— Призраков не существует.
— Я докажу тебе обратное. Поехали к игровому домику. Я оставил там кое-что, о чем ты не знаешь. Если я помогу тебе найти нечто, о существовании чего ты даже не подозревала, значит, я настоящий, согласна? Галлюцинации не могут рассказывать вещи, о которых люди не знают.
Поразмыслив немного, я решаю ему уступить. И вот, почему. Во-первых, если Спенсер докажет, что он настоящий, значит я всего-навсего медиум, а не окончательно сбрендившая шизофреничка, и это станет для меня большим утешением. А во-вторых, мысль о том, что Спенсер что-то утаивал от меня, кажется невозможной. Я слишком заинтригована, чтобы не согласиться.
Новая миссия подавляет мой нервный срыв. Или, по крайней мере, на время откладывает. Когда я останавливаюсь около дома, моя паника улетучивается, сердцебиение замедляется, и теперь я могу нормально соображать. Со вновь обретенной ясностью в голове я наконец начинаю обрабатывать то, что произошло в кабинете миссис Шнайдер.
— Спенсер? — Я выскакиваю из машины и, обойдя дом, направляюсь прямо к игровому домику на заднем дворе. — Что происходит с Уэсом? Миссис Шнайдер сказала что-то о его ситуации, и теперь ты говоришь, что я ему нужна. У него неприятности?
Спенсер перестает идти. (Да-да, идти, а не парить по воздуху. Он утверждает, будто он призрак, но при этом передвигается, как живой человек.) Спенсер поднимает взгляд в небо, а потом, шумно выдохнув, поворачивается ко мне.
— Я не могу говорить с тобой об этом.
Увидев на моем лице причиненную его ответом обиду, он морщится и в отчаянии сжимает кулаки.
— Я бы хотел, Бэй, поверь. Я так много хочу тебе рассказать. Есть столько всего, чем мне хотелось бы поделиться с тобой, но я не могу. Таковы правила.
— Правила?
Почему-то это кажется мне очень тревожным.
Вместо ответа Спенсер меняет направление и уводит нас к гаражу. Заметив мой вопросительный взгляд, он поигрывает бровями.
— Помнишь, как мы играли в Индиану Джонса? Тебе придется найти спрятанное сокровище.
Взяв в гараже лопату, мы идем к дереву, где Спенсер становится ровно напротив окна моей спальни и начинает отсчитывать шаги. На двадцати он останавливается и упирается взглядом в землю. Никаких признаков, что в этой точке когда-либо рыли, нет. Он смотрит на дерево, а затем, задумчиво почесывая в затылке, окидывает взглядом окно моей спальни.
— Я мог слегка промахнуться. В двенадцать у меня были ноги поменьше, поэтому, возможно, тебе придется выкопать довольно широкую яму.
— В двенадцать? — переспрашиваю я. — Я ищу нечто, что ты закопал у меня дворе, когда тебе было двенадцать?
— Нечто, что мы закопали вместе с Уэсом. — Он показывает на землю у себя под ногами, а затем делает шаг в сторону. — Копай здесь, но будь аккуратна, а то зацепишь лопатой и сломаешь то, что там лежит.
Охваченная волнением, я вгоняю лопату в грунт. Происходящее ужасно похоже на одно из наших старых выдуманных приключений. Спенсер снова Индиана Джонс, а я — Мэрион Рэйвенвуд, которая на самом деле была, конечно же, тайной принцессой. Я непроизвольно оглядываю кусты, почти ожидая, что к нам подкрадется Уэс. В наших играх он почти всегда изображал плохиша, поскольку ему нравилось быть тем, кто похищает у Индианы Джонса принцессу Мэрион, и удерживать меня в заложниках.
Чаще всего Спенсер и Уэс сходились в схватке за меня, и пока они, катаясь по земле, понарошку дрались, я ускользала и провозглашала сокровище своим. Обычно сокровищем были какие-нибудь пирожные, и я успевала слопать половину, прежде чем они понимали, что меня нет.
— Предупреждаю сразу: если это кекс четырехлетней давности, есть его я не буду, что бы ты там ни говорил.
Спенсер хохочет так громко, что я невольно напрягаюсь, боясь, что мама услышит его и спросит, чем это я занимаюсь. Но потом я вспоминаю, что слышать и видеть его могу только я. Меня снова охватывает беспокойство. Вдруг он все-таки плод моего воображения, и я пытаюсь откопать то, чего нет? Если я не найду никакого спрятанного сокровища, то чем я оправдаюсь перед родителями за развороченный двор?
