— А что, здесь в традициях разве не майорат, сиречь передача власти от отца напрямую старшему сыну? — на редкость вовремя сунулся любопытный собиратель сплетен Гардиано. — Царевич же седьмой из царских отпрысков. С чего вдруг он разгуливает в наследниках?
— Так вышло! — злобно рявкнул Пересвет. — Заткнитесь все! Уй-ей-ей… — с легким нажатием он прочертил острием клинка по левой ладони, оставляя алый след вдоль линии жизни. Сжал кулак, зачарованно смотря на плюхающиеся и растворяющиеся в толще сизого, надтреснутого льда алые капельки. Одна, вторая, третья…
— Будет, — смилостивился домовой. Ёширо выдернул из складок рукава чистый платок, быстрым, привычным движением обмотал царевичу кисть, натуго затянув тряпицу. Ожидаемой рези вроде пока не чувствовалось. — Теперь надеемся на лучшее и ждем.
— А сколько ждать-то?..
Льдины вокруг исходившей теплым паром полыньи вдруг распахнулись, как цветочные лепестки. Из всплеснувшейся черной воды с пронзительным воем изникло белесое, призрачное, бесформенное нечто, заполошно ринувшееся к берегу. За существом тянулась широкая полоса с грохотом ломающегося и раскалывающегося толстого льда. Пересвет успел заметить оскаленные сверкающие зубы, обрамленные распяленным в истошном крике пунцовым ртом, и смирился с тем, что ему не суждена покойная старость в кругу семьи.
Тоненько свистнула, покидая лаковые ножны, катана работы мастера Масамунэ. Серебряная звенящая полоса в руках Ёширо преградила путь визжащему ужасу в острейших осколках льда.
— Роксуня! — истошно заверещал домовой, шмыгнув под катаной, мимоходом смахнувшей разлохмаченную прядку с его макушки. — Роксуня, милая, окстись! Роксуня, это я, Доможирыч с царского терема! Гости к тебе пожаловали, краса ты наша ненаглядная! Роксуня, добром прошу — уймись!
— А? — порождение озера круто затормозило, щедро осыпав оцепеневших молодых людей снежной крупой пополам с увесистыми ледяными каплями. — Что?
— Роксуня! — домовник лихо заскакал на месте, размахивая руками над головой. — Тише, драгоценная! Свои! Угомонись!
— Ой, — беспощадное, несущее неминуемую погибель чудовище с ног до головы окуталось пеленой сизого, непроглядного тумана — и сбросило его на землю, как женщина изящным жестом сбрасывает с плеч расписную шаль. — Малуш. Ой. Прости. Я тебя… э-э… сразу не заметила.
— Конечно, где успеть по сторонам оглядеться, когда несешься кромсать всех без оглядки, — проворчал домовой, настойчиво дергая Кириамэ за широкую штанину-хакама: — Принц, саблю вострую спрячь, а? Не станет она больше кидаться, а от холодного железа ей дурно делается.
Нихонец с явной неохотой возвернул оставшийся незапятнанным меч в ножны. Пересвет запоздало вспомнил, что надо бы хлебнуть воздуху, и набрался отваги взглянуть в лицо вынырнувшей из холодных омутных глубин речной хозяйки. Взглянул, онемел и невольно присвистнул.
— Мать-Деметра шествует во славе своей, — враз осипшим голосом пробормотал Гардиано. — Боги, я сражен.
Тонкий профиль Ёширо исказило мгновенной судорогой. Водяница с нежным именем Роксуня воплощала в своем облике все, что напрочь отвращало уточенного нихонского принца от женщин. Ростом и охватом талии она ничуть не уступала богатырям царской дружины. Обтянутые намокшей рубахой и драным сарафаном великолепнейшие формы не оставляли никакого простора воображению и повергали в священный трепет. На бледном лице мерцали круглые глазища цвета неба в сумрачный день в обрамлении пушистых ресниц. Маленький курносый носик, яркий пухлогубый рот — и, о счастье, ни малейшего намека на смертоносные клыки. Мокрые зеленоватые волосы волной текли из-под расшитой речным жемчугом и множеством пестрых ракушек высокой кички-сороки, убора замужней женщины. На широком поясе, затянутом прямо под выдающейся грудью, раскачивались и звенели отлитые из бронзы обереги — рыбки, витые улитки да пучеглазые раки. Среди висящих на шее янтарных бус робко переливался тусклой позолотой крестик — последняя память Водяницы о былой человечьей жизни.
