Но мои догадки не подтвердились, и уже через минуту она появилась в поле моего зрения. Она шла, так же как и в первый раз, но в каждом шаге читалось отчаянье, желание сорваться с места и бежать неведомо куда. Она сдержалась. Проделала этот долгий путь ко мне и встала рядом, ожидая моего решения.
Он нее разило паникой. Я только отмахнулся, сажая ее в лодку. Пройдет. Она расслабиться и откроется. Все открываться и она не исключение. Пара подарков, красивые слова, бессонные ночи и эта жемчужина будет моей. Да… Жемчужина.
Она стояла у самого краешка борта и с вселенской печалью смотрела вниз, заглядывая в самую глубину темных вод. Мне даже показалось, что она хочет прыгнуть, но я прогнал эту мысль, не прекращая неотрывно следить за ней.
Когда мы приплыли на Морши, я нетерпеливо тащил ее к алтарю. Потом полюбуется. Весь ритуал я сжимал ее холодные пальчики, потому как она испугалась сильного ветра, и ее испуганные глаза царапнули мою душу. И с иронией я заметил, как нашу с Викторией ленту потрепало за последний год. Она распущенными нитками трепыхалась на ветру, намотавшись на ветку. Как и наш брак. Заранее продуманное мероприятие. Боги не любят договорных браков, не благословляют их и сейчас показывали мне, как выглядит наш брак со стороны. Как та самая жалкая подранная ленточка.
Когда друид ушел я понял что девушка в панике, оказавшись привязанной ко мне. По груди разливалось теплое как хант удовлетворение. Хотелось сдернуть с нее фату, зарыться в волосы и наконец, попробовать, притянув к себе. Чем я и занялся, медленно, словно мучая себя самого стягивая с нее белое полотно. Хотелось продлить это удовольствие, растянуть время перед встречей с той, кто срывалась за всеми этими одеждами.
Белая. Даже нет, не так. Белоснежная! Ее волосы светились неестественным свечением, отражая свет от тусклого солнца, что почти не радовало нас в эти дни, прячась за серыми тучами.
Она подняла на меня черные глаза, и я сказал что-то не членораздельное, завороженно пялясь в ее лицо. Я должен был, должен был узнать какие эти губы на вкус, запустить пальцы в ее белоснежные волосы и притянуть к себе, пометить, искусать. Что я и сделал.
С наслаждением впивался в ее губы. Вдыхая носом ускользающий, но ощущаемый аромат лунного цветка, который окружил девочку в моих руках. Нужно ее отпустить. В штанах шевельнулся нетерпеливый член, как и я, пьянея от ее запаха. Оторвал от себя, смотрит растеряно, сказал еще какую то ерунду. Еще щеки покраснели, а глаза смущенно смотрят в землю. Что я сказал? Боги, ничего не помню.
Как до острова добрались, вспоминаю отрывками, только что девочка все время была рядом, вынужденно прижавшись и недовольно сопела, когда я пересадил ее вперед, вынудив прижаться еще сильнее, а сам тайно вдыхал ее запах, закатывая глаза как влюбленная девица. Совсем сдурел на старости лет. Ну ничего, разложу ее на кровати и пару раз почему территорию. И наваждение пройдет.
Поцелуй Виктории на причале немного отрезвил и заставил прийти в себя. Змея жалась ко мне, обхватывая руками торс, и занимала все место собой, не позволяя притянуть жемчужину, чтобы показать всем, что она моя. Ничего, ничего. Придет время. Сегодня она станет моей, а скоро Виктория отчалит к своему папаше.
Зал был наряжен в нашем духе, щиты, ленты, мечи. Но Аорелия понуро сидела рядом. Не поднимая головы. Ее белые волосы упали на грудь и прикрывали виски, на которых была серая блестящая краска, которая так ей шла. Виктория шла в атаку. Она не давала мне ни секунды покоя, постоянно о чем то, спрашивая, как будто ей есть до этого дело. Раздражает. Хочется повернуть голову в сторону новоиспеченной ирли, но что-то мешает. Оно сомнением царапает меня, не давай больше духа, чтобы, наконец, заговорить с ней, вывести ее из этого транса.
Когда объявляю бои, с удивлением вижу в числе добровольцев Ирлинга. Он одет, так же как и все, его тело, увитое вбитыми под кожу рисунками, совсем не смущает мою маленькую жемчужину, она с любопытством и интересом разглядывает его, как и он ее. Черт! Почему так хочет дать ему в рожу, который раз за последнее время? Не хотелось поднимать этот разговор вслух, не было желания показывать свою слабость, но видимо выхода нет. Позже обязательно выскажу другу все что думаю, и возможно все-таки двину. Просто что бы стало легче дышать.
