я сказал молчать, — раздраженно рыкнул пират, другой рукой стягивая ветхие остатки спортивных штанов, запутывая в них ноги. — Поняла? Кивни.
Я послушно кивнула, и когда рука убралась, извернулась и попыталась ударить коленом в пах. Нога скользнула по бедру насильника, не причинив травм, но разозлив его еще больше. Прорычав ругательства, он ударил кулаком в лицо, разбивая губы, и приложил затылком к стене. Боль прострелила шею. Сознание затуманилось, и я почувствовала, как Бриз стащил меня вниз, раскладывая на полу, прижимая колени бедрами. Пальцы больно стиснули грудь, разорвав ворот футболки, Носоглотка наполнялась кровью, и я закашлялась, заплевав кровью ему глаза. Бриз грязно выругался, протирая рукавом. Я рванула и зашипела от боли, едва не потеряв половину скальпа.
— Да угомонись же, шурхова дочка, — прошипел мужчина, дернув еще за волосы, обдавая запахом ядреного перегара и гнилых зубов. — А ведь я хотел быть ласковым…
Резким движением закрутил мои волосы вокруг разбитого рта, придавив голову к грязному полу, перевернул мое тело на живот, не церемонясь, развел ноги, замер, звеня пряжкой ремня. Резкая боль раскаленным клинком ворвалась в тело. Закричать мешали волосы, я подвывала, царапала пол ногтями, дергалась, пытаясь сбросить тяжелое тело, ритмично вдавливающее меня в грязный пол трюма. Пират дернулся пару раз, тихо застонав, и медленно поднялся. Я почувствовала, что свободна, понимая, что лучше подняться и уползти, пока сюда не нагрянул кто-нибудь из команды, привлеченный шумом. Болью горело между ног. Лицо дергало, саднили разбитые губы. Выплюнув волосы, я пошевелилась, пытаясь отползти в тень, в угол трюма.
— Тупая дура, — процедил Бриз и сплюнул на меня, охнула, когда в бок врезался носок пиратского сапога. — Я же хотел быть нормальным, но вы всегда все портите.
Кусая кулак в попытке справиться с приступом боли, глушила крики, услышала, как пират заторопился к лестнице. Глухо стукнул люк, ведущий в трюм. Работая локтями, отползла в тень, прислушиваясь, не спускаются ли другие желающие, но в трюме стояла тишина. С трудом села, превозмогая боль. Оттерла кровь с бедер и натянула остатки рваных штанов, кое-как связала ворот футболки, приводя свой вид в подобие нормального. Мелькнула мысль о беременности и пропала, как не своевременная.
Благодаря слабому светильнику, который едва тлел на крюке, вбитом в стену, заметила, что не одна. Под самым фонарем, у скопления законопаченных бочек, привалившись спиной, тяжело дышал измученный ребенок лет трех. Чужая боль затмила собственную. Помедлив секунду, подползла к нему и осторожно коснулась запястья, проверяя пульс. Определить пол не получалось. Малыш был в жутком состоянии, давно немытые волосенки слиплись в колтун, из одежды остались лохмотья, босые ноги были покрыты коркой из грязи. От него резко пахло канализацией. Рядом валялась цепь с зажимом для ноги.
Кто это? Сколько он тут находится? Зачем они забрали ребенка?
Похоже, он тут давно и держат его хуже животного в клетке. Даже в лабиринте я умудрялась изредка мыться и стирать белье, приспособив ручей. Вонючий сок, как оказалось, не только отпугивал хищников, но и отлично боролся с паразитами.
Почувствовав чужое присутствие, малыш зашевелился и застонал, приоткрыв глаза. Черный треугольный зрачок вытянулся в вертикальную полоску, окруженную оранжевой радужкой. Я от неожиданности моргнула, на меня смотрели вполне человеческие карие глаза с красноватыми прожилками белков.
— Пить, — прохрипел малыш, тяжело сглатывая.
Мой взгляд заметался по сторонам, выискивая требуемое. Но пока хватало света от фонаря, заметила комья грязи на полу, обглоданные кости и туго набитые мешки по углам. Ничего похожего на плошку с водой не было.
— Прости, малыш, воды пока нет, — я виновато развела руками, подползла ближе и устроила ребенка у себя на коленях.
— Мы у берега? — разглядывая меня из-под слипшихся ресниц, поинтересовался ребенок. — Ты игрушка?
— Да, — подтвердила его догадку и ответила сразу на оба вопроса.
Лиловый, распухший язык прошелся по сухим растрескавшимся губам. Малыш надсадно сглотнул горлом.
— Надо бежать, или тебя убьют, как Лину, — разговор ему давался тяжело, на лбу выступила испарина. — Это был Бриз?
— Он.
— Бриз все время забывает закрыть люк. Проверь…
Глаза закрылись, малыш тяжело переводил дух, утомленный беседой. Я осторожно положила его на пол и пошла в направлении люка.
Глава 9
Глава 9
С бьющимся от волнения где-то в горле сердцем и трясущимися руками ощупала обитую металлическими полосами плиту и приподняла над головой. Люк поддался, и в нос ударил запах свежего воздуха.
Вот она — свобода!