Спустя три ямы и десять минут лопата наконец-то натыкается на что-то твердое. Ахнув, я падаю на колени и лихорадочно продолжаю рыть — уже руками, — чтобы раскрыть найденное сокровище. Мои пальцы чувствуют пластик под рыхлой землей, и я, подняв на Спенсера взгляд, усмехаюсь. Мне снова девять, и это мое самое захватывающее приключение.
Раскопав серебристую шкатулку для драгоценностей Hello Kitty, я опять ахаю.
— Она же моя! — взвизгиваю я, отчего Спенсер взрывается хохотом. — Я чуть с ума не сошла, когда она потерялась. Зачем вы стащили и закопали ее?
Поднявшись на ноги, я смахиваю со своей старой реликвии землю. Я не видела ее так давно, что она кажется волшебной, покоясь в моих руках.
— Нам была нужна такая штуковина, куда не смогли бы пробраться жуки. Это единственное, что у нас получилось найти. Мы же не виноваты, что ты оставила ее в игровом домике.
Посмеиваясь себе под нос, я представляю, как однажды ночью, когда Уэс остался у Спенсера на ночевку, они пробрались в домик на дереве, чтобы похитить мою шкатулку и спрятать в ней какое-то таинственное сокровище.
— Нет! Не открывай! — кричит Спенсер, когда я берусь за крошечную защелку. Он пытается отобрать шкатулку, но его руки проходят сквозь нее.
Я отвечаю на его отчаянный взгляд коварной усмешкой.
— Похоже, ты не в силах остановить меня.
— Бэйли Мари Аткинсон, ты не посмеешь!
Соблазн заглянуть в нее очень велик. Однако, если он правда против, я не стану этого делать. Тем не менее, я подношу шкатулку к уху, слегка встряхиваю и слышу, как внутри гремят какие-то небольшие предметы.
— О-о, звучит интригующе.
— Бэйли, серьезно. Тебе нельзя смотреть, что там внутри.
Он только распаляет мое любопытство.
— Почему? Что там? Еще мои вещи, которые вы с Уэсом украли?
— Это капсула времени, ясно? Мы с Уэсом положили туда кучу глупых вещичек, но это личное.
Такая секретность просто убивает меня. Что, черт возьми, двенадцатилетние Спенсер и Уэс могли положить в украденную шкатулку и закопать, если это смущает его до такой степени, что мне даже нельзя заглянуть внутрь?
— Это моя шкатулка, и вы закопали ее у меня во дворе. Я имею право хотя бы одним глазком посмотреть, что внутри.
— Ну ладно тебе, там суперсекретные мужские штучки. Девушкам видеть запрещено. Пообещай, что не станешь ее открывать.
Спенсер искренне встревожен тем, что я загляну внутрь. Подпрыгивая на носочках, он машет руками в бесплодных попытках вырвать шкатулку и смотрит на меня умоляющим взглядом. Ничего милее я в жизни не видела и потому, конечно, смягчаюсь.
— Хорошо. Обещаю. Но зачем ты сказал ее выкопать, если я не увижу, что в ней?
Спенсер с облегчением выдыхает.
— Потому что тебе нужны доказательства, что я настоящий, а Уэсу нужно то, что в шкатулке.
При напоминании Спенсера о доказательствах правда наконец-то проникает в мой разум.
Шкатулка выскальзывает из моих пальцев, а глаза начинают блестеть. Спенсер был прекрасен и прежде, но теперь, когда я знаю, что это действительно он — что он правда-правда стоит передо мной, — он поистине ослепителен. Спенсер — мечта, которая вырвалась из моего сердца и воплотилась в реальность. Я начинаю дрожать, и у меня еле-еле получается вымолвить:
— Спенсер?
Он улыбается, радуясь, что я наконец-то поверила, однако в его взгляде столько тоски, что мое сердце обжигает яростной болью.
— Привет, детка, — мягко шепчет он сквозь ветерок, и его голос дрожит. — Я так сильно по тебе скучаю.
У меня щиплет в глазах, но в то же время от счастья я словно парю. Я удерживаю рыдания в груди, и они вырываются придушенным смехом.
