Теперь впереди — жизнь. Неизвестно, какая еще, с какими происшествиями, радостью и горем, но это жизнь с Мейнардом. Они будут вместе, этого достаточно.
После заключения помолвки, конечно же, продолжился пир, и шел ещё два дня. Северянам дали повод подольше не выходить из-за стола, и хотя Далла и ворчала, что землю давно пора вспахивать, немногие в те дни вышли на поля. Впрочем, повод нашелся отменный — единственная дочь Бейнира Мохнатого выходит замуж, шутка ли!
Теперь, объяснила Альвдис Мейнарду, он должен уехать и десять дней спустя прислать за нею вооруженную дружину и родичей; родичи отсутствовали, дружина имелась, а огненноволосый Рэв согласился стать дружкой жениха. Эти воины должны были взять девушку под защиту и отвезти в дом к супругу.
— Я полагал, что мы свадьбу станем играть в твоем доме, — удивился Мейнард.
— Нет, так не делается. Дружка и те, кто с ним, обязательно должны приехать верхом, — наставляла Альвдис. — Это такой обычай. Отец их примет, скажет, что им здесь безопасно, и они отдадут нам оружие и седла, а мы спрячем их в специальной кладовой. Затем Рэв примет мое приданое вместо тебя, и будет пир…
— Опять пир!
— А затем дружина невесты вместе со мной, отцом и нашими родичами поедет в Хьёрт. Там ты встретишь нас…
— Угощением, — Мейнард был очень догадлив.
— Конечно. Мы принесем с тобой клятвы в храме в священной роще, будем праздновать, затем нас… проводят на брачное ложе, а наутро ты должен преподнести мне утренний дар. Мне не нужно ничего, кроме тебя, — улыбнулась Альвдис, — но подарок означает, что брак скреплен по всем правилам и я — хозяйка твоего дома. И потом, после пира…
— Конечно же…
— …родичи уедут, и мы с тобой останемся вдвоем.
— Мудрено. Хорошо бы ничего не перепутать.
— Спроси любого, и тебе подскажут, что делать.
Наконец, гости собрались уезжать. Альвдис пошла провожать Мейнарда и стояла на берегу, махала рукой, пока уходящий кнорр не скрылся за утесами. В прошлый раз девушка не знала, что будет, когда Мейнард вернется, но теперь она сама поедет к нему, станет его супругой перед всеми богами, перед всей землей, и дальше будет только счастье.
ГЛАВА 16
— Эй, эй! Ты с нами не должен ехать! — заволновался Рэв, когда увидел, что Мейнарду подводят коня. — Ты остаешься здесь и ждешь невесту. Ничего с нею не случится.
— Я и не думаю, что случится, — примирительно сказал Мейнард, не спеша, однако, отказываться от своей идеи, — но мне хочется проехаться с вами хотя бы до того места, откуда виден Флаам.
— Это больше половины пути, вернешься домой затемно.
— Не впервые. Я не стану нарушать традиций и поверну назад, обещаю.
Рэв пожал плечами.
— Ты господин, и ты женишься. Понимаю твое нетерпение. Ладно, так и быть, но во Флаам ты с нами не въедешь, иначе Бейнир Мохнатый снимет со всех нас шкуры.
— По рукам.
Мейнард не мог понять, что за беспокойство гонит его сегодня прочь от Хьёрта. Казалось бы, чего проще — отправь дружку и воинов, сиди и жди невесту? Тем более что в поселении, узнав о грядущей свадьбе, будто с ума посходили. Здесь Бейнира и его дочь хорошо знали, все-таки ближайшие соседи, и Ведис нравилась Альвдис — дескать, всегда почтительная и добрая. Узнав, кто скоро станет здесь хозяйкой, и что нужно принять большое количество гостей, домоправительница всех приставила к делу, даже пытавшегося отлынивать Сайфа. Тот лишь удивлялся, сколько сил у этой уже немолодой женщины, и за глаза называл ее валькирией.
Так что к приему невесты все уже было готово, хоть и прибыть Альвдис должна была лишь через несколько дней. Переделали спальню, сменили везде покрывала и занавеси, приготовили огромное количество еды и пошептали над пивом. Невеста ни в чем не должна знать отказа, это ее праздник. Рэв гордился возложенными на него обязанностями дружки и уверял Мейнарда, что все пройдет прекрасно, дескать, он-то, хитрый лис, свое дело знает, и даже если Бейнир засомневается — уговорит.
