— Вы с ними в сговоре? — спросил сэр Эвин.
— Конечно. Именно поэтому они хотели меня зарезать, — сказала я сквозь зубы. Плечо болело от каждого шага. — Именно поэтому я лезла на стрелы, чтобы в вас не натыкали больше, чем уже успели.
— Подозрительно, — сказал сэр Эвин. Руку на меч больше не клал. Я нашла в этом успокоение: а вдруг и не заколет, и ножнами, как Мастера, не отхлещет.
Кстати о последнем.
— Мастер говорил, что на мне нет печати жизни, — сказала я осторожно. Прибавила от себя, — потому что я родилась не здесь. Наверное, потому и не замечают. Я не волшебница, видите ли. Не разбираюсь.
— Я тоже, — сказал сэр Эвин. Отвел ветки, дал мне пройти. — Ненадежное искусство. На него нельзя положиться, в отличие от клятв и доброго меча.
Красивые слова, подумала я. Всегда удивляли люди, которые говорят что-то подобное серьезно. Они в какой-то другой реальности живут? Новая порода людей, выведенная путем селекции? Чтобы умели и любили держать обещания, позабыли вероломство и просто здравый смысл, извели коварство в политиках? А с виду — такие же. Не считая того, что у Мастера острые уши, а те, кто на нас напал, походили на продукт любви людей и какого-то очень сурового животного. Узкий лоб, маленький плоский нос, челюсть…
— Вы никогда не видали, как нарушают клятвы, сэр Эвин?
Он посуровел еще больше. Бросил коротко:
— Видел.
— Разве они надежны? Про меч не могу сказать, никогда не держала в руках.
Сэр Эвин встал на секунду, оглянулся, прислушался. Я замерла тоже. Он тронулся с места — и я за ним, а потом нагнала и пошла рядом.
— Вы правы, — сказал рыцарь, погодя. — Надежда на верность клятвам — это надежда на чужое постоянство. Надежда на меч — надежда на собственные руки.
— Себе верить легче, — кивнула я. — Больше смысла.
Он усмехнулся. Понравилось? Любите девушек, с которыми можно поговорить, м-м?..
— Кто такой Эбрар? — спросила я. Нужно ловить момент, пока он убрал с лица угрюмую сосредоточенность.
— Люди называют его Эбергардтом. Великий предводитель… неужели никогда не слышали?
— Я родилась и жила далеко отсюда, — повторила я в который раз. — В этих краях совсем недавно.
— И в самом деле, далече ж вы были, если не слышали, — проговорил сэр Эвин. — Его слава гремела от Малахитового моря и до самых льдов, через все земли. Даже эльфы Весеннего края трепетали его, а уж люди!.. Нет таких гор, которые бы не пересекла его армия, нет таких долин, которые не попрали бы копыта конницы его товарищей и потомков.
— Он ведь… ну, на стороне врага? — уточнила я, чувствуя, что упускаю нить.
— Восхищаться талантами воинов и полководцев, даже если они служат врагу — дозволено и не роняет чести, — заявил сэр Эвин. — Наоборот, низко не признавать заслуги достойного только потому, что он служит чужому королю.
Да ради бога, подумала я, сколько угодно.
— И что же, теперь он… м… завоевывает все, что не завоевал раньше?
Сэр Эвин задумался, между бровями обозначилась трудная складка. Думать ему не шло.
— Скорее, отвоевывает назад то, что когда-то было его. После того, как он погиб, орки не смогли удержать завоеванных королевств.
— Так он мертв? — протянула я. — "Слуги Эбрара" — это почетное звание, что ли? Самоназвание? Как пионерская организация имени Ленина?
— Что?
Я подняла ладони, помотала головой, мол, ничего. Сэр Эвин перекинул мешок на другое плечо. Пояснил:
— Те, кто жив — воины Эбрара. Те, кто мертв — слуги Эбрара.
Понятнее не стало. Сэр Эвин, должно быть, это заметил, проговорил медленно, словно ребенку с задержкой развития:
— Вы заметили, леди, что они не умирают, если их пронзить мечом, не истекают кровью, стоят и идут, если отрубить голову? В Лесу не умирают до конца, но они так — не только в Лесу.
— Мы не можем умереть? — обрадовалась я. Так чего ж я тогда дрожала?
— Мы можем прекратить жить, — сказал сэр Эвин. — И это будет истинная смерть.
