— Только я решаю, когда будет достаточно.
Его пальцы жестко впились в ее напряженные бедра, разводя их как можно шире и Аргент припал губами к ее возбужденному клитору, лаская его, поглаживая языком, жадно и беспощадно вылизывая — до криков, до непрекращающегося вопля, еле справляясь с ее брыкающимся телом, дыша запахом ее возбуждения и чувствуя, как она кончает раз за разом, от каждого его прикосновения, вопя, трясясь, умоляя прекратить и оставить ее, рыдая от нахлынувших ощущений, выгибаясь и выкрикивая совершенно безумным голосом «Да!»
«Да! Да! Да!»
…Пытка прекратилась, и Уна, медленно приходя в себя, ощутила, что ее руки и ноги свободны, и Аргент целует ее горящее желанием тело, жадно тискает его, и его чуткие пальцы, дрожа от нетерпения, проникают в ее лоно, ловя самые последние спазмы, малейшую дрожь напряженных мышц.
— Все еще будешь говорить «достаточно»? — горячо шепнул Аргент ей на ушко, и Уна обвила его шею руками, обхватила его берда ногами, бесстыдно прижимаясь к его возбужденному члену низом живота, постанывая и выпрашивая ласки. Несколько оргазмов подряд не смогли утолить ее жажды, остудить пыл ее желания, она чувствовала, как все еще пылает, как горит ее лоно, жаждущее проникновения, как припухшие, искусанные губы требуют поцелуя.
— Нет, — развратно шепнула она, покрывая поцелуями его лицо, — я скажу, что мне мало. Я скажу еще раз то, что твердила последние полчаса — возьми меня сейчас же, сию минуту!
— А если нет? — вкрадчиво поинтересовался Аргент, отвечая на ее поцелуи и заводясь не меньше, чем она.
— Тогда я сама возьму тебя! — выкрикнула Уна, и сама поразилась, сколько страсти и нетерпения было в ее дрожащем, бессовестном голосе.
Горячая головка его члена коснулась ее жаждущего лона, и Уна вскрикнула от первого же толчка, когда его член проник в ее тело — жестко, нетерпеливо. От чересчур острых ощущений ее тело было узким, упругим, Аргент застонал от наслаждения, которое доставило ему первое проникновение в жаркое, мокрое лоно девушки. Впрочем, эликсир действовал не только на нее. От яблочного колдовского запаха у Аргента уже кружилась голова, в висках шумело, и он уже не мог контролировать свое жгучее желание.
Обхватив Аргента руками, Уна сжалась, стиснула его бедра своими коленями, приникла к нему, ощущая лишь жесткие сильные толчки в своем теле, наполняющие ее удовлетворением и удовольствием. Любовники словно желали слиться воедино, стать одним целым — так крепко были переплетены их руки, так плотно прижимались друг к другу блестящие от пота извивающиеся тела. Их поцелуи, казалось, перестали быть просто поцелуями, а превратились в изощренную, бессовестную и откровенную ласку, такую же возбуждающую и приносящую удовольствие, как и проникновения, и от стонов любовников звенел воздух. Возбуждение было так сильно, что даже жесткие ласки Аргента казались Уне недостаточными, она кричала, извивалась и билась под ним, стонала, словно требуя еще и еще. Двигая бедрами, насаживаясь на жесткий член, Уна словно догоняла вкрадчивое, ускользающее удовольствие, и когда оно ослепительной вспышкой разгорелось, она вскрикнула и замерла, растворяясь в нем, почти потеряв сознание от невероятного наслаждения.
Глава 20. Нож Неправды
Уна проснулась от знакомого шелеста.
Этот звук — нежный и тонкий, перестук каменных полированных пластинок, — мог означать лишь одно: Аргент надел свою броню.
Сквозь опущенные ресницы Уна видела, как он неспешно собирается, приглаживает черные блестящие волосы, собирает последние пластинки, встраивая их в привычный узор, подзывает пантеру. В неверном свете единственной свечи, истекающей раскаленными золотыми слезами оплывающего прозрачного воска, было видно, что Аргент словно медлит, словно не хочет уходить, покидать спальню, в которой все еще витали сладкие запахи яблок и возбуждения, горячего пота. Он шагнул к Уне и она накрепко зажмурила глаза, притворяясь спящей. Аргент склонился над нею; девушка почувствовала на своей щеке нежное прикосновение его брони, окутывающей магистра черным блестящим облаком, Аргент поцеловал Уну в щеку и провел ладонью по ее лбу, словно желая стереть все тревожные и дурные мысли из ее разума.
— Спи, любимая, — произнес он тихо. — Спи.
Но едва двери за ним закрылись, как Уна подскочила, лихорадочно отыскивая свою одежду и серебряные крылья техноброни, в беспорядке разбросанную по комнате. Кое-как натянув пажеские штанишки и куртку, она всунула ноги в истоптанные, испачканные белые туфельки и бросилась вслед за Аргентом.
Но великого мага в коридоре и след простыл. Напрасно Уна отыскивала его следы, прислушивалась к ночной тишине — не было слышно ни пантеры, ни шелеста его плаща.
Сердце Уны трепетало в предвкушении недоброго.
В дверь Дерека она забарабанила обоими кулаками, не боясь, что ее услышат — она даже хотела, чтоб ее услышали, чтоб в темноте коридора сверкнули синие глаза пантеры, и Аргент вышел из полумрака, покачал головой и вкрадчиво произнес: «Нарушаете порядок, мисс Вайтроуз?»
Когда Дерек открыл, наконец, двери — заспанный, растрепанный, — Уна уже сходила с ума от беспокойства.
— Дерек, — шепнула она, дрожа от страха и недоброго предчувствия, — Аргент ушел. Его нет в академии. Он ушел так, словно попрощался. Дерек, я боюсь!
— Не может этого быть, — слабо возразил Дерек, натягивая, однако, на плечи серую форменную куртку. — Я сам слышал, как он вечером велел никого не выпускать с территории академии под страхом смерти. Ты слышала драку у ворот?
— Нет.
— Значит, он в академии.
Однако тревога Уны была так сильна — а возможно, Дерек и сам почувствовал что-то недоброе, — что он поспешил одеться, приколов на грудь свой новенький Орден Кочерги, и оба они направились к комнате Демьена. Что-то говорило им, что им втроем надо держаться друг друга.
— Демьен лучше знает, куда можно пойти в академии ночью, — пояснил Дерек, на ходу застегивая пуговицы, — чтобы незаметно выйти за ее пределы. Там и будем искать.
У Демьена было не заперто. Кажется, он вообще позабыл, что двери нужно запирать. Неслышно шагая по его комнате, Дерек смотрел под ноги и перешагивал через небрежно разбросанные вещи — парадные белые брюки Демьена, его шитый золотом жилет, испачканная в саже и крови батистовая сорочка, чулки, юбка и распоротый ножом некромага корсаж спасенной девушки…
Дерек застал принца за очень увлекательным занятием: в наспех разобранной постели, растрепанный, с взлохмаченными волосами и блестящей от пота спиной, разгоряченный, обхватив уставшую девушку, обняв ладонями ее груди, тесно прижав их друг к другу, он самозабвенно и любовно вылизывал ее соски, то ли не насытившись ее телом, то ли желая продолжить увлекательную ночь.
Девушка, прижатая к постели его весом, тяжело дышала и жалобно постанывала, раскинув бессильно руки на растерзанных подушках. Видно было, что Демьен выжал из ее хрупкого тела последние силы и она сдалась на его милость, как загнанная добыча, подчиняясь его ласке, позволяя ему вытворять с ее уставшим, обессилевшим телом все, что ему заблагорассудится.
С минуту Дерек молча наблюдал эту страстную и откровенную картину, чувствуя в собственной душе неестественную пустоту и покой. Ничего. Тишина и равнодушие. Чужие страсть, нежность, любовная жадность и трепет не трогали его, не задевали ни единой струны в его душе. И он не понимал, зачем в полутьме сплетаются два тела, зачем они льнут друг к другу так горячо и крепко, зачем руки принца стискивают бедра девушки, зачем он приникает к ней и отчего его подрагивающее тело напряжено, словно он дикий настороженный зверь, который не позволит своей добыче ускользнуть.
Впрочем, этот покой и равнодушие, наполнившие его душу, Дереку нравились.
Негромко кашлянув, он привлек к себе внимание принца. Его любовница с визгом прикрылась, уткнулась лицом в грудь Демьену, прячась, а сам принц, недовольный тем, что его потревожили и оторвали от приятного времяпрепровождения, поспешно поднялся, заматываясь в простыню.
— Тебя что, стучаться не учили, — грубо буркнул он, прикрывая наготу.
— Одевайся и пошли, — вместо ответа произнес Дерек. — Аргент ушел из академии. Уна беспокоится, что это что-то серьезное. Сам не чувствуешь разве?
Демьен внимательно глянул своими пронзительными серыми глазами в глаза Дерека и тотчас уловил нечто, что встревожило и его.
— Выйди, — велел он. — Я оденусь. Я сейчас!
Он наспех поцеловал встревоженную девушку, обещая ей вернуться вскоре, спешно натянул свои вещи, кое-как отыскал башмаки, и выскочил из комнаты вслед за Дереком.
Уна, вся дрожа от страха, дожидалась Демьена за дверями, приплясывая от волнения.
— Куда он мог пойти, — выпалила она, — чтобы незаметно покинуть стены академии? Есть тайный проход?
— Конечно, есть, — буркнул сердито Демьен. Он уверенно двинулся по коридору в сторону холла, и Уна побежала за ним, чтобы поспеть. — Под компасом. Он же не зря там стоит. Он указывает путь тем, кто находится на распутье.
— И что, он выведет нас к Аргенту? — воскликнула Уна, еле поспевая за широко шагающим принцем.
— Конечно, — сквозь зубы процедил Демьен, насупившись и глядя перед собой исподлобья. — Вопрос только в том — куда…
Троица спешно вышла в холл. Кажется, Демьен был прав — стрелка на компасе все еще подрагивала, как будто его только что встряхивали, — и Демьен коснулся блестящего стекла, словно прислушиваясь к тому, что шепчет ему волшебная вещь.
— Он задумал что-то опасное, — тревожно произнес он. Его голос был громок, почти крик. — Он хочет что-то исправить!.. Кладите руки сюда, мы догоним его и не дадим наломать дров!
— Мы? — с сомнением произнес Дерек. — Великому магу?..
— И великие ошибаются! — вскричал Демьен. — Скорее же!
Спешно они положили руки на блестящее стекло, и Демьен уверенно произнес:
— Вслед за Аргентом — где бы он ни был!
Стрелка компаса качнулась, словно раздумывая или вспоминая, какой же тропой ушел Аргент, а потом бешено завращалась, и мир вокруг компаса и замерших над ним студентов — тоже, и вмиг вместо богатого холла академии все трое очутились в темном ночном саду. По ногам тянуло холодом, где-то кричала ночная птица, и Демьен, оглянувшись, с изумлением признал королевский сад.
— Что Аргенту тут делать?! — произнес он.
Осторожно ступая по залитой лунным светом дорожке, стараясь не шуметь, они двинулись вперед, к блестящей где-то впереди них глади пруда, по которому обычно плавали лебеди.
На мостике над ручьем, что впадал в этот пруд, под ветвями ивы, была видна знакомая черная фигура. Луна играла яркими бликами на броне, свет ее яркими искрами стекал по груди Аргента, звездами вспыхивал на плечах, мерцал в каждой частичке алмазов, что кружились над его головой.
Аргент обернул лицо к луне, и Уна едва не вскрикнула от удивления. Сейчас он казался ей не старше Демьена, меж его темных широких бровей еще не было угрюмой морщины, бездонные глаза смотрели прямо и по-юношески открыто, даже доверчиво, губы были спокойны и мягки, словно еще не разучились улыбаться. Аргент, юный и красивый, облаченный в свой прекрасный и богатый костюм, поглаживая по склоненной голове черную пантеру, оправлял острые лепестки высокого воротника, словно еще не привык к ним, и поглядывал в темную аллею.
На миг сердце Уны сжалось от невероятной нежности. У нее не было ни малейшего шанса увидеть Аргента молодым, не было ни полшанса узнать, как выглядел юный поэт, чье сердце разбила прекрасная, но жестокая Корнелия, и вот вдруг это произошло.
Аргент, вернувшийся на эту ночь в свою юность, снова стал таким, как двадцать лет назад, и Уна невольно удивилась, рассматривая его, высокого, статного, стройного: что еще нужно было Корнелии? Как могла она променять его любовь и его красоту на что-то другие — и на что? На зло, на смерть, на грязное ремесло некромагов?
Ей хотелось броситься веред, обхватить его и заслонить собой ото лжи и предательства, сказать так много о том, что избранная им для поклонения красота отравлена и несет только горе, Ей хотелось, чтобы он навек оставался таким, как сейчас — чистым, с открытым сердцем, не ведающим беспощадной ярости, что вела его в борьбе с некромагами. Уна помешать ему совершить его ошибки, но она удержалась. Ведь без этих ошибок он не стал бы тем, кем являлся, не так ли?..
— Аргент решил что-то в прошлом исправить, — в ужасе прошептал Демьен, наблюдая за тем, как маг в нетерпении прогуливается по мосту, явно кого-то ожидая. — Нельзя трогать прошлое! Это черт знает как отзовется в будущем! А вы говорите — великие не ошибаются! Еще как ошибаются. Только и ошибки они совершают великие.
— Он кого-то поджидает, — заметил Дерек, отводя от лица закрывающую ему обзор ветку.
— Но как он мог назначить кому-то свидание в прошлом? — изумилась Уна.
— Он и не назначал, — ответил Демьен. — Это свидание просто было раньше. Он просто хочет его изменить…
Меж тем на мост осторожно, чтобы не поскользнуться и не наступить на длинный шлейф, поднялась женщина. Каблучки ее туфель неспешно и звонко цокали по камням, золотые волосы сверкали в свете луны, и на прекрасных губах играли перламутровые блики.
— Аргент? — произнесла женщина, останавливаясь и складывая руки так смиренно и плавно, словно была олицетворением самой кротости.
— Корнелия, — произнес Аргент, чуть поклонившись.
Встреча бывших любовников…
Наверное, Корнелия даже сейчас волновала его сердце, подумала Уна ревниво, если он решил вернуться в прошлое и что-то сказать ей… доказать… снова посмотреть на ее красоту, так больно и так глубоко ранившую его сердце. Может, в последний раз, но посмотреть.
Его черная, поблескивающая фигура стояла напротив ее — светлой, в трепещущих розовых, белых и золотых шелках, — и в этой паре олицетворением мрачного и коварного зла был он…
— Зачем ты позвал меня, Аргент? — красивым музыкальным голосом произнесла Корнелия. В каждом звуке, что вырывался из ее нежных губ, слышалось столько достоинства, гордости и высокомерия, что Уне не верилось, что этой женщине суждено превратиться в жалкую и страшную старуху, которая прикрывает свое ужасное уродство маскам. — Ты проиграл, Аргент, а я не люблю проигравших. К тому же, твоя неосторожность и глупость дорого стоили мне. Ты подверг меня опасности. Думаешь, я прощу тебя за это?
Кто знает, как складывался тот, давнишний разговор, и что говорил Аргент тогда. Уна не знала; ее сердце горело и рвалось, когда разум подсказывал, что этой женщине Аргент посвятил много пылких отчаянных слов и самых искренних слез, девушка погибала от ревности, глядя, как юный и прекрасный Аргент, только недавно надевший драгоценную техноброню, всматривается в любимые когда-то черты.
Или он до сих пор любит ее?..
Зачем он вернулся в этот день и час, зачем вернул это свидание? Зачем в мельчайших деталях помнил о нем всю жизнь, зачем хотел исправить что-то, сказать, убедить?..
— Ты? Простишь? Меня?! — насмешливо произнес Аргент, и Уна увидела на его лице знакомую ироничную усмешку. Юный Аргент еще не умел смеяться так, как смеялся великий магистр — зло, цинично, насмешливо, — но сейчас у него это получилось почти идеально. — Но в этой истории предательница — ты. Это ты научила меня напасть на короля. Это из-за тебя некромаги отняли мой дар. Мне не нужно твое прощение, коварная Корнелия.
— Так ты хочешь, — высокомерно произнесла Корнелия, смиренно опустив ресницы, — чтобы я извинилась перед тобой?
Ее хрустальный нежный голос, ее покорно опущенная золотоволосая голова, ее вид, полный ангельского смирения так не вязался с высокомерными жестокими и циничными словами, которые она говорила, что Уна не поняла, зачем Аргент вообще обвиняет ее и для чего затеял весь этот разговор.
— Конечно, нет, — произнес Аргент, снова усмехнувшись цинично и отталкивающе. Меж его бровями впервые залегла суровая складка — след многих тяжелых дум. Он протянул руку и коснулся ее точеного подбородка горячими пальцами и снова усмехнулся. — Говоришь, моего дара хватило лишь на то, чтобы припудрить и разгладить морщины на подбородке?