— Я сказал, воды ему дайте! — закричал Перестарок тонким, дребезжащим голосом. Никто из нас не двинулся с места. — А ты, Джон-газ, сядь и успокойся!
Однако и сам Перестарок был явно далёк от спокойствия.
— Это что же такое творится, а? — запричитал он. — Откуда вообще эти оги лезут на нашу голову?
— Из-под пропавшего Купола, — сказал Тимур с уверенностью, так часто возникающей из внезапных озарений. — Вот откуда.
— Они как дети, — подал голос Джон-газ. Он тяжело опустился на лавку, под которой валялась обувь. — Подростки. Я вообще сначала не понял, что это оги. Если бы не одежда…
— Из биоткани?
— Да. Когда я подошёл… — он сглотнул, — я ведь сперва не понял, что это лежит… а когда понял, мне показалось, она шевелится… — Он обвёл наши лица тяжёлым взглядом. — Разве это нормально? Когда одежда кажется более живой, чем те, кто её носит?
— Ну, всё, — сказал вдруг Перестарок. — Хватит с нас этих ужасов. Иди на кухню, Джон. Впрочем, нет. Надо закрыть жалюзи на всех этажах.
Заши открыл рот, порываясь что-то сказать, но Перестарок остановил его сердитым жестом.
— Мы сами этим займёмся. А вы не смейте и носа высунуть на улицу. Идите-ка лучше слушайте новости!
— Новости, шновости, — проворчал Заши, медленно поднимаясь по лестнице. — Развели тут дедовщину!
— Хочешь посмотреть на биоткань, которая шевелится? — подколол Тимур.
— Бррр, избави боже! — Заши зябко передёрнул плечами. — Я и к огу-то близко не подойду!
Мы снова расположились в холле. Даже не расположились, а сгрудились тесной кучкой около телевизора. Заши прибавил звук. Но старания наши были напрасны: свежий новостной выпуск не вышел ни в четыре, ни в пять, ни даже в семь часов вечера. Через полчаса телевизионного бдения Тимур, измучившись ожиданием, попытался войти в сеть. И тут выяснилась вторая странная вещь: наш единственный на всю общагу, бесценный ТСМ рвал все подключения. Перестарок, который к этому времени заканчивал отпаивать Джона коньяком, недоуменно пожал плечами и пробормотал, что «давненько в Таблице не разражалось такого кризиса». Джон-газ выразился короче:
— Переворот у них, что ли?
— А что, — неуверенно сказал на это Заши, — может быть, оги уже захватили власть во всём городе. И теперь мстят за смерть своих товарищей.
Акимов посмотрел на него диким взглядом.
— Постучи три раза и сплюнь! Кобольд этого не допустит!
Я не сразу вспомнил, что Кобольд — главный шеф по части безопасности. Сказывались минуты, проведённые у мерцающего экрана.
— Но вообще, это плохо, — тоном знатока продолжал Тимур. — Могли бы сказать хоть что-нибудь. Искажение важных событий подрывает основы Реальности.
— Так поэтому они и помалкивают! — возразил Заши. — До поры до времени.
До чего же у нас все становятся умные, когда дело касается политики или религии! Иногда это действует мне на нервы. Лично я никаких теорий развивать не стал бы. Повременил бы с теориями. Хотя про подрыв Реальности — это чистая правда. Не помню, кто мне об этом рассказывал. Кажется, подвыпивший репортёр в «Мосандере». Он божился, что в Таблице правдива даже реклама. Но вот я смотрел на чистенькую ухоженную девицу, возносящую дифирамбы какому-то моторному маслу, и, как ни тщился, не мог представить её на тёмных улицах, где лежат тела, похожие на тряпьё. Вместо этого я отчётливо представил, как копошится возле этих тел бесхозная биоткань в бесплодных попытках растормошить хозяев; как элементарный инстинкт самосохранения в конце концов заставляет её отрываться от трупов и нырять в канализацию, и вот она скапливается у стоков, создавая маленькие запруды, а оголённые тела уже наполовину в воде… Тут я вздрогнул и проснулся. Комнату озарял только синий, болезненный прямоугольник экрана. На фоне его выделялась фигура Зенона, молча озиравшегося по сторонам. Я привстал из кресла, в котором задремал, и потёр ладонью затёкшую шею. Зенон обернулся на шорох и недовольно прошептал:
— Спи, спи…
— Сколько времени? — Я зевнул.