Тьфу ты. Мастер тоже говорит запутанно, но это уже за гранью. Я призналась, что ничего не понимаю. Сэр Эвин в ответ доложил, что он — тоже, что говорил Мастер-распорядитель, то он и помнит, а понимать необязательно, он не чародей, в конце концов.
Не умирают до конца… я машинально схватилась за пояс, где у меня обычно висел топорик. Я так и не добыла его назад. Тот мальчишка на холме выглядел, как живой. Словно ему еще больно.
Это было бы нечестно. Если бы — всегда больно, и даже не умереть.
— Так что, он тоже… не мертвый? Этот Эбрар.
— Его возвращали из мертвых несколько раз, — сказал сэр Эвин. — Орки говорят, что это боги слышат их моления и возвращают великого вождя, который принесет славу и избавление, люди говорят — что это нечистая магия, эльфы — что злая воля не дает ему упокоиться.
— А на самом деле?
Сэр Эвин покачал головой.
— Истины я не знаю, леди, а домыслы строить — не моя забота. Он приходит уже пятый раз, ведет армии, покоряет и уничтожает тех, кто не желает покориться. — Он помолчал, сказал трудно: — Его Величество не пожелал.
— И что делать? Что делали предыдущие разы?
— Предыдущие разы — ждали. Он рано или поздно теряет разум, и тогда орков начинают резать, — он вдруг оскалился. Мне стало страшно. — Всех, какие попадутся, на чужих землях и на своих. Воины или нет. Это называется — оставили боги. — Он засмеялся чему-то, меня пробрал мороз. Он посерьезнел, прижал повязку к руке. — Помните тех, кто напал на нас, когда вы только нас повстречали? Это слуги Эбрара. Стали не умнее животных, позабыли оружие. Они не живы давно. С поры последней битвы, когда король Кеннет Желтый сразил Эбрара, как говорили, навсегда. С тех пор, как начался Лес. А те, от которых мы бежим так позорно — не живы недавно. Видите разницу?
Я мало знаю про местные странности, но вовсе не тупая. И правда, морды похожи, только у тех лысых тварей — ну совсем уж звериные, как и повадки. То-то я заметила сходство…
— А не носил ли король Кеннет Желтый золотых доспехов? И не был ли прадедом вашего короля?
Сэр Эвин поднял брови.
— Вы знаете больше, чем показываете, леди.
— Это я недавно услышала. От Мастера.
Сэр Эвин вздохнул тяжко, словно смертельно устал. Да и устал, наверное, я еле тащусь, хотя и без мешка, и не валила одного за другим вооруженных не окончательно мертвых типов на просеке.
— Мастер много знает, — сказал он, наконец. — Он объяснит вам лучше.
Не сомневаюсь. И тут-то у меня и расколется от обилия новых знаний голова.
За беседой я не заметила, как мы зашли в ельник, настолько я привыкла уже шагать по лесу за кем-то и не думать особенно, куда именно идем — куда-нибудь да выведут. Под ногами стелился ковер иголок, стало сумрачно. Я подняла голову. Небо нависало сиреневое, подсвеченное с одного краю бледно-розовым.
— Вы хорошо объясняете, — сказала я, чтобы почесать его самолюбие. Людям нравится быть полезными. — Скажите мне еще одну вещь. Вы…
Земля ушла из-под ног, я ухнула вниз, ноги ударились в твердое, дыхание вышибло из груди, я повалилась, а на меня рухнул сэр Эвин, съездив по голове мешком. Я оглушенно пискнула, попыталась из-под него выбраться. Ткнулась ладонью в землю, в руку впилось что-то твердое. Корешок. Мы были в глубокой яме.
Над головой раздалось:
— Смотри-ка, что нам сегодня попалось, братец.
Глава 5
Главарь сидел на троне. Это был настоящий трон, резные ручки и спинка, а стоял он на возвышении, к которому вели укрытые вышарканным ковром ступени. Один из его пособников облокотился на спинку, заправил одну руку за пояс с кривым ножом. Поигрывал соломиной в зубах.
Другой вытряхивал перед главарем вещи из мешка. Главарь распинывал их сапогом целой ноги. Деревянная стояла на ковре твердо. Были его ноги в разных сапогах, деревянная — в красном, маленьком, кажется, женском. Я рассматривала, пока один из пособников не схватил меня за волосы, силой отвернул голову в сторону. Сказал: а нечего пялиться, мы счас тебе такое же организуем.