Он выиграл! Каков гад. Доволен собой, светиться весь и смотрит на нее, съедает глазами, но не так как обычно. Ласково, что ли… Не видел его таким. Влюбился? Не может быть! Только не в нее!
Просит ночь с ней. Как землю из-под ног выбили, одним мощным ударом ноги, распластывая меня по земле. Хочется прямо сейчас броситься бить его недобитую рожу, утаптывая соперника в пол. По залу разнёсся смех. Жемчужинка смеялась, подрагивая плечами, и прикрывала красивый рот ладонью. Она смеялась потому, что капитану удалось выкрасть ее и забрать первую ночь? Она счастлива. Значит, у них все же что-то было. Черт!
Она отчитывает нас обоих как малых детей, ее кудряшки подрагивают, когда она переводил глаза с одного на другого, и я замечаю в них что-то, что ускользает из-под моих глаз укрытых яростью, когда она начинает тянуть браслет, чтобы уйти.
Хочется наказать ее, показать ей кто сильнее, дать понять раз и навсегда что капитан и любой другой мужчина больше никогда к ней не прикоснется. Только моя. Моя игрушка, красивая и хрупкая, но безвольная и пора уже показать ей, зачем она здесь.
Я тащил ее как разыгравшийся зверь в свою берлогу, перехватывал, специально трепал, чтобы она не успевала привыкнуть, не расслаблялась, боялась, в конце концов.
Удумала отчитывать меня как юнца, на глазах у моих людей. Неприятно было то, что они восприняли ее слова в серьез. Они осуждали. Каждый проводил меня несогласным, упрекающим взглядом.
Бросил ее на постель падая сверху, нес какую то ревнивую ерунду про нее и Ирлинга, сгораемый желанием доказать ей что я лучше. Убедить ее, что капитану до меня далеко, пометить, внушить, что она принадлежит мне. Рвал на ней одежду, а она даже не пикнула, молчит, сжимает губы, дрожит, глаза свои черные закрыла и сжала веки. Но разве это препятствие? Сухая…
Это больно ударило по гордости, и я плюнул на ласки. Слишком хотел ее, так что глаза туманом застило. Приставил уже подрагивающий от нетерпения член к ее лону, немного смочил слюной. Ничего, скоро помокреет, ни одна подо мной не смогла не получить удовольствие. Так или иначе, но кончали. И эта кончит. Сладкая, хоть и шлюха. А жаль, я себе уже всякой ерунды напридумывал, но может и к лучшему. Мне проще быть одному.
Толкнулся с силой, злостью, что накопилась за эти дни, а она закричала. Так пронзительно, честно. Не такого я ожидал в своей постели. Сжала меня, тесная такая, подрагивает все. Двинулся раз, два. Она вся трясется, на ресницах влага выступила.
Что-то не так.
Просунул руку, задел нежную шёлковую кожу и погладил пальцами. Демон! Такая узка аж больно! На пальцах была кровь.
Меня как холодной водой облили, даже дружок между ног пыл поумерил и немного потерял в размерах, позволяя вынуть себя из девочки.
Что я наделал?…
Она лежала передо мной в обрывках подвенечного платья испачканного кровь, закрыла лицо руками, как только браслет вспыхнул и отделился от моего. Осмотрел ее сверху вниз. Невинная. Каждый жест, каждый всхлип и то, как прячет от меня глаза. Ей страшно представить, что все что произошло, было реальностью.
Я был слепо отравлен своей уверенностью в том, что она не может быть честна. Все они шлюхи и лгуньи, все заставляли меня смеяться над нелепыми попытками меня обмануть. Но она….
Помню, как опустился ниже, хотел помочь снять боль, даже магию призвал, которой не пользовался уж много лет и кончиками пальцев коснулся маленькой окровавленной щелки с разбухшими розовыми складочками. Она пыталась свести ноги, но я плавно, аккуратно разводил их в стороны, понимая, что возможно это последний момент, когда она сможет мне доверять. Я растоптал то, из чего могло было бы вырасти крепкое дерево и настолько жестоко, что теперь она не сможет доверять никому. И бесконечно об этом жалел, что однозначно разнилось с моими планами.