— Неважно. Дрыхни дальше, — повторил он, сместившись в темноту. Я услышал осторожные удаляющиеся шаги, и это окончательно меня разбудило. Сон в кресле и сам по себе не сулит приятных ощущений, а тут ещё странное поведение Зенона… Интересно, когда он пришёл? А главное, куда намылился снова? Я медленно встал и, заслонившись ладонью от назойливого голубого света, оглядел холл. Два тёмных холмика на диване, судя по издаваемому сопению, были Тимуром и Заши. Стараясь не шуметь, я добрался до лестницы и остановился в нерешительности. Дом казался пустым и каким-то враждебным. Я хотел окликнуть Зенона, но тихие голоса из прихожей остановили меня.
— Я вижу, ты передумал?
— Угу. Молодёжь в это лучше не впутывать.
Говорили Зенон и Перестарок. Я нащупал ногой первую ступеньку и начал спуск.
— Включи свет, я должен одеться.
— Ты понимаешь, что вдвоём мы не справимся? — сердито просипел Перестарок.
— А кто сказал, что ты в этом участвуешь?
— А кто мне запретит? Не забывай, это я поначалу был твоим шефом.
Зенон издал тихий смешок.
— Мы с тобой — упрямые старые дурни. Включи, пожалуйста, свет.
Щёлкнул выключатель. Свет резанул мне по глазам, заставив невольно отпрянуть.
— Тьфу ты, чёрт! — выругался Зенон. Тут он заметил меня и замер в полунаклоне, с позабытым ботинком в руках.
— Одного ты всё-таки разбудил, — ехидно заметил Перестарок.
— Ну, разве что случайно, — буркнул шеф. Непонимающе взглянул на ботинок и, опустив его на пол, выпрямился.
— Шпионишь, Бор?
— Н-нет… — неуверенно выдавил я. Спросонок получилось хрипло. Я откашлялся и добавил в голос наглости. — А что за аврал?
— Это не аврал, — мрачно ответил Зенон. — Это общегородской маленький апокалипсис.
Опустившись на лавку, он принялся яростно зашнуровывать обувь.
— Работа одна нарисовалась, — пояснил Перестарок. — Шибко срочная.
— Добровольцы нужны?
— Дома сиди. — Мой шеф, покончив с одеванием, поднялся на ноги. — Сами всё сделаем.
Не знаю, какие боги добавили мне смелости, — нынешний Зенон, суровый и собранный, мало походил на того благодушного дядьку, которому я выкладывал подробности своего путешествия с эмпатом. Но я собрался с духом и возразил:
— Вам нужны ещё люди. Я слышал.
— А всё твоё нытье. — Зенон повернулся к Перестарку. Тот хихикнул.
— Кажется, ты возлагал на него большие надежды?
Я не сразу понял, что речь обо мне. Зенон нахмурился.
— Возможно. Но это было до того, как мне намекнули…
— Это не он, — уверенно заявил Перестарок.
— А в чём дело-то? — вызывающе сказал я. — Если вы про засорившийся унитаз на третьем, то это действительно не я.
Зенон то ли фыркнул, то ли поперхнулся; оба они снова посмотрели на меня.
— Ладно, — наконец проронил шеф. — Собирайся, только быстро, и дуй в гараж. Надо взять фургоны… двух, наверное, хватит, да?
Перестарок кивнул. Рискуя нарваться на отповедь, я всё-таки задал последний вопрос:
— А это надолго, шеф?
Зенон шевельнул желваками и проронил:
— Как получится.
А Перестарок пропел:
— Не бойся, Бор, сегодня мы не будем покидать город. Мы едем в ДУОБТ.
«Департамент по утилизации и обработке биоткани» — так полностью называлось это учреждение. И работали в нём утильщики. Про утильщиков шутили, что они не нравятся никому, кроме себя самих. И немудрено. Ведь ДУОБТ — это, по сути, большой крематорий, в топках которого днями и ночами сгорает отработанная биоткань. Говорят, что в последние годы она ведёт себя более агрессивно. А значит, работы у утильщиков хватает. Люди они, конечно, малоприятные. Может быть, из-за тяжёлого запаха гари, въевшегося в их кожу от постоянного соседства с топками. С другой стороны, мы тоже пахнем бензином, а не духами. Не пахнут только бездельники… и оги. От кого я это слышал? И почему оги в моём сознании постоянно связываются с утильщиками? Должно быть, это из-за рыжего дезертира по имени Рем Серебряков. Его имя и фотография исчезли с телеэкрана вскоре после возвращения Джона. Вскоре после того, как оги начали умирать на наших улицах.
