— Бытует мнение, что боевой маг может выйти против армии и победить.
— Ну, это несправедливо. Вы ведь Мастер фейерверков.
— Да, — сказал он с непонятным выражением. — Я всего лишь Мастер фейерверков.
Он долго молчал, то ли задумался, то ли уснул, сидел неподвижно, один раз только повел плечами, когда я растерла ушиб поперек хребта.
— Были б там орки, — проговорил он невнятно. — Но там не только орки. Там кое-что похуже.
— Что?
— Там их любимый генерал, — выговорил Мастер едва слышно. Голова его клонилась на грудь, и я решила его не тормошить. Закрыла флакон, обернула платком, который по краям превращался уже обратно в тряпку.
— Вставайте-ка и пойдем, — сказала я, подала руку.
— Вы очень любезны, леди, — проговорил Мастер, с кряхтением встал. Разогнуться он не мог, так что был сейчас ниже меня ростом. — Я непозволительно много болтал. Вы отчего-то вызываете такое желание.
— Умею и люблю слушать.
— Это редкий талант, — сказал Мастер. Я дала ему локоть, и мы потихоньку пошли. — Благородный и щедрый.
Я поцеловала его в висок рядом с острым ухом. Мастер споткнулся, уставился на меня, потом, словно что-то про себя решив, прикрыл глаза, медленно кивнул. Улыбнулся на одну сторону, хотя было явно больно.
— Не думайте об Эвине дурно, — сказал он снова, когда запахло теплом.
Кто сказал, что я вообще о нем думаю, хмыкнула я про себя.
Сэр Эвин сидел у кострища и стругал палочку. Стружки падали на угли, занимались и быстро таяли. Мастер завернулся в плащ и спрятался на своем месте за сумками, а мне к своим простыням предстояло пройти мимо рыцаря. Он сверлил меня взглядом, и я готовилась было слать его к черту (соблюдая правила этикета, конечно), если станет предъявлять претензии.
Сэр Эвин подобрал длинные ноги, давая мне пройти, сказал совсем тихо:
— Благодарю вас.
Я почувствовала, что краснею, и это было еще более неловко, потому что я не поняла, отчего. Буркнула "всегда пожалуйста", юркнула на место.
Если состав выдохся, то каков он был только что сваренный? Утром, при свете солнца, Мастер выглядел далеко не так страшно, как ночью, хотя должно быть наоборот. Если не приглядываться, то почти и незаметно. Особенно если волосы зачесать эдак… Мастер подобной чушью, конечно, не занимался, и все всё увидели, но слова ему никто не сказал. С сэром Эвином они перебрасывались невинными фразами и даже шутили. Вот и пойми этих мужчин. Я шла слева от коня и королевы, Полла шла справа, а эти двое впереди. Сэр Эвин нашел куст с ягодами, оборвал, но дамам не предложил, заявив, что прекрасный пол должен беречь себя, а сильный — проводить на себе все испытания. Ягоды они сжевали с Мастером на пару, и я, слушая урчание в желудке, мстительно размышляла, какие они будут зеленые, когда их от даров природы неостановимо пронесет.
Мы перешли просеку и начали углубляться в лес, когда конь под королевой забеспокоился, запрядал ушами. Сэр Эвин взял его под уздцы, приговаривал ласковое, а сам оглядывался, напружиненный. Мастер замер на месте, и я могла поклясться, что уши у него тоже шевелятся. Он сказал напряженным голосом:
— Назад.
Я послушалась без вопросов, а остальные торчали на месте, даже сам Мастер, пока королева не махнула рукой. Мы вывалились назад на просеку, когда со всех сторон, из леса, из-за орешника на нас посыпались вооруженные люди.
То есть я только поначалу приняла их за людей.
Я сжала топорик, подвинула Поллу к себе за спину и под ее визг изобразила боевую стойку. Черт, черт, черт, дьявольщина и все проклятья, я только кусты рубить способна, а тут…
Они надвигались со всех сторон, черные доспехи, глухие шлемы с шипами. Изорванные белые накидки в бурых пятнах. Мы отступали, потом Полла встала, как вкопанная, я наткнулась на нее, обернулась: сзади нас подпирал с десяток таких же. Я быстро вытерла потные ладони о платье, сжала рукоять топорика.
Подумала глупо, что на следующем дне рождения Маришки я теперь точно не побываю.