— Уходи, прошу. — Прошептала так отчаянно, что слова о своей помощи проглотил не запивая. Встал и сразу побежал за Рарией, чтобы притащить лекарку, и сделать все возможное, чтобы хотя бы физическую боль можно было снять.
С моральной я разберусь.
Я сразу же принял и признал свою вину. Моя ошибка, катастрофическая и моя. Ужасное сочетание.
Я укачивал ее в своих руках, пока Рария снимала отек и воспаления, залечивала ранки и трещинки которые Я, именно Я оставил на жемчужинке своей не своевременной страстью. Она вздрагивала в моих руках, но я видел, как от усталости ее взгляд становиться все боле потерянным, расфокусированным и наконец, понял, что увидел тогда в главном зале, что ускользнуло от моего внимания, и я предпочел об этом забыть. Усталость. Я только сейчас понял, что бледность ее лица не естественна, под глазами круги на которые я не обратил внимания, пропадая в черных отблесках радужки. Она просто устала. У нее было тяжелое плаванье, первое в жизни, ее забрали из дома и привезли незнакомцу почти как сувенир. Она все время боялась, и этот страх собирал в ней такое напряжение, которое вполне возможно дробило ее изнутри. Усталость и страх — причины ее смеха тогда. Ни желание меня задеть, отчитать как мальчишку, пытаясь унизить, просто срыв. А я…
Когда она уснула, я достал самую крепкую наливку что нашел в своей спальне и, опустившись в кресло, медленно пил прямо из бутылки, проклиная себя и смотря на белую, хрупкую девушку в своей постели. Она была так к месту. Она смотрелась идеально. Только вот я, похоже, чертовски напортачил и теперь придется все переигрывать.
Я много выпил. Настолько много что позволил капитану сидеть со мной и с ней в одной комнате. Мы поговорили. Она действительно пришлась ему по вкусу. Я видел, как полыхнули его глаза, когда он понял, что девочка уже побывала подо мной, и все кончилось не так красиво как могло. Он хотел мне двинуть и я… Расслабился. Пусть он даст мне в морду, я заслужил. Жемчужинка вряд ли смогла бы отомстить за себя, а как хотя бы на душе легче. Я даже нашел в комоде подарок, что прикупил для Виктории, чтобы занять ее в какой-нибудь крайне вынужденный вечер, чтобы отвлечь, и она отстала, любуясь игрушкой. Но Аорелии он подойдет больше. Определенно.
Когда она очнулась, я увидел, как испуганно дрогнули ресницы, стоило ей встретиться взглядом с капитаном. Она определенно была не дура и, сложив все факты как простой пример, поняла, что ее первый раз спровоцирован благодаря капитану. А сейчас она не понимала, почему и он здесь, ровно до тех пор, пока ее черные глаза не остановились на мне. Ужас. Я увидел в них примерно тот же первобытный ужас, который отпечатком остался в моей памяти с последней войны. Она точно так же не отрывала от меня взгляд, словно я та самая смерть, что заберет ее душу.
Говорил о том, что я для нее чудовище и видел подтверждение своих слов. Именно так она видела меня сегодня, и именно так будет видеть завтра. А эта сцена с браслетом вообще вывела меня из себя! Она бросила мне его обратно, заявив, что это откуп! И да! Это был откуп! Но женщины не должны говорить об этом вслух! Они должны смиренно принимать подарки и носить их, забыв обо всех проблемах. Но не эта. Ей не нужны были мои подарки, не нужно было мое внимание. Она просто хотела, чтобы я ушел. Нагрубил ей обессиленно. На сегодня все эмоции из меня выжиты. А она показала зубы! Испуганная, без сил она нагрубила мне в ответ, скаля свои маленькие жемчужные зубки.
Хотел двинуть по спинке кровати, но капитан, отчего тот решил, что я хочу ударить ее, и бросился между нами. Идиот. Придурок. Болван. Кретин. Он одним своим идиотским выпадом заставил ее думать, что я еще большее чудовище, чем она представляла. Не хотел ничего доказывать. Не сегодня. Может и пусть с ней побудет Ирлинг, он успокаивающе на женщин действует. Особенно после обещания размозжить ему череп, если узнаю еще хоть об одном поползновении. У нас договор, и согласно ему ирли теперь только моя, и Ирлинг может идти морем, если хочет сказать что-то против.