Пока я, притихнув, прокручивал в голове все эти мысли, мы добрались до машин. Они стояли смирно, этакие чудовища из металла и резины, послушные человеку в гораздо большей степени, чем биоткань. И куда более безопасные, несмотря на свои размеры. Я открыл ворота, а Зенон и Перестарок вывели наружу два фургона. Мы работали без прожекторов: город, охвативший нас шёлковыми тисками, давал достаточно света. Розоватый отблеск лежал на облаках, и дождь постукивал по плащу сверкающими иголками. Но когда я забрался в кабину к шефу, фургон показался мне кальмаром, плавающим в чернильном облаке. Внутренность кабины озарялась бледными огоньками приборов. Фургон качнулся, когда Зенон плавно взял с места. Шеф включил навигатор, вычисляя маршрут, и голова кальмара осветилась ярче, а наружные чернила сделались гуще.
— Шеф, — сказал я, присмотревшись к карте, — а мы точно едем в ДУОБТ?
— Это конец пути, — сдержанно отозвался Зенон, — начало будет не таким приятным.
Покосившись в мою сторону, он добавил:
— Только не вздумай там рассуждать о дезертирах. Сакахалла, при всех его тараканах, — не самый плохой человек. Он болезненно реагирует на промахи подчинённых.
Я послушно кивнул головой.
— Так, значит, у нас перемирие с утильщиками?
— А кто сказал, что была война? — сухо отозвался Зенон. По его тону я понял, что попал пальцем в небо.
— Ну, как же… — неуверенно пробормотал я. — Все эти шуточки… и на Арене они — наши главные соперники…
— И ты решил, что это всерьёз, да? — почти сочувственно спросил шеф. Я подумал, что сейчас он не выдержит и засмеётся, но Зенон сдержался. Это было ещё обиднее.
— Вот только не надо глума, — попросил я. — О подлой натуре утильщиков я слышу с тех пор, как попал в общагу.
— То есть, не меньше года? — уточнил Зенон. — Давно пора расстаться со стереотипами…
— Так что же это, игра? — не удержался я от ответной шпильки.
— Ну конечно, мы с Перестарком придумали всё ради собственного удовольствия, — ядовито сказал шеф. — Между прочим, Заши дружит кое с кем из утильщиков. И если б ты почаще отрывал задницу от скамейки запасных, тоже знал бы некоторых в лицо. Конечно, они не самые приятные парни в мире. Несколько лет назад они подложили нам здоровенную свинью. Но мы не пускаем их на свою территорию не из-за этого. Есть более глубокие причины.
— Какие? — вырвалось у меня.
Зенон, глядя сквозь лобовое стекло, покачал головой.
— Отношение к жизни. У нас и у них оно разное.
— Понимаю, — сказал я после паузы.
— Нет, не понимаешь. И некоторые другие в нашей общаге — тоже.
Передо мной забрезжила смутная догадка.
— Так вот почему вы не стали будить парней…
Зенон раздражённо прицокнул языком.
— Когда сегодня на совещании я заявил, что мои ребята не ездят на труповозках, господа иерархи процитировали мне несколько крамольных фраз, прозвучавших в стенах нашего общежития. Дословно процитировали, заметь. И намекнули, что этого им хватит для карательных мер. Кто-то сливает вас своему начальству, Бор. И это начальство — явно не я.
Оставшуюся часть пути я старательно размышлял над сказанным. Но когда Зенон начал сбавлять скорость, я сказал нарочито небрежно:
— М-да… А я переживал из-за какого-то забитого унитаза!
Шеф от души расхохотался. Когда его хохот стих, я услышал:
— Бестолковый ты парень, Бор! Надо было валить на утильщиков.
На такой вот нелепо-весёлой ноте мы оказались перед кордоном легионеров — где-то на юго-западной окраине города.
Они стояли у подножия штабеля, составленного из чёрных продолговатых мешков, все — с автоматами наперевес. И при виде их цепочки меня кольнуло недоумение. Если они обороняют эту баррикаду, то зачем повернулись лицом к городу? Чего вообще они ждут? Нашествия мирных жителей? Второй волны огов? Но времени на решение головоломок уже не было: от кордона отделилась высокая, длинная фигура и, хлопая полами плаща, быстро направилась к нам. Я вздрогнул, узнав вчерашнего командира. Он ничем не выдал, что мы знакомы; скользнул по нам с Перестарком мимолётным взглядом и сразу повернулся к Зенону.
— Это всё, что вы можете нам дать, Вержбицкий? — сквозь зубы спросил он. — Два фургона и двух водителей?