В отличие русалок и мавок-навок, загубивших свои бессмертные души в тоске неразделенной любви, в глупой надежде обрести на речном дне недосягаемую красу или способность завораживать парней единым взглядом, речная царица приняла смерть в водах Молочной не по своей воле. То ли ее, храбро сражавшуюся с вражинами, во время набега пронзили стрелами злые половцы, то ли отец-воевода своеручно порешил любимую дщерь, спасая от пленения и позорного полона.
— Здрасьте, — почти робко пролепетала смущенная своей выходкой Водяница. — Я… я спозаранку гостей-то не ждала, вот и осерчала малость… Обыкновенно я не такая…
— Совсем-совсем не такая, — подтвердил Малуш и яростно замигал обеими глазами-пуговичками, намекая, что негоже гостям стоять соляными столпами и беззастенчиво глазеть на ошеломительную Роксуню.
— Матрона бона, не вы, но мы должны нижайше испросить прощения за то, что в неурочный час потревожили ваш покой, — Гардиано первым справился с внезапной немотой. Мало того, ромей спустился вниз по размытому нахлынувшей волной и скользкому бережку поближе к Водянице, на ходу продолжая говорить. У Гая даже голос изменился — из раздраженно-хриплого вкрадчиво потек расплавленным мёдом. В памяти Пересвета явился сияющий портрет девы в призрачной комнатушке и подумалось: вряд ли такая расчётливая и сметливая женщина, как дама Лючиана — тем более ее лихой братец! — избирали себе кавалеров и сердечных друзей только по смазливости лица да статности фигуры. У Гардиано было в Ромусе много друзей… значит, он не отродясь был угрюмым бирюком. Может, сейчас он самую малость смахивал на себя былого — ибо от его речей Роксуня хихикала и стыдливым девичьим жестом прикрывала лицо рукавом. Вместо рдеющего алой зарей румянца ее щеки окрасила призрачная синева.
Слово за слово, очарованная Водяница протянула руку человеку и вышла из озера на берег. Ноги у нее были босые, с неожиданно маленькими для столь внушительного телосложения ступнями. Поддернув драный подол, Роксуня присела на поваленный древесный ствол и величественно кивнула — мол, нечего мяться с ноги на ногу, подходите ближе, потолкуем. Домовой шустро пристроился рядом.
— Гай говорит, вы ищете, где на реке два дня тому бросили в реку мертвую девушку, — чинно сложив руки на коленях, Водяница с вежливым интересом взирала из-под соболиных бровей на незваных пришлецов. В точности степенная и рассудительная хозяйка богатого купеческого терема, приветствующая дорогих гостей. — Так это случилось на Скрипучем ручье. Под самый вечер. Девица явилась на ручей не одна. Ну, как это всегда по весне бывает… хотя парочки на гулянки бегают в мае, как трава-мурава в рост пойдет и ландыши проклюнутся.
— Значит, Айша пришла с мужчиной, — мягко, успокаивающе сказал Гардиано. — Царевич, знаешь, где протекает Скрипучий ручей?
— Полверсты от города, — вспомнил паутину окрестных речек, речушек и ручейков Пересвет. — Почтенная Роксуня, а каков был с лица спутник девицы?
— Этого я тебе не скажу, — колыхнула внушительными плечами речная царица. — Не потому, что не желаю, а просто не ведаю. Я ж своими глазами их не видела. Спала я тогда. А когда я сплю, то, что творится на берегах, оно для меня как опрокинутое отражение в воде — зыбкое да неверное. Могу понять, что на берег вышли мужчина с женщиной. Не спорили, не кричали, даже почти не говорили промеж собой. Обнялись и долго-долго стояли так. А потом кровь пролилась и я малость пробудилась, — Водяница не сдержалась и быстро облизнулась, мазнув по губам остреньким язычком. — Девица не блажила и на помощь не звала. Мужчина держал ее на руках, покамест она не угасла. Потом разбил на ручье лед и опустил тело поблизости от берега. Постоял малость и ушел, вот и весь мой сказ.
Не сопротивлялась и стояли в обнимку, отметил Пересвет. Сыскалось объяснение умиротворенному лицу мертвой плясуньи, но все остальное по-прежнему скрывает полнейший мрак. С кем Айша на ночь глядя отправилась в темный лес, почему безропотно приняла смерть?