Однако Мейнарду хотелось поехать сегодня с ними, одним глазком увидеть Флаам, убедиться, что все как обычно. Видимо, из-за беспокойства этого непонятного ему приснился сегодня плохой сон. Будто бы идет он по траве, под ногами хлюпает кровь и скользят ошметки плоти, и впереди, если поднять взгляд, качаются на ветвях деревьев повешенные… Нехороший сон, из старых времен.
Выехали еще до рассвета, когда еще даже небо не посветлело. Ехали молча, под гаснущими звездами, и сонные воины редко обменивались шуточками. Когда же настало утро, повеселели, сделали короткий привал и затем снова — в седла; Рэв хотел приехать во Флаам еще до наступления сумерек, чтобы невесте и ее родичам не пришлось встречать гостей в темноте. Так что прибыть в деревню намеревались далеко до захода солнца, а увидеть ее ещё раньше.
Конь шел легко и упруго, и Мейнард немного успокоился. В самом деле, стоит ли придавать значение снам, когда точно знаешь — это все давно ушло в прошлое, и не стоит оглядываться назад? Здесь, в северной земле, далеко от былых страстей, переживаний, сомнений Мейнард уже хорошо осознавал, какую живительную силу она ему дала. Может, потому, что он действительно был чужаком здесь, и прозвище у него теперь Чужеземец, боги смилостивились и решили его облагодетельствовать. Как это еще понимать? Он выжил, обрел свободу, состояние, любовь. Альвдис — это самое лучшее, что с ним случилось за всю его жизнь, самое главное. Без нее бы не было ничего другого, и самого Мейнарда тоже не было.
Он вдруг сумел отыскать самого себя, давно потерянного и забытого, и понял, что все это время себя искал, а не Бога. Бог был тут. Тут Он и остался. Мейнард знал, что высшие силы, сплетаясь только в им понятном танце, сейчас благословляют его. Понимать это иначе нельзя.
Ему было страшно брать в жены Альвдис, так как она была — живая, настоящая, свободная. Такая, о какой он мечтал и никогда бы не посмел прикоснуться. Но здесь не осталось ничего, что он совершил, это не пришло с ним в северные земли, даже несмотря на убийство в начале зимы. Здесь был только он, настоящий Мейнард, и он мог любить Альвдис, жить с нею и, просыпаясь каждое утро, благодарить весь мир, что она у него есть.
Она никогда не станет поддакивать ему, о нет, разве что придумает какую-то шутку. Она станет решать сама за себя, будет верной и преданной и останется свободной, и это всегда будет вести Мейнарда вперед, словно путеводная звезда. Альвдис воспитает смелых и великодушных сыновей, и ей в этом можно довериться. Она будет смеяться рядом с ним, у нее будет только для него, Мейнарда, улыбка, и с годами они накопят новые воспоминания, вместо тех, имевшихся у него раньше. А те зароют под священным деревом в кругу камней, отдадут Иггдрасилю, чтобы яд иссяк, превратился в сок и ушел далеко, в иные миры.
Мейнард больше не боялся отравить этим Альвдис.
Он расскажет ей, конечно же. Не в первый день после женитьбы (там снова пир, о Господи), а когда гости разъедутся и супруги останутся, наконец, сами по себе. Неподалеку от Хьёрта есть одно место, которое Мейнард разведал, — небольшой водопад среди живописных скал, заросших орешником. Альвдис наверняка понравится. Он отведет ее туда, сядет рядом с нею, снимет покрывало с ее волос и, перебирая их, глядя на серебристые блики, расскажет. Вода все унесет. И потом будет лето, медовое, солнечное…
Мейнард всю дорогу до перевала еле заметно улыбался, от подтруниваний воинов только отмахивался и думал о том, как все будет хорошо.
Пока не увидел дым.
Дорога поворачивала, выводя на гребень горы, откуда открывался вид на всю долину Флаама. И долина эта, словно густым туманом, была затоплена дымом, в котором вспыхивали и гасли алые языки пожара. Горело то ли несколько домов у самой воды, то ли расположенные там лодочные сараи.
— Что за чертовщина? — прорычал Мейнард, не веря глазам своим.
А потом ветер отнес дым в сторону, и он увидел.
Во фьорде стоял франкский боевой корабль.
Спускались галопом, рискуя переломать ноги лошадям, однако Мейнард пошел на этот риск — лишь бы успеть. Случилось неслыханное. Франкские корабли никогда не приходили в эти воды, слишком уж тут далекие северные земли, слишком много недоброжелательных соседей вокруг. Северяне — это не саксонские крестьяне, их пограбить и перерезать не получится. И сейчас Мейнард уже слышал звуки боя, воинственные крики, звон клинков. Дым залеплял ноздри, и горло вдруг сдавило. Франк едва удержался в седле, объятый ужасом.
Это уже случалось. Только тот день весь пропах осенним дождем, грязью, навозом с выгона. Это было — они ехали, потом крылья, огонь и меч… Мейнард крепче стиснул поводья. Он должен найти Альвдис и защитить ее. Кто бы ни прибыл на том корабле, он знает этот флаг, знает язык. Он может убедить их остановиться. Не должно повториться то, осеннее, о котором он хотел бы забыть и не может.
Сила рвалась изнутри, и он взнуздал ее, приструнил. Не время ее отпускать, пока он не разобрался.
Бой шел внизу, у причалов. Заставляя жителей Флаама разбегаться в стороны, Мейнард и его дружина промчались по деревне, в считанные мгновения оказавшись там, где кипела битва. Франки, видимо, еще с корабля обстреляли ближние строения горящими стрелами, чтобы посеять панику, а затем высадились на берег и вступили в ратную перебранку с воинами Бейнира. Сам вождь находился в гуще битвы, его рев смахивал на рев быка. Несколько тел уже валялось на гальке, хотя убитых, к вящей радости Мейнарда, оказалось немного. Не раздумывая ни мгновения, он вклинился в битву, прямо верхом, разбрасывая в стороны дерущихся и раздавая тычки. Ему даже меч не потребовалось доставать, чтобы разобраться со всем этим, так как почти сразу же Мейнард увидел человека, который и был ему нужен.
Ну, так и есть. Все черти и проклятие ада!..
— Флавьен, песий сын! — заорал Мейнард так, что любому северянину с луженой глоткой это сделало бы честь. — Какого дьявола ты тут устроил?! Немедленно остановить!
Битвы, в отличие от пиров, так сразу не прекращаются, если хорошо гаркнуть. Всегда найдутся те, кому не терпится уложить побольше врагов. А потому Мейнард, не останавливаясь, проехал дальше, пока его храпящий конь чуть не затоптал высокого человека с длинными светлыми волосами, смотревшего на него из-под шлема удивленно и радостно.
— Мейнард! Ты жив, черт тебя дери!
— Прекратить! — гаркнул франк еще раз и для северян добавил на норвежском: — Пощадите этих глупцов. Они, наверное, за мною пришли. Где Бейнир?
— Как ты смеешь, Чужеземец?! — рык вождя был слышен, наверное, на той стороне фьорда. Битва затихала, люди опускали мечи, а Мохнатый шел сквозь расступавшуюся толпу, словно нож сквозь масло. Волосы Бейнира были растрепаны, на лице — брызги свежей крови, и кровь стекала с лезвия меча. — Как смеешь ты останавливать славную сечу?!
Мейнард огляделся, убедился, что приказ передается дальше, и наконец спешился.
— При всем моем уважении к тебе, достойнейший Бейнир, — сказал он, кланяясь, — это не славная сеча. Это самая большая глупость, которую я лицезрел за последнее время. Те, что пришли сюда, франки, я их знаю. И догадываюсь, почему они тут.
— Никакой чужой корабль не смеет войти в Аурланд! — Бейнир был вне себя. Мейнард опасался, как бы он не впал в священное безумие (тогда придется его останавливать, и уже не руками), хотя дружинники говорили, что Мохнатый — не берсерк. Таким гордятся, а Бейнир не решался носить медвежий плащ. — Эти франки оскорбили нашу землю и нас! Они появились, напали и пошли на нас с мечами — так как ты смеешь встать между мной и моей добычей, что сама явилась в руки?!
Занятно, подумал Мейнард. Битва ещё только началась, а Бейнир уже посчитал и корабль, и имущество наглецов-франков добычей. Вот что значит верить в свои силы…
— Что ты говоришь с этим грязным северянином? — произнес Флавьен у Мейнарда за спиной, выплюнув слова презрительно, и франк в очередной раз порадовался, что многие не знают чужих языков. В том числе Бейнир: франков он грабил, а на их наречиях едва несколько слов понимал. — Надо их всех прикончить. Это ведь они взяли тебя в плен!
— Я не знаю, что говорит чужак, — оскалился Бейнир, — но прекрасно слышу, как он говорит! Дай мне убить его! Ты меня не остановишь, Чужеземец, ты мне еще не зять, да и зять не остановил бы — ты в моей власти!
— Вздернуть их всех, — посоветовал неугомонный Флавьен.
— Замолчи, — велел ему Мейнард таким тоном, что старый друг больше не произнес ни звука, и снова обратился к Бейниру и его людям: — Ты волен выбирать, что делать с оскорбившими тебя, вождь. Ты прав. Но я прошу у тебя за них прощения. — Мейнард опустился на колено перед Бейниром. — Окажи мне милость. Эти люди за мной пришли, как и твои бы за тобой. Когда-то они были мне братьями и разгневались, думая, что ты причинил мне вред. Я прошу оставить их в живых. Мы поговорим, и я все расскажу.
— Братьями? — Гнев Бейнира отступал, битва остановилась, и вождь смотрел уже не зло, а ехидно. — Встань. Ты говорил, что у тебя нет родичей, и тут — полный корабль братьев?
— Это моя бывшая дружина. Как твоя, как вы все. — Он поднялся и оглядел северян. — Франки не станут вам более досаждать, а я отплачу за то, что они сделали. Мы пировать должны за свадьбу, а не драться. Прошу.
— Ты, видать, колдун, Чужеземец, — пробурчал Бейнир, даже не подозревая, насколько близок к истине — а ведь Мейнард своим даром сегодня не воспользовался. — Твои уста смазал медом сам Локи, и теперь ты умеешь говорить так же сладко, как он. Пусть они убираются, их корабль не должен подходить к берегу.
Мейнард повернулся к Флавьену.
— Всех обратно на борт. Со мной пойдешь ты и Кривой Ашиль… ты его не потерял, надеюсь?
— Здесь он, в арьергарде.
— Так пусть перейдет в авангард. Остальные грузятся на корабль и отходят на ту сторону фьорда. Можете встать там лагерем на берегу. К деревне не приближаться. Это ясно?
Обескураженный Флавьен кивнул и уложил меч в ножны.
— С нами ещё отец Жакоб. Он тоже захочет пойти.
— Священника нам только и не хватало. Потом. Пусть на корабле посидит и помолится за наши души, это он умеет.
Бейнир слушал обмен репликами на франкском настороженно, словно пес, однако тоже убрал меч. Недовольные дружинники, ворча, разбредались, большинство отправилось тушить пожар — к счастью, большого вреда он учинить не успел. Мейнард порадовался, что по весне корабли уже вытащили из сараев и спустили на воду, и что франки не додумались выпустить горящие стрелы в них; сожженного «дракона» Бейнир бы никому не простил, тут уговаривай, не уговаривай… Франки оттащили трупы. Среди северян погибших не нашлось ни одного.
День, который должен был стать для Альвдис веселым и легким, обернулся непонятно чем.
Утром она поднялась рано, не в силах дождаться, когда приедет дружина Мейнарда. Глядеть на дорогу девушке не дали: мачеха и еще несколько женщин занялись ее платьем, волосами и наставлениями. Наставления были как полезные, так и никчемные — от «стоит проветривать покрывала на первом снегу» до «не клади мужу в суп ядовитые корешки, мужчины на такое обижаются». Женщины хохотали, обменивались разными историями и развеселили Альвдис так, что время пролетело незаметно. Да и платье оказалось таким красивым, что девушка наслаждалась происходящим. Именно так она и представляла себе день, когда за нею приедет дружка жениха, только все оказалось ещё лучше, чем в мечтаниях…
А потом пришел корабль.
Первыми его заметили мальчишки и прибежали, вопя, в длинный зал, однако им не сразу поверили. Неслыханное ведь дело — чтобы корабль чужаков, которых обычно ходили грабить и на «драконах» в море разделывали за час-другой, вторгся в священные земли, вошел в Аурландсфьорд!
— Да как они посмели оскорбить наши воды! — взревел Бейнир, убедившись, что мальчишки не врут и корабль действительно есть. — К оружию! К оружию, воины!