— Трёх, — сдержанно отозвался Зенон, — считая меня. И — да, это действительно всё, что я смог наскрести. Первая колонна сейчас за пределами города. Остальные тратят законно заработанные отгулы.
— Не оправдывайтесь, — звякнул командир железным, беспощадным голосом. Зенон пожал плечами.
— Даже и в мыслях не было. Совесть моя чиста. Сколько раз я ставил вопрос о расширении автопарка?
— Я не расположен играть в ромашку, — с нетерпеливым жестом сказал легионер. — Разговаривайте об этом с мэром. Мне нужно знать только одно: сможете ли вы убрать весь этот… мусор до того, как рассветёт.
— Не вижу проблемы, — холодно произнёс Зенон. — При условии, что погрузкой займутся ваши люди.
— Боитесь замарать ручки, Вержбицкий? — едко и вкрадчиво сказал командир.
— Это принципиальная позиция. Мы не утильщики и не мусорщики… если такой жаргон вам понятнее.
Легионер хмыкнул.
— На «позицию» не тянет. Это либо трусость, либо саботаж. И оба варианта говорят не в вашу пользу.
— Нам с вами трудно понять друг друга, — утомлённо сказал Зенон. — Давайте поскорее покончим с этим делом.
— Действительно, — вклинился Перестарок. — Сколько можно лясы точить? Мы торчим тут уже… а кстати, сколько мы тут торчим?
Легионер взглянул на наручные часы.
— Ч-чёрт, — выругался он. — Ну и упрямый же вы народ, господа транзитники! Ладно! Разверните первый фургон. Я распоряжусь насчёт погрузки.
С этими словами он оставил нас и зашагал к своим людям.
— Каков гоголь, а? — вполголоса сказал Перестарок, глядя в тощую чёрную спину. Зенон, ни слова не говоря, ловко влез в кабину ближайшего фургона. Попятившись на обочину, мы наблюдали за его манипуляциями. Машина отползла, сделала разворот и стала медленно приближаться к пришедшей в движение цепочке. Мотор ревел в полную силу, в шуме его терялись нечленораздельные выкрики легионеров. Потом грохот и лязганье стихли. Наш шеф соскочил на асфальт и, пройдя вдоль серого длинного бока машины с логотипом ТЦ на нём, начал возиться с задними дверцами фургона.
— Я вот чего не понимаю, — сказал я, пытаясь сформулировать то, что неясно меня тревожило.
— Ммм? — протянул Перестарок. Он вытащил огромный клетчатый платок и теперь старательно стирал со лба капельки небесной мороси.
— У них что, нет собственного транспорта?
— Ты о чём? — Перестарок повернул ко мне удивлённое лицо.
— Ну… — стушевался я. — Мешки эти, допустим, мы перебросим в ДУОБТ. А они-то как уедут отсюда? Или мы должны увезти не только мусор, но и солдат?
— С удовольствием поменял бы их местами! — воинственно сказал Перестарок. — Да только фиг им! Чтоб транзитники ещё возили военных? Обойдутся как-нибудь. Впрочем, Кобольд, должно быть, поедет с нами, — задумчиво добавил он. — У него пунктик насчёт неусыпного контроля.
— У кого? — переспросил я. Мне показалось, что я недослышал. Перестарок взглянул на меня, как на слабоумного.
— Ты что, не узнал ихнего командира? Это же Кобольд, шеф Службы Безопасности! Собственной персоной.
Он ещё что-то рассказывал, но я не слушал. На меня волнами накатывала паника. Это что же получается? Сутки назад, на похожем шоссе, я спасал опасного дезертира от самого, мать-его-так, Кобольда! В то время как долгом моим было бы всячески способствовать его розыску и поимке… Нет, стоп, не будем пороть горячку. Вряд ли тогда они уже знали, за кем охотятся. Да и кого они, собственно, искали там, в этом жутком ватном тумане? Купол-1 принадлежит оговодам, а те посторонних на Фабрику не пускают. Потому как закрытый объект. Не подпадающий притом под юрисдикцию Церкви. Говорят, охрана там тоже сплошь из огов, не достучишься, и приказ у них недвусмысленный: чуть что не так — стрелять на поражение. Впрочем, если предположить, что Купол-1 обратился в пар стараниями наших мудрецов… Что ж, очень складненько тогда всё получается. Пока там у оговодов разброд и паника, взвод легионеров под командованием лично шефа СБ тихо просачивается на территорию Фабрики…