— Госпожа Исси-онна, не припомните ли вы: появлялись ли минувшей зимой в окрестных реках другие мертвые тела? — безупречно вежливо вопросил Кириамэ. Водяница вскинула на принца взгляд прозрачно-льдистых глаз, нахмурилась.
— Того не ведаю. Но спрошу, коли надо.
Она повернулась всем телом в сторону дремлющего озера, приоткрыла мягкие губы и издала шелестящий, чистый перезвон, навроде как потревоженные ветром сосульки ударились друг о друга. Спустя малое время из плещущейся между ледяными обломками черной воды соткались крохотные, высотой человеку по колено, фигурки, точно вылепленные из сверкающих пузатых капель. Колыхаясь и переваливаясь с боку на бок, они подлетали-подбегали к ногам Водяницы и начинали выводить быструю, режущую ухо своей остротой мелодию. Порой Роксуня звеняще отвечала им, иногда выслушивала в молчании.
— Пятеро, — наконец кратко изрекла она, проводив последнего из явившихся на зов капельников, духов-хранителей малых родников и безымянных речушек. Тот никак не желал утекать обратно в озеро, назойливо льнул к ногам Водяницы, теребил рваный подол когда-то нарядного, украшенного вышивкой сарафана. Роксуне пришлось слегка шлепнуть его ладонью по округлому прозрачному бочку. — Двоих больше не сыскать. Их в Гнилом бочаге кикиморы за зиму до косточек обглодали. Один лежит прямо вон там, — она указала на вдающийся в заводь каменистый мысок. — Один под раздвоенной осиной в Кабаньем овраге, шагах в ста от Молочной. Место приметное, сыщете. Еще одного прикопали на кладбище брошенной погорелой деревни, неподалеку от старой мельницы на плёсе.
— При каких обстоятельствах эти люди лишились жизни, госпожа Исси-онна?.. — издалека начал Ёширо, но царевич в нетерпении перебил его: — Когда это случилось? Они сопротивлялись? Кто их убивал — тот же человек, что зарезал Айшу, ну, унесенную рекой девушку?
Водяница перевела растерянный взгляд с одного человека на другого. Прозрачные очи помутнели, словно подернувшись изнутри ледяной коркой, пунцовый рот жалобно округлился в предвестии вопля.
— Цыть! — жутковатым свистящим шепотом повелел маленький домовой. — Заткнулись все! Щаз запутаете её, она испугается, нырнет и поминай, как звали. Один пусть говорит, остальные рот за замок! Валяй ты, гостьюшка любезный, к тебе она вроде прислушивается…
Гардиано понятливо вздохнул, понуждая себя на краткий миг стать прежним — бойким на язык юнцом, с природной легкостью подбирающим златые ключики к людским сердцам. От мягкого голоса Роксуня малость подуспокоилась, но толку из ее рассказов вышло немного. Водяница была уверена, что жертвы, утопленные в Гнилом болоте, скончались в самом начале зимы, когда снега и льды на заводях толком не установились. Эти двое изо всех сил отбивались от душегуба, пытались убежать и скрыться в чащобе. Три последующие жертвы, как и Айша-плясунья, перед лицом неминуемой смерти сохраняли полное спокойствие. На попытку выяснить, был ли убийца во всех случаях одной и той же личностью Водяница сокрушенно развела руками, обескураженно посетовав, что с годами все хуже распознает людей. Мужчин от женщин отличает, стариков от детей, но двух юнцов или девок, особливо с похожим телосложением и цветом волос за милую душу перепутает. Лиц-то ей с-под колеблющейся воды и нарождающегося льда толком не видать, и голосов не слыхать. Убивал мужчина и вроде как еще не старый.
— Благодарность наша безмерна, матрона бона, — поняв, что ничего нового от Роксуни не услышать, Гай потихоньку начал сворачивать беседу к намекам на мучительную, разбивающую ему сердце печальную необходимость распроститься с прелестнейшей из дам.
— Э-э, нет, — оказывается, Роксуня еще не утратила способности понимать недоговоренное. — Так дело не пойдет, господа хорошие. Долг платежом красен.
Она воздвиглась во весь немалый рост, выкатив грудь, размашистым жестом отбросила с плеч волосы с вплетенными нитками водорослей, колокольно звякнула оберегами.
— Сколько я тут с вами сидела, лясы точила? Значит, теперь один из вас отправится со мной.