С усилием подавила желание бросить малыша, откинуть люк, выбраться на палубу и сигануть в холодное море. Несколько мощных гребков и я успею выбраться на пристань раньше, чем меня скрутит судорога. С малышом будет труднее, придется тащить на себе обессиленное тело, а я не очень хорошо плаваю. За год в лабиринте научилась вполне сносно обходиться одной рукой.
Ребенок слабо улыбнулся, когда я подняла его и пошла на выход. Он был горячим и легким, словно тряпичная кукла. Устроив его на плече, осторожно выбралась из трюма в коридор, прислушалась, стараясь не дышать, понимая, что рядом каюты и меня могут услышать пассажиры, и, прижимаясь к стене, поторопилась к трапу, ведущему на палубу. У широко открытых створ, освещенных фонарями, затормозила, вглядываясь в очертания кормовых надстроек и снующих у сходней теней, и бочком протиснулась к борту.
— Все погрузили, капитан. Можем отчаливать, — пророкотал чей-то гулкий бас.
— Ждем, Питрий. Ортисии доставили не весь багаж. Шурх бы побрал этих баб! — раздраженно огрызнулся капитан. — Время уходит. Хорошо бы пройти Катрановы столбы до рассвета. Превратили мой «Единорог» в бабскую светелку. Видит Бьерн, чтоб я еще хоть раз…
Меня бил озноб страха, холодный пот заливал спину. Я не слушала, чем еще божился капитан, прижала покрепче безвольное тельце малыша, перелезла через борт и прыгнула в воду. Ледяная купель приняла в свои объятия, легкое тело дернулось, сползая с плеча. Я вцепилась в него, выгребая культей, тяжело вынырнула, отфыркиваясь, и огибая длинную корму судна, рывками поплыла к спасению. На мое счастье кроме парусника капитана других судов у причала не было. Медленными гребками, чувствуя, как неотвратимо немеют ноги, едва двигалась, придерживая головку на поверхности, чтобы ребенок не нахлебался, надеясь, что в холодной воде не окочурюсь, утопив себя и кроху. Когда в морозном воздухе стихли окрики матросов, разлилась тишина, а пристань осталась позади, на трясущихся ногах выбралась на каменистый крутой берег. Бил озноб, стараясь раскрошить зубы в пыль. Рассвет занимался, распуская первые робкие золотисто-розовые лучи и разгоняя ночную темень. Окружающее приобретало ясные очертания. Море лениво швыряло на берег антрацитовые волны, слизывая нападавший за ночь снег с береговой кромки.
Малыш пугал посиневшими губами, мертвенно бледным личиком и ледяной кожей. Сдернула мокрые лохмотья, ужасаясь прозрачной коже, через которую просвечивали полукружья ребер. Трясясь от холода, забыв о своей замерзающей на морозе одежде, растирала тощее посиневшее тельце девочки, безвольно лежащее передо мной. На тоненькой шейке слабо бился пульс, указывая, что малышка еще жива. Сглатывая горячие слезы, молила всех богов, чтобы она открыла глаза.
— Это тебя, молодка, зверюки потеряли? — неожиданно прошамкало над ухом, жутко коверкая слова. — Утекла али украла у их што?
Меня обдало смрадом, в плечо вцепились скрюченные пальцы, впиваясь глубоко, до боли длинными ногтями. Я дернулась, пытаясь вырваться из неожиданно сильного захвата ветхой на вид старушки, одетой в изрядно поношенный украшенный чешуйчатым узором полушубок и теплый платок. Она бросила увесистый посох, придерживая туго набитую латаную котомку, висящую на плече.
— Пустите, — прохрипела, отшатываясь и подхватывая ребенка. — Я ничего вам не сделала.
Пальцы тут же разжались, выцветшие водянистые глаза под красноватыми пленками век без ресниц дотошно разглядывали каждую черточку лица. Увиденное старухе не понравилось, она скривила тонкие синюшные губы, заправила выбившиеся из-под платка сивые патлы и прокаркала, шмыгнув широким, сизым носом:
— Да не боись, не выдам. Идем ужо, дите застудишь, — она странно легко для сгорбленной спины наклонилась, подняла посох и зашагала вдоль берега, удаляясь от пирса.
Я секунду колебалась, чувствуя, как холодное тельце девочки начинает трясти, с трудом поднялась, чувствуя, как захрустела замерзшая одежда, и поплелась за ней.
— Давайте, я понесу посох и котомку, а вы согрейте девочку под кожухом. Она совсем ледяная и не приходит в себя, — едва шевелящимися губами, проговорила в спину прытко шагающей передо мной бабки.
— Пожалела, небогу, — удивленно вскинулась она, обернувшись ко мне. — Сестра што ль? Али нагуляна дочка?
— Помогите, бабушка, — я всхлипнула. — Я отработаю. Все отработаю.
Фыркнув, старуха с презрением покосилась на культю, с непонятной злостью кинула посох и котомку, распахнула кожух и прижала к вязаному толстому свитеру ледяное тельце. Малышка тихонько застонала, слабо завозилась, почувствовав тепло.
— Ишь, ласковая, — качнула головой бабка, запахивая выдубленные полы. — Подбирай посох и котомку и пошли, калека.
* * *
— Снега натопи. Отогреем ее. Коли лихоманка прицепится — помрет. Ужо больно слаба, — командовала старушка, уложив девочку под одеяло на топчан возле натопленной печки, со злостью обдирая свисающие с низких стропил спутанные пучки травы.