Развернулся и хлопнул дверью так сильно, что даже рука заныла. Не смог пойти в другую спальню. Сел на пол и закрыл глаза. Через десять минут встревоженный Ирлинг рысью выскочил из комнаты с криком «Рария!» и я струхнул. Все завертелось в один непереносимый хоровод. Рария, ожидание у двери, Ирлинга вновь выгнали, опять ожидание, только теперь вдвоем. Через какое то время лекарка вышла и я помню, что испытал тогда, когда она говорила о том, что есть риск здоровью. Что я порвал ее где-то слишком сильно и теперь ей очень больно и трогать ее нельзя, нервировать тоже, она выразительно посмотрела на нас двоих и ушла. Она не оставила нам выбора.
Глава 27
И вновь Торунн
По словам Рарии все заживало. В ее присутствии жемчужина чувствовала себя комфортно и девушки проводили много времени вместе. Я не волновался. Рария хорошая дочь своих родителей и если Аорелии с ней легче то пусть. Я не мог исчезнуть до конца и продолжал хвостом волочиться за лекаркой, каждый раз, когда она покидала ее комнату, пытаясь получить ответы. Я пытался отвлечься, занимался делами, даже один раз решил сходить к Виктории, снять напряжение, которая в последнее время затихла, но, не дойдя до ее спальни нескольких шагов, развернулся и пошел обратно. Мерзко. Теперь все мысли занимала только жемчужина. А она не выходила из комнаты, прячась.
Не мог больше ждать, купил подарок специально для нее, представляя, как будет красиво лежать цепочка в ее белых снежных волосах. Брыкалась, отталкивала, но мое терпение закончилось. Я очень хотел ее поцеловать, так что пока она говорила что-то о моем уходе, я отвечал что-то про спальню. Совсем мозги набекрень. Даже смешно.
Забыл, о чем думал когда, наконец-то, прикоснулся к ее губам. Не показалось. Она пахнет как лунный цветок, что растет только в наших краях. Ее рот сладкий, как будто я впился зубами в спелую грушу и жадно пил. Нет, не могу. Пора приучать ее к себе пока горяча, хоть и отвечает мне едва ли, но я чувствую, как сжала пальцы, уверен, не от страха.
Потащил ее в постель, опять. Осознал, только когда она задрожала и, подавив в себе приступ злости к самому себе, я успокоил ее, обдумав другой вариант развитий. Что ж, боишься меня ведущим, тогда я притворюсь ведомым. Мне натерпелось попробовать ее там, но я оттянул себя от этих мыслей и предложил поговорить. Мне все еще не терпелось вручить ей подарок, который я сам выбирал, среди множества других, только для нее. Но она даже не взглянула. Сразу отказала, как только заметила его в моей руке. Стерва! Заявила, что я ничего не понимаю в женщинах!
Этого я уже простить не мог!
Повалил ее на постель, смотрел как хаотично, но дерзко она выпускает в меня молнии своими черными подарками моря. Нужно приручать ее, или эта тигрица в шкуре кошки может лишить меня сна, совершенно об этом не беспокоясь. Вспомнил, что под подушкой остался шарф Виктории, после ее прошлого провального представления и довольно улыбнулся. Я не сделаю ей больно, она поймет, что я не чудовище. Я ей докажу, пока буду вбиваться в ее плоть, под страстные стоны.
Дааа…. Одна эта мысль приводила в восторг моего внутреннего зверя, пробуждая дикое бушующее желание повалить ее прямо сейчас.
Трепыхается, кричит, проклинает меня, и стоило только начать ласкать ее, испуганно замерла. Я ласкал ее как в последний раз, отдал ей всего себя, поглядывая в ее раскрасневшееся лицо. О, какая она была отзывчивая. Как сладко стонала, как ее кожа покрывалась мурашками. Словно пьяная она завороженно следила за мной, опасаясь, но я не дал ей не единого повода предостерегаться от моих ласк. Когда она кончила, я едва не спустил все себе в штаны, вовремя сумев взять над собой верх и подумать о Виктории, которая тут же отбила все желание.
Опять поругались. Потом помирились. Согласилась принимать от меня подарки, но глазами все равно пылала как морская дьяволица. С ней как с горки, то вниз, то вверх. Но я не мог не заметить того факта, что жить стало интереснее с ее появление. Куча разных эмоций, чувств, и все из-за одной Аорелии. Дни текли не заметно, я приносил ей подарки, она их принимала, без особого блеска в глазах, но хотя бы брала, и я уходил. Слишком сладко она пахла, я каждую чертову минуту вспоминал, какая она на вкус, как умопомрачительно ее удовольствие, как была горяча ее кожа во время той короткой односторонней близости.