По спине Пересвета ссыпались обжигающе-ледяные крошки битого льда. Холодея, он бросил отчаянный взгляд на домовника — мол, дядюшка Доможирыч, ни о чем подобном речи не шло, выручай!
Должно быть, на лицах молодых людей отразился такой непомерный ужас пополам с желанием удрать поскорее, что Водяница громко и обидно расхохоталась:
— Да не навсегда, глупые! В гости зову, не на вечный постой!
«Благородному мужу надлежит первому принять на себя бремя тяжких испытаний», — вспомнил наставления нихонского принца Пересвет и поневоле зажмурился. Ой, никак не выходит у него стать истинно благородным мужем, не ведающим страха, да что поделать. Роксуня-Водяница вроде не такая кровожадная и свирепая, как по первости да с перепугу примерещилось…
— Конечно, я с удовольствием принимаю ваше предложение.
Царевич не поверил своим глазам, когда Гардиано, бережно придерживая Водяницу за кончики пальцев, сошел в темную озерную воду. Держась за руки, человек и речная царица сделали несколько шагов — и беззвучно сгинули. Ни всплеска, ни кругов по воде, только закачались потревоженные обломки льдин.
— Челюсть подбери, — ехидно посоветовал Малуш Доможирыч. — Кафтан слюной закапаешь.
— Надолго они? — хмуро спросил Кириамэ.
— А кто ее знает? — философски отозвался маленький домовой. — Покамест благоверный храпака в тине задает, Роксуня решила весну спраздновать. Натешится, так отпустит. Но отпустит точно. Роксуня баба честная, слово держит… — он кхекнул в кудлатую бороду. — Давайте костерок спроворим, что ли? Чего в холоде да голоде маяться. Я как чуял, закусок разных из терема прихватил, да меду кувшинчик. Хочет кто?
Никто, что удивительно, не захотел.
Бездельно торчать у костра, гадать о судьбе исчезнувшего под водой Гардиано и выжидательно таращиться на поблескивающую под солнцем заводь Пересвету вскоре приелось хуже горькой редьки. Хоть все глаза прогляди, ничего не изменится. Остается надеяться, Водянице не взбредет на ум злобных пакостей, и Гай сумеет как-нибудь улестить речную хозяйку не оставлять его погостить на месяц-другой.
— Так! — царевич решительно поднялся. — Вы как хотите, а я прогуляюсь на мыс. Гляну, правду ли молвила прекрасная Роксуня. Может, у нее от долгого житья под водой ум за разум зашел, а тамошний покойничек гниет там уже лет сто, с набега Тохмурмышевой орды.
Пересвет ожидал, Ёширо рьяно заспорит, доказывая, что под осенней листвой и сугробами хрен сыщешь запрятанного мертвеца. Но принц согласно кивнул, с сожалением признав: в поход они снарядились из рук вон скверно. Сейчас им бы очень пригодилась малая лопатка, а лучше — обычнейшая крестьянская мотыга.
— А я взял, — невиннейшим голоском мяукнул домовой и довольно заухмылялся. — В подседельники сунул. Вдруг, мыслю, добры молодцы замыслят мертвяков откапывать.
— Вот спасибо, дядюшка, — в тон ему откликнулся царевич. — Ты ж наша нянька заботливая. Чтоб мы без тебя делали, наверное, сели на берегу и заплакали в горестях. Ёжик, настало время потревожить покой мертвых и это, как его, учинить полный Рагнарок!
Вооружившись раскладными лопатами и увесистыми киркомотыгами, Пересвет и Кириамэ отправились на поиски якобы захороненной на долгом мысу невинноубиенной жертвы. Малуш идти третьим отказался, заявив, что лучше доглядит за конями и костром.
Проваливаясь в рыхлые сугробы и путаясь в засохших черничных кустах, будущие разорители могил выбрались на каменную губу. Огромные валуны стояли, затянутые коркой прозрачно-стеклянного льда. Рванувший вперед Пересвет немедля оступился и чуть не въехал лицом прямо в острый каменный уступ. Ёширо перемещался осторожно, тщательно выбирая место, куда поставить ногу и пристально озираясь по сторонам. Вряд ли убийца станет возиться и копать посреди леса настоящую могильную яму. Укрыл тело промеж камней, забросав листвой, ветками и мхом, да и успокоился на этом. Место глухое, зимой никто сюда не забредет, а к лету от покойника мало что останется.