Конь скакнул черным демоном, встал на дыбы, ударил копытами, королева протянула руку, вздернула Поллу к себе в седло. Сэр Эвин тут же снес голову одному, в полете с нее слетел шлем, она рухнула, а сэр Эвин уже принял чужую алебарду на клинок. Я подбежала к одному из сшибленных конем, обмирая от ужаса, врубила топорик в сочленение доспехов на локте, отпрыгнула, заозиралась. Казалось, что наступают со всех сторон и сейчас ткнут в бок острым железом, но сэр Эвин успешно теснил нападающих с одного фланга, конь, большой и страшный, как извергающийся вулкан, раздавал подковами, Полла верещала, цепляясь за королеву, а та дергала поводья, косы мотались, как толстые змеи, а в руке сверкал меч. Я старалась держаться между ними. Нападающие, к счастью, ко мне не лезли, и я успевала выдать по удару в шлем или наплечник всем, кто нападал на сэра Эвина и оставался без оружия, потому что рыцарь умел его ловко выбить.
Мастера не было видно.
И только я успела подумать это, как грохнуло, и его голосом раздалось гулкое, словно гром:
— На землю!
Я упала ничком, как на физкультуре "упор лежа принять", а надо мной, подпалив волосы, жахнула волна огня. Я вжалась лбом в траву, чувствовала, как кожа на спине натягивается от жара. Еще немного — и вспыхнет одежда. Я с ужасом ждала этого, но жар уходил, и больше пока ничего не было слышно, кроме треска. Я подняла голову.
На меня двигался воин в горящем плаще. Под доспехами его шипело, тошно тянуло гарью, как от пригоревшего к сковородке куска колбасы. Я подхватилась, выставив перед собою топорик, оглянулась. Нападающие торчали, как штандарты с горящими флагами, накидки и плащи полыхали на них, у кого-то валил дым из забрала. Они качнулись все разом, очухались и пошли.
А из орешника выходили новые.
Я нашла глазами Мастера и королеву, к ним тоже подступали, и Мастер снова складывал руки сложным образом. Было ему не до нас с сэром Эвином, который отбивал уже удары, стоял твердо, не сдавал ни пяди земли с подпаленной травой. Воин в обугленном прошел мимо меня, занес кривой меч, метя сэру Эвину в голову сбоку. Я размахнулась, врубила топорик ему в руку, на меня пахнуло жаром, я толкнула его, обожглась об доспехи, еле увернулась от неловкого, как вслепую, выпада. Сердце прыгало, запах гари забивал ноздри, я кашляла и пятилась, обходила нападавших, которые валили на сэра Эвина все скопом. А из орешника шли новые. Целая армия.
Я вскрикнула, когда рядом с моей ногой вонзилась стрела. Сэр Эвин что-то крикнул, ударил одного перчаткой сбоку в шлем, другого пнул в бедро и повалил, третьему отсек руку с клинком. Снова крикнул, бешено вытаращив на меня глаза, махнул рукой. В него летели стрелы, я, пригибаясь, отшатнулась в сторону, а сэр Эвин перекатился, на секунду пропав в подпаленной траве, снова махнул. Я оглянулась. Он показывал на стрелков, которые стояли за кустами и шили оттуда. И что он от меня…
Стрела вонзилась сэру Эвину в руку, другая чиркнула по ноге, одну он поймал ножнами, ими же отбил разящий меч. Я, скуля от страха, по широкой дуге припустила к стрелкам, спотыкаясь на травяных кочках. Стрелки меня не видели. Я подобралась совсем близко, задержала дыхание, занесла топорик и со всей силы опустила одному на плечо. Он выронил лук, его товарищи тут же зарыскали наконечниками стрел, скрипя натянутыми тетивами, искали цель, но не находили. Я сидела под кустом, хватала ртом воздух. Топорик так и засел в плече стрелка, я не успела его выдернуть, а теперь… я металась глазами вокруг себя, заметила на траве шевелящееся тело с подрубленными ногами. Воин цеплялся нагрудником за кочки и тащил себя в сторону сэра Эвина, наверное, им же и обездвиженный в самом начале. Я сжала зубы, подползла к нему, встала, ударила подошвой по руке с клинком, еще и еще раз, вырвала оружие из размозженных пальцев, подкралась к стрелкам. Перерубила тетиву одному, быстро обежала куст, пока они выхватывали оружие, обошла с другой стороны, подобралась к другому со спины, ударила, хотела перерубить лук, но клинок скользнул по костяной рукояти, пальцы с жутким стуком посыпались на землю. Со спины рубанули широко, плечо у меня резануло болью, я упала на траву, быстро поползла, откатилась. Стрелки стояли теперь, ощетинившись клинками, и к ним было не подойти. Я коснулась плеча, увидела свою кровь на ладони, кашлянула от подступившей дурноты.
Меня вздернули на ноги резко и грубо. Я закричала, ткнула клинком наугад, его вырвало из рук. Сэр Эвин дернул меня за собой, поволок.
— Уже… все?
— Не все, леди, — бросил он. Я затрепыхалась, попыталась вырвать руку у него из хватки, не преуспела. Он бегом тащил меня к лесу. Я оглянулась. Стрелки, у которых остались луки, взяли прицел. Оттуда, где я в последний раз видела королеву и Мастера, наступал еще отряд. Страх подкатил к горлу, ноги подломились, я споткнулась. Сэр Эвин снова дернул меня, выпихнул вперед себя, чуть не швырнул в тень деревьев. Я затормозила, встала, боясь, что оттуда сейчас выйдут такие же страшные, и на сей раз точно меня заметят и убьют и не почешутся. Что им от меня надо… от нас…
Сэр Эвин пихнул меня в спину, я чуть не полетела носом вперед. Спохватилась, оглянулась. Мешок лежал там, где я его бросила. Я вывернулась у рыцаря из-под руки, бросилась к нему, подхватила и тут уж с чистой совестью побежала за сэром Эвином. Правду сказать — он не бежал, а просто широко торопливо шагал, но с его ростом так и выходило, что мне приходилось бежать, чтобы успевать.
— А королева… как же?.. — выговорила я на бегу сипло.
— Ее Величество отступили, — бросил сэр Эвин, — и мы поступим соответственно.
Ушли. Хорошо. Я, наконец, пристроила мешок за плечами привычно, и бежать стало легче, хотя ноги дрожали. И все дрожало. Я чувствовала, что сейчас упаду, но позади были они, страшные, черные, не умирающие, и кровь не текла из ран. Я стонала вполголоса и бежала за сэром Эвином. Он двигался, как пушечное ядро, за ним в кустах оставалась просека. Я уже ничего не видела вокруг, а только его спину, но спина вела меня в обход деревьев и ухабов, и я следовала.
Когда сэр Эвин остановился, я вынула руки из лямок, позволила мешку скатиться со спины, упала на четвереньки и только дышала. Кашляла и дрожала. Страх начал меня настигать, и боль словно отмерла после заморозки, плечо занялось. Я села на мох, схватилась выше раны. Сэр Эвин прислонился к дереву и тоже дышал тяжело. Из руки торчало обрубленное древко, и там и тут в одежде виднелись прорехи, и снова показывались звенья кольчуги, кожа и исподнее. Как после той схватки с тварями.
Сэр Эвин закрыл глаза на секунду, и я испугалась, что он сейчас повалится, а я не смогу его поднять, и тем более не утащу на себе. Он не Мастер.
А все склянки с заживляющим — у Мастера и в седельных сумках.
— Очень… болит? — спросила я. Голос скрипел, как дешевое офисное кресло.
— Пустяки, — сказал сэр Эвин, стянул перчатку, потер челюсть.
Я нервно засмеялась. Рыцарь бросил на меня быстрый взгляд, уставился между деревьев. Сказал:
— Нужно двигаться. Возможно, они за нами последуют. Лес может защитить Ее Величество, но не оборонит нас.
Я как сидела, так и не поднималась, пока сэр Эвин не предложил руку. Встала с трудом. Ноги были ватные. Мы пошли, и хотя сэр Эвин взвалил мешок себе на плечи, переставлять ноги было тяжело.
— Что значит — Лес может защитить? — спросила я, чтобы отвлечься. В беседах не замечаешь, сколько прошел километров, даже если ноги потом отвалятся.
— Это земля королевы Рихензы и ее предков. Земля всегда знает своего короля, потому что король назначен Четверыми наместником над территориями, а все в мире чтит волю Четверых. Лес… — сэр Эвин хмуро оглянулся, помолчал, подбирая слова. — Лес живой. Он тем более должен узнавать королевскую кровь и почитать высшую волю.
Я хотела спросить "чего-чего?", но подобрала более приличный (хотя и менее точный) вариант:
— Что значит — лес живой?
Вспомнились здания, разваленные деревьями изнутри, наполненные, оплетенные растительностью. Словно лес накинулся и разметал, раздавил чуждое себе.
— Не знаю, — сказал сэр Эвин, и я сдержала вздох разочарования. — Мастер-распорядитель говорил так. Что Лес породило заклятье, и Лес живой. Не как жив обычный лес, а как-то по-другому. Леди, я не чародей. Мастер-распорядитель рассказывал Его Величеству, а я слушал. Это все не на мой ум.
Я поглядывала на него и вдруг заметила, что профиль у него мужественный, но не по-звериному мужественный, а так, в самый раз. Ух, какой. Меч на поясе, наконечник в руке — а умеет сказать "не на мой ум". Редко кто из мужчин это может. Знак того, что в черепушке что-то есть, не только рыцарский кодекс и приемы боя.
Сердце вновь спешило, и я гадала, только ли из-за того, что идем торопливо. Ух, какой.
— Сэр Эвин, — выговорила я, преодолевая смущение: имя звучало непривычно и неловко, — давайте сделаем привал. Вы теряете кровь. Да и я…
— Пустяки, — сказал он, потом все же остановился, спустил с плеч мешок. Я, морщась от боли в руке, зарылась: самая чистая тряпочка была та, в которую я завернула серьги. Флягу, к счастью, тоже носила я, вчера утром туда капнули настойки, чтобы пить было приятнее и безопаснее, поэтому сегодня я не побоялась полить прямо на рану, шипя, протереть вокруг. Не рана, так, царапина, но все равно больно!
Я устыдилась этих мыслей, потому что сэр Эвин тем временем буднично разрезал рукав ножом, оборвал, обнажил руку, из которой страшно торчало древко и край наконечника. Я, борясь с тошнотой, попросила его сесть. Это не ссадины и разбитый нос утешать, это тащить из плоти инородный предмет.
Сэр Эвин садиться отказался, подставил мне нож, я полила на него, рыцарь расширил рану острием, вывернул руку, взялся зубами за обломок древка. Дернул с рычанием. Я вздрогнула. Сэр Эвин плюнул наконечник под ноги, подставил руку. Я полила, чуть не расплескав все: напал тремор. Потянулась перевязать. У меня почти уже не текло, а тут вон что… Сэр Эвин перевязать мне не дал, но тряпочку забрал, погонял во рту слюну, влажно лизнул рану. Поморщился, лизнул снова, и уж тогда принялся наматывать ткань. Я помогла, завязала узелок. Сказала с тряским смешком:
— Забавно вы… первую помощь оказываете. Помогает?
— Это вы напомнили мне, леди, — сказал сэр Эвин. — В армии Его Величества, если рядом не было целителя, прижигали. А родичи как делали — промывать и применять телесные жидкости, чтобы не гнило. Люди так не могут, я и позабыл…
— Ваши родичи?
Сэр Эвин насупился, на лицо словно наползла серая туча. Он оттолкнулся от дерева, наклонился надо мной. Я попыталась отползти по мху.
— Родичи с другой стороны, — сказал он, словно это должно было что-то прояснять. Опустился передо мною на колено, взял за локоть — я словно в клещи попала. Он спросил: — Вы позволите? Это поможет.
Я, обмирая внутри, кивнула. Это не может быть хуже, чем прижигание.
Сэр Эвин поднял мой локоть, наклонился к коже, я зачарованно следила, как он касается у раны губами, проводит языком. Обожгло, как горячей водой, я дернулась, но сэр Эвин держал крепко.
По телу прошла сладкая дрожь, я вспомнила не хватать воздух, а дышать носом. Волосы его щекотали по плечу, от слюны по ране щипало, но пробирало меня больше не от этого ощущения, — как антисептиком по свежеразодранному, — а от дыхания, влажных губ, от того, что он так близко.
Когда сэр Эвин меня отпустил, я отвернулась: лицо горело.
— Пойдемте, леди. — Он встал, придержав меч у бедра. — Враги все еще могут нас нагнать.
Я поднялась тоже, долго перешнуровывала ботинки, чтобы успел сойти румянец. Ух! И, главное, не люблю такой тип, их сложно долго выдерживать, но черт побери, как иногда тянет! Поглядывать томно и изгибать стан (главное, чтобы был — стан, а не спрятанные под здоровым жирком прямые и косые мышцы живота), давать себя спасать, а потом падать в объятия. В мускулистые руки с суровой мозолью от многолетних занятий с мечом. Чтобы я такая: ах! А он такой: моя леди. Бархатным глубоким голосом.
Голос у сэра Эвина был неприятный, с песком, когда он сказал:
— Вы невидимы для слуг Эбрара.
Я пожала плечами и продолжила думать о сильных руках, длинных ногах и том, как он должен смотреться в тонкой рубашке и легких штанах, когда партнер по тренировке на него нападает, а сэр Эвин ловко парирует, звенят клинки, играют мышцы, глаза сверкают, потому что человеку дай только в руки оружие, сразу глаза живые, потому что можно идти убивать себе подобных, а этого всегда очень хочется. Негуманно, но как красит некоторых мужчин, да и женщин! Визуально, напомнила я себе. Взглянула искоса.