— Я по тебе тоже. Ужасно. Поверить не могу в то, что ты здесь.
Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к нему. Желание ощутить его почти причиняет мне боль.
Спенсер тоже поднимает ладонь и останавливает ее в миллиметре от моей кожи. Я знаю, что ничего не почувствую, но все равно проталкиваю пальцы сквозь его бесплотную руку.
— Как такое вообще возможно? — спрашиваю я, пока мы, словно играя в какую-то игру, пытаемся ухватить друг друга пальцами.
Спенсер вздыхает и опускает руку.
— Это довольно сложно объяснить.
— Но ты попробуешь?
Он не может мне отказать. С печальной улыбкой он оглядывается на дерево позади нас.
— Не согласитесь ли вы, о принцесса, присоединиться ко мне на тайном свидании в запретной башне?
Я смеюсь. Такими словами он приглашал меня в домик с тех пор, как в десять лет я призналась ему, что, находясь наверху, чувствую себя принцессой в башне. Взяв шкатулку, я следую за ним в нашу старую крепость.
Подойдя к лестнице игрового домика, Спенсер галантным взмахом руки приглашает меня подняться первой.
— После вас, миледи.
— Балда, — фыркаю я.
Спенсер обиженно прижимает руку к сердцу.
— Ответь подобающим образом. Например: «Благодарю вас, любезный сударь» или «О, Спенсер, вы такой джентльмен!».
Хихикая, я посылаю ему воздушный поцелуй.
— Мой герой.
Его глаза снова начинают сиять. Он притворяется, что ловит мой поцелуй, и прикладывает его к губам.
— Вполне приемлемо. Можете продолжать.
Поднимаясь наверх, я смеюсь. А открыв люк, вижу, что Спенсер уже внутри — стоит, прислонившись к окну, которое выходит на мою спальню. Он хихикает, когда я оглядываюсь в поисках парня, которого оставила стоять на земле, и показывает на себя пальцем.
— Я призрак, забыла?
Я надуваю губы.
— А еще выпендрежник.
Конечно, от этого его улыбка становится в два раза шире.
— Тебе понадобилось, чтобы я привезла тебя из школы домой, но ты можешь просто взять и переместиться по воздуху в игровой домик?
— Вроде того.
Он отходит от окна и плюхается на наше старое одеяло — не то, чтобы его движение издавало какой-то звук, просто действие выглядит как привычное «плюх». Вместо того, чтобы сесть рядом, я сажусь, скрестив ноги, напротив — хочу видеть его лицо, — опираюсь на руки и терпеливо жду его объяснений. Он опять улыбается. Ему всегда нравилось быть в центре внимания, и сейчас он полностью завладел моим.
— Я привязан именно к тебе, — признается он. — И должен оставаться неподалеку.
Мысль о том, что он связан со мной, вызывает улыбку. Заметив ее, Спенсер подмигивает, тоже довольный положением дел. Он прислоняется к стене домика и переплетает пальцы за головой. После минутного молчания он снова начинает говорить, а я сижу в размышлениях, как он может опираться на что-либо. Хотя я не уверена, что он касается стены или пола, на котором «сидит». Он просто… здесь.
— Не всем удается вернуться, — шепчет он. — И те из нас, кто все-таки возвращается, не могут делать все, что захотят. Духи приходят для определенной задачи. И мы связаны ограничениями, чтобы не отвлекаться от цели. Иначе соблазн бродить по земле и тосковать по своей прежней жизни будет слишком силен.
Помрачнев, он опускает руки на колени и какое-то время смотрит на них, прежде чем взглянуть из-под ресниц на меня.
— На небесах очень даже неплохо, но переход тяжел. Тяга быть рядом с близкими, которых мы оставили на земле… — Он делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает. — Мы не должны возвращаться, но порой душе трудно смириться со смертью.
Я проглатываю внезапно появившийся в горле комок. Я точно знаю, что он имеет в виду. Ведь я тоже не смогла смириться с тем, что его больше нет.
— Иногда незаконченное дело мешает нам принять загробную жизнь. В зависимости от наших мотивов и задач, которые мы хотим выполнить, некоторым предоставляется шанс исправить ошибки или разобраться с тем, что удерживает их на земле.
Мой взгляд падает на шкатулку, лежащую у меня на коленях. Что бы там ни было — это его незаконченное дело. Уэс — его незаконченное дело.
— Значит… ты вернулся для того, чтобы я отдала ее Уэсу, не узнавая, что там внутри?
Его ответ тих и полон вины.
— Это важно.
Меня не должно ранить то, что он вернулся, чтобы исправить что-то с Уэсом. В конце концов, он предпочел показаться мне, а не Уэсу, и у нас действительно ничего незавершенного не осталось. Мы были счастливы и любили друг друга. Но тем не менее, думая об Уэсе и Спенсере, я чувствую ревность и грусть. У них была некая сторона отношений, в которую меня никогда не включали. Связь, которую я никогда не понимала и никогда не была ее частью. Это всегда было обидно, и осознание того, что эта связь соединила их и за пределами жизни, делает обиду невыносимой. Снова они против меня. Даже сейчас Уэс вбивает клин между мной и Спенсером.
— Я знаю, что между тобой и Уэсом не всегда было все гладко, но ты поможешь мне? Сделаешь это ради меня?
В моей груди все сжимается.
— Если я помогу тебе, ты вернешься обратно и перестанешь являться ко мне?
Он кивает, закусывая губу.
Я хочу уничтожить эту шкатулку. Выбросить или опять закопать, чтобы он мог остаться со мной навсегда.
Спенсер догадывается, что у меня на уме.
— Я вернусь туда в любом случае. Навсегда остаться не выйдет. Мне дали совсем чуть-чуть времени, чтобы попытаться выполнить незавершенное дело, и для этого у меня есть всего один шанс. Если ничего не получится, это будет преследовать меня всю загробную жизнь.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
— Ты поможешь мне, Бэйли? Сможешь ли быть просто благодарна за то, что мы встретились в последний раз, и помочь мне упокоиться с миром?
Подавленная, переполненная эмоциями, я могу лишь кивнуть.
Глава 10
Никто не возражает, когда на следующий день я пропускаю школу под предлогом того, что мне необходим день психологической разгрузки. Что, кстати, не совсем ложь. Я не могу разбираться еще и со всей этой школьной драмой, пока пытаюсь помочь любви всей моей жизни обрести вечный покой.
Предполагалось, что я начну стажировку в больнице сегодня после уроков, так что родители и миссис Шнайдер настаивают на том, чтобы я все же пошла туда. Мои родители в полном восторге от того, что выбор пал на меня, и, похоже, согласны с миссис Шнайдер и доктором Московицем, что эта работа каким-то волшебным образом поможет мне исцелиться. Этого, естественно, не случится, но я с ними не спорю, поскольку там будет Уэс, а он — ключ к завершению незаконченных дел Спенсера.
По пути в больницу Спенсер объясняет, почему он не сможет показаться мне, пока я буду там. По его словам, люди, которые близки к переходу, иногда видят призраков, и ему не хочется кого-то расстроить. Только спустя минуту я понимаю, что он говорит об умирающих людях, которым я собираюсь помогать в течение дня.
Как только я переступаю порог больницы, по моему позвоночнику пробегает холодок. Без Спенсера здесь особенно неуютно. Я знаю, он где-то поблизости, но знать не значит видеть, и у меня осталось не так уж много времени с ним. Я хочу видеть его каждую секунду, пока это возможно.
Я поднимаюсь в отделение, к которому меня приписали, и оказывается, что оно находится на одном этаже с кабинетом доктора Московица. За сестринским постом меня уже ждет медсестра с аккуратно сложенной униформой. Ей чуть больше двадцати — наверное, она самая младшая медсестра в штате, — а на ее лице сияет улыбка, вполне соответствующая ее бодрому тону.
— Ты, наверное, Бэйли. Добро пожаловать!
Пока она энергичной походкой идет ко мне, хвостик, в который собраны ее длинные волосы, прыгает из стороны в сторону. Девушка берет меня за руку и с энтузиазмом пожимает ее, а потом вручает мне униформу.
— Я Регина, счастливица, которая станет тебе подругой и наставником в одном лице. Не могу дождаться, когда смогу все тебе здесь показать. Вон там туалет. Иди переоденься, а затем мы найдем тебе шкафчик в комнате отдыха, чтобы ты могла оставить там свои вещи. Уэс уже переодевается.
При упоминании Уэса у меня внутри все сжимается. Он уже здесь. По какой-то непонятной причине я чувствую, что мне нужно подготовиться к встрече с ним. Ну почему я такая неврастеничка?