Главарь на него шикнул, пнул туфлю. Она покатилась по ступенькам прямо к ногам сэра Эвина. Тот проводил ее глазами, потом снова уставился на главаря. Ему-то смотреть разрешали.
— А кто нынче правит Рилирвеном?
Сэр Эвин буднично отвечал:
— Король Кадел Искусный.
— Ишь ты. А кто нынче правит Викерраном?
В такой манере он допрашивал рыцаря уже добрых четверть часа. Я начинала подозревать, что сэр Эвин выдумывает имена, благо, у разбойников не было под рукой ни интернета, ни летописей, чтобы проверить.
Что это разбойники, я б догадалась по одним только рожам. Но они представились.
— Никто не правит, — сказал сэр Эвин сердито. — Орки грабят. Как разграбят и сожгут, станет царствовать Эбрар. Знаете такого? Вы, сволота, от него бежали, пока другие проливали кровь.
— А я на шише вертел проливать кровь в королевской армии. И саму королевскую армию вертел, — сказал главарь и подал знак. Один из разбойников, что держали рыцаря, врезал ему под дых. Сэр Эвин согнулся, сипло кашлянул, но остался стоять.
— Трусы и дезертиры, — заключил он, — видал я таких. Война идет, а вы по лесам сидите.
— Война нас не касается, — сказал главарь. — Ты б не вякал, орочий ублюдок, а то мы ж как вспомним о своем долге, так и начнем защищать отечество от проклятого племени. С тебя ж и начнем. Вздернем захватчика на хер, а, братцы?
Разбойники загоготали согласно. Я дергала руки за спиной, но связаны они были крепко.
Называли они друг друга братцами, и я подозревала, что некоторые из них в самом деле родственники: вон тот рыжий с нагайкой, например, и другой, с рыжей бородой, который сидит на ковре около трона и пробует одежду из мешка на запах и на разрыв.
— Это вас вздернут, как и полагается с бандитами поступать, — сказал сэр Эвин. Его родители не учили не ругаться с превосходящими (и до зубов вооруженными) силами? — За ребра подвесят в назидание другим.
— Ха! — сказал тот, что жевал соломину. — А что, уже не колесуют? Этот прыщавый обмылок Кеннет все больше колесовал. Голос не переломался, усы не отросли у щенка, а туда же, закон, мол, водворить и вчинить, значит, то самое назидание.
— А как с вами, бесчестными псами, еще поступать? — сказал сэр Эвин. Рыжий врезал ему над ремнем рукоятью нагайки. Рыцарь скорчился и без звука упал на колени. Рыжий взял его за волосы, поднял голову и держал, чтобы главарю было видно лицо.
— Твоя мамка ноги перед орками раздвигала, — сказал тот, — любила, видать, шипастую елду. Так что молчал бы, сопливец.
— Моя матушка, — сказал сэр Эвин трудным голосом, — была благочестивой женщиной.
— Хрена с два, — сказал главарь, повернулся, наконец, ко мне. Я сжалась. — Но не будем выражаться при мазели. Мы ж не варвары.
— Я это ценю, милостивые государи, — сказала я, улыбаясь как можно искреннее.
— Вот, слыхали? — обвел главарь взглядом своих подельников. — Говорил я вам: не забывайте, паскуды, вежество, пригодится. А что, мазель, вы делаете в лесу с этим мурлом? — он кивнул на сэра Эвина, который был весь пятнистый от нехорошего румянца. — Не слыхали, что ли, что здесь опасно?
— Мы бежали от более опасных сил, милостивый государь, — сказала я. Разбойник с соломиной оттолкнулся от трона, сошел по ступеням, на ходу вытаскивая из-за пояса нож. Меня держали, не дали попятиться. Разбойник зашел за спину, я почувствовала, как дергаются на запястьях веревки — и опадают. Кровь устремилась в кисти, я сжала зубы, чтобы не застонать, растерла.
— Благодарю, милостивые государи.
Главарь усмехнулся.
— Видите, мазель, мы никакие не звери, а очень даже к вам расположены. Так и вы ведите себя, как в гостях, отблагодарите за милость. Вы целы, потому что я того хочу. Сделайте, чтобы хотел и впредь.
Разбойник показал мне кривой нож. Я сглотнула, закивала.
— Вот и хорошо, — удовлетворился главарь, встал, скрипнув деревянной ногой. Сошел по ступеням. Я ждала, что он оступится, упадет носом о каменный пол и расшибется к чертям, но он, видно, привык ходить по этому ковру. Подошел. Вблизи он оказался моложе, чем я думала, его старила неровная бородка и нечесаные волосы.
Он поклонился. Разбойник, который держал сэра Эвина за волосы, надавил, пригнул рыцаря к полу. Я не знала, что делать, кланяться ли в ответ, на всякий случай легко склонила голову. Дала руку, когда главарь протянул ладонь: так, как давала королева для поцелуя, здесь так делают все дамы. Главарь поцеловал. Я стиснула руки, чтобы не вытереть о платье, когда он закончил с лобызанием.
Он рявкнул:
— Швец, мать твою, не стой, как пень, представь меня мазели. Чтоб по правилам.
Швецом оказался тот, что с соломиной во рту. Нож он уже сунул обратно за пояс, и теперь, ухмыляясь, изобразил поклон тоже.
— Тот, кого вы имеете честь лицезреть, это сам Марх Мэлор, старший брат из братии Тихого леса, да будет вам известно. Кто говорит, что видал Марха Мэлора — брешет, скорей всего, мало кто видал и выходил живым и при своих деньгах.
Не выглядит он старшим. Старший — это вот тот рыжебородый, который привалился к трону и, кажется, дремлет.
— Цыц, — сказал главарь. — Не пугай мазель. Мы добрые люди, которые живут, как умеют, и кто посмеет нас за это осудить? Даже Четверо пока не осудили, а вовсе даже наградили.
Сэр Эвин издал сиплый смешок. Его пнули по почкам.
— Рада составить знакомство, — сказала я светски, надеясь, что он не полезет лобызать руку снова. Не полез, а только пихнул Швеца в плечо. Тот кашлянул, ткнул в меня пальцем.
— А вы кто будете?
Я в нерешительности, кому именно нужно представляться, сказала, глядя на него и главаря попеременно:
— Меня зовут София, я очень издалека, путешествовала по здешним прелестным местам, пока путь нам не пересекли недружественные отряды. Мы бежали в лес, чтобы скрыться от них. Мой дорогой страж, — я кивнула на сэра Эвина, — которого приставил ко мне папенька, сражался храбро, но их было больше.
— А кто папенька-то будет? — спросил бородач, открыв один глаз.
— Ученый, — сказала я и тут же спохватилась: я же благородная леди, а интеллигенция тут вряд ли автоматически получает титул. — Дворянин, но занимается наукой. Исследует наследие… прошлых времен и древних народов.
— Богат? — спросил бородач.
— Богат, — соврала я. — Наш род древний и знатный, и папеньку очень ценят в определенных кругах. Так что, если вы попросите, выкуп за меня будет внушительный, я единственная дочь в семье, родные ничего не пожалеют.
— Это хорошо, — сказал Марх Мэлор, пальцем ткнул мне под подбородок, придержал, разглядывая лицо и нехорошо ухмыляясь. — Только мы не просим. Мы выдвигаем требования. Их принимают. Обычно. Если не дураки.
— Папенька будет так рад увидеть меня в целости, — залепетала я быстро, — что ничего не пожалеет. И моего дорого стража, конечно. Его жизнь мы тоже очень ценим. И целостность.
— Это мы поглядим, — сказал Швец.
— Поглядим, — сказал главарь. — Что-то больно борзый для охранника, я думал, рыцарь. Много их тут было, странствующих рыцарей. Приезжали избавить землю от нашей гнуси. Мы закапывать замучились. — Он махнул рукой. — Уберите его и заприте. Не убейте только. А мазель пожалуйте со мной. Квинт, вина нам.
— Ты это, — сказал Швец негромко, тронув его за плечо. — Ты это… не жилься. Нам оставь.
Кивнул на меня. Я сдержала дрожь.
Сэра Эвина подняли на ноги и поволокли. Разбойники потянулись к трону, стали подбирать и делить мои вещи. Я одернула платье и пошла за Мархом Мэлором, потому что из-под его куртки показывался здоровенный клинок, и он его нетерпеливо трогал. А оружие, как известно — очень убедительный аргумент.
Мы шли длинными коридорами, поднялись по лестнице, вышли на галерейку, внизу я увидела темный холл, в который нас ввели через парадную дверь. Холл был грязный, у стен валялись кучи разномастного добра, пахло пылью и старьем. Потом нас провели в тронный зал, а теперь мы шли по верхнему этажу, и я думала, что будет, если перемахнуть через перила галерейки. Ноги переломаю или шею сверну, какой